Подборка по новому времени

Биша  (Bichat), Мари-Франсуа Ксавье - французский анатом, фи­зиолог и врач, один из основоположников патологической анатомии и гистологии, основатель научной школы, родился 11 ноября 1771 года в семье врача в Туарете (Thoirette), образование получил на медицинских факультетах университетов Лиона, Нанта, Парижа и Монпелье. В детские годы он любил подсматривать за работой отца, иногда по­могал ему, когда необходимо было делать несложные хирургические опе­рации. Но в Лионскую медицинскую школу он поступил достаточно по­здно, ему уже минуло 20 лет. Закончив учебу, он перебирается в столицу.  Биша  повезло, он слушал лекции известного хирурга А. Пти (Antoine Petit, один из наиболее выдаю­щихся практиков своего времени»), а также был любимым учеником и помощником главного хирурга госпиталя Отель-Дьё Дезо (Pierre-Joseph Desault, 1744-1795 гг), у которого главным образом учился хирургии. Из весьма многочисленного числа фран­цузских хирургов Пьер Дезо заметно выделялся своим трудолюбием и лю­бовью к хирургии. Первоначально предназначавшийся своими родителя­ми к духовному званию, Дезо нашел путь к хирургии, несмотря на трудно­сти, которые ему пришлось преодоле­вать, и в конце концов занял пост глав­ного хирурга. Большую услугу хирур­гии он оказал тем, что основал специ­ализированный журнал и воспитал плеяду великолепных хирургов, под­няв этим свою специальность на высо­ту. С 1766 года он читал лекции по анатомии, затем хирургии в Париже, а с 1788 года занимал место главного хирурга в Шаритэ и Отель-Дьё. После смерти учителя  Биша  (с 1797 г) вел платные курсы, на кото­рых читал лекции по хирургии, анатомии и физиологии. В 1800 году он назначается врачом в главную парижскую больницу Отель-Дьё. Здесь же он занимается вскрытиями трупов. Гистология - наука о тканях и мик­роскопическом строении органов - получила свое основание, как из­вестно, в виде первых значительных исследований  Биша . Его книга «Recherches physiologiques sur la vie et la mort» (1800 г) («Физиологичес­кие исследования о жизни и смерти») дала впервые четкое представле­ние о том, что все органы состоят из определенных тканей. «В живых телах все связано и сцеплено до такой степени, что нару­шение функций в одной какой-либо части неизбежно отражается на всех других», - говорил  Биша . Эту взаимную связь жизненных отправлений организмов он называл «симпатией».  Биша  считал, что правильному пониманию жизненных процессов в здоровом и больном организме должно способствовать изучение химического состава живых тел. Доктор  Биша  описал морфологические признаки и физиологи­ческие свойства ряда тканей человека. Разрабатывая вопрос о роли и значении различных тканей в строении и жизненных отправлениях организмов животных и человека, он говорил, что ткани являются ос­новными структурами и физиологическими единицами жизни. По его классификации тканей, тело состоит из тканей, которые объеди­няются в системы (например кости, мышцы). Орган представляет со­бой совокупность тканей, принадлежащих к различным системам. Совокупность органов, имеющих общее назначение, образует аппа­рат (например дыхательный, пищеварительный). Каждому типу тканей принадлежит своеобразная элементарная функция: так, нервной ткани свойственна чувствительность, мускульной - сократительность и т.д. Совокупность всех элементарных функций тканей и составляет про­цесс жизнедеятельности организма. Органы тела животных  Биша  раз­делял на «растительные» и «животные». Первые характеризуются тем, что они действуют непроизвольно, автоматически, беспрерывно и без отдыха. Вторые же характеризуются тем, что они действуют самопроиз­вольно, с перерывами и отдыхом во время сна. Общую характеристику и классификацию жизненных процессов впервые обосновал  Биша . Всю физиологию он разделил на две группы: анимальную (животную) и вегетативную (органическую). Соответствен­но этому классифицируется им и нервная система: анимальная, кото­рая управляет отношением животного к внешнему миру, и вегетативная нервная система, которая регулирует физиологические функции внут­ренней жизни организма (кровообращение, дыхание, пищеварение, вы­деление и процессы обмена веществ).