zq6LheLWhQ

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ МУРМАНСКИЙ АРКТИЧЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИГРА И ИГРУШКА

Сборник научных статей

МУРМАНСК

2018

1

УДК [111.1+1:3](082)

ББК 87.523.1я43+71.042.4я43 И27

Печатается по решению Совета по научно-исследовательской работе и редакционно-издательской деятельности Мурманского арктического государственного университета

Рекомендовано к печати кафедрой философии и социальных наук МАГУ (протокол № 8 от 29 июня 2018 года)

Научные редакторы: В. М. Воронов, канд. филос. наук, доцент кафедры философии и социальных наук МАГУ; К. Я. Коткин, канд. филос. наук, доцент кафедры философии и социальных наук МАГУ

Рецензенты: А. И. Виноградов, доктор филос. наук, профессор кафедры философии и социальных наук, директор Социально-гума- нитарного института МАГУ; О. Д. Мачкарина, доктор филос. наук, профессор, профессор МГТУ

Коллектив авторов

И27 Игра и игрушка : сборник научных статей / науч. ред. В. М. Воронов, К. Я. Коткин. – Мурманск : МАГУ, 2018. – 167 с.

Сборник включает доклады, представленные в рамках работы семинара «Игра и игрушка», который состоялся в Мурманском арктическом государственном университете 16–17 ноября 2017 г. и стал третьим междисциплинарным семинаром в рамках работы Лаборатории антропологических исследований МАГУ. Издание будет интересно философам, ученым, преподавателям, аспирантам, студентам и всем интересующимся осмыслением антропологических феноменов.

Печатается в авторской редакции.

2

ПРЕДИСЛОВИЕ

Третий выпуск трудов семинара Лаборатории Антропологических исследований Мурманского арктического государственного университета (ЛАИС МАГУ) посвящён теме «Игра и игрушка». Сборник составлен по итогам очередного научного семинара ЛАИС МАГУ, который прошёл в стенах университета 16–17 ноября 2017 г. Семинар объединил преподавателей и аспирантов разных кафедр МАГУ и других вузов города, исследователей КНЦ РАН, сотрудников Мурманского областного краеведческого музея и Государственного архива Мурманской области, преподавателей вузов России, предпринимателей и журналистов.

С игрой человек сталкивается в детстве, и она проходит через всю его жизнь. Ёе исследуют представители различных наук, она интересна писателю и художнику, ребенку и старику, политику и военному. При этом игра выходит за рамки человеческого мира: играют животные, стихийные силы природы и даже мифологические персонажи. Игра обнаруживается во все времена и в каждой культуре. Современность также невозможно представить без игрового начала. Мощным эвристическим потенциалом обладает и метафора игры. Через её призму можно рассмотреть отношения между людьми и народами, связи с миром вещей и символов, практики власти и бизнеса, а также многое другое.

Игра раскрывается как многосторонний и неоднозначный феномен. На семинаре мы попытались понять её: увидеть границы, выявить сущностные моменты и обратить внимание как на типичные, так и на особенные проявления.

Думается, что написание статьи, редактура сборника, выступление с докладом, участие в дискуссии – это всё формы определённой интеллектуальной игры. Редакторский коллектив надеется, что чтение сборника станет интересной игрой для читателя, в которой он сможет почувствовать себя не проигравшим (потерявшим время), а победившим. Призом в данном случае могут стать новые горизонты понимания, интересные факты и встреча с нестандартными ходами в деле исследования, казалось бы, привычного и продуманного феномена.

3

РАЗДЕЛ I. ИГРА, ИГРОК, ИГРУШКА: ПОПЫТКА ФИЛОСОФСКОГО ВЗЛОМА

УДК 11+13 ББК 87.1+87.5

А.М. Сергеев

ФГБОУ ВО «Мурманский арктический государственный университет» г. Мурманск, Россия

Б.Г. Соколов

ФГБОУ ВО «Санкт-Петербургский государственный университет» г. Санкт-Петербург, Россия

ФИЛОСОФСКИЙ РАЗБОР ФЕНОМЕНА ИГРЫ

Аннотация. В статье авторы рассматривают феномен игры как средство сборки человеческой сингулярности. Сингулярность понимается как то, что в известном смысле противостоит субъекту – т.е. собранной с помощью социальных «машин» индивидуальности. Игровой опыт понимается в качестве опыта совпадения человека с самим собой (попадания в себя) и, одновременно, в качестве опыта столкновения с Ничто. Внимание обращается на такие сущностные элементы игры как непредсказуемость, случайность и риск. Акцентируется мысль о том, что настоящим стремлением игрока является не выигрыш, а проигрыш. В этом смысле игра понимается в качестве «отложенного провала».

