книги2 / 281

Amariglo D.F. (2020). Mental models in design teams // Journal of Law and Economics. Vol. 31(1). Pp. 1–18.

Amariglo D.F, Resnick A, Wolff P. (1990). Models in design teams: a valid approach to performance in design collaboration? // CoDesign. Vol. 3(1). Pp. 50–20.

Aoki M., Jackson G., Miyajima H. (2017). Corporate governance in Japan: Institutional change and organizational diversity // The Quarterly Journal of Economics. Vol. 117(2). Pp. 379–408.

Baumol W J., Litan R.E., Schramm C.J. (2017). Good capitalism, bad capitalism, and the economics of growth and prosperity. Yale: Yale University Press.

Bergheim S. (1999). The happy variety of capitalism: characterised by an array of commonalities. Deutsche Bank Research. April 25.

Blaug M. (2011). Мethodology of economic science. Oxford: Oxford University Press.

Bohle D., Greskovits B. (2016). Capitalist Diversity on Europe’s Periphery. Ithaca, New York: Cornell University Press.

Bohle D., Greskovits B. (2017). Capitalist diversity in Eastern Europe // Economic sociology_the european electronic newsletter, Max Planck Institute for the Study of Societies (MPIfG). Vol. 8(2). Pp. 3–9.

Bolle G. (2014). Structured pluralism. Coordination theory: A tenyear retrospective // Journal of Economic Methodology. May. Pp. 275–290.

Boyer R., Uemura H., Isogai A. (2018). Diversity and Transformations of Asian Capitalisms. Abingdon: Routledge.

Brown N. (2012). Economic Methodology and Economic Analysis: its critiques and their lessons // Journal of Economic Methodology. May. Pp. 131–132.

Buchen C. (2016). Estonia and Slovenia as Antipodes. In: Lane D., Myant M. (eds.). Varieties of Capitalism in Post-Communist Countries. Houndmills, Basingstoke: Palgrave Macmillan. Pp. 65–89.

Carney R.W. (2016). Varieties of hierarchical capitalism: family and state market economies in East Asia // The Pacific Review. Vol. 29(2). Pp. 137–163.

Cernat L. (2002). Institutions and Economic Growth: Which Model of Capitalism for Central and Eastern Europe? // Journal for Institutional Innovation, Development, and Transition. Vol. 6. No 1. Pp. 18–34.

181

И.А. Благих · Методологические подходы к политико-экономическому синтезу и институциональным реформам в различных… 182

Cernat L. (2004). The Emerging European Corporate Governance Model: Anglo-Saxon, Continental, or Still the Century of Diversity? // Journal of European Public Policy. Vol. 11(1). Pp. 147–148.

Dow Sh.C. (2010). Structured pluralism / Sheila C. Dow // Journal of Economic Methodology. May. Pp. 275–290.

Galtung J. (1977). Essays in Metodology. Vol. I. Metodology and Ideology. Copengagen: Academy of Management. Рp. 41–71.

Helke G. (2013). Work features to support stigmergic coordination in distributed teams. In: Academy of Management Proceedings. Vol. 2017. No. 1. Briarcliff Manor, NY 10510: Academy of Management.

Holl D. (2012). The Economic Methodology and the Market State // Journal of Law and Economics. Vol. 31(1). Pp. 1–18.

Hutchison D. (1992). Investment Valuation: Tools and Techniques for Determining the Value of any Asset. 3rd Edition. https://sanet. st/blogs/ebooksa/investment_valuation_tools_and_techniques_ for_determining_the_value_of_any_asset_rd_edition_ pdf.2357716.html (дата обращения: 28.08.2022).

King G. (2004). A defense of reasonable pluralism in economics/Louis Larue // Journal of Economic Methodology. Aug. Pp. 294–308.

Klamer G., Dilemma L. (2018). The Tarner lectures of Marital Instability Cambridge. The University Press. Gilbert Ryle-Dilemmas-The Tarner Lectures. https://docs.yandex.ru/docs/view?tm (дата обращения: 20.08.2023).

McCloskey C. (1990). Pluralism in economics: A ten-year retrospective. https://sanet.st/blogs/ebooksa/investment_valuation_tools_ and_techniques_for_determining_the_value_of_any_asset_rd_ edition_pdf.2357716.html (дата обращения: 28.02.2023).

McCloskey C. (2013). Coordination theory: A ten-year retrospective. In: Human-computer interaction and management information systems: Foundations. Pp. 134–152. https://docs.yandex.ru/docs/ view?tm=1677572536&tld= ru&lang=en&.context=istpub (дата обращения: 20.03.2022).

А.А. Мальцев

МГУ имени М.В. Ломоносова, г. Москва

МЕСТО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ В СИСТЕМЕ

СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАРИСОВКИ1

Введение

Как считается, начало XXI столетия стало эпохой возрождения экономической истории (ЭИ). Если в 1980–1990-е гг. эта дисциплина, по мнению авторитетных экспертов, переживала «мрачные времена» (Cioni et al., 2021. P. 3), то теперь

вработах экономистов первой величины можно легко отыскать заявления о необходимости уважительного отношения к ЭИ (Аджемоглу, Робинсон, 2021. C. 413). Популярность бестселлеров, вышедших из-под пера корифеев мейнстрима2,

вкоторых социально-экономические проблемы анализируются на фоне широкой исторической панорамы, на первый взгляд, не оставляет оснований усомниться в справедливости идеи о происходящей на наших глазах «интеграции экономической истории в экономику» (Margo, 2017). Результаты современных библиометрических исследований, указывающих на увеличение числа работ по экономико-историче- ской проблематике в престижных экономических журналах3,

1.Данная работа представляет собой сокращенный вариант статьи (Мальцев, 2022).

2.См., например: (Аджемоглу, Робинсон, 2015; Пикетти, 2016).

3.См., например: (Abramitzky, 2015).

183

184

А.А. Мальцев • Место экономической истории в системе современных общественных наук: социологические зарисовки

казалось бы, также свидетельствуют об оправданности выводов, что для ЭИ наступили хорошие времена.

Но чем же вызваны подобные изменения отношения к ЭИ, еще недавно казавшейся периферийной дисциплиной, интересной лишь небольшому числу чудачествующих оригиналов? Хотят ли вообще экономические историки возвращаться в экономику? Если да, то на каких условиях? Или, возможно, им комфортнее находиться среди историков и представителей других социальных наук?

На эти и многие другие вопросы пытаются ответить авторы многочисленных работ. Несмотря на то, что в наши дни создан достаточно обширный корпус исследований, рассматривающих специфику развития ЭИ на современном этапе, нельзя не заметить, что большинство из них в методологическом отношении делятся на две основные категории. Первую из них образуют исследования, авторы которых изучают проблемы функционирования ЭИ сквозь призму анализа библиометрических данных4. Вторая состоит из работ, основой которых служат экспертные мнения авторитетных специалистов о состоянии дел в ЭИ5.

Нет никаких сомнений, что обе группы работ представляют большой интерес и позволяют высветить целый спектр проблем функционирования ЭИ. Тем не менее нельзя не заметить, что в настоящее время наблюдается некоторая нехватка исследований, раскрывающих специфику развития экономической истории и базирующихся на основе социологических опросов членов международного сообщества экономических историков (МСЭИ).

По большому счету, труды, посвященные изучению актуальных проблем ЭИ, выполненные на базе опросов членов МСЭИ, представлены, насколько нам известно, только двумя исследованиями: появившейся без малого три десятилетия назад работой Роберта Уэйплса (Whaples, 1995), рассматри-

4.См., например: (Abramitzky, 2015; Cioni et al., 2020, 2021).

