Детская литература. Под ред. Е.О. Путиловой

131

жизни: один любимый пёс барона держит стойку 14 дней, другой чует дичь на море за 300 миль от берега, в животе одной рыбы можно отплясы-

вать джигу, а в животе другой - помещается целая флотилия. Пространства сжимаются и растягиваются, размеры предметов и живых существ мол-

ниеносно приспосабливаются друг к другу: два страшных медведя терзают бедную пчёлку, намереваясь полакомиться её мёдом; деревья, весом в сот-

ни центнеров, поднятые ураганом, кажутся пёрышками, а вино из Вены в Константинополь доставляется за час. Сам барон разом истребляет сотни тысяч белых медведей и, разумеется, ощущает себя мифологическим геро-

ем: “При виде всех этих лежащих вокруг меня мёртвых тел, я сам пока-

зался себе Самсоном, сокрушившим тысячи врагов”.

Мюнхгаузен не только играет пространственно-временными и коли-

чественными отношениями – размерами, ростом, весом, но, как факир или бог, создаёт предметы и живых существ буквально из ничего: как-то, рас-

сказывает барон, “к концу охоты у меня оказалось шесть зайцев и шесть собак, хоть начал я охоту с одной-единственной собакой”. Налицо чудес-

ное рождение и чудесный рост существ, явно сверхъестественных. Впро-

чем, любые предметы и существа, причастные к миру Мюнхгаузена, обла-

дают столь же сверхъестественной природой: куртка без промаха бьёт дичь пуговицами, искусанная шуба страдает бешенством, обе половины разрубленного коня оказываются жизнеспособны и все они победоносны.

Могущество странных этих предметов и существ определяется их

миксогенностью, т.е. слиянием явлений совершенно чуждой друг другу природы. Они сотворены в точном соответствии с законом мифа, по кото-

рому жизненная сила есть некая единая разлитая в природе субстанция,

которая переливается из одного сообщающегося сосуда в другой, а потому ни в какой самой химерической смеси не может возникнуть несовместимо-

сти и отторжения. Книгу барона переполняют миксогенные существа.

Здесь соединяются животные и растения (знаменитый олень с вишнё-

вым деревом меж рогов, всё тот же конь-литовец, спина которого навеки

132

украшена подобающим барону лавровым венком, омаровые и раковые де-

ревья на дне океана), животные и полезные вещи (куртка со стреляющи-

ми пуговицами ещё делает стойку, выслеживая дичь; любимый легаш охо-

тится с фонариком на хвосте), наконец, человек и предмет (сам Мюнхгау-

зен превращается в немыслимого кентавра – человека-ядро, затем стано-

вится человеком-пластырем, закрывающим течь на корабле).

С неменьшей лёгкостью природа существ и предметов и вовсе меняет своё обличие, являя бесчисленные метаморфозы: борзая, оттопав лапы,

ещё долго будет служить барону как такса; волк, на бегу сожравший ло-

шадь, занимает её место; а сам Мюнхгаузен при необходимости оборачи-

вается то католическим священником, то белым медведем, которого дру-

гие медведи, обнюхав, принимают за своего.

Самые заурядные предметы обретают магическую силу за счёт абсо-

лютизации их качеств. Кусочку сала положено скользить, и он скользит из одной утки в другую, нанизывая их на шнур, как бусы. Кремням поло-

жено высекать огонь, и они его высекают, столкнувшись в животе медведя.

Спирт, испаряясь, горит, даже если испаряется он через крышечку в голове генерала, предающегося возлияниям. Остановить действие волшебного предмета непросто. Тут необходимо едва ли не волшебное противодейст-

вие. Если рука отважного барона привыкла на войне рубить противника без передышки, то чтоб её обуздать, приходится неделю носить на перевя-

зи (или на привязи?). Рука привыкла побеждать. И не только рука. Любая часть уникального существа барона победоносна. Чего стоит хотя бы струя, пущенная им и так чудесно удлинившая на морозе рукоять обро-

ненного ножа! Впрочем, и в этом случае, как всегда, Мюнхгаузен обязан воображению: “Наконец, у меня мелькнула мысль, столь же необыкновен-

ная, сколь удачная”. Именно воображение побеждает непобедимых, нахо-

дит выход из безвыходных положений, совершает невозможное. Вообра-

жение, осуществляющее любые самые дерзновенные желания. Желая и во-

ображая, герой как истинный мифологический персонаж всемогущ.