Ксавье  Биша  писал, что у людей с искривленной шеей ум бывает живее, чем у людей лишенных этого дефекта. Уму горбатых людей при­писывали остроумие и хитрость. Видный австрийский пионер клинико-патологической анатомии Рокитанский (1804-1878) пытался даже объяснить это тем, что у них аорта, сдавливая сосуды, идущие к голове, делает изгиб, вследствие чего появляется расширение объема сердца и увеличение внутричерепного давления. Пушкин читал книгу  Биша . Доктор  Биша  был очень популярен в начале XIX века, о чем свидетельствует восьмая глава «Евгения Онеги­на» (подглава XXXV): Молодой Бальзак также зачитывался трудами  Биша , новаторские взгляды которого пользовались большим спросом. Книга  Биша  «Физи­ологические исследования о жизни и смерти», опубликованная в Пари­же в 1800 году (русс. пер. 1806 г.), становится настольной книгой русских философов. Писатель и философ В.Ф. Одоевский, председатель «Общества любомудрия», считал  Биша  крупнейшим мыслителем человечества. В системе  Биша  особенно привлекает В.Ф. Одоевского и его единомыш­ленников утверждение физиолога о качественном отличии живого и несводимости законов органической природы к законам неорганичес­кой природы.  Биша  подхватил и развил витализм школы Монпелье, настойчиво говоря об особой «жизненной силе», свойственной всему живому. Жизнь, по определению  Биша , есть совокупность отправлений, противящихся смерти. Он признавал и подчеркивал качественное сво­еобразие явлений жизни, но считал, что принципиальное отличие яв­лений жизни от предметов неживой природы определяется наличием в организмах особой, непознаваемой по своей сущности жизненной силы. Анимизм Шталя перешел в витализм медицинской школы Монпе­лье, которая развивала виталистические взгляды на природу процессов, протекающих в организме. Витализм Монпелье формировался умами Теофила де Борде (1722-1776 гг), Гримо (1750-1789 гг), Бартеза (1734-1806 гг), Шоссье (1746-1828 гг), Луи Дюма (1766-1813 гг). Гримо, крупный анатом и предшественник  Биша  в создании учения о животных и орга­нических функциях, развивал, например, представление об особых пи­щеварительных соках; Поль-Жозеф Бартез - особого «жизненного принципа». Отрицая физико-химическое толкование явлений жизни, виталисты выдвинули положение о «сверхмеханической силе». Огром­ную роль в дальнейшем развитии этого направления во Франции сыг­рал  Биша , который явился творцом нового направления витализма. Немецкий врач-виталист Иоганн Рейль (1759-1813 гг) в 1796 году в ста­тье «О жизненной силе» писал о том, что при электрическом раздражении в опыте Гальвани видно глазом, что в раздражаемую мышцу что-то перехо­дит. Не может ли кровь содержать вещество, которое оно берет в легких и затем по пути отдает его в сердце и сосуды и тем самым возбуждает деятель­ность этих частей? Не может ли это же самое производить нерв в мышце, свет в глазу, пища в желудке? Может быть, в грубом веществе органов в по­кое собирается тончайшее вещество, которое выделяется при раздражении? Может быть, в различной степени сродство между видимыми животными веществами и выделяемыми тонкими веществами при раздражении и зак­лючается специфичность раздражения для каждого органа. После  Биша  никто из ученых не говорит о душе, многие расчленя­ют «жизненный принцип», возвращаясь ко временам ван Гельмонта. Во второй половине XIX века в биологии возникает течение неовитализм, объясняющее специфику жизненных явлений (зародышевого развития, формообразования, поведения организма) присутствием в живых телах особых нематериальных, непознаваемых сил. Последний яркий выразитель витализма уходящего XIX века, Иоганнес Петер Мюллер говорит о душе, как о чем-то отдельном от жизненной силы. В XX веке возрождение витализма стало свершившимся фактом. Немецкий биолог Ханс Дриш (Driesch, 1867-1941 гг) твердой рукой в своей «Философии органического» (1909 г) установил витализм как научную гипотезу современности, как единственно возможное в его глазах объяснение биологических фактов. При этой оказии вспомнили и о докторе Штале, его похвалили, но довольно сдержанно: признание жизненной силы душой большинству неовиталистов нравилось так же мало, как и виталистам предыдущей эпохи. В истории физиологии деятельность  Биша  и Мажанди имеет исклю­чительное значение. Оба они - новаторы в конкретном изучении, опи­сании различных, не известных еще науке явлений в здоровом и боль­ном теле животных и человека. Их имена связаны с самым ярким пери­одом начала опытного естествознания XIX века. Однако в физиологию они вошли с двумя взаимно исключающими взглядами на сущность жизни, физиологических процессов. Сравнивая состав живых и нежи­вых тел, Мажанди отмечал сходство и отличия в их характеристиках и еще до решающего синтеза Велером мочевины писал: «Многие из от­меченных отличий (органического), вероятно, в короткое время полно­стью отпадут. Так, например, надо отметить, что наряду с тем, что жи­вотные тела, полностью разрушенные, не могут снова быть сложенны­ми, химии удалось получить вещества в органических телах. Со време­нем это, вполне возможно, пойдет еще дальше». Велер, будучи по образованию не химиком, а врачом, совершил пе­реворот во взглядах на происхождение всех органических соединений. В феврале 1828 года преподаватель Берлинского политехнического учи­лища Фридрих Велер написал очень смелое по тому времени письмо своему учителю Иёнсу Берцелиусу. «Я не в силах больше молчать, - го­ворилось в нем, - и должен сообщить вам, что могу получить мочевину без помощи почек, без собаки, человека и вообще без участия какого-либо живого существа...» Можно представить реакцию Иёнса Берцелиуса, когда он прочитал эти строки! Ему, известному во всем мире своими работами по химии, секретарю Шведской академии наук, а в 1810 году ее президенту, нелег­ко было поверить в это заявление своего ученика. Дело в том, что Берцелиус был сторонником «жизненной силы». Он был абсолютно уверен, что химик способен получить органическое вещество, только выделив его из продуктов жизнедеятельности организма, где они образовались под влиянием «жизненной силы». Даже в своей книге «Руководство по органической химии», вышедшей всего лишь за год до злополучного письма Велера, он определял органическую химию как «химию растительных и животных веществ, образующихся под влиянием жизненной силы». Велер же утверждал, что получил мочевину, смешивая в обычной химической колбе простые неорганические вещества. Вскоре еще целому ряду химиков удалось получить органические вещества из неоргани­ческих. Количество органических веществ, созданных химическим син­тезом, неуклонно росло, что само по себе являлось убедительным опро­вержением теории пресловутой жизненной силы. 22 июля 1802 года наука понесла большую утрату - от туберкулёза в возрасте 31 года скончался доктор  Биша . По поводу скорбного события ученик  Биша  доктор Лаэннек с горечью рассуждал: - Какая бессмыслица! Великий ученый, первоклассный ум погре­бен, не успев сделать всего, что мог. И в чем причина? Что обеспечило питательную среду бациллам туберкулёза? Плохие жизненные условия? Перегруженность работой? Нищета, мешавшая переехать в теплый кли­мат для лечения? Сколько еще времени потребуется медицине, чтобы устранить эту ненавистную болезнь? Доктор Корвизар, лечивший  Биша , послал Наполеону I извещение о смерти ученого: « Биша  скончался на поле брани, которое взяло уже немало жертв; едва ли найдется кто-нибудь другой, кто сделал в такое короткое время так много и столь важного».

  Рокитанский Карл  — знаменитый патологоанатом; с 1834-го по 1875 г. был профессором патологической анатомии в Венском университете. Одновременно с профессурой он занимал должности прозектора Большого венского госпиталя и судебного анатома.

Будучи поборником ятрохимического направления в медицине и виднейшим представителем гуморальной школы,  Рокитанский  в своем руководстве по патологической анатомии, 1841-1846; переиздано в переработанном виде в 1855 г.), а также в других работах все болезненные явления объяснял с точки зрения учения о кразах.

Краза (греч. krasis — смешение) — термин, предложенный им для обозначения состояний организма, обусловленных изменением химического состава его соков (влаг) и неправильным их смешением. В основе всех патологических проявлений  Рокитанский  видел порчу соков, то или иное нарушение состояния белков, воло- книны и говорил о различных кразах (воспалительном, тифозном, туберкулезном, раковом и пр.). Нарушения химического состава крови и других физиологических жидкостей, по его мнению, приводят  к  отложению в тканях специфичного для каждого патологического процесса бесструктурного (аморфного) вещества, которое, в свою очередь, определяет характер клинических и морфологических проявлений болезни. Появление при воспалении новых клеток, например лейкоцитов при гнойном воспалении, он объяснял образованием их в экссудате, как бы выделением их из него. Учение Рокитанского о кразах имело большое распространение и было вытеснено лишь в 60-х гг. XIX в. клеточной теорией Вирхова. Хотя  Рокитанский  не примкнул явно  к  какому-либо определенному философскому направлению в медицине, но все же, исходя из положений его гуморальной теории, его надо считать виталистом.

Но прославился  Рокитанский  другим — он опубликовал большое количество научных работ, которые осветили патолого-анатомическую сущность самых разнообразных патологических процессов (ущемления и сужения кишок, спонтанных разрывов аорты, прободений язв желудка, зоба щитовидной железы, коллоидного рака, новообразований молочной железы, дефектов в перегородках сердца и пр.).  Рокитанский  впервые высказал мысль (и привел экспериментальные доказательства), что для суждения о значении клинических явлений на живом необходимо принимать в соображение находки на вскрытии. Таким образом, видимые патологические изменения в структуре были изучены во всем их объеме и взаимоотношениях так, как никогда раньше они не изучались. Это был большой шаг вперед;  к  нему присоединилось еще открытие клеточного строения органов и тканей; и вполне естественно родилось стремление пополнить макроскопические находки на трупе микроскопическими и проследить ход болезни вплоть до мельчайших доступных человеческим чувствам частей организма, т. е. клеток.

Блестящее разрешение этой задачи произошло позже и было главной заслугой Рудольфа Вирхова. Вирхов называл Рокитанского «Линнеем патологической анатомии». Он писал: «Никогда еще не исследовались микроскопически-анатомические изменения больного организма, особенно по отношению к его строению, соотношению частей, стадий развития изменений, повторяемости так систематически, так исчерпывающе; никогда еще не описывалось таких исследований на таком обширном материале в таком живом, точном изложении» (цит. по Мороховцу Л., 1903). Л. Мороховец относил Рокитанского к представителям старой патолого-анатомической школы — в нем сочеталось все, что главным образом основывалось на описании, обобщении и систематизации макро- и микроскопической картины наших страданий.

Благодаря Рокитанскому микроскоп, введенный в патологическую анатомию Иоганном Мюллером (1801-1858), сделался важнейшим инструментом патолого-анатомических исследований. Но главная его заслуга заключается в том, что он сделал патологическую анатомию основой патологии и научной медицины вообще.

Клеточная теория

Клеточная теория была сформулирована в 1839 г. немецким зоологам и физиологом Т. Шванном. Согласно этой теории, всем организмам присуще клеточное строение.Клеточная теория утверждала единство животного и растительного мира, наличие единого элемента тела живого организма — клетки. Как и всякое крупное научное обобщение, клеточная теория не возникла внезапно: ей предшествовали отдельные открытия различных исследователей. Клеточная теория получила дальнейшее развитие в работах немецкого ученого Р. Вирхова (1858), который предположил, что клетки образуются из предшествующих материнских клеток. В 1874 г. русским ботаником И. Д. Чистяковым, а в 1875 г. польским ботаником Э. Страсбургером было открыто деление клетки — митоз, и, таким образом, подтвердилось предположение Р. Вирхова .

Создание клеточной теории стало важнейшим событием в биологии, одним из решающих доказательств единства живой природы. Клеточная теория оказала значительное влияние на развитие биологии как науки, послужила фундаментом для развития таких дисциплин, как эмбриология, гистология и физиология. Она позволила создать основы для понимания жизни, индивидуального развития организмов, для объяснения эволюционной связи между ними. Основные положения клеточной теории сохранили свое значение и сегодня, хотя более чем за сто пятьдесят лет были получены новые сведения о структуре, жизнедеятельности и развитии клетки.

Клеточная теория включает следующие основные положения:

Клетка — элементарная единица живого, способная к самообновлению, саморегуляции и самовоспроизведению й являющаяся единицей строения, функционирования и развития всех живых организмов.

Клетки всех живых организмов сходны по строению, химическому составу и основным проявлениям жизнедеятельности.

Размножение клеток происходит путем деления исходной материнской клетки.

В многоклеточном организме клетки специализируются по функциям и образуют ткани, из которых построены органы и их системы, связанные между собой межклеточными, гуморальными и нервными формами регуляции.

 Первые   методы   и   приборы  физического  обследования 

В начале XVIII в. в клиниках Европы не применялось ни одного диагностического  прибора , не было инструментальных или лабораторных  методов   обследования   больного . При постановке диагноза врач исходил из результатов анамнеза (опроса), прощупывания пульса  и  осмотра  больного   и  его выделений. Теплоту тела определяли эмпирически (приложением руки) вплоть до второй половины XIX в. (в то время как  первый  термометрический  прибор  уже был изобретен Г. Галилеем в конце XVI в.).

 Первый  надежный спиртовой (1709), а затем  и  ртутный (1714) термометр со шкалой от 0 до 600° предожил один из выдающихся ученых своего времени Даниэль Габриэль* Фаренгейт (Fahrenheit, D. G., 1686— 1736), работавший в Голландии. В качестве исходных он использовал три точки отсчета. Первая — 0° определялась в сосуде со смесью льда, воды, солей аммония и морской соли. Вторая— 32°F соответствовала точке таяния льда. Третья — 96 °F являлась нормальной температурой полости рта. Температура кипения воды по Фаренгейту соответствовала 212 °F — на 180° выше точки таяния льда.

В Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге хранится 13 писем Фаренгейта к Г. Бурхааве, который был  первым  врачом, применившим собственную модификацию термометра Фаренгейта для определения температуры тела  больного . Термометр Фаренгейта  первым  вошел в клинику, но большие размеры значительно затрудняли его практическое применение.

В 1730 г. французский естествоиспытатель Рене Антуан-Фершо Реомюр (Н. A. Reaumur, 1683—1757). изобрел спиРтовой термометр со шкалой от 0 до 80° (0° соответствовал температуре замерзания воды). Приняв объем спирта при 0° за 1000 условных единиц, Реомюр ■ нагрел его до кипения что соответствовало 1080 единицам. Вот почему температура кипения воды по Реомюру принята за 80°.

Термометр Реомюра оказался весьма удобным, однако последнее слово в вопросе градуирования шкалы принадлежит шведскому астроному  и  физику "НДерсу Цельсию (A. Celsius, 1701— 1744). В 1742 г. он предложил стоградусную шкалу, в которой 0° соответствовал температуре кипения воды, а — точке таяния льда. Впоследствии М. Штрёмер (Швеция) перевернул шкалу Цельсия, сделав 0° точкой таяния льда  и  началом отсчета. В таком виде термометр приобрел самую широкую мировую известность.

В клиническую практику термометрия входила с трудом. Еще в 1861 г известный немецкий врач Карл Геохард (Gerhardt, Karl, 1833—1902) считал ее «слишком сложной процедурой». В России успешное внедрение термометрии в клинику (1860) тесно СВЯ97т° С именем С- п- Боткина (см.

Важная роль в развитии  методов  физического  обследования  принадлежит венскому врачу Леопольду Ацэн-Ут*%*х\ <Auenbrugger, ' Leopold, 1 /^z—ieuyj — автору  метода  перку с-сии (лат. percussio —ударяю) те выстукивания, так хорошо известного сегодня  и  с таким трудом входившего в медицинскую практику.

Будучи сыном трактирщика, Л Ау-энбруггер часто наблюдал,  как отец определял количество вина в бочках простукивая их стенки. Возможно, эти наблюдения навели его на мысль об использовании выстукивания для определения наличия жидкости в грудной полости.

В течение семи лет Ауэнбруггер тщательно изучал звуки, издаваемые при простукивании грудной клетки в здоровом и  больном  организме. Свои клинические наблюдения он систематически сопоставлял с данными пато-лого-анатомических вскрытий и в ПЫ г. изложил результаты своих исследований на 95 страницах сочинения «Inventum novum...» («Новый способ, как путем выстукивания грудной клетки человека обнаружить скрытые внутри груди болезни». Рис. 132).

«На основании своего опыта,— писал Ауэнбруггер,—я утверждаю: признак, о котором идет речь, чрезвычайно важен не только для распознавания, но и для лечения болезней; более того, он заслуживает  первого  места после исследования пульса и дыхания. В самом деле, при какой бы болезни ни был обнаружен неестественный звук, получаемый при выстукивании груди, он всегда будет указывать на наличие большой опасности».

Несмотря на очевидную сегодня важность нового  метода , перкуссия разделила участь многих.великих изобретений: ее встретили насмешливо, даже враждебно. Венские врачи  и  их пациенты, приученные лишь в прощупыванию пульса, выступили с резкой критикой «этой длительной  и  тягостной новомодной процедуры». Более того, учитель Ауэнбруггера по Венскому университету  и  его ректор, основатель прославленной венской клинической школы Г. ван Свитен (van Swieten, Gerard, 1700—1772), также не принял нового  метода . Ауэнбруггер был вынужден оставить работу в госпитале. Дальнейшая судьба его сложилась трагично: последние годы жизни он провел в психиатрической клинике, где умер в 1809 г., так  и  не узнав о возрождении  и  широком признании предложенного им  метода  во Франции в 1808 г.

Забытое имя Ауэнбруггера  и  его  метод  возродил Жан Николя Корвизар де Маре (Corvisart, Jean Nicolas de Mare, 1755—-1821)—-основоположник клинической медицины во Франции, лейб-медик Наполеона I.

С  методом  Ауэнбруггера Корвизар впервые познакомился, с увлечением прочитав небольшую работу венского врача Максимилиана Штоля (М. Stoll, 1742—1787), который практиковал этот  метод  в клинике для бедных на окраине Вены.. «Я не помню ни разу,—-писал Корвизар,— в течение всего времени, когда я изучал медицину, чтобы упоминалось имя Ауэнбруггера... Я не знал перкуссии, когда начал преподавать клиническую   медицину».

В течение 20 лет Корвизар  и  его _ многочисленные ученики тщательно изучали перкуторный звук как новое средство диагностики. В отличие от автора  метода , который перкутировал концами пальцев,, сложенных в пирамиду, Корвизар стал выстукивать ладонью. Такой способ позволил ему с большим искусством распознавать заболевания легких, наличие жидкости в плевральной полости  и  околосердечной сумке, а также аневризму сердца, изучение . которой принесло Корвизару большую славу. В 1808 г., за год до смерти Л. Ауэнбруггера, он опубликовал на французском языке полный перевод «Inventum novum...», дополнив его своими, весьма солидными (более 400 страниц) комментариями. Здесь уместно привести слова Анатоля Франса: «Дар воскрешать прошедшее столь же изумителен  и  драгоценен, как  и  дар предвидеть будущее».

Читая, лекции в амфитеатре госпиталя Sharite (на стенах которого ныне высечено его имя), Корвизар широко пропагандировал  метод  выстукивания, наряду с которым часто использовал  и  древний способ непосредственной аускультации (лат. auscul-tatio — выслушивание). Прикладывая ухо к грудной клетке  больного , он пытался определить интенсивность и ритм биения сердца. Среди других студентов лекции Корвизара слушал Рене Теофил Гиацинт Лаэннек (Laen-nec, Rene Theophile Hyacinthe, 1782— 1826)—ученик, который превзошел своего учителя (рис. 133).

Р. Лаэннек воспитывался в семье своего дяди — известного врача времен французской буржуазной революции, что оказало большое влияние на его развитие и увлечение медициной. Изучив греческий и латынь, Лаэннек уже в юности читал в подлиннике труды древнегреческих и римских авторов. В студенческие годы взгляды Лаэнне-ка формировались под влиянием Кор-визара и Биша.

Будучи студентом Парижского университета, Лаэннек начал работу по изучению болезни, которая в то время называлась чахоткой (phtisis) и от которой умирало огромное число  больных . Патологоанатомические вскрытия выявляли в различных органах специфические образования, которые Лаэннек назвал туберкулами. Они возникали и развивались без внешних признаков, а когда симптомы болезни проявлялись, спасти  больного  было уже невозможно. Как распознать болезнь в начальной ее стадии, когда были еще шансы остановить ее и вылечить  больного ? Выслушивание ухом, приложенным к грудной клетке, не давало ощутимых результатов. Никаких средств прижизненной диагностики еще не было,— еще не родился  и  не сделал своего открытия (1895) В. К. Рентген.

Решение, которое так долго искал ' Лаэннек, пришло неожиданно. Возвращаясь из клиники через парк Лувра, он обратил внимание на шумную ватагу ребят, игравших вокруг бревен строительного леса. Одни дети прикладывали ухо. к концу бревна, а другие с большим энтузиазмом колотили палками по противоположному его концу: звук, усиливаясь, шел внутри дерева. Лаэннек увидел решение проблемы.

Поводом для  первого  применения  метода  посредственной аус-к у л ь т а ц  и   и  при помощи бумажного стетоскопа послужила полнота 19-летней девушки. «Возраст  и  пол  больной ,— писал Лаэннек,— не позволяли мне применить ... непосредственную аускультацию ухом, приложенным к области сердца... Я попросил несколько листов бумаги, свернул их в тугой цилиндр, приставил один его конец к области сердца  и  приложил ухо к другому. Я был в равной степени  и  удивлен  и  удовлетворен, когда услышал удары сердца такие ясные  и  отчетливые, какими никогда не слышал их при непосредственном. приложении уха к области сердца».

На следующий день Лаэннек применил этот  метод  в своей   клинике в госпитале Necker. Тщательное  обследование  показало, что одна треть  больных  страдала активной фазой чахотки (т. е. туберкулеза, термин предложен Лаэннеком).

 Первые  стетоскопы (от греч. stet-hos — грудь, scopeo — смотрю, исследую). Лаэннек клеил из плотной бумаги, затем в поисках оптимальных акустических эффектов стал вытачивать их из различных пород дерева на специальном станке. Его собственный стетоскоп был деревянным (рис. 134)  и  состоял из двух цилиндров, которыми в зависимости от целей исследования можно было пользоваться в собранном или разобранном виде.

Изобретение первого в истории медицины  прибора     физической диагностики— стетоскопа    прославило    имя Лаэннека, но его вклад в медицину определяется прежде всего разработкой патологической    анатомии, изучением клинической    картины и диагностики заболеваний легких, чему изобретение стетоскопа    способствовало   в значительной степени.    Р. Лаэннек описал аускультативные    симптомы   пороков сердца, изучил клинику и патоморфологию    портального цирроза    печени (цирроз Лаэннека), установил специ