Талкотт Парсонс

В действительности же парсоновская сложность – это лишь весьма упрощенное отражение колоссальной сложности реально идущих процессов в живой социальной системе. Потому что только на идеальном (а, следовательно, обобщенном и упрощенном) уровне можно проследить процесс адаптации отдельной системы, выделяя его из комплекса реально идущих процессов. В действительности же воздействия, которые получает социальная система от своего окружения, накладываются друг на друга: процесс адаптации к одному воздействию еще не завершился, и система не пришла в полное равновесие, а уже возникают новые воздействия, требующие новых усилий социальной системы. На парсоновской модели воочию видно, каких трудов стоит сохранение равновесия и какого-то внутреннего единства, когда изменения сваливаются на систему одно за другим с той интенсивностью, с которой в наше время все убыстряющегося развития возникают перед каждым обществом все новые проблемы и трудности.

Как мы отмечали выше, Парсонсу изначально[6] присущ системный подход. Он сделал для этого ученого понятие равновесия социальной системы главным центром внимания и осью всей социальной проблематики. Он как бы изнутри ощущает жизнь социальной системы, ее пульс, возникающие затруднения, а главное - пределы, за которыми возникает опасность утраты этого динамического равновесия, что даст начало процессам распада, которые невозможно будет уже блокировать.

"Эмпирико-теоретической проблемой, - пишет Парсонс, - оказавшейся в фокусе моего внимания в момент творческого старта, была проблема основ социального порядка... Оказывается, что рассмотрение проблемы порядка... ведет прямо к самому главному и основному в структуре систем действия, особенно социальных систем, а сама эта структура - не что иное, как категория, относящаяся к стабильным аспектам системы" [3, c. 42]. И всем своим оппонентам левого толка, обвинявшим его в пристрастии к консерватизму, равнодушии к социальным движениям и реформам, он отвечал: "Конечно, существует тесная связь между настойчивой критикой "предвзятости статистического характера", и приписыванием мне "предвзятости консерватизма" в политическом смысле. Отделение научного теоретизирования от формулировки политических установок и от политики кажется мне существенным моментом для развития науки, особенно важным в социальных ее областях" [3, c. 56]. Другими словами, Парсонс обращает адресованный ему упрек против своих критиков: вы считаете, что я консерватор, потому что меня интересуют проблемы устойчивости социальной системы, но тогда не определяются ли ваши собственные научные интересы вашей политической позицией и вашими революционными идеологиями, которые вы привносите в науку? Чем тогда ваша обусловленность политикой для наукилучше моих консервативных установок?

"Дело в том, - объясняет он свою научную позицию, - что основа социального порядка проблематична по сути своей, поэтому и пришлось сделать ее центром внимания социологической теории, как это было сделано еще группой европейских теоретиков, о которой я писал в "Структуре социального действия" ...Связывать теоретический интерес к проблеме порядка с конформизмом и склонностью к анализу статического аспекта, как я уже указывал, - грубое извращение" [3, c. 56]. Однако эти упреки в консерватизме преследовали Парсонса в течение всей его научной карьеры.

В обществе, в его политической жизни всегда существует "левое" крыло, настроенное на ниспровержение всяческих установленных норм, чтобы "расчистить поле" для новых утопических построений, которые заданы в их идеологии. Парсонс же всегда подчеркивает громадное значение для нормального существования общества его нормативной структуры. "Социологический подход к изучению проблемы порядка состоит, - утверждает Парсонс, - в анализе той роли, которую в социальных системах играют институционализированные стандарты нормативной культуры" [3, c. 56].