Ключевые слова. Игра, сингулярность, Ничто, риск, случайность, азарт, проигрыш, выигрыш.

A.M. Sergeev

Murmansk Arctic State University

Murmansk, Russia

B.G. Sokolov

Saint-Petersburg State University

Saint-Petersburg, Russia

A PHILOSOPHICAL ANALYSIS

OF THE PHENOMENON OF THE GAME

Abstract. In the article the authors consider the phenomenon of the game as a means of assembling the human singularity. Singularity is understood as something that is, in a sense, opposed to the subject, i.e. to the individuality assembled with the help of social “machines”. Game experience is understood as an experience of a person coinciding with himself (getting into himself) and, at the same time, as an experience of colliding with Nothingness. Special emphasis is placed on such essential elements of the game as unpredictability, randomness and risk. The authors maintain that

4

the player’s real desire is not to win, but to lose. In this sense, the game is understood as a ‘deferred failure’.

Key words. Game, singularity, Nothingness, risk, chance, gamble, losing, win-

ning.

1. ИГРА

Об игре написано много. Может быть, даже очень много… Божественная игра индуизма, Нomo ludens, «Игрок» Достоевского и т.д. и т.п. Но и мы рискнем написать о ней… Рискнем сказать об игре то, что не сказали другие, понимая всю амбициозность такого своего проекта. Рискнем не промахнуться и попасть в цель, помня, что тот, кто не рискует, тот не пьет шампанское, пусть это будет только шампанское мысли.

Игра – при всей своей игривости и, вроде бы, как явно рекреационном статусе – есть дело онтическое и крайне важное, которое касается каждого из нас, даже если мы, как нам кажется, серьезно и ответственно шествуем по жизни, проходя мимо казино и мимо интернет-пространства современных игр. И дело, конечно, не в том, что современный социальный мир прекрасно эксплуатирует «феномен игры», делая на нем вполне прибыльный бизнес. Дело – в другом, и мы надеемся, что это будет понятно из дальнейшего рассуждения.

Игра касается каждого из нас уже потому, что в детстве играли все, а значит – игра уже как-то включена в значимые структуры нашего сознания и наши жизненные установки. Здесь надо сразу оговоримся, мы не ведем речь о той сфере, которая также маркируется как игра, ибо играть – это не только играть в футбол или рулетку, но, одновременно, играть спектакль, играть музыкальное Adaggio…

Мы будем говорить об игре, ориентируясь на тот «эйдос» игровой вселенной, каковым является азарт. И здесь важно обратить внимание на то, что игра соответствует своему «эйдосу» там и тогда, где и когда мы сталкиваемся внутри ее со случайностью и риском. Возможно, что «игра», «риск», «свобода», «случайность» являются только разными словами для того, чтобы – нет, не означить и не выразить, но – затянуть нас в то пространство нерешенного, неопределенного и хаотичного, а потому принадлежащего к зоне «архее», каковым является зона онтического Ничто. Будучи втянутыми в игру, напрямую столкнувшись с Ничто и выдержав это, мы можем понять и себя, и мир как Другое. В пространстве игры мы разворачиваемся к тому, что в себе и о себе – вне игры – не знали и узнать не могли. Может быть, даже сталкиваемся с Божественным…

Именно потому игра затягивает и завораживает. Игра онтична и тотально онтична, а потому именно ей свойственно то, что можно описать как размах игры, когда мы, будучи втянутыми в эпицентр игры, не можем из него выйти. Игра способна занять все наше существо целиком и полностью. И в той мере, в какой мы погружаемся в игру и сливаемся с нею, да-

5

же если отдаем себе отчет в том, что это – всего лишь игра, мы стираем – в игре – всю свою определенность и состоятельность. Мы играем, и все предшествующее игре в ней нивелируется и сходит на «нет». В игре мы распахнуты и открыты новому. В игре мы – свободны.

Здесь важно обратить внимание на то, что игра не предусматривает в своем сценарии значимой рефлексивной позиции – позиции обособления и отстранения, что достигается посредством бесконечных отсылок к «третьему» человеку Аристотеля. Напротив, если игра реальна и есть, то есть она здесь и сейчас. Или – ее нет.