5.См., например: (Diebolt, Haupert, 2021; Lamoreaux, 2015; Margo, 2017; Temin, 2014).

вающей некоторые особенности отношения американских специалистов по ЭИ к ряду активно дискутируемых проблем из истории США, а также опубликованным десять лет назад исследованием Йорга Батена и Юлии Мушаллик, нацеленного, главным образом, на определение государств-лидеров

всфере изучения ЭИ и выявление числа экономических историков в разных странах мира (Baten, Muschallik, 2012). В свою очередь, исследования специфики состояния российского сообщества экономических историков (РСЭИ) ведутся не очень интенсивно. Имеющиеся работы на эту тему нередко носят обзорно-реферативный характер и, как правило, не затрагивают вопросов отношения членов РСЭИ к современным проблемам теоретико-методологического плана.

Всовокупности эти обстоятельства ставят на повестку дня задачу изучения отношения зарубежных и российских специалистов в области экономической истории к целому спектру историографических вопросов. Не менее актуальной видится задача систематизации представлений экономических историков о месте их дисциплины в системе общественных наук, а также видения направлений дальнейшего развития ЭИ. В настоящей статье будут представлены основные результаты проведенного автором в 2019–2020 гг. исследования восприятия 147 зарубежными и 42 российскими специалистами по ЭИ новейших тенденций в развитии экономической истории, а также их видения места экономической истории

всистеме общественных наук. Сначала мы выделим ключевые особенности восприятия изменений в ЭИ представителями международного сообщества экономических историков, а затем – специфику отношения к этим переменам членов российского сообщества экономических историков (РСЭИ)6.

6.Всего автору удалось получить 147 анкет от экономических историков, работающих в более чем 20 странах мира. Наибольшую активность при этом проявили респонденты из США, Италии, Великобритании, Швеции, Испании и Франции, от которых поступило 29, 22, 16, 15, 14 и 11 анкет соответственно. От российских специалистов по ЭИ, работающих в ведущих столичных и региональных центрах изучения экономической истории, получено 42 анкеты. Более подробно о характеристике полученной выборки см.: (Мальцев, 2022).

185

186

А.А. Мальцев • Место экономической истории в системе современных общественных наук: социологические зарисовки

Изменения в ЭИ: взгляд представителей МСЭИ

Во-первых, нам частично удалось подтвердить тезис, что в США «экономические историки проходят подготовку на экономических факультетах под началом экономистов» (Whaples, 2010. P. 17), тогда как в других регионах «экономическая история находится под контролем историков» (Manning, 2003. P. 153). Тем не менее, найти достаточное количество свидетельств в пользу другого, нередко встречающегося в литературе заявления о «минимальной или вообще отсутствующей подготовке в области экономики» специалистов по ЭИ, работающих за пределами Северной Америки, не удалось (ibid.).

Во-вторых, наше исследование показало призрачность надежд на антиклиометрический мятеж. Однозначно негативно последствия клиометрической революции оценивают лишь 4,8% зарубежных участников нашего исследования. В этой связи едва ли вызовет удивление высокая оценка членами МСЭИ потенциала использования естественных экспериментов в ЭИ, выполняющих двоякую функцию «лаборатории для экономистов, где они могут тестировать различные теории» и площадки для «использования экономическими историками ультрасовременных методов идентификации, обычно пропагандируемых современными прикладными микроэкономистами»7. Так, свыше 50% респондентов видят в естественных экспериментах важный прием, дающий возможность иначе взглянуть на анализируемые явления и процессы.