Критики Парсонса постоянно выдвигают один и тот же аргумент: что может регулировать и поддерживать норма, которая "постоянно нарушается" людьми, которая представляет собой не что иное, как субъективную категорию, эфемерную реальность? Разве может представление человека что-то регулировать и стабилизировать? Этот довод особенно часто выдвигается в современном мире в условиях очевидного хаоса и социального беспорядка. Где она, эта норма, кто ее видел? Люди непрерывно преступают всяческие правила и даже законы. Однако тонкость заключается в том, что, если человек нарушает норму, то совсем не значит, что он ее не знает или не признает. Как правило, он прекрасно знает, как себя следует вести, и когда он чувствует, что социальные условия изменились так, что ему не будет позволено вести себя произвольно, он прекрасно умеет настроиться и действовать в рамках, предписанных законами и нормами. Он имеет представление о норме и действует в соответствии со своими представлениями. Более того, вся эта плотная и ощутимая материальная реальность вещей и поступков упорядочивается в его сознании именно благодаря тем представлениям, которые он усвоил и превратил в свои убеждения. Этими представлениями и определяется процесс его мотивации. Правильно социально ориентированный человек работает, в конечном счете, на поддержание социальной системы в ее равновесии, начиная от процессов взаимодействия с другими людьми.

Поэтому главная функциональная проблема, касающаяся социальной системы и личности, заключается в обучении, развитии и сохранении на протяжении всего жизненного цикла человека адекватной мотивации участия в социально признанных и контролируемых системах действия. Парсонс пишет: "Первая необходимость, которую испытывает общество по отношению к личности своего члена, - это мотивация его участия, включая также и его согласие с требованиями нормативного порядка данного общества", поскольку "тенденция процессов взаимодействия к самосохранению есть первый закон социальных процессов" [3, c. 307].

Единообразие социальных мотиваций, и, следовательно, исправность протекания коллективных действий обеспечивают не те социально-нормативные системы, которые предписаны, а те, которые отложились в социальных представлениях человека. Именно в них содержится смысл действий и всей системы этих действий, а также объяснение связи их с устойчивостью социальной системы в целом.

В реальности, утверждает Парсонс, ни одна система не бывает в состоянии полной интеграции и совершенного равновесия. В каждой системе, и, в частности, в каждой социальной системе, постоянно действуют деструктивные факторы. Наиболее очевидным это становится при изучении девиантного (отклоняющегося от нормы) поведения. Для того чтобы не зажимать все социальные процессы в жесткие нормативные рамки, что привело бы со временем к стагнации в развитии общества, необходимо обеспечить определенную свободу маневра каждому актору и возможность постепенных социальных изменений. Нормативные системы, определяющие коллективные действия, должны быть "с люфтом", в них должна быть предусмотрена эта свобода движения. Но именно это качество социальных систем дает возможность развиваться девиантным тенденциям. Следовательно, существует необходимость социального контроля и других корректирующих механизмов, "благодаря которым данные (деструктивные) процессы могут быть остановлены и вся система возвращена в прежнее состояние равновесия". Естественно, что и это равновесие весьма условное, поскольку "факторы, мотивирующие девиацию, действуют всегда, и они настолько стабильны, что их невозможно устранить полностью из мотивационной системы акторов... Механизмы социального контроля имеют в виду не полное элиминирование этих факторов, а ограничение (отрицательных) последствий их действия и предотвращение распространения этих последствий за пределы отведенных для них рамок" [3, c. 417].

Здесь мы видим (как и в случае взаимодействия социальной системы с культурной) процесс многоуровневого и многоэтапного приспособления систем друг к другу. Один этап приспособления порождает новую необходимость, а потом наступают новые воздействия и необходима новая адаптация. И действительно, настоящего равновесия никогда не бывает: система находится в постоянном движении и приспособлении, живет и пульсирует. Это - процесс развития, ставящий социальную систему между состоянием упроченности и состоянием деструкции.

Парсонс периода написания своих работ о социальных системах - это автор, постоянно ощущающий врожденную нестабильность указанных систем и все свое внимание сосредоточивший на проблемах поддержания равновесия, самоорганизации и саморегулирования общества.

Очевидно, что такая сложная конструкция социального действия как пересекающего в себе все основные структуры, описывающие социальную и культурную реальность общества, предполагает объединение в себе всех социальных наук. Действительно, организм, обладающий поведением, и личность - это сфера общей и социальной психологии; культура - сфера культурной антропологии (тогда еще термин "культурология" не получил распространения); социальная система - это сфера собственно социологии; а внутри этого должны как-то разместиться и другие науки, такие как юриспруденция, экономика и проч. и проч.

В первой главе работы 1951 г. "Социальная система" Парсонс попытался дать схему соотнесения концептуальных систем наук, с разных сторон изучающих социальное действие. При этом он не предлагает создавать концептуальные конструкты совершенно заново, игнорируя все то, что было сделано науками до тех пор. Он просто пытается отрефлексировать и очертить сферы пересечения этих концептуальных космосов, располагая понятия, описывающие социальное действие, по "осям" тех наук, которые в этом описании должны принимать участие. Естественно, конструкт получился очень сложный, громоздкий и трудный для восприятия. Процесс взаимодействия представителей разных наук на таком абстрактном уровне казался слишком сложным и неудобным, а потому особого отклика и не получил.

Парсонс пытается разрабатывать проблему соотнесения концептуальных схем на более конкретных уровнях, применительно к каждой отдельной науке. В 1950 г. вышла его статья "Психоанализ и социальные науки", в которой он показывает, как конструкт "социальное действие" работает в сфере психоаналитических исследований. В 1954 г. в сборнике "Вклад в науку о социальном человеке" появляется его статья "Психология и социология", в 1959 г. в томе "Психология" - статья "Подход к психологической теории с точки зрения социального действия". А в 1964 г. вышел еще один капитальный труд "Социальная структура и личность". Это все попытки внедрить понятие "социальное действие" в сферу психологии.

В 1958 г. Парсонс вместе с крупным антропологом Альфредом Луисом Кребером пишет статью "Понятия культуры и социальной системы", где эти понятия, границы между которыми оставались неясными, разводятся и доказывается различие и самостоятельное существование этих двух концептуальных систем. Культура и общество должны описываться в значительной степени независимо друг от друга. Такое разграничение позволяет более отчетливо проследить влияние этих двух сфер друг на друга, поскольку понятия одного предмета для другого в исследованиях будут являться независимыми переменными. Роль наук о праве в деле построения концептуальных схем социальных наук Парсонс исследовал еще во второй половине 1940-х гг. в статьях "Наука о праве и социальные науки" и "Некоторые аспекты соотношения социальной науки и этики".

Но, конечно, более всего внимание Парсонса привлекали взаимоотношения социальной науки и экономической теории, поскольку главный импульс к его собственным занятиям социологией исходил именно из экономических проблем. В своей статье "Мотивация экономической деятельности" (1940 г.) он как бы подводит итог полувековым спорам экономистов вокруг понятия "экономического человека" и попыткам обогатить это понятие, добавляя к чисто рыночным ориентациям этого "человека" различные социальные элементы. Парсонс приходит к выводу, что, по-видимому, радикально развить абстрактную модель, положенную Адамом Смитом в основание экономической теории, не представляется возможным. Введение новых элементов в эту специально упрощенную схему только нарушило бы равновесие в системе понятия экономической теории и привело к ее развалу. Но в более широком контексте социальных наук такой подход к человеческой мотивации возможен. В частности, он указывает на Макса Вебера, который в статье "Класс, сословие и власть» отмечает, что человек в своем образе жизни мотивируется именно социальной структурой. Наряду с материальным вознаграждением, получаемым в зависимости от его места в процессе производства, человек вознаграждается также и за свой образ жизни, который он ведет вне процесса производства. Это вознаграждение выражается в социальном престиже, который, в свою очередь, обеспечивает ему ряд возможностей и льгот в отношениях с другими людьми. Эта тема получает у Парсонса развитие в его статьях 1950-х гг. и завершается капитальной работой в соавторстве с Нейлом Смелзером "Экономика и общество" (1956 г.).

Во всех этих работах прорабатывается сфера взаимодействия наук вокруг понятия "социальное действие", которое является у Парсонса сквозным конструктом, позволяющим осуществлять переход и перенос знаний и понятийных схем из одной науки в другую.

В середине XX века обстановка для взаимодействия различных социальных наук в сфере абстрактной теории была довольно неблагоприятной. Тогда еще господствовал позитивизм, постоянно подпитывавший сциентизм, который, беря свое начало в традиции европейского Просвещения, страдал чрезвычайно развитым рационализмом. А в качестве центральных идей в социальной сфере были признаны постоянное устремление к модернизации и инновации как ценностям самим по себе, что в конечном счете выливалось в технократизм. Прогрессистский пафос просвещения масс постоянно взывал к борьбе с традициями, к ниспровержению всего оформившегося в устойчивые структуры, в особенности, если эти структуры не были обоснованы сугубо рационалистически. В науке сциентизм порождал стремление к ее инструментализации: научные теории и концепции признавались имеющими ценность только тогда, когда их можно было использовать в целях борьбы за переустройство общества на новых основаниях. А эти "новые основания" черпались непосредственно из научной мифологии без какого бы то ни было соотнесения их с данными науки и вообще с действительностью. Под влиянием сциентизма в свою очередь примитивизировался как направление и позитивизм, изгоняя из сферы исследования элементы человеческого сознания. Все это не могло не вызвать решительное сопротивление, которое началось еще "восстанием" Макса Вебера, отстаивавшего свою "понимающую" социологию, а затем оформилось в антипозитивизм, в русле которого формировался как ученый и сам Парсонс.

Антипозитивизм в основе своей сохранил еще сопротивление всякого рода примитивным теориям типа "органицизма" и "механицизма", а поэтому ко всяким попыткам конструирования теорий относился с подозрительностью. Поэтому первое сопротивление своим попыткам заняться построением общей социологической теории Парсонс испытал со стороны своего собственного научного окружения, в лагере, так сказать, единомышленников.

Первые замечания о роли и месте теории в социологических исследованиях были включены Парсонсом в его работу "Структура социального действия", затем появилась статья "Роль теории в социальном исследовании" (1938 г.). В 1945 г. в материалах симпозиума "Социология XX века" был помещен его доклад "Современное состояние и перспективы систематической теории в социологии" [2, гл. об. I, II, XVIII и XIX]. К этой теме Парсонс возвращается еще и в 1948 и в 1950 гг. (статьи "Состояние социологической теории" и "Перспективы социологической теории").

Наиболее аргументированно сформулировал возражения против построения общей теории коллега Парсонса по Гарвардскому университету Роберт Мертон. В ряде статей, объединенных позднее в сборник "О теоретической социологии", Мертон утверждает, что в настоящее время создать общую теорию в социологии просто невозможно. "Под социологической теорией нужно понимать логически взаимосвязанные ряды высказываний, из которых можно вывести эмпирические закономерности". Эти ряды должны связывать между собой "работающие гипотезы", а "работающие гипотезы - это нечто большее, чем применение здравого смысла, которым мы пользуемся в обыденной жизни. Сопоставляя определенные факты, имеют в виду некоторые альтернативные объяснения и стремятся к тому, чтобы их проверить" [1, p. 48]. Ничего такого не может предложить в настоящее время общая теория в социологии. Эта теория строится по образцу всеобщих философских систем XIX века, и ничего другого не может получиться на данном уровне знаний.

Социальные теоретики, продолжает Мертон[7], делают ошибку, беря за образец схемы именно научного характера, а не системы философского характера, которые они только и способны создавать. Эти их претензии основаны на трех недоразумениях: 1) они забывают, что научная теория не может появиться, пока не накопилось огромного количества данных наблюдений; 2) они считают, что могут брать за образец, например, физику, забывая о том, что "между физикой XX века и социологией XX века лежат биллионы человеко-часов терпеливого, дисциплинированного и кумулятивного исследовательского труда" [1, p. 48]. Кроме того, как считает Мертон, они не имеют правильного представления о состоянии теории в физике: физика обладает целым набором специальных теорий и "исторически сложившейся надеждой" объединить их со временем в "теоретические семьи". Ссылаясь на физика Ричарда Фейнмана, Мертон приводит его слова: "Сегодня наши физические теории, физические законы представляют множество разнообразных частей и кусков, которые не очень-то подгоняются друг к другу" [1, p. 49]. Короче, и в самой-то физике, с ее уже накопленными "биллионами человеко-часов", нет единой общей теории, только разрозненные попытки приближения к ней. Мертон цитирует еще одного физика – Уайтхейда: "Для ранних стадий развития науки характерно, что она бывает претенциозно глубока в своих намерениях и тривиальна в своей работе с конкретными явлениями" [1, p. 41].

Мертон предупреждает, что попытка сравнивать себя в теоретической области с физикой и другими продвинутыми науками может оказаться для социологии просто опасной. Общество начнет требовать от социологии участия в разрешении глобальных социальных проблем, которые могут иметь последствия в виде войн, расовых конфликтов, психологической неуверенности населения и проч. А ученые-обществоведы перед лицом этих проблем вооружены сегодня ничуть не лучше, чем были вооружены врачи во времена Гарвея и Сайдемана для диагностики, исследования и лечения коронарных тромбозов" [1, p. 41].

Поэтому, считает Мертон, в настоящее время необходимо работать над созданием специальных теорий, по его терминологии - теорий среднего уровня, - "из которых выводятся гипотезы, могущие быть исследованы эмпирически, а также конструирование постепенно, а не внезапным наскоком, более общей концептуальной схемы, которая будет адекватно объединять в группы эти специальные теории». Теория среднего уровня, по убеждению Мертона, касается ограниченных аспектов социальных явлений, и каждая такая теория создает представление, из которого можно вывести ряд умозаключений. Ее можно проверить на плодотворность указанием сферы теоретических проблем и гипотез, которые позволяют исследователю определять новые характеристики явления. Именно такие представления нужны для выдвижения конкретных гипотез. Но такое представление все-таки уже теория, ибо некоторые умозаключения, выводимые из такого рода представлений, могут расходиться с ожиданиями здравого смысла, основанными на неверифицированном ряде "само собою очевидных положений". И каждая такая теория - нечто большее, чем просто эмпирическое обобщение, т.е. высказывание, суммирующее некоторые наблюдаемые закономерности отношений между двумя или более переменными. Такая теория может заимствовать из теории общего уровня только некоторые понятия: "социальная структура", "статус", "роль" и т.п. Затем из этих заимствованных понятий строится некоторое представление, обязательно формируется новое понятие (например, "ролевой отбор"). Тем самым, зависимость от теории общего уровня весьма слаба. Нужны теории среднего уровня, а теории общего уровня нужно предоставить возникнуть потом как бы самой в качестве объединяющего конструкта. В настоящее же время, по мнению Мертона, общая теория строится совершенно не в том направлении: она формирует какие-то нереализуемые схемы из понятий, которые невозможно прямо включить в исследование [1, p. 42].

Надо сказать, что сам Мертон действительно создавал теории среднего уровня, которые были очень полезны для эмпирических исследований. Например, интересна его теория референтной группы. Такая область, область специальных теорий, из которых возможно прямое заимствование понятий для исследований, - весьма важная сфера в любой науке. Так что Мертон был во многом прав, отстаивая важность этой сферы.

Но эта аргументация не убедила Парсонса. Он вовсе не считал, что задача общей теории - выдвигать концептуальные схемы, которые можно было бы непосредственно включать в исследования эмпирического типа. Задача общей теории, с его точки зрения, - преобразование различных дескриптивных (т.е. описательных) утверждений о фактах в некоторое связное целое, которое адекватно и определенно описываетпредмет данной науки. Эта обобщенная концептуальная схема должна включать в себя все основные параметры, которые важны с точки зрения ответов, какие должна давать наука на различные вопросы, возникающие как внутри, так и вне ее. Иными словами, для того, чтобы оправдывать свое существование в обществе. Это должны быть ответы, возможные на данном уровне развития науки.

Получается, что общая теория, которую создавал Парсонс, это как бы язык науки, - и не просто лексикон (какие-то "понятия", как определял их Мертон), но еще и грамматика и синтаксис, долженствующие эти понятия связывать в определенное целое по определенным правилам. Системный подход, положенный Парсонсом в основу этой теории, и есть такие правила, по которым соотносятся сферы, "подведомственные" отдельным социальным наукам, поскольку общая теория создавалась Парсонсом именно для всех социальных наук, а не только для социологии.