В момент игры игра становится для нас единственной реальностью, когда «момент» игры растягивается и непрестанно длится. Континуальность игры оборачивается вечностью, когда жизненное пространство играющего и проживаемое им время фактически забирается в плен независимо от того, кто играет, взрослый или ребенок, практически сводя к жесткому минимуму все то, что в такую игру не вмещается.

Время игры – для играющего – это единственное время, оно же – настоящее, которое компрометирует и обнуляет все то, что было и само прошлое время. Также настоящее не позволяет играющему жить будущими прожектами и перспективами, т.е. не позволяет ему жить будущим временем. Предельная концентрация настоящего времени и собранность играющего в себе не позволяет ему сколько-нибудь всерьез отождествить себя с какой-либо будущей перспективой. И если играющий, будучи в игре, вдруг как-то связывает себя с будущим временем в виде притязания на какое-либо устроение своей будущей жизни за счет игры, то это непременно оборачивается крахом и катастрофой.

Вместе с тем, если под «реальностью» понимать время жизни «до» игры и «после» игры, но не время действия самой игры, то последнее воспринимается как «сладостный» и «сладчайший» провал во времени реальности. В этом случае место и область игры, будучи физически включенными в наш жизненный мир – в виде обозначенного места протекания игры, регламента и правил игры, допустимых игровых действий и прочего, символически выведены из этого мира. И тогда игра разворачивается по ту сторону жизненного мира человека, представляя собой другую реальность, внутри которой «прежний» жизненный мир растворяется и исчезает.

Так или иначе, но в игре человек целиком и полностью захвачен «жизнью игры». Иначе, как мы это уже упомянули, игры попросту нет. Игра серьезнее реальности: к реальности можно стать к ней в рефлексивную позицию, рассматривая ее извне, также возможно отнестись к реальности как к чему-то несерьезному. При всем этом реальность остается этой же реальностью со своими дополнительными и, конечно, конститутивными в своей дополнительности, асанами. Напротив, игра «ревнива» и не терпит «измен». Это, конечно, не означает, что в процессе игры мы оказываемся некими «зомби», действующими без всякой рефлексии и размыш-

6

ления. Дело в том, что все рефлексивные асаны, связанные, например, с контролем оставшегося времени в матче, изменением стратегии ходов и другие, являются конститутивными элементами самой этой игры, а не чисто рефлексивными действиями. Причем, и это надо подчеркнуть особо, особенность игры, связанная со способностью захватывать все наше существо без остатка, может проявить себя в любой игре, какую бы простую или экстравагантную форму она ни принимала, будь то игры детей или любовные игры взрослых, настольные семейные игры или игры пространства улиц, спортивные игры или игра в казино. И в той мере, в какой мы захвачены серьезностью игры, игра становится игрою.

И потому риск игры – а в идеале на кону всегда твоя собственная смерть – оказывается предельным и смертельным риском. По существу, игра ставит нас перед признанием случайности нашего существования, ибо разрывает социально детерминированную и потому «гарантированно» позитивную бытийную плотность нашей жизни. Игра ставит нашу определенность перед Ничто, побуждая и заставляя нас – играющих, столкнуться со своей аннигиляцией.

Ничто не гарантирует, что мы выиграем или проиграем: ничто не гарантирует, ничто ничтожит. Более того, ничтожение оборачивается непредсказуемостью и даже – сладостью смерти, когда играющий не отделяет себя от игры. Игра – дело случая: случайность превалирует в континуальности игры, в сравнении с областью обыденной жизни, где наша «личная страховка» (наше личное стремление «подстелить соломку»), всегда дублируется и усиливается «социальной страховкой», когда человек сам принуждается к тому, чтобы отдать свою свободу в обмен на «гарантированно обеспеченную» старость и выплаты страховки.

В игре такой номер не проходит и пройти не может: здесь мы живем такой случайностью, тогда как игровое пространство является зоной случайности, которая включена в сами «правила» игры. Случайность – это конститутив игры. И эта случайность, ставшая единственно значимым правилом игры, способна захватить всего играющего. Ибо, акцентируем это еще раз, в идеале на кону наша жизнь и наша смерть без каких-либо гарантий. Скорее, единственная гарантия игры связана со «стопудовым» проигрышем. В пределе играющий стремится к Ничто, ведь игра завершается и получает свое целевое совершенство лишь тогда, когда мы проигрываем. Проигрываем сами себя, проигрываем свою жизнь, проигрываем свое прошлое и свое будущее, как и проигрываем то свое настоящее, которое с ними – с прошлым и будущим – связано.