133

Будучи совершенно оригинальным как литературный герой, Мюнх-

гаузен сохраняет в своём образе определённые типологические черты ге-

роя мифического. Прежде всего это черты культурного героя, устроителя мира: он одержим страстью познания и созидания, он охватывает взглядом весь мир, готовый ему повиноваться, и при этом абсолютно бескорыстен.

В античной мифологии такими героями были Прометей, Геракл, Тезей.

Однако есть в мифе и другой тип героя, так называемый трикстер. Это весёлый обманщик, плут, которому сам чёрт – или бог – не брат. В самой же глубокой древности образ героя ещё не разделился на эти два типа, и

Прометей лихо надул Зевса в вопросе о жертвоприношениях, а божествен-

ный сынок Зевса – Гермес, – едва родившись, угнал у старшего брата,

Аполлона, стадо драгоценных быков.

Чрезвычайно любопытен и неоспорим тот факт, что в случае с Мюнх-

гаузеном мы встречаем именно этот вариант нерасчленённости героиче-

ского и комического, возвышенно-торжественного и плутовского на-

чал. В мифе подобное явление характерно для наиболее древних времён,

когда ещё понятия культуры и природы не разделились, строгий миропо-

рядок не был установлен, нравственные нормы не определились, правди-

вость не вошла в разряд добродетелей, а в поэзии не возникло жанровой дифференциации. Как же такой древний образ оказался сродни герою, ро-

дившемуся в век Просвещения?

Книга Распе вышла в декабре 1785, книга Бюргера – в декабре1786

года. До революции во Франции и всеобщей неразберихи в Европе остава-

лосьвсего три года. Баррикады ещё не выстроены, но уже ясно, что устой-

чивый миропорядок нарушен, все ценности смешались, чёткие критерии нравственности исчезли, и справа и слева заявили о себе глупцы и пре-

ступники. Это было время надвигающегося хаоса, – не первобытного, но порождённого распадом и потому, быть может, более страшного. В такой ситуации книга Распе и Бюргера должна была превратиться в сатиру гло-

бальную, бьющую веерным огнём во всех направлениях, а истинным геро-

134

ем мог стать барон фон Мюнхгаузен, мужественный хранитель ценностей культуры и одновременно безбожный насмешник и враль. Г.А.Бюргер со-

вершенно ясно осознавал разрушительную роль своей книги, производя-

щей революцию духа, сознания, которая и должна опережать реальную ре-

волюцию, подготавливая её:

«Ибо прежде, чем что-нибудь уничтожить на самом деле, надо тысячу раз уничтожить это в уме – развенчать, вывернуть наизнанку, насмеяться, растоптать смехом – чтобы как на ладони была вся абсурдность происходящего. Это как ярлык на вещи: “Достойно гибели!”».

Равно достойными гибели оказывались и государственные деятели,

сияющие алкогольным нимбом, и мелкие тираны, торгующие рекрутами, и

религиозные символы (типа оленя святого Губерта и даже – страшно ска-

зать! – распятия, ибо конь, висящий на колокольне – а чем увенчиваются колокольни? – есть, безусловно, кощунственная пародия), и вульгарно ма-

териалистические построения (замёрзшие и оттаявшие звуки рожка), и

дерзостные идеи утопистов (организация жизни на Луне). Вынести приго-

вор реальной исторической действительности авторы книги могли, лишь продемонстрировав со всей недвусмысленностью могучую познаватель-

ную и творческую силу воображения, той самой лжи, в которой обвиняли Мюнхгаузена суровые правдолюбцы. А он вовсе не бежал в яркий мир фантазии из мира тусклой реальности. Он в ней оставался. Но это был уже

мир познанный, цена ему была определена, и как истинный культурный герой он его пересоздавал. И в новом чудесном мире “всё неестественное”

представало как “некая сверхъестественная естественность”, абсолют-

ная свобода становилась высшей необходимостью, а сам Король лжецов –

богом фантазии, чей образ, деяние и слово были абсолютной истиной.

Ибо истина, поведанная мифом, сакральна.

Вопросы и задания

1.Назовите авторов книги о бароне Мюнхгаузене и определите роль каждого из её создателей.

2.Выявите фольклорные сюжеты и образы в книге.

3.Назовите основные объекты сатирического изображения.

4.Укажите основные средства художественной изобразительности, которыми пользуются авторы книги, и приведите примеры.

135

ГЛАВА4. РУССКАЯ ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРАПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫXIX ВЕКА.

4.1. КРУГ ДЕТСКОГО ЧТЕНИЯ

В конце XVIII – начале ХIХ века детская литература выделилась в са-

мостоятельную область культуры с определенными педагогическими зада-

чами. Этот процесс протекал в двух направлениях.

Основной фонд детской словесности формировался путем перехода в чтение детей и юношества произведений «взрослой» литературы. К созда-

нию этой базовой части русской детской словесности в первой половине ХIХ века было привлечено внимание многих крупных писателей, педаго-

гов, издателей и художников. Для детей пишут В.А.Жуковский,

В.Ф.Одоевский, А.Погорельский (А.А.Перовский). В детских журналах,

альманахах и сборниках печатаются И.А.Крылов, М.Ю.Лермонтов,

А.С.Пушкин, А.А.Дельвиг, Е.А.Баратынский. В чтение детей и юношества вводится проза русских и зарубежных авторов, изначально предназначав-

шаяся для взрослых читателей (Н.В.Гоголь, А.С.Пушкин, М.Н.Загоскин,

И.И.Лажечников, В.Скотт, Ф.Купер, Э.Т.А.Гофман). Важной отраслью детской литературы становится историческая книга, создававшаяся из-

вестными русскими историками С.М.Соловьевым, Н.А.Полевым и др.

Вместе с тем происходила профессионализация детской литературы.

Появляются первые детские писатели, специально создающие произведе-

ния для детей; формировалась художественная система, учитывающая своеобразие детского восприятия жизни и искусства, в частности, выдели-

лось особое направление научно–познавательного и учебно-прикладного характера.

Однако большую долю чтения детей по-прежнему занимает литература религиозная: жития, религиозные повести, библейские легенды и мифы.

Быт образованного русского ребенка первых десятилетий ХIХ века не воз-

можно себе представить и без книг прикладного характера: книг-картинок,

книг-игрушек, букварей, «биографий» («плутархов»), путешествий («про-

гулок», «поездок»), энциклопедий и практических руководств, включая

136

инструкции по вышиванию, вырезыванию, составлению букетов и пр. С 1830-х гг. укрепляются позиции «изящной» детской словесности. Продол-

жают свое существование вошедшие в чтение детей с конца ХУШ века ма-

лые эпические жанры: нравоучительный рассказ, басня, аполог, беседа, «разговор». Появляются новые виды детской прозы: историческая повесть

(С.Н.Глинка, П.Р.Фурман), повесть из детской жизни (А.О.Ишимова,

В.П.Бурнашев, А.П.Зонтаг, Л.А.Ярцова, М.Ф.Ростовская), литературная сказка (А.П.Зонтаг, В.Ф.Одоевский), детская комедия (П.Р.Фурман). Фор-

мируется особый род поэзии для детей: так называемые поздравительные стихи, или «стишки на случай» (Б.М.Федоров).

Значительно расширяется круг журналистки для детей и юношества.

Особенной популярностью пользуются «Новая библиотека для воспита-

ния» Петра Редкина (1843-1845-1848); «Звездочка» (1842-1864) и «Лучи»

(1850-1860) последней корреспондентки А.С.Пушкина, А.О.Ишимовой – переводчицы и детского прозаика. В них закладываются основы периодики для детей:

1.Вырисовываться адресность издания: на какие именно читательские возрастные группы нужно ориентироваться и как в зависимости от это-

го определять содержание и состав журналов. В «старшем» разделе из-

даний (для детей от 7-8 до 14-15 лет) помещаются преимущественно познавательные и воспитательно-дидактические тексты: переводы но-

винок европейской литературы для детей, повести на исторические те-

мы, очерки по географии различных стран мира, беседы о религиозно-

нравственных вопросах. «Младший» раздел (до 7-8 лет) представляет собой собрание увлекательных рассказов с авантюрно-

приключенческим сюжетом в духе народных сказок, стихотворений,

предназначенных для заучивания наизусть, загадок и т.п. заниматель-

ных произведений.

