Региональное пространство городского и сельского мировоззрения (66

Ряд городов. Îíè ðàç-

личны: размер, возраст, географическое положение, профиль хозяйства, функции etc; мало связаны между собой, не образуют единого целого, не могут быть отнесены к одному из привычных типов городов. Но налицо отчетливая общность современной ситуации и процессов. Эти города играют заметные однотипные роли на масштабной сцене страны в целом. Èòàê –

цельный ряд городов?

Опознанный ряд: вторые города

Его целостность нуждается

в объяснении, эксплицитной реконструкции. По нормам научной географии оно должно быть простым, компактным и по возможности позиционным, то есть основанным на географическом положении, месте в территориальной структуре. Гипотезы размера, возраста, особой отраслевой структуры и проч. могут быть допущены лишь при отсутствии общего объяснения.

Такое общее структурнопозиционное объяснение имеется. Все города списка –

вторые города. (Здесь не рассматривается, насколько эти поселения – полноценные города; возможно, они активны за счет неразвитости самого городского начала, например слабости функций центральных мест.)

Это действительно вторые города региона по размеру, если иметь в виду численность населения или иной существенный признак при некоторых дополнительных условиях, а именно:

–сравнимость по существенному размеру с центром региона;

–автономное положение в территориальном и/или фазовом (экономическом, институциональном, культурном) пространстве, в том числе автономное место в территориальной структуре региона;

–диссонанс реального размера и формального статуса;

–представленность на высоком территориальном уровне и наличие его элементов

(напр., федеральные предприятия в регионе).

Часть этих признаков входит в понятие второго города,

дей. Город – как бы разрыв, судьба мира, