kushneruk_sl_lingvisticheskoe_miromodelirovanie_v_reklame

исследовательской деятельностью Елены Семино, Эрнестины Лахей, Лауры Идальго Даунинг, Питера Стоквелла, Джоанны Гевинс.

За два года до появления опубликованной посмертно монографии Поля Верта [Werth 1999] в свет выходит книга Е. Семино «Language and World Creation in Poems and Other Texts» [Semino 1997]. Она представляет междисциплинарный подход к анализу поэтических произведений,

концентрируя внимание на текстовых мирах, которые возникают в результате взаимодействия читателя с текстом. Е. Семино демонстрирует три независимых подхода к поэтическим текстовым мирам.

Первая часть книги посвящена традиционному стилистическому анализу,

акцентирующему внимание на роли артиклей и дейктиков в поэтических текстах. Вторая часть описывает сущность теории возможных миров,

получившей развитие в логике и далее в семантике, и механизмы ее применения в исследованиях поэзии. Третья часть книги вызывает особый интерес, поскольку в ней предпринята попытка соединить лингвистический анализ с когнитивной теорией знания и понимания. Автор подробно сравнивает три версии теории схем, концентрируясь на том, как понимание зависит от активации схем, хранящих родовую информацию о разных объектах, людях,

ситуациях и событиях.

Несомненной заслугой исследовательницы является попытка доказать,

что три заявленных подхода дополняют друг друга и могут последовательно применяться к анализу поэтических произведений. Е. Семино принадлежит первенство в изучении текстовых миров в языке поэзии. Она описывает систематические способы применения теории текстовых миров к стихотворному наследию британских и американских поэтов XX столетия.

Вместе с тем автор подчеркивает, что в русле избранной концепции должны изучаться и непоэтические тексты. Очевидно, что схематические наброски того,

как теория текстовых миров может использоваться для анализа художественной прозы, анекдотов, рекламы, представленные в конце каждого раздела её монографии, достойны приобрести раздельные очертания в самых широких

43

сферах коммуникации. Несмотря на обозримые достоинства обсуждаемой монографии, отметим, что работа в определенной степени эклектична.

Стремясь продемонстрировать возможности применения нескольких теорий к изучению текстовых миров, автор соединяет разнородные точки зрения.

Каждая из трех частей монографии, взятая в отдельности, могла бы стать самостоятельным исследованием без ущерба для двух других.

В традициях П. Верта производятся исследования поэтического языка его соотечественницей Э. Лахей [Lahey 2004, 2005]. В статье, посвященной изучению текстовых миров и субмиров стихотворения шотландского поэта Нормана Маккейга «After» [Lahey 2004], центральной проблемой становятся рассуждения о том, как формируются дейктически «пустые» текстовые миры поэтического текста, и с какими сложностями исследователь неизбежно сталкивается при их анализе. Сильной стороной работы можно считать выявление дальнейших научных перспектив, которые автор связывает с описанием круга языковых явлений, формирующих достигнутый эффект в других поэтических произведениях. Годом позже в диссертационном исследовании теория текстовых миров применяется автором к анализу репрезентаций ландшафта на материале стихотворений канадских поэтов XX

века Э. Пурди (Al Purdy), Э. Ноулена (Alden Nowlen), М. Акорна (Milton Acorn) [Lahey 2005]. В результате обнаруживается взаимосвязь описания с понятием национально-культурной идентичности.

Значительно больше исследований, принимающих методологию теории текстовых миров, проводятся на материале художественной прозы. Нельзя обделить вниманием работы исследователя из Финляндии Кари К. Питканена

[Pitkanen 2001, 2003]. Он подчеркивает, что характер текстового значения гораздо глобальнее, чем описано в семантических теориях. Значение текста нельзя рассматривать как простое смешение предложений. Благодаря тому, что текст вызывает в сознании, читателю доступно больше информации. По этой причине автору необходимо знать, каким образом можно воздействовать на появление тех или иных ассоциаций, и как такую информацию можно

44

модифицировать, чтобы она соответствовала поставленным коммуникативным целям. В своей диссертации [Pitkanen 2003] К. К. Питканен изучает взаимодействие словесного выражения, текста и энциклопедических знаний в построении текстового значения. Предметом исследования является пространственно-временная обстановка в художественной прозе. Автор рассуждает о том, что сам по себе текст не передает намеченное содержание.

Скорее, текстовая информация и совместные фоновые знания определяют положение дел в мире, который изображает текст. Текстовое значение должно интерпретироваться с учетом знаний участников дискурса, которые могут интертекстуально расширяться и модифицироваться.

Через пространственно-временную обстановку анализируется основанное на тексте взаимодействие, а также то, какое отношение значение имеет к энциклопедическим знаниям при создании воображаемых миров. Поскольку текстовое значение частично формируется на основе текста, а частично на основе энциклопедических знаний, семантические описания не должны ограничиваться лексикой, синтаксическими и текстовыми структурами,

пропозициональным контекстом. Они в обязательном порядке должны учитывать связи с дискурсом.

Дискурсивно-прагматический подход берется за основу в монографии испанской исследовательницы Лауры Идальго Даунинг «Negation, Text Worlds, and Discourse: the Pragmatics of Fiction» [Hidalgo Downing 2000]. Автор расширяет теорию П. Верта, интегрируя понятия функционально-

прагматической теории отрицания, теории схем, а также понятие конфликта в вымышленных мирах. По словам Л. Идальго Даунинг, ее работа возникла из необходимости развития интегрированной динамической модели отрицания в дискурсе, адекватной для понимания его роли в романе Дж. Хеллера. Теория текстовых миров является отправной концепцией для изучения феномена отрицания в сатирическом романе с элементами абсурда «Уловка-22».

Неоспоримыми достоинствами обсуждаемого исследования являются сведение воедино семантических, когнитивных и прагматических

45

характеристик отрицания, построение интегрированной модели отрицания в дискурсе на основе эвристик теории текстовых миров, а также ее практическое применение для анализа дискурсивных функций отрицания в романе Дж. Хеллера. Отрицание выстраивает субмир − умозрительную область,

приводимую в действие отрицательной конструкцией. Она описывает ментальное пространство, в котором не происходит указанное событие или не возникает названная сущность [Hidalgo Downing 2000: 147]. В ней представлено положение дел, противоположное тому, которое актуализировано

втекстовом мире.

Кчислу достижений автора можно отнести уточнение функций отрицания. П. Верт [Werth 1999: 384−385] обобщенно называл две: обновление информации за счет модификации текстового мира (строительных элементов или пропозиций, обеспечивающих функциональное продвижение) и

одновременное представление и отрицание сущности − аккомодацию.

Л. Идальго Даунинг конкретизирует общие функции отрицательных предложений, которые, по ее мнению, участвуют в перенаправлении и блокировке информации в художественном дискурсе [Hidalgo Downing 2000: 149].

Хотя изучение феномена отрицания сквозь призму теории текстовых миров расширяет границы применения оригинальной концепции, по нашему мнению, Л. Идальго Даунинг уделяет недостаточно внимания понятию

дискурсивного мира, анализ которого составляет первый уровень алгоритма Верта и предусматривает установление роли социально-культурных контекстуальных факторов, оказывающих значительное влияние на понимание дискурса.

В терминах репрезентационных структур анализирует художественные произведения П. Стоквелл, автор монографии «Cognitive Poetics: An Introduction» [Stockwell 2002]. Ученый последовательно обращается к различным концепциям, описывающим способы «формирования мира», −

теориям схем, ментальных пространств, дискурсивных миров, возможных

46

миров и текстовых миров. Автор отмечает, что данные теории имеют зоны пересечения, однако не сравнивает их слабые и сильные стороны. П. Стоквелл предлагает собственный анализ фрагментов художественной прозы,

выполненный в рамках перечисленных моделей, который осуществляется по единой схеме, − в каждой главе дается описание концептуальной основы,

приводятся примеры для иллюстрации ключевых терминов, вопросы для рассмотрения, обсуждения и самостоятельного исследования.

Заимствуя понимание П. Верта, Стоквелл определяет «мир» как языковое событие, в котором участвуют, по крайней мере, двое − автор и читатель.

В художественных произведениях встает проблема взаимодействия участников,

поскольку диалог с текстом скорее виртуальный, чем реальный. В буквальном смысле книги не говорят с нами, но в метафорическом понимании они диалогичны: они представляют другой голос, они часто стирают хронологические периоды и культуры, они могут охватывать несколько персонажей и точек зрения, они интертекстуальны.

В коллективной монографии «Cognitive Poetics in Practice» (2003),

которая, по утверждению редакторов (Г. Стина и Дж. Гевинс), является книгой-

компаньоном «Когнитивной поэтики» П. Стоквелла, представлены статьи,

отвечающие обсуждаемой проблематике. Все публикации объединены идеей о том, что переработка и понимание дискурса осуществляются посредством конструирования ментальных репрезентаций. Применению теории текстовых миров к изучению «эксцентричной» художественной прозы посвящена глава,

написанная Дж. Гевинс. Материалом для анализа служит похожий на абстрактную живопись роман современного американского писателя Дональда Бартелми «Белоснежка» (1967). Дж. Гевинс объясняет, каким образом на основе коротких, порой не связанных между собой фрагментов, читатель выстраивает сложные ментальные репрезентации осколочного повествования абсурдистского романа.

По существу, исследование Дж. Гевинс ориентировано на практический анализ художественных произведений студентами, что, несомненно,

47

оправдывает некоторую упрощенность изложения в ущерб глубокому лингвистическому анализу. Однако нельзя недооценивать его практическую значимость. Автор обобщенно намечает возможные перспективы дальнейшего развития теории текстовых миров, которые получают воплощение в ее более поздней монографии «Text World Theory: an Introduction» [Gavins 2007].

Дж. Гевинс идет дальше других ученых, предприняв попытку претворить в жизнь смелое заявление П. Верта о том, что, являясь единой теорией текста и дискурса, концепция текстовых миров способна интерпретировать процессы,

лежащие в основе любых форм человеческой коммуникации. Именно эту задачу ставил перед собой идейный вдохновитель, чья безвременная кончина в 1995

году стала непреодолимой преградой. Приблизиться к намеченной цели удается его последовательнице больше, чем через десятилетие. Придерживаясь прогрессивных принципов, британская исследовательница прокладывает новые пути в области когнитивных изысканий. По ее инициативе создается сайт, где приводятся ссылки на исследования в рамках теории текстовых миров и смежных дисциплин [http: www.textworldtheory.net].

Дж. Гевинс синтезирует теоретические идеи предшественников и предлагает удобный в практическом плане инструментарий для изучения самых разных типов дискурса. В этом смысле ее работа новаторская. Приходится признать, что попытки исследования нехудожественных текстов предпринимались до появления обсуждаемой монографии (см. Hidalgo Downing

2000), однако они ограничивались изучением отдельных аспектов, не претендуя на представление общей концепции и демонстрацию ее практического использования.

В фокусе внимания монографии Дж. Гевинс языковые механизмы создания текстовых миров. Детальному анализу подвергается дискурсивный мир, или контекст вокруг производства и восприятия сообщения. Она описывает взаимодействие имеющихся знаний с теми, которые составляют пресуппозицию, и вносятся участниками в дискурсивную ситуацию.

Рассматривая уровень текстового мира, автор характеризует концептуальные

48

процессы, благодаря которым мир сначала возникает, а затем продвигается вперед. Наглядно демонстрируется, как развивается текстовый мир в ходе изменения дискурсивных условий. Автор также раскрывает, как сложные концептуальные структуры перерабатываются человеческим сознанием,

заостряя внимание на особенностях метафорического представления.

Главным отличием данного исследования от предыдущих является демонстрация широких возможностей применения теории текстовых миров к анализу разнообразных дискурсивных ситуаций. Кроме отрывков художественной прозы, в качестве иллюстративного материала Дж. Гевинс приводит личные рекламные объявления, колонки газет развлекательной тематики, некрологи, записи сообщений аудио путеводителей для туристов,

фрагментов футбольных матчей, тексты песен, политические выступления,

выдержки из руководства по воспитанию детей и пр.

При всем многообразии рассмотренных выше публикаций европейских ученых объединяет понимание того, что любой подход к языку в отрыве от контекста обречен на провал. Можно небезосновательно критиковать некоторые современные исследования за отсутствие доказательной эмпирической базы. Несмотря на пропагандируемые когнитивные принципы,

авторы зачастую изучают язык сам по себе: ограничиваются анализом на уровне предложений, приводят отдельные примеры из текстов или просто придумывают их в иллюстративных целях.

Альтернативным способом разрешения неудовлетворенности текущим состоянием когнитивных исследований становится теория текстовых миров,

активно развиваемая в европейской лингвистике. Ее инновации мы видим в следующем. Во-первых, в ней объясняется, за счет чего ресурсы контекстуальных знаний экономно расходуются. Во-вторых, доказывается, что текст и контекст, взятые вместе, являются неотъемлемыми частями когнитивного процесса. В-третьих, концепция не ограничивается анализом предложений, охватывая целые тексты и миры, которые они создают в сознании читателей. В-четвертых, теория предлагает удобный инструментарий

49

для практического анализа разных типов дискурса.

I.4. Когнитивные концепции изучения дискурсивного пространства как ментального мира

Как было показано в разделе I.1, понятие возможных миров претерпело серьезную эволюцию, прежде чем перешагнуть границы логико-философских работ и занять свое место в исследованиях дискурсивного пространства как одного из важнейших понятий когнитивной лингвистики. Вслед за С. Н. Плотниковой, считаем, что дискурсивное пространство − это обладающая протяженностью среда, в которой сосуществуют определенные дискурсы и дискурсивные личности, их производящие [Плотникова 2011: http]. Поскольку дискурс имеет когнитивную природу, главнейшей теоретической проблемой становится вопрос о том, что стоит за языковыми формами. Поиск решения приводит ученых к осознанию необходимости сочетать когнитивный и коммуникативный подходы при анализе языковых феноменов. Следование когнитивно-дискурсивным принципам в обязательном порядке предполагает установление связи языкового явления с внутренней ментальной деятельностью человеческого сознания, а также выявление того, как оно используется в процессах коммуникации по мере осуществления речевых актов.

При написании настоящего раздела мы исходим их того, что теория текстовых миров является значимым методологическим базисом миромоделирования как исследовательского направления, которое выделяется в самостоятельную область когнитивной лингвистики. Конечно, это происходит и благодаря серьезному влиянию других фундаментальных трудов.

Важнейшими когнитивными принципами, их объединяющими, считаем признание того, что: а) язык не может быть описан без ссылки на когнитивные процессы; б) формальная семантика, основанная на условиях истинности, не является удовлетворительной для описания значения выражений языка [Ченки

2010: 356]. Семантические структуры должны характеризоваться по

50

отношению к знаниям о действительности: они отражают не только содержание ситуации, но и то, как организовано и истолковано это содержание.

Учитывая сказанное, мы ставим две приоритетных задачи. Прежде всего

(I), обозначить круг тех лингвистических концепций, которые формируют некое методологическое ядро, с которым наиболее отчетливо ассоциируется теория миромоделирования. Речь идет об эвристиках лингвистов-классиков,

связывающих значение слова с лежащей в его основе структурой знания. Они сыграли ключевую роль в создании когнитивных моделей языка и обусловили появление многочисленных исследований, связанных с когнитивным моделированием. Сюда мы причисляем теорию ментальных пространств Ж. Фоконье, когнитивную грамматику Р. Лангакера, фреймовую семантику Ч. Филлмора, теорию категоризации Дж. Лакоффа. Нас также будут интересовать концепции отечественных ученых, ставящие более «скромные» цели (II), которые созвучны теории текстовых миров, но используют иную терминологию при решении частных вопросов дискурсоведения.

I

Книгу Ж. Фоконье [Fauconnier 1985] можно отнести к тем публикациям,

которые играют важную роль в становлении теории миромоделирования и оказывают влияние на ее развитие. Общим для обеих является понимание того,

что язык не передает значение, а направляет его построение: языковые выражения играют роль инструкций, согласно которым реципиент конструирует смысл. То, что происходит «за кадром» и формирует когнитивный фон взаимодействия, называется ментальным пространством.

Создание ментальных пространств признается способом мышления. Они принципиально отличаются от возможных миров тем, что являются концептуальными по своей природе: «Ментальные пространства не имеют какого-либо онтологического статуса вне ума человека и, как следствие, не играют никакой роли в объективистской семантике… Вследствие своего чисто

51

когнитивного статуса, ментальные пространства беспрепятственно функционируют в семантике, основанной на внутреннем или экспериенциальном реализме» [Лакофф 2011: 367].

Экспериенциализм противопоставляется объективизму, утверждающему,

что мы воспринимаем мир таким, каким он существует в реальности: «Экспериенциалистский подход предполагает, что реальность не дана нам объективно, но в значительной степени сконструирована нашим сознанием,

которое в свою очередь основано на телесной специфике человека» [Лозинская

2007: 34]. Иными словами, человек составляет часть окружающего мира и судит о нем «изнутри» посредством своей понятийной системы. Отсюда

«невозможность достижения полной объективности, отсутствие единой абсолютной истины, неизбежная субъективность значения и понимания»

[Скребцова 2011: 114].

Данный подход связан с когнитивным пониманием семантики. Если объективизм исходит их того, что языковые категории напрямую связаны с сущностями во вселенной, а семантика изучает отношения между словами и их денотатами (объектами реальности), то экспериенциализм обязывает учитывать третий значимый компонент – когнитивную организацию человеческого сознания. Существует как минимум два типа фактов, которые опровергают, что наши чувства напрямую «записывают» реальность в том смысле, как это делает, например, кинокамера. Во-первых, ощущения не всегда достоверны:

человек может находиться в состоянии алкогольного опьянения,

галлюцинировать, болеть шизофренией или просто ошибаться. Во-вторых, в

случае отсутствия патологических ситуаций, восприятие не ограничивается получением перцептивных данных, подобно тому, как магнитная лента регистрирует звук. Это в большей степени решение проблемы: мы постоянно сравниваем, классифицируем объекты, строим гипотезы, вспоминаем события и делаем предположения на основе неполной информации [Werth 1999: 37−38].

Таким образом, значение языкового знака − это артефакт сознания, который отражает не реальность, а некую концептуальную структуру, имеющуюся у

52