Захваченность человека действием игры, связанная с поглощением – игрою – всего внимания играющего, ведет к непременному обнулению всех его прочих способностей и устремлений. Игра ревнива: она не терпит соперников и требует полнейшей самоотдачи играющего. В момент игры, которой мы отдаемся, всего того, что к игре не имеет прямого и непосред-

7

ственного отношения, для нас просто не существует: горизонт события замыкается «игровой площадкой», т.е. тем омутом, в который нас втягивает происходящее в игре. Но тогда, будучи увлекаемы игрою, мы отказываемся от всех тех статусов, которые связаны с нашим социальным и ролевым поведением, и даже способны напрочь «забыть» многие нормативы своей культуры.

Игра вне социальных инстанций и регламентов, вернее, она – против них. В этом – корень неприятия и нелюбви игры со стороны социальных инстанций, которые, если и вынуждены мириться с игрою, то пытаются «оседлать» игру, сделав ее социально позитивным явлением. Но и здесь игра способна «сыграть злую шутку» с социальными инстанциями, ибо прорывы иного в движения играющего к Ничто, случаются слишком часто, чтобы быть только неким случайным недоразумением. Как следствие, мы можем наблюдать то, что одни тиффози, громящие все и вся, намеренно уничтожают других тиффози и случайно – ни в чем неповинных прохожих. Сопутствующими звеньями этого становятся совсем не джентльменское поведение соперников и постоянные ссоры их друг с другом, доходящие до смертельных схваток внутри и вне ринга. В результате приходится констатировать: приручить игру не удается. Область игры разрывает заботливо выстроенные социальные редуты, заражая буйством случайности

инепредсказуемости не только самих играющих, но и любого, кого игра как-то задевает и в себя вовлекает. Игра вирулента: вирус случайности, непредсказуемости и бешенства Ничто, постоянно прорывается там, где она вторгается в размеренную и выстроенную жизнь социального пространства. Попытки выстраивания неких резерваций для игрового пространства, которые предпринимались ранее и будут еще предприниматься, не могут «вылечить» этот вирус Ничто, прорывающийся в игре через случайность. Случайность и Ничто, привносимые вместе с игрою, могут быть купированы только временно, но не могут быть устранены.

Такая – пусть и временная – социальная и культурная амнезия, обычно оцениваемая «со стороны» крайне негативно, мало затрагивает самого играющего и даже – по мере его включенности в игру – не затрагивает его вовсе. Дело в том, что все существо играющего полностью входит

ирасполагается в самом существе игры, что, собственно, и позволяет ему освобождаться от давления социальных и культурных нормативов. Играющий становится обнаженным в своем существе, когда нет ничего другого, и все его существо оказывается концентрированным и предельно собранным. В этом отношении человек обретает себя, приходя к себе самому внутри игрового пространства. Это – с одной стороны. С другой, игра, захватывая играющего полностью и окончательно, втягивая его в свой водоворот непредсказуемости и случайности. Игра оказывается той самой «изнанкой» и «истиной» человека, который именно в игре получает шанс, освободившись от социальных императивов, оказаться «у себя дома».

8

Пусть этот «дом» не столь солидно и основательно выстроен ввиду того, что он сооружен на зыбкой почве Ничто и Случая, однако это тот дом, который «совпадает» и «гармонирует» с его владельцем. Перед лицом игры и внутри игры мы приходим к самим себе. В опыте игры, мы полностью совпадаем с собой.

И это случается… Но не в опыте перед лицом смерти, как полагал М. Хайдеггер, когда бытие-к-смерти приводит нас к себе. Опыт смерти – он редок, и мы только изредка заглядываем в ее «глаза». И потому речь Хайдеггера несмотря на обремененность многомудрыми асанами предстает речью не мужа, но юноши, ибо именно юности в большей степени свойственно думать о смерти. В старости и в зрелости времени для этого нет. Но вот играть у нас есть время всегда. Игра захватывает и ребенка, и зрелого мужа. И только она приводит его к самому себе: к себе такому, каким каждый из нас является и каким каждый из нас желает провала и сладостного столкновения с Ничто.

Именно такое – прямое – столкновение человека со своим существом, происходящее в измерении игры, не может его не затрагивать. А, пережив его однажды и вкусив непосредственную связанность с самим собою, человек не может забыть этого. С одной стороны, из-за опасения и страха столкнуться с собою вне каких-либо «одежд» и «перегородок» в измерении своего существования между собой и собою, он может сторониться однажды случившейся встречи, и потому обходить игру стороною. С другой стороны, он теперь уже не может не влечься такой – с собою – встречей, и потому опять и опять устремляется внутрь игры.

Человек и даже целые социальные группы и народы, испытавшие широту размаха игры, прекрасно осведомлены о том, что игра способна захватить ближайшие локусы и стать тем телосом, который форматирует реальность, придавая и задавая ей форму игрового пространства. Здесь лишь кратко упомянем о гладиаторских боях, «захватывающих» целые города и провинции античности. Игра готовится до игры и проживается после игры: прежде всего потому, что ей предшествует особое настроение предвкушения столкновения с таинством Случайности и предвкушения встречи с мгновенностью и тленностью Победы. Игрок или зритель, который проживает игру иногда более «собраннее» и «самоотреченнее», нежели сам игрок, предвкушает и ждет игру, настраиваясь на зону азарта. Заметим вскользь, сколько слез было пролито «не знающими слез» мужчинами по поводу проигрыша любимой футбольной команды!

Настроение азарта – это именно настроенность на азарт так же, как и настроенность на непредсказуемость и неочевидность, на случайность и мгновенность. И именно эта настроенность, которая потом развертывается «в полный рост» в самой игре, позволяет собрать цельность того сущего, которое, по выражению Ж.-П. Сартра всегда не совпадает с самим собой, а потому находится в ситуации самообмана. Подобно тому, как перед лицом

9

неминуемой смерти, мы преображаемся, откладывая ненужное и сосредотачиваясь на том важном, что хотели бы еще совершить в последние дни или часы своего существования, в момент игры мы собираем себя, концентрируясь и отрицая все «лишнее». Оговоримся, что под «моментом» игры необходимо понимать корреспондированность собранности играющего с собранностью проживания времени игры, хотя сам этот «момент» может быть растянут в физическом времени довольно долго.

Важно то, что сама предельная собранность не обеспечивает выигрыш, но разрывает плотность размеренности и детерминизма, позволяя осуществиться прорыву Ничто и Случая, которые напрямую связаны с существом человека. И тот, кто пережил такое настроение, может одновременно и жаждать, и опасаться игры, потому что знает, что в ней он может как выиграть то, чего у него не было, так и потерять все то, что у него было. Но чего бы ему ни говорили и как бы его ни увещевали, играющий знает о возможности игры вобрать его в себя в полной мере, а также знает

ио том, что это даст ему шанс собраться в своем существе. И это то, что выше и слаще любой победы и любого выигрыша. В этом – мы переживаем ощущение подлинности себя самих, которое случайно и азартно.

Игра позволяет нам пережить осознание того, что отдельные части нашего существа, обычно действующие только частичным и несогласованным образом, могут быть собраны воедино и быть связаны одним отношением. Игра структурирует то, что действует в нас по отдельности, тем, что задает всему этому одну – общую – направленность. И сила такой направленности игры вполне может стать непреодолимой.

Такая сила игры предстает для играющего как безмерность. Дело в том, что время игры – это только настоящее время, и время – сугубо настоящего, когда настоящее связывается только с игрою, а все другое предстает как ненастоящее. К тому же, для играющего его воспоминания о прошлом и устремления в будущее расцениваются по мере их приближения к игре и отдаления от нее. Более того, безмерность пространства игры проявляет себя в том, что все те места, которые с игрою не связаны, воспринимаются только в качестве помех и препятствий на пути играющего к игре.

Прикосновение к такой безмерности становится источником тяги к ней в дальнейшем и переживанием ностальгии по игре: еще бы, ведь играющий, будучи захваченным особым настроением игры, реально переживал себя-как-случайность, себя-как-ничто. Более того, такая собранность оборачивается резким возрастанием возможностей играющего и – пусть

ина мгновение – но безмерным расширением его способностей. Азарт оказывается способом непосредственного экстатирования сущности человека. Будучи захваченным событием игры, игрок пускает «в ход» весь свой азарт и оказывается способным благодаря этому превзойти пределы своего обыденного существования.

10