Зажицкий В.И. Новые нормы доказательственного

Поэт, предостерегая от необдуманного вторжения в деликатные сферы человеческой деятельности, говорил: "Не троньте музыку руками!". Такое предостережение можно отнести к доказательственному праву как наиболее деликатной сфере уголовного судопроизводства. Именно здесь, прежде чем что-либо изменять, нужно отмерить не семь раз, а больше. К сожалению, широкое внедрение начал состязательности не пощадило и доказательственное право, которое изменилось в худшую сторону.

Кардинальным образом изменилось отношение законодателя к такой важнейшей методологической и практической проблеме, как истина в уголовном судопроизводстве. Термин "истина" фигурировал в терминологической системе Устава уголовного судопроизводства (ст. 613). В УПК РСФСР 1960 г. он использовался неоднократно (ч. 1 ст. 89, ч. 2 ст. 243, ч. 2 ст. 257, ч. 3 ст. 280). Требование устанавливать в ходе доказывания по уголовным делам истину вытекало из задач уголовного судопроизводства, важнейшим элементом которых было быстрое и полное раскрытие преступлений (ч. 1 ст. 2 УПК РСФСР). Предписание ст. 20 этого закона всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства уголовного дела научными и практическими работниками рассматривалось как требование устанавливать по уголовным делам истину. В научных трудах с методологических позиций убедительно обосновывалась необходимость устанавливать по уголовным делам объективную истину и раскрывалось ее содержание (19) (19 См.: Трусов А.И. Основы теории судебных доказательств. М., 1960. С. 15-22; Пашкевич П.Ф. Объективная истина в уголовном судопроизводстве. М., 1961; Арсеньев В.Д. Вопросы общей теории судебных доказательств. М., 1964. Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань, 1976. С. 25-34; С. 36-49; Горский Г.Ф. , Кокорев Л.Д., Элькинд П.С. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе. Воронеж, 1978. С. 57-69; Теория доказательств в советском уголовном процессе. М., 1973. С. 113-139; Курс советского уголовного процесса. Общая часть. М" 1989. С. 533-542; Кокорев Л.Д., Кузнецов Н.П. Уголовный процесс: доказательства и доказывание. Воронеж, 1995. С. 28-36 и др.). А патриарх отечественного уголовного процесса М.С. Строгович последовательно отстаивал мнение о том, что установление объективной (материальной) истины по уголовным делам является одним из его принципов (20) (20 См.: Строгович М.С. Уголовный процесс. М., 1946. С. 73-74; Он же: Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М" 1955. С. 19-53; Курс советского уголовного процесса. В 2-х т. Т. 1. М" 1968. С. 124-126.). Бесспорным признавалось мнение о том, что в основе обвинительного приговора должна лежать объективная истина. Такая позиция была обусловлена не идеологическими постулатами, но стремлением обеспечить эффективное правосудие по уголовным делам.

В современных условиях истина в уголовном судопроизводстве оказалась невостребованной. В действующем уголовно-процессуальном законе она не упоминается, а в юридической литературе о ней стыдливо умалчивается. Такой подход иначе как регрессивным назвать нельзя. Расхожими стали слова проф. У. Бернама (США, штат Мичиган), который, выступая 6 февраля 2002 г. на Международной научно-практической конференции, проведенной в МГЮА в связи с принятием нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, на вопрос о его отношении к истине в состязательном уголовном процессе ответил: 'Только Бог знает истину по уголовному делу, в уголовном процессе это невозможно. Поэтому надо ориентироваться только на усилия сторон, только они и решают этот вопрос". Но, прикрываясь Богом, американский ученый лукавил, потому что термин "истина" и ориентировка на ее установление судами при разрешении уголовных дел признаются в изданных в последние десятилетия XX в. американских законах и иных весьма авторитетных правовых актах.

Многократные упоминания об истине как цели доказывания или уголовного судопроизводства в целом можно найти в законодательстве ряда штатов, а также в правилах, издаваемых судами (21) (21 Об этом см.: Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Указ. соч. С. 201-203.)