137

2.Разграничиваются подходы к наглядности: в «старшем» разделе над картинками преобладают тексты произведений, в «младшем» предпоч-

тение отдается иллюстрациям.

3.Дифференциация по половому признаку только начинает формировать-

ся. В «Звездочке», а позднее и в специально основанных для этих целей

«Лучах» печатаются материалы, адресованные читательницам-девочкам и девушкам, — модные картинки, схемы выкроек, советы по рукоде-

лию, домашнему хозяйству и прочее.

4.Помимо образовательных задач важное место в программе периодиче-

ского издания должно быть отведено проблеме духовности: формиро-

ванию глубоко христианского взгляда на мир и человека, расширению культурного кругозора.

5.В первой половине Х1Х века детская литература еще не успела приоб-

рести статуса особого предмета университетского и гимназического об-

разования. Поэтому роль систематизатора и распространителя знаний о литературе и писателях берет на себя периодика. В «Звездочке» Иши-

мовой и особенно часто в «Лучах» печатались специальные очерки, об-

ращенные к начинающим читателям. В занимательной форме они зна-

комили с произведениями классиков русской литературы — баснями Крылова, балладами и поздними детскими учебно-воспитательными

стихотворениями Жуковского, сказками Пушкина.

Центр русской детской литературы первой половины XIX века состав-

ляют действительно выдающиеся, талантливые авторы: А.С.Пушкин,

В.А.Жуковский, П.П.Ершов, А.Погорельский, В.Ф.Одоевский. Их произ-

ведения вошли в золотой фонд мировой классики. Но вокруг этого центра существовало окружение — писатели менее одаренные, но внесшие свой посильный вклад в развитии отечественной словесности для детей:

В.П.Бурнашев, С.Н.Глинка, А.П.Зонтаг, А.О.Ишимова, Б.М.Федоров,

Л.А.Ярцова, П.Р.Фурман. Имена большинства из них мы вспоминаем с

138

благодарность. Но среди них есть и те, кто, по словам В.Г. Белинского,

«сеял в детских душах белену резонерства».

Вопросы и задания.

1.1.Назовите основные жанры детского чтения в первой половине XIX века.

2.С произведениями каких отечественных авторов этого периода, написанными специально для детей, Вы знакомы?

4.2.СКАЗОЧНЫЙ МИР А.С.ПУШКИНА.

XIX век русской литературы принес с собой удивительное явление: в

системе письменных литературных жанров прочное место заняла сказка,

вплоть до последних десятилетий XVIII века туда не допускавшаяся. В от-

личие от фольклорной, литературная сказка — творение авторское. Но,

глубоко оригинальная, она учитывает законы устной художественной сло-

весности. Фантастика в ней — сюжетообразующий фактор, важный крите-

рий характеристики персонажей.

Из всей литературы сказки первыми проникают к людям разных сосло-

вий, и проникают рано, когда душа открыта всему высокому. В России ис-

стари любили сказки. Но Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837) ''усилил народную песню и сказку блеском своего таланта'', оставив неиз-

менными при этом ''их смысл и силу'' (М.Горький). Если Погорельский,

Ершов, Аксаков — авторы преимущественно одной сказки, то Пушкин создал целый сказочный мир. Русская сказка — явление многовариантное,

и в литературном наследии Пушкина есть примеры всех жанровых разно-

видностей сказки. Тем не менее, главное место в нем заняли сказки вол-

шебные, создавшие Пушкину возможность открывать национальное в об-

щечеловеческом, а в национальном — общечеловеческое.