В-третьих, проведенное исследование указывает на укрепление теоретико-методологического единства МСЭИ. Об этом, в частности, говорит и список наиболее авторитетных, с точки зрения респондентов, экономических историков прошлого и настоящего. Наше исследование показало, что в большинстве стран самыми популярными современными специалистами по ЭИ являются такие корифеи клио-

7.Natural Experiments in History. https://www.tse-fr.eu/sites/default/files/TSE/ecole/doc/ syllabi/ 2020-2021/deeqa_s2_natural_experiments_in_history_gay_saleh.pdf

метрики, как Р. Аллен, Дж. Мокир и Б. Эйхенгрин. Скажем, даже в Италии и Швеции, славящихся своими давними эко- номико-историческими традициями, в списке ведущих экономических историков современности фигурируют именно эти американские ученые. Собранная и систематизированная нами информация не подтверждает и стереотип о неприятии специалистами по ЭИ активизации интереса экономистов к исторической проблематике, якобы «виновных»

внеуважительном отношении к сбору исторических данных, делегируемого «неопытным научным ассистентам», а также навязывании экономическим историкам чужеродной в духе «Аджемоглу и Робинсона, Пикетти или Милановича исследовательской повестки» (de la Escosura, 2019. Pр. 26–27). При ответе на вопрос анкеты «Как Вы воспринимаете рост интереса некоторых крупных экономистов (например, Аджемоглу, Рейнхарта, Рогоффа, Пикетти) к экономической истории?» 70% респондентов выбрали ответ «положительно, поскольку это способствует росту признания ЭИ».

В-четвертых, выяснилось, что несмотря на активное использование количественных методов, современные экономические историки не спешат воспринимать коллег, опирающихся в своих исследованиях на качественную методологию, обскурантистами. Это, например, находит отражение в отношении членов МСЭИ к новой истории капитализма, которую 63,3% зарубежных респондентов так или иначе видят частью ЭИ. Несмотря на бытующее мнение о теоретико-методо- логической легковесности истории предпринимательства, свыше четверти (25,9%) респондентов считают, что сохранение определенных различий между историей бизнеса и ЭИ не являются помехой для налаживания продуктивного диалога между представителями этих дисциплин. Данные цифры вполне согласуются с позицией Дж. Джонса и соавторов, пишущих о возможности «реинтеграции истории бизнеса

вобновленную экономическую историю, … которая недавно стала гораздо более открытой в сравнении с безотрадной эпохой 1970–1990-х гг.» (Jones et al., 2012. P. 232).

187

188

А.А. Мальцев • Место экономической истории в системе современных общественных наук: социологические зарисовки

В-пятых, о том, что ЭИ в наши дни становится все более привлекательной для представителей других предметных областей, также говорят и результаты восприятия представителями МСЭИ принадлежности ее к различным научным дисциплинам. Так, ⅓ участников опроса считают, что ЭИ превращается в междисциплинарную площадку, на которой смыкаются интересы представителей целого ряда дисциплин. Еще 16,3% зарубежных респондентов убеждены в том, что ЭИ уже сейчас является самостоятельной отраслью знания. В этой связи трудно не согласиться c Дж. Мокиром, сравнивающим современную экономическую историю с «малой открытой экономикой» – своеобразным перекрестком, на котором сходятся пути «экономистов, политологов, социологов, антропологов, демографов и историков» (Mokyr, 2003. P. XXI).

В-шестых, говорить о полной гомогенизации МСЭИ пока не приходится. Как показало наше исследование, линии разлома в рамках МСЭИ зачастую пролегают не столько на меж-, сколько на внутристрановом уровне. Так, если, по мнению американских респондентов, фрагментированность местного сообщества экономических историков является лишь седьмой (из девяти) по значимости проблемой (средний ранг 4,1 из 10 максимальных) на пути дальнейшего развития ЭИ, то участники опроса из Швеции усматривают в отсутствии диалога между шведскими специалистами по экономической истории главный вызов (6,7) будущему этой дисциплины в своей стране. В Италии и Франции в иерархии главных факторов, сдерживающих занятие экономико-исто- рическими исследованиями, фрагментированность локальных сообществ экономических историков занимает второе (6,7) и третье (6,8) место соответственно.