Принципиальное отношение законодателя к истине в уголовном судопроизводстве обусловило существенные противоречия как в самом уголовно-процессуальном законе, так и в судебно-следственной практике. В основе уголовно-процессуальной деятельности продолжает оставаться доказывание по уголовным делам (ст. 17, 73, 76-84, 86 УПК РФ). Исключить же рассуждения о цели такого доказывания невозможно. Данный вопрос не является абстрактным и отвлеченно-теоретическим, это - вопрос практический. Достаточно сказать, что реализация принципа презумпции невиновности (ст. 14 УПК РФ) возможна только при условии установления истины по уголовному делу. Только при достижении такого результата может быть опровергнута презумпция невиновности.

С точки зрения не только методологических предпосылок, но и здравого смыла истину в уголовном судопроизводстве нельзя объявлять недостижимой. В противном случае она перестает быть целью доказывания. Такую цель заменяет вероятность, которая представляет собой не что иное, как простое подозрение. Поэтому в судебно-следственной практике должен оставаться ориентир: в ходе доказывания по уголовному делу должна быть установлена истина, понимаемая как достоверное познание обстоятельств совершения преступления, а также их юридическая оценка с точки зрения норм уголовного закона, т.е. правильная квалификация преступления. Только при этом непременном условии можно обеспечить законность, обоснованность и справедливость приговора (ст. 297 УПК РФ). Только поиск истины по каждому уголовному делу может оправдать саму уголовно-процессуальную деятельность. Заведующий сектором уголовного права и криминологии ИГП РАН, доктор юрид. наук, проф. В.В. Лунеев справедливо отмечает, что процессуальная процедура никогда не может быть выше искомой истины по уголовному делу. "Известная сентенция "главное не истина, а процесс ее поиска" , - рассуждает он, - непригодна для правосудия. Оно перестает быть нужным и превращается в шоу. Такое шоу слишком дорого обходится людям, обществу, государству" (22) (22 Приведенные суждения были высказаны известным российским ученым на открытии упомянутой научно-практической конференции "Правовая и криминологическая оценка нового УПК РФ" (см.: Гос. и право. 2002. N 9. С. 90).). С учетом высказанных соображений, разделяемых многими российскими учеными, УПК РФ целесообразно дополнить предписаниями, которые логически завершали бы систему норм доказательственного права требованием достижения истины по уголовным делам.

Наконец, еще одна актуальная проблема должна привлечь внимание законодателя. Безусловным достижением судебно-правовой реформы в Российской Федерации следует считать преодоление устаревших представлений о необходимости тотальной секретности осуществления спецслужбами и правоохранительными органами оперативно-розыскной деятельности и ее законодательную регламентацию. Закон РФ "Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации" от 13 марта 1992 г. и Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности" от 12 августа 1995 г. правовыми средствами упорядочили наиболее важные общественные отношения, складывающиеся в сфере оперативно-розыскной деятельности. Правовые предписания придали оперативным сотрудникам правоохранительных органов больше уверенности и целеустремленности при выполнении ими своих служебных полномочий, в значительной мере укрепили гарантии прав и свобод личности, создали необходимые предпосылки для обеспечения режима законности в этой специфической сфере государственной деятельности.

Одним из сущностных свойств оперативно-розыскной деятельности многие авторы правомерно считают ее связь с уголовно-процессуальной деятельностью (23) (23 Связь рассматриваемых видов деятельности была отчетливо выражена еще в Законе Российской империи "Об организации сыскной части" от 6 июля 1908 г., который рассматривал сыскную работу в качестве вспомогательной меры в осуществлении задач уголовного судопроизводства.). Такая связь обусловлена общностью объектов обоих видов деятельности -уголовными преступлениями. Оперативно-розыскная деятельность призвана "обслуживать" уголовный процесс и с этой точки зрения не имеет той самостоятельности, которая свойственна другим видам деятельности. Иначе говоря, оперативно-розыскной деятельности не придается самодовлеющего значения. Справедливо отмечается, что, "не будучи жестко связанной с уголовно-процессуальным производством, данный вид правоохранительной деятельности не может решать задачи борьбы с преступностью. В этом проявляется вспомогательный характер оперативно-розыскной деятельности по отношению к уголовно-процессуальному производству" (24) (24 Демидов И. Оперативно-розыскная деятельность и уголовный процесс // Законность. 1993. N8. С. 35.).

