wtdnRoOHkg

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Ученые записки МГГУ

ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ

Выпуск 15

МУРМАНСК

2015

УДК 930.9(082) ББК 63.3я43

М91

Печатается по решению Совета по научно-исследовательской работе и редакционно-издательской деятельности Мурманского государственного гуманитарного университета

Рекомендовано к печати кафедрой истории и права МГГУ (протокол № 8

от 11.09.2015 г.)

Научный редактор: С. А. Никонов, канд. ист. наук, доцент МГГУ

Рецензенты: А. И. Виноградов, д-р филос. наук, профессор кафедры философии и социальных наук МГГУ; Д. А. Герасимов, канд. ист. наук, доцент кафедры документове-

дения и административного права Российского государственного социального университета (филиал в г. Мурманске)

Коллектив авторов

Ученые записки МГГУ. Исторические науки : сборник научных статей / науч. ред. С. А. Никонов. – Мурманск : МГГУ, 2015. – Вып. 15. – 84 с.

В очередной выпуск издания «Ученые записки МГГУ» (серия «Исторические науки») вошли труды ученых кафедры истории и права МГГУ и их коллег из других вузов страны, а также аспирантов.

Сборник предназначен для студентов, аспирантов и преподавателей гуманитарных факультетов высших учебных заведений.

Печатается в авторской редакции.

2

РАЗДЕЛ I. ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

SECTION I. GENERAL HISTORY

УДК 94(410) / ББК 63.3(4)

В.Н. Ерохин

Нижневартовский государственный университет, г. Нижневартовск, Россия

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ АНГЛИЙСКОЙ РЕФОРМАЦИИ В ТРУДАХ К. ХИЛЛА

Аннотация. В статье на примере анализа взглядов известного британского историка К. Хилла рассмотрены методологические подходы к изучению Реформации в Англии с точки зрения социальной истории. Автор статьи показал, что в рамках социальной истории Реформация в Англии объясняется, в первую очередь, как результат влияния социально-экономического фактора.

Ключевые слова. Социальная история, Реформация в Англии, социальноэкономический фактор, Кристофер Хилл.

V.N. Erokhin

Nizhnevartovsk State University,

Nizhnevartovsk, Russia

SOCIO-ECONOMIC INTERPRETATION

OF THE ENGLISH REFORMATION IN THE WRITINGS OF K. HILL

Abstract. The article deals with the methodological approaches of social history to the study of Reformation in England taking as an example views on the subject of famous British historian Christopher Hill. The author of the article has shown that approach in the framework of social history explains the Reformation in England first of all as a result of socio-economic factor and its’ influence.

Key words. Social history, Reformation in England, socio-economic factor, Christopher Hill.

Одним из крупнейших историков, опиравшихся на методологические подходы социальной истории в изучении Реформации в Англии в современной британской историографии, с 1950-х гг. был Кристофер Хилл (1912–2003), опубликовавший ряд важных работ, многие из которых ориентированы на XVII в., поскольку главной темой его научных изысканий было изучение Английской революции XVII в. Вместе с тем, работы К. Хилла очень важны также для понимания религиозно-политической истории Англии XVI–XVII вв. и подходов тех британских социальных исто-

3

риков, которые испытали методологическое влияние марксизма [13, 14, 15,

16, 17, 18, 19, 20, 21].

Крупнейшая из работ К. Хилла, в которой рассматривались вопросы истории Реформации в целом с экономической точки зрения, – «Экономические проблемы церкви. От архиепископа Уитгифта до Долгого парламента» (1956) [17]. К. Хиллу удалось показать, что экономические вопросы были чрезвычайно важны для церкви. Цель его работы – попытаться проследить, какую роль сыграла религия в подготовке Английской революции середины XVII в., а также рассмотреть связь между развитием капитализма и пуританизмом.

Догадки общего характера о влиянии социально-экономических и политических факторов на происхождение Реформации, отмечал К. Хилл, высказывались в XVI в. уже современниками, но при попытках более точно сформулировать понимание связи между развитием экономики и религии возникают трудности. Большинство историков признают существование связи между пуританизмом и капитализмом, хотя при этом спорят о том, какова была каузальная природа этой связи [17, p. IX].