В-седьмых, различия в восприятии респондентами проблем ЭИ во многом зависят от степени распространения клиометрики в той или иной стране. Если в англосаксонском мире клиометристы, как мы уже отмечали выше, одержали практически полную победу над сторонниками других под-

ходов к изучению ЭИ, то в странах континентальной Европы приверженцам новой экономической истории достичь окончательного триумфа пока не удалось. Неудивительно, что, например, специалисты по ЭИ из ФРГ считают вторым по значимости (6,3) вызовом для экономической истории скепсис некоторых своих коллег в отношении современных аналитических наработок. Для сравнения, в США в общей иерархии проблем экономико-исторического сообщества исследовательский консерватизм занимает последнее – девятое – место (3,4).

Об оправданности нашей гипотезы говорят и комментарии самих участников исследования. Скажем, один из итальянских экономических историков объяснил неудовлетворительное (по его мнению) текущее состояние ЭИ в Италии тем, что «сообщество находится в середине сложного пути: уходящее поколение историков состоит в основном из историков, а новое поколение прошло подготовку на факультетах экономики». Замечания других респондентов также подводят к мысли, будто для МСЭИ характерен если не конфликт поколений, то некоторое недопонимание между «отцами» (исследователями, пришедшими в ЭИ из истории) и «детьми» (экономическими историками, получившими образование на экономических факультетах). «В сообществе [специалистов по ЭИ из Греции], – пишет один из греческих респондентов, – существует большой разрыв между теми, кто пришел в ЭИ из истории, и теми немногими, кто только что пришел из экономики». «[Старые] историки отвергают все экономическое», – сетует участник опроса из США.

Изменения в ЭИ: взгляд представителей РСЭИ

Проведенный нами опрос членов РСЭИ позволил получить следующие выводы.

Во-первых, российское сообщество экономических историков отличает наличие двух выраженных субгрупп – специалистов с экономическим образованием и историков, занимающихся ЭИ. Примечательно, что в РФ доля ученых,

189

190

А.А. Мальцев • Место экономической истории в системе современных общественных наук: социологические зарисовки

пришедших в ЭИ из истории, самая большая из всех проанализированных нами национальных сообществ – 47,6%. Для сравнения, в среднем по МСЭИ этот показатель не превышает 24%. В принципе, такая структура образовательного бэкграунда членов РСЭИ может трактоваться в духе Ф. Дин, считавшей ЭИ двуликим Янусом, одно из лиц которого обращено в сторону истории, другое – в сторону экономики (Deane, 1977. P. 414). Однако другие полученные нами данные указывают на большую оправданность позиции Ю.П. Бокарева, писавшего о том, что «исследования в области экономической истории [в РФ] не признаются частью экономической науки, а относятся к историческим дисциплинам» (цит. по: (Майдачевский, 2013. С. 42)). В самом деле, в РСЭИ рекордно низкое число специалистов считают ЭИ частью экономической науки. С экономикой ЭИ атрибутирует чуть более 1/10 российских экономических историков, тогда как в МСЭИ – свыше ⅓.

Во-вторых, бросающейся в глаза особенностью РСЭИ остается неактивное использование количественных методов, к которым регулярно прибегают лишь 11,9% респондентов, тогда как в Испании и Великобритании их постоянно используют 64,3 и 62,5% опрошенных специалистов соответственно. Но еще интереснее ситуация начинает выглядеть при изучении образовательного бэкграунда российских экономических историков, хотя бы изредка прибегающих к методам из арсенала царицы наук. Из тех респондентов, кто заявил об использовании количественных методов в своих исследованиях, 48,3% оказались по базовому образованию историками, а экономистами – 45,2%.

В-третьих, клиометрическую революцию в положительном свете рассматривает 65% «историков» и лишь 40% «экономистов». Данное соотношение становится зеркальным при анализе отношения респондентов к марксистской историографии, которую так или иначе одобряет 50% участников опроса с экономическим образованием и 65% с историческим. Еще больший скепсис «экономисты» выказывают