Короленко В.Г.. Заботы доброго пастыря о грешной пастве
.pdfВ. Г. Короленко
ЗАБОТЫ ДОБРОГО ПАСТЫРЯ О ГРЕШНОЙ ПАСТВЕ
Томский епископ Макарий проявляет трогательную заботу о душевном спасении своей паствы.
Томский епископ Макарий известен далеко за пределами своей епархии. Всюду, куда проникает газета, достигли в свое время отголоски октябрьского томского погрома
иотблески томского зарева, а в связи с ними звучало и имя томского епископа. В день, когда толпа черносотенцев под руководством сыщиков обливала керосином и
зажигала входы здания, где задыхались и горели люди, а толпа народа стояла тут же в немом ужасе и недоумении,-- епископ Макарий в нескольких саженях совершал
богослужение... К епископу Макарию, в стены храма с площади прибегали смятенные
иплачущие люди, умоляя его выйти к толпе с крестом и словом евангелия, чтобы спасти "овец его паствы", одних -- от страшной гибели, других -- от столь же
страшного преступления. Но епископ Макарий не внял ни этим мольбам, ни треску пожара, ни крикам ярости и ужаса, доносившимся с улицы. "Яко твердый адамант",
он пребыл спокоен и продолжал с умиленным духом молиться, возглашать и воздевать горе пастырские руки. Впрочем, в некоторых газетных известиях сообщалось, будто
епископ Макарий единожды все-таки изыде из храма и, став на паперти, благословил...
неизвестно кого: умиравших в огне "козлищ" или "добрых овечек", убивавших
кидавших в огонь тех, кто спасался из пламени. И затем паки ушел священнодействовать во храме. Предоставляем будущим историкам современной российской церкви проверить сие "предание", а пока считаем вероятным, что, "твердый в обрядех", епископ просто не прервал для сих неважных происшествий важного
священнодействования и продолжал умиленно возглашать во храме под вопли благочестивых убийц и стоны избиваемых "грешников"... Не достаточно ли и сей пастырской твердости для внесения имени епископа Макария на страницы церковной истории?
Теперь епископ Макарий вносит свое имя на скрижали церковной литературы. Просмотрев "исповедные росписи", томский владыка с сокрушением сердечным
усмотрел, что (в первый же великий пост после томских октябрьских событий?)
многие из его пасомых не были у исповеди и причастия, отчего исповедные росписи имеют вид воистину плачевный. Чтобы не дать столь многим душам зле погибнуть в
своем закоснении, епископ Макарий решил принять благопотребные меры. Но,- - олХ времена антихристовы! -- какие благопотребные меры остались ныне у пастырей
казенной церкви, кроме обращения к светской власти? И вот епископ Макарий пишет нижеследующее послание к "господину начальнику железной дороги":
"Ваше превосходительство, милостивый государь. Усматривая из исповедных росписей, что не говевших и не исполнивших долга исповеди и св. причащения ныне (после
октябрьских событий?) особенно много среди чиновных лиц и служащих в разных учреждениях, и озабочиваясь исполнением своего пастырского долга в отношении к
таким членам томской православной общины, обращаюсь к вам, милостивый государь, с покорнейшей просьбой оказать мне ваше содействие приглашением состоящих
в
вашем ведении лиц к исполнению христианского долга исповеди и св. причащения в дни текущей четыредесятницы и распространением среди них прилагаемых
листков "Поговейте!".
Призывая на вас благословение божие, остаюсь ваш, милостивый государь, покорнейшим слугою, Макарий, епископ томский".
Мы не знаем, конечно, какие меры, с своей стороны, счел нужным принять начальник дороги, чтобы, следуя пастырскому призыву, зажечь в сердцах своих служащих яркое
пламя религиозного усердия. Прежде в распоряжении власти были для сего кнуты, плети, колодки, кандалы, заточение, даже в экстренных случаях срубы,
отчего "благочестие сияло паче звезд" и "церковь процветала яко крин". В наши злопагубные времена,
как известно, все сие упразднено и даже, среди других призрачных свобод,
в
гибельном истекшем году как будто провозглашена, между прочим, также и свобода совести. Многие уповают, однако, что и за всеми сими суетными новшествами иного
благочестивого начальника можно еще подвигнуть на служение церкви: в его распоряжении есть, например, увольнение со службы, лишение казенной квартиры, денежные штрафы и внушения... Опытный сердцевед, изучивший грешную человеческую
природу, знает, какое благодатное действие может произвести в душе иного семейного грешника хотя бы простая угроза -- выкинуть всю семью из казенной квартиры накануне светлого праздника. Очевидно, при некоторой благожелательной
ревности начальствующего, вероисповедные списки могли бы значительно наполниться и принять вид почти прежнего отчетно-бумажного благополучия... Что и есть на
потребу всякой консистории для надлежащего годичного синодского отчета...
Как уже сказано выше, нам неизвестно, какое действие произвело это пастырское послание и подвигнулся ли его превосходительство начальник дороги подвигом
добрым на миссионерскую деятельность среди своих служащих. Нас только смущает невольное сомнение: не объясняется ли отчасти столь резкое и "особенное"
уменьшение говельщиков и исповедников в томской иерархии той истинно адамантовой твердостью, какую томский епископ проявил в достопамятные октябрьские дни? В
самом деле,-- быть может, одни из говельщиков не явились "за умертвием", будучи убиты менее, чем во едином поприще от места пастырского священнослужения. Другие,
пожалуй, сидят в тюрьмах или скрылись, как заведомые участники убийств. Третьи -- оплакивают убитых родичей, четвертые -- собственное заблуждение, и все вместе --
смущаются тем равнодушием, какое проявили пастыри во главе с владыкой Макарием в темные дни, когда именно нужно было явить христианское участие к грешной жизни,
когда, быть может, несколько евангельских слов могли образумить, прояснить души, вернуть им сознание любви и правды.
Тогда это слово не было сказано... Церковь замкнулась в своих холодных стенах, оглашаемых только обрядом, и теперь, кто знает, сколько недавних еще смиренных и
простодушных говельщиков вспоминают евангельское слово: "Пастырь добрый душу полагает за овцы" и говорят себе: где же были наши пастыри в дни смятения
и
ужаса? Яко облацы безводни, ветрогонимые,-- так они, гонимые лишь ветром начальственных предписаний, напояют нас одними обрядами, и не от них ждать нам росы евангельской любви и добрых примеров самоотречения и братской любви...
Во всяком случае в этом предположении есть много вероятия. А если так,
то...
поможет ли в сем затруднительном случае его преосвященству, начальнику томской епархии, его превосходительство начальник железной дороги?..
1906