Вопрос о связи Реформации и развития капитализма был поставлен в конце XIX – начале XX в. немецким социологом М. Вебером и британским историком Р. Тоуни. Тезис Вебера-Тоуни, как его именуют в британской историографии, выдвигал на первый план любого объяснения социальных изменений в предреволюционной Англии идейное влияние пуританизма. Но при этом в данном тезисе развивалась мысль, что пуританские идеи были не совсем тем, чем они казались – пуританизм, согласно этому подходу, представлял собой лишь рационализацию материальных конфликтов, происходивших в общественной жизни. Как считал К. Хилл, влияние идей в XVI–XVII вв. было велико. Но церковь в это время была чем-то большим, чем религиозным учреждением: она была политическим и экономическим институтом значительной силы и влияния, так что существовало множество не только религиозных причин того, что в 1640 г. были желающие свергнуть церковную иерархию. Церковь была политической, судебной и образовательной организацией, и епископы составляли значительную группу в палате лордов, были гражданскими слугами, администраторами, а при архиепископе Кентерберийском Лоде стали занимать ключевые правительственные должности. Некоторые епископы происходили из социальных низов, так что, находясь в зависимости от королевской власти, они защищали произвольное налогообложение при Карле I. Церковные суды вмешивались в повседневную жизнь очень многих людей, стремясь налагать на них штрафы за моральные проступки [17, p. X–XI].

К. Хилл считал, что выявление генеалогии религиозных сект, «как будто речь идет о личностях – пустая трата времени»: по крайней мере, в истории идей, как ему представлялось, «более важна социальная среда, чем наследственность». В качестве примера для иллюстрации этой мысли

4

К. Хилл отмечал, что индепендентство развивалось одним путём в эмиграции в Нидерландах, другим – в революционной Англии, третьим – когда выступало в качестве правящей силы в Новой Англии, а ещё одним путем – после реставрации Стюартов в Англии. Поэтому для исследования важно рассмотреть влияние той социальной среды, в которой формировались английские пуритане. В то же время К. Хилл считал нужным подчеркнуть, что пуританизм не стал бы исторической силой, если бы был лишь рефлексией по поводу экономических проблем. По его словам, «та сила мужества, которая двигала действиями Принна, Лильберна и Джорджа Фокса в то время, когда они претерпевали мученические наказания, вела их к очень разным целям, ни одну из которых нельзя просто описать экономическими понятиями» [17, p. XII–XIII].

Реформация Генриха VIII, как писал К. Хилл, ослабила церковь в материальном и политическом отношениях. При диссолюции монастырей в распоряжение короны перешли земли, приносившие чистый годовой доход в размере более 136 тыс. фунтов, а также слитки золота и серебра, посуда, ценности стоимостью примерно 1–1,5 млн. фунтов. К. Хилл приводил данные, собранные в работе А.Н. Савина, и доходы монастырей у русского историка, как считал К. Хилл, возможно, даже недооценены [27, p. 100]. Значение этих цифр можно оценить на фоне того, что до 1542 г. королевские доходы от земли не превышали 40 тыс. фунтов в год [6, p. 80–82, 138, 221]. С потерей монастырской собственности церковь потеряла право представлять священника в приход примерно в 40% приходов, и были также потеряны возможности патронажа. Когда в палату лордов входили аббаты, духовные лица имели в верхней палате английского парламента абсолютное большинство, а в результате разрыва с Римом епископы были отрезаны от общения с другими церквями в Европе и стали более зависимы от короны. Уменьшилось уважение к церкви: народ узнал, что церковная собственность, оказывается, не является священной, традиционные церковные институты могут исчезнуть, а мир при этом стоит, как стоял. Протестантское богословие подрывало представление о священнике как о священной персоне и повышало самооценку прихожан. Люди задумались над тем, за что они платят священникам, не умеющим самостоятельно проповедовать или не живущим в приходе. Как считал К. Хилл, Реформация проистекала, в сущности, из политических причин [17, p. 4].

К. Хилл отмечал, что церковь из-за своей постреформационной зависимости от короны была вынуждена смириться с тем, что монархи по низкой арендной ставке сдавали землю в аренду придворным, таким способом оплачивая их службу монархии. Подобным образом поступали и сами епископы и соборные капитулы, искавшие поддержки у землевладельцев своих епархий. Епископы стали взимать большие вступительные файны, которые обогащали их лично, ничего не давали преемникам епископов в данной епархии, особенно, если договор об аренде был заключён с выго-

5

дой для арендатора – епископы фактически «продавали будущее» [36, p. 281; 23, p. 33–34]. В целом можно утверждать, что церковные земли сдавались в аренду по заниженной цене [17, p. 5].

К. Хилл разбирал свидетельства современников о размерах дохода епископов. По их данным, в первые десятилетия XVII в. 26 епископов получали совокупный годовой доход примерно в 23–26 тыс. фунтов в год, а в результате продажи земель епископов в ходе Английской революции после 1646 г. было выручено, по крайней мере, 676 387 фунтов. Доходы с земель соборных капитулов оценивались в 4 500 фунтов в год, а продали эти земли после 1649 г. примерно за 455 621 фунт. К тому же эти земли предлагались к продаже по более высокой цене, но на переполненном предложениями земельном рынке были проданы по более низкой. Необходимы дальнейшие исследования этих проблем, а пока остаётся только предполагать, в какой степени собственникам удавалось добирать заниженную арендную плату за церковные земли за счет файнов [17, p. 8].

При экономических трудностях епископы продавали лес. Корона и церковь, считал К. Хилл, стали превращаться в своего рода рантье. Их землями управляли и получали доходы арендаторы, и никто теперь на церковных землях не помогал бедным, не оказывал гостеприимства, не ремонтировал дороги и мосты. Действующим лицом в сельской местности становился тот, кто непосредственно организовывал процесс производства – йомен, арендатор, фабрикант-суконщик. Революционные события XVII в., утверждал К. Хилл, привели к политическому и институциональному оформлению того, что уже стало экономическим и социальным фактом – господству этих новых общественных групп [17, p. 9–11].

К. Хилл считал, что ограбление церкви в Англии в результате Реформации привело к тому, что в стране не происходил заметный рост налогообложения. Но недостаточность денежного содержания священников часто отвращала способных людей от церковной службы, что стало серьёзной проблемой. Во второй половине XVII в. финансовые проблемы церкви были решены увеличением налогообложения, назначением более высокого жалованья священникам, но к этому времени изменилась расстановка политических сил не в пользу монархии, и оппозиционные прежде силы достигли своего, церковная собственность была перераспределена за счёт церковной иерархии [17, p. 12].

Падение роли и авторитета церкви ощущали современники, писавшие о грабеже церкви и о том, что у неё еще есть средства, завладеть которыми и пытаются ненасытные светские лица. Средствами грабежа были долговременные аренды, обмен землей, прямой захват церковного имущества, занятие административных должностей в церкви. От грабежа церкви наибольшие выгоды имели пэры и джентльмены. По акту 1559 г. епископам запрещалось сдавать епархиальные земли в аренду более, чем на «три жизни», или 21 год, или за меньший, чем обычно, размер ренты, но это не

6

касалось арендных договоров с короной [17, p. 14–23]. Английский церковный историк конца XVII – начала XVIII в. Джон Страйп называл этот акт «актом о грабеже церкви» [30, p. 142–143; 31, p. 443]. При Елизавете подолгу держали епархии вакантными: Оксфорд в течение 24 лет, Эли – 19, Бристоль – 14 (Бристольскую епархию также держали вакантной по совместительству (in commendam) с Глостерской епархией в течение 27 лет), поскольку доходы с епархии, пока не был назначен епископ, шли короне. С Элийской епархии 1 000 фунтов в год получал граф Оксфорд. Эмигрировавшего в Англию после 1581 г., когда Португалия перешла под власть Испании, представителя королевской династии Португалии католика дона Антонио, на которого в Лондоне имели политические виды как на возможного английского ставленника на португальский престол, в шутку прозвали епископом Элийским, поскольку он регулярно получал большую часть доходов епархии. Епархию Эли долго держали вакантной потому, что никто не мог заплатить за то, чтобы быть туда назначенным. В итоге же согласившийся на такие условия Мартин Хелтон был принужден раздать столько епархиальной земли в аренду, что его подпись Мартин Элийский (M. E.) шутники расшифровывали как Martyr of Ely (элийский мученик). Большинство вновь назначенных епископов были готовы пожертвовать частью своих доходов ради того, чтобы добраться до пользования имуществом епархии, и, как считал К. Хилл, такие «экономически ориентированные епископы» также возводили в сан корыстолюбивых священников

[17, p. 17].

Нелюбовь Елизаветы к женатым епископам К. Хилл тоже объяснял экономическими причинами в связи с тем, что имевшие семьи епископы старались содержать их на церковные средства. Но не все епископы, как отмечает К. Хилл, были лишь жертвами давления, и некоторые активно пользовались своим положением. Например, епископ Хьюз из епархии Сент-Асаф (1573–1600) держал по совместительству архидиаконство, 16 бенефициев, сдавал в аренду на долгие сроки епархиальные маноры своей жене, детям, сестрам, двоюродным братьям. Он платил скудное жалованье своим викариям, продавал права представления священника в приход, занимался вымогательством в отношении своего духовенства во время епархиальных визитаций, не уделял внимание гостеприимству и благотворительности, при этом скопив значительное состояние. Епископы брали большие файны при сдаче земли в аренду, поскольку с файнов не взимались «первые плоды» и субсидии, которыми облагалось духовенство

[17, p. 18–21].