Популярный в европейском фольклоре сюжет ''мертвая царевна'' (''Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях'' Пушкина, 1833) восходит к мифу об умирающем и вновь воскресающем божестве, олицетворяющем растительную природу. Под пером Пушкина-сказочника он приобретает окраску национальную, наполняется деталями, характерными для леген-

дарной эпохи средневековой Руси.

139

В основу пушкинской ''Сказки о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди'' (1831) также положены литературные традиции, освященные вре-

менем. Салтан и Гвидон — персонажи лубочной ''Сказки о Бове-

королевиче''. Представляя собой переработку средневекового европейского волшебно-рыцарского романа, в России XIX века эта книга имела широкое хождение. Бабариха в ''Сказку о царе Салтане'', напротив, пришла из

''Песни о дурне''. Подобные песни в XI-XVII веках пели русские скоморохи

— актеры, острословы, музыканты, исполнители сценок, дрессировщики,

акробаты. Наряду с былинами, историческими и лирическими песнями, в XVIII веке скоморошины собрал и обработал некий Кирша Данилов (Ки-

рилл Данилович). Он опубликовал их в 1804 году под названием ''Древние российские стихотворения'', сделав достоянием широкой читательской публики. Вполне естественно, что и Пушкин, национальную устную лите-

ратуру знавший не понаслышке, свои собственные сказочные образы соз-

давал в народнопоэтическом духе. Безымянному фольклорному Острову по ассоциации с русскими заговорами он присваивает собственное имя

''Буян'', с определением ''буйный'' связывая представление о плодородии и активной жизненной силе растительного мира (''буйный лес'', ''буйные травы'').

В сказках Пушкина ''о людях'' проблемы любви, жизни, смерти – глав-

ная линия повествования. Из всех жанров литературы именно сказка дава-

ла поэту возможность наиболее прямо и непосредственно выразить свой идеал, свою собственную концепцию мира и человека. Автор размышляет в них о полноте человеческого существования, достигаемой, как ему пред-

ставляется, не только в минуты счастья. Неотъемлемая часть земного пути

- печали и беды, и человек обязан принять их достойно.

По мнению поэта, мужчине природой назначено руководить и царство-

вать. Удел женщины — быть женой и матерью. Потому Салтану (''Сказка о царе Салтане'') не интересны девушки, ''весь крещеный мир'' жаждущие

140

поразить своим ткацким или поварским искусством. А вот речь третьей се-

стры ему по душе: как и Салтан, она ищет простого человеческого счастья,

мечтает о семье, о любви, о детях. В беззащитной царице-матери сказоч-

ник видит, в первую очередь, обыкновенную женщину. ''Горькой вдовицей'' стенает и ''вопит'' она день напролет: при живом муже лишилась поддержки, и вот с сыном-младенцем брошена на произвол судьбы, в ''бездну вод''. Зато ее сын — ребенок лишь до поры до времени. И не толь-

ко потому, что по традиционной сказочной формуле ''растет не по дням, а

по часам''. Когда Гвидон ''волну торопит'', он еще ''дитя'', или, по христиан-

ским представлениям, - ''ангел''. А молитва или заклинание доходчивее, ес-

ли проистекает от безгрешного, чистого человека, почему море его и по-

слушалось! Однако в момент освобождения царский наследник уже ''не мальчик, но муж''. С легкостью применяет он свою недюжинную силу,

чувствуя ответственность за слабую женщину, и добывает ''добрый ужин''

способом, принятым у богатырей:

Ломит он у дуба сук И в тугой сгибает лук,

Со креста шнурок шелковый Натянул на лук дубовый, Тонку тросточку сломил, Стрелкой легкой завострил И пошел на край долины У моря искать дичины.

Истинный герой в изображении Пушкина действует, и, в подтвержде-

ние мужской и княжеской доблести, по законам сказочного жанра, удо-

стаивается целой страны во владения — такой, как чудесный город Гвидо-

на.

Оригинальны образы героинь пушкинских сказок. Оказавшись в незна-

комом месте, молодая царевна делает то, что в подобных случаях положе-

но самой простой девушке:

Дом царевна обошла, Все порядком убрала, Засветила богу свечку, Затопила жарко печку…