Связь оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности усматривается из ее нормативного определения, содержащегося в Федеральном законе "Об оперативно-розыскной деятельности" (ст. 1), отчетливо выражена в правовых предписаниях, определяющих ее задачи (ст. 2). Статья 11 данного Закона формулирует предписания, которые определяют следующие основные направления использования результатов оперативно-розыскной деятельности (сведений, полученных оперативно-розыскным путем) в интересах уголовного судопроизводства: 1) в качестве повода и основания для возбуждения уголовного дела; 2) для подготовки и осуществления следственных и судебных действий и 3) в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств. Однако эти положения не регламентируют оперативно-розыскную деятельность, а имеют исключительно уголовно-процессуальный характер. Правомерно сказать, что в данном случае прием инкорпорации законодателем был применен явно неудачно. Способ устранения такого пробела один - при положительном к ним отношении рассматриваемые предписания должны быть конкретизированы в Уголовно-процессуальном кодексе РФ (25) (25 Автором данной статьи была предложена система правовых норм, направленных на регулирование общественных отношений, возникающих при использовании результатов оперативно-розыскной деятельности в качестве повода и основания для возбуждения уголовного дела, в качестве оснований для производства следственных действий, а также в доказывании по уголовным делам (см.: Зажицкий В.И. Связь оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности // Росс, юстиция. 2001. N 3).). Однако этого не произошло. В УПК РФ по существу не оказалось правовых предписаний, которые свидетельствовали бы о связи двух видов государственной деятельности - оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной. Законодатель лишь сформулировал ст. 89 УПК РФ "Использование в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности". К сожалению, никаких положительных предписаний, которые соответствовали бы названию данной статьи Закона, в ее лаконичном содержании не оказалось. Она содержит лишь запрет использовать в процессе доказывания результаты оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом. Однако следовало бы учитывать, что в ходе осуществления этой деятельности не могут возникать объективные предпосылки, при которых ее результаты отвечали бы требованиям УПК РФ, предъявляемым к доказательствам по уголовному делу.

Такое положение противоречит общепринятым представлениям о том, что эффективно раскрывать прежде всего тяжкие и особо тяжкие неочевидные преступления только способами уголовного судопроизводства нереально. Многие практические ситуации настоятельно требуют привлекать для раскрытия преступлений оперативно-розыскные силы и средства, однако это оказывается невозможным ввиду отсутствия необходимых правовых предписаний. В частности, УПК РФ не предусматривает проверку заявления о преступлении как повода к возбуждению уголовного дела путем осуществления оперативно-розыскной деятельности. Но как быть, если в таком заявлении содержатся сведения о преступлении, совершенном или совершаемом организованной преступной группой? Предписания УПК РФ, регламентирующие производство в стадии возбуждения уголовного дела, для подобных ситуаций совершенно непригодны. Восполнение же пробелов закона путем следования здравому смыслу влечет широкое применение санкции ничтожности, т. е. признание недопустимыми полученных таким путем доказательств.

Положительно то, что Федеральным законом от 4 июля 2003 г. ст. 5 УПК РФ, которая раскрывает основные понятия, используемые в настоящем Кодексе, дополнена п. 36-1 следующего содержания: "результаты оперативно-розыскной деятельности - сведения, полученные в соответствии с федеральным законом об оперативно-розыскной деятельности, о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного преступления, лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших преступление и Скрывшихся от органов дознания, следствия или суда". Но такого дополнения явно недостаточно. Необходимо предусмотреть систему правовых предписаний, которые определяли бы требования, предъявляемые к результатам оперативно-розыскной деятельности, порядок их представления властным участникам уголовного судопроизводства, осуществляющим функцию уголовного преследования, а также порядок и пределы их использования в интересах уголовного судопроизводства. Могут сказать, что межведомственная инструкция "О порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю или в суд" от 13 мая 1998 г. регулирует многие из этих вопросов. Однако многие положения данной инструкции сами нуждаются в уточнении и дополнении. Но основное состоит в том, что речь идет о существенной стороне уголовного судопроизводства, которая должна быть урегулирована только нормами закона.