Современники считали, что духовенство в период Реформации было принижено намеренно, чтобы духовные лица оказались в полной зависимости от короны. Дореформационные епископы по социальному статусу фактически относились к знати. Среди епископов при Елизавете были сыновья торговцев, ткачей, портных, йоменов, мелких джентльменов. Епи-

7

скопы до Реформации обычно были канониками, специалистами по гражданскому праву, выдвинувшимися благодаря своим способностям, или выходцами из знати. Такие лица, с точки зрения королевской власти, чувствовали себя в церкви слишком независимо [17, p. 27]. К концу правления Елизаветы стало приходить понимание того, что, если прежними темпами будет продолжаться грабёж церкви, скоро в епархиях не останется средств, чтобы поддерживать их существование. Так что при Якове I в 1604 г. был принят акт, запрещавший архиепископам и епископам отчуждать земли епархий даже в пользу короны. Как писал К. Хилл, «бережливая Елизавета была главным грабителем церкви, а расточительный и экстравагантный Яков I стал защитником церковных доходов» [17, p. 31–33].

К. Хилл развивал идею о том, что причиной пуританских нападок на церковь были экономические соображения: «пуритане выражали интересы жаждавших земли больших и малых деловых людей». В этом активно пытались уличить пуритан ещё представители лодианской группировки в церкви Англии: принадлежавший к ней церковный историк XVII в. П. Хейлин усматривал в клерикальном пресвитерианстве амбиции отдельных духовных лиц, а в светском пресвитерианстве главным считал желание грабежа. Но К. Хилл при этом отмечал, что любое простое уравнивание «пуританизма» и «буржуазии» применительно к XVI в. – это упрощение [17, p. 43].

Экономические аспекты в понимании служения священника, отмечал К. Хилл, были не чужды самим духовным лицам, особенно пуританам. По понятиям обычного права, бенефиций был собственностью, на которую священник, возведённый в держание с соблюдением всех правовых норм, имел право как на собственность на основе общего права. В первую очередь обладание бенефицием было связано с получением десятины, а не с выполнением духовных обязанностей – это были признаки фригольда. Против такого понимания служения священника выступали сепаратисты [37, p. 119]. Юристы общего права и парламентская оппозиция исходили из того, что служение священника в приходе следует рассматривать как фригольд, чтобы предотвратить лишение священников приходов за нонконформизм [17, p. 51–53]. В то же время бенефиций отличался от других форм фригольда тем, что не мог быть продан священником и оставался за ним лишь в течение жизни. Иногда правом допуска священника в приход владел сам приход [17, p. 58]. В результате Реформации право допуска священника примерно в одну треть приходов перешло в руки светских лиц. Светское влияние на процесс назначения духовных лиц, как считал К. Хилл, всегда было значительным, а Реформация прояснила и узаконила этот процесс [17, p. 53].

В XVI в. обострились проблемы с взиманием десятины в связи с тем, что расширилась торговля, появилось много новых видов доходов. Переход от зернового хозяйства к пастбищному или интенсивному земледелию с выращиванием технических культур означал также замену большой де-

8

сятины на малую десятину, которую было труднее собирать. Поэтому за счет малых десятин викарий, если он сохранял их за собой, мог получать большие доходы, чем ректор. Большая десятина, которая шла ректору прихода, обычно состояла из зерна, сена, древесины. Малая десятина в приходах, где служил викарий, шла со всех других земледельческих продуктов, а также из того, что называли смешанными и личными десятинами – это то, что зарабатывал прихожанин своим личным трудом. Викарию было легче собирать свою часть десятины: он жил на месте и был знаком с прихожанами, но во второй половине XVI в. эти отношения осложнялись. Десятину следовало уплачивать с каждого шестого или седьмого животного или птицы, а священник при этом должен был давать пенс или полпенса сдачи в том случае, если в крестьянском хозяйстве было меньше 10 животных или птиц. С добытых в природе зверей десятина не платилась, но с выловленной рыбы десятину стремились взыскивать, так как рыболовный промысел в XVI в. активно развивался. Из-за взимания десятины за рыболовный промысел рыбаки стали сдавать рыбу в Голландии или Франции. Самые большие состояния в Англии в XVI в. накапливались вне каких-либо приходов – в занятиях пиратством, грабежом, морской торговлей, но также и путем огораживаний [17, p. 78–87].