Действительно, возникает большой разрыв между теориями среднего уровня, описывающими конкретные сферы предмета социологии, и общими категориями, соотносящими эти сферы между собой. Но это неизбежно в силу неразвитости самой науки, о которой предупреждал Мертон. Исследования не покрывают равномерным слоем все части предмета социологии, они располагаются на нем как бы пятнами. Вот с этой стороны исследовалась социальная стратификация в среднем американском городе, а еще в другом исследовании - в Китае и на Таиланде. А здесь в индустриальной социологии изучали организацию в штабном и вертикальном ее вариантах. Здесь исследовались процессы урбанизации, здесь - криминальная субкультура и проч. А какие-то темы и районы вообще еще не исследовались. Поэтому база данных совершенно недостаточна, чтобы дать "причинное объяснение прошлых конкретных явлений или процессов и предсказаний будущих событий" или обеспечить "знание законов, которые могут быть приложены к бесконечному ряду конкретных случаев с использованием соответствующих фактических данных" [2, cc. 303-304]. Решение таких задач возможно только при наличии динамического знания, т.е. такой картины, когда все утверждения теоретического характера логически связаны друг с другом, вытекают друг из друга и друг в друга преобразуются. Но выработка такой картины будет требовать огромного количества тех самых "человеко-часов" упорного труда, который только и создает науку.

Но если невозможно достижение динамического знания, каким способом может продолжать наука двигаться вперед? Парсонс дает на это такой ответ: нужно применять упрощения.

Упрощения заключаются в том, что некоторые категории, которые являются в развитой науке переменными (т.е. описывают явления изменяющиеся), мы на данном уровне нашего знания определяем как константы, т.е. описывающие явления неизменные. Такую систему применяет, например, наука физиология: там отдельные органы в организме человека рассматриваются как постоянные величины, хотя для всех очевидно, что в действительности они таковыми не являются. И это дает возможность изучать процессы, протекающие в организме с достаточной степенью приближенности. Таким путем мы получаем структуру категорий, которая дает нам уверенность в том, что "ничто существенно важное не ускользнет при поверхностном обозрении, и появляется возможность связывать концы с концами, придавая определенность проблемам и их решениям" [2, c. 305].

Итак, мы имеем некоторую устойчивую, постоянную схему структурных категорий, с одной стороны, и динамические переменные элементы системы, которые мы намерены в этом пространстве изучать. Между ними должна быть установлена определенная связь, чтобы вся эта конструкция заработала. Эта связь устанавливается с помощью понятия функция. Тогда структура определяется как система некоторых стандартов, которые в определенных рамках имеют тенденцию сохраняться как эмпирически постоянный образец. Процессы же внутри этой системы описываются функциональными категориями, которые показывают нам, какое значение имеют эти процессы для сохранения или изменения данной системы в целом.

Перед нами то, что в социологической методологии получило название "структурно-функциональный анализ". Поскольку центральной единицей анализа у Парсонса является социальное действие, и если социальное действие - это процесс, то мы должны его представить как процесс, происходящий в структуре. В принципе, анализ социального действия, как мы уже многократно видели у различных социологов, включает в себя анализ сознания человека-актора, поскольку причинное объяснение должно включать в себя не описание самого поступка. Необходимо получить ответ на вопрос: почему тот или иной актор его совершил, почему он действовал таким, а не другим образом, как он пришел к решению действовать именно так? Итак, в центре анализа социального действия оказывается субъект, а сам процесс заключается в движении его мотивов и представлений и, в конечном счете, - в совершении выбора.

Тогда что есть социальная структура, в которой наш субъект или актор действует? Парсонс отвечает на этот вопрос: "Структура - это совокупность достаточно устойчивых стандартизированных отношений элементов. А поскольку элементом социальной системы является актор, то социальная структура представляет собой стандартизированную систему социальных отношений акторов друг с другом" [2, c. 319]. Действующие люди предъявляют друг к другу ожидания, и эти ожидания составляют непременное условие действия каждого из них. Для каждого отдельного актора ожидания всех других, действия которых совершаются одновременно в связи с его собственным действием или просто рядом с ним, представляют часть его ситуации (и обязательно входят в ее определение). И эти "системы стандартизованных ожиданий, рассматриваемые относительно их места в общей системе и достаточно глубоко пронизывающие действия, чтобы их можно было признавать без доказательств как законные, условно называются институтами"  [2, c. 320]. Это - стабилизирующая часть социальной структуры. Социальные институты наиболее четко воплощают в себе типы общей ценностной интеграции системы действия.