Лица, занимавшиеся новыми видами экономической деятельности, стремились избежать обложения десятиной, а юристы общего права активно помогали им в этом. В 1549 г. было запрещено использовать клятву для принуждения светских лиц к отчёту о своих доходах при уплате десятины, и, по словам К. Хилла, «для церкви это было катастрофой» [17, p. 88–93]. По его мнению, совокупный реальный доход всех духовных лиц Англии в течение столетия после Реформации как минимум не увеличился, в то время как национальный доход заметно возрос. Духовные лица не получали и 10% от национального дохода, особенно в больших городах и районах товарного сельского хозяйства. К. Хилл делал на основе этого вывод, что землевладельцы контролировали и эксплуатировали церковь, а борьба против десятины отражала экономические интересы мелких производителей в городе и деревне. Когда десятины оказались во многих случаях в распоряжении светских лиц, стало ясно, что десятина, в сущности, является разновидностью ренты и не имеет какого-то священного характера [17, p. 108, 115–121, 134–138]. Церковь оценивала свои потери от взимания десятины светскими лицами в 100–126 тыс. фунтов. В наибольшей степени контроль светских лиц над церковью распространился на юго-востоке Англии – наиболее развитом в экономическом отношении районе страны

[17, p. 144–150].

Взимание десятины, как считал К. Хилл, угнетающе действовало на развитие сельского хозяйства. Бывало, что крестьяне намеренно не доводили число принадлежавших им голов скота до цифры более шести, так как далее начиналось взимание десятины со скота. Но, отмечал британский

9

историк, протестантская церковь, в том числе в Англии, по сути дела, не могла существовать без десятины. По его мнению, споры о взимании десятины в Лондоне тоже внесли вклад в происхождение гражданской войны, поскольку духовенство стали ненавидеть, над духовными лицами пытались насмехаться на улицах [17, p. 156, 162, 288].

Пребывание человека в воцерковлённом состоянии, отмечал К. Хилл, стоило денег. Плата за совершение обрядов в церкви стала обязательной по статуту короля Эдуарда VI, изданному в 1549 г., когда власти в Англии активизировали Реформацию. Крещение детей и воцерковление женщин после родов стоило от 4 до 11,5 пенсов, а в случае, если ребёнок умер, платили 1–2 пенса. Вносилась также плата за благословение священником беременности. За венчание платили от 1 до 4 шиллингов с оглашением в церкви имен вступающих в брак, и от 3 до 6 шиллингов, если нужно было вступить в брак во время года, не рекомендованное церковным календарем. Похороны обычно стоили от 2 пенсов до 1 шиллинга 4 пенсов при захоронении в церковном дворе, от 2 шиллингов до 2 шиллингов 8 пенсов в гробу. С тех, кто умирал не в своем приходе, брали значительно больше. Захоронение в церковном здании стоило 6 шиллингов 8 пенсов и выше. Бывали случаи уплаты ренты за поддержание могилы от 1 до 4 фунтов в год. Звон колоколов во время венчания дополнительно стоил от 1 шиллинга в зависимости от значительности исполняемого звона. Расценки на церковные услуги подробно исследованы в работах ряда историков [26; 33, p. 43; 35, p. 78–82].

Священники пытались также брать взносы на помин души – мортуарии, и такие обычаи сохранились в некоторых местностях до конца XVII в. Прихожане также несли расходы на содержание приходского клерка. В Лондоне в первые десятилетия XVII в. приходские клерки могли собирать в год 200 фунтов и более, и к тому же имели право взыскивать не уплаченные им деньги через церковные суды, против чего выступала палата общин. Со времени Реформации в источник дохода превратилась плата за место для сидения в церкви, которое стало одним из признаков социального статуса. Пассивное сопротивление в платежах за церковные службы в наибольшей степени исходило, как отмечал К. Хилл, от представителей тех социальных групп, которые стремились к установлению свободы торговли, и он утверждает, что они стремились также к установлению договорных отношений в религиозной сфере, как они уже стали привыкать поступать в своей экономической деятельности [17, p. 171–175, 185].

Право получения десятины, перешедшее в результате Реформации в ряде приходов к короне, приносило государственной казне в среднем 11 тыс. фунтов в год. Духовенство также платило монарху субсидии. В правление Елизаветы субсидия обычно составляла 6 шиллингов с фунта доходности данного бенефиция после того, как была уплачена десятина, то есть субсидия платилась в объеме 5 шиллингов 5 пенсов с фунта (20 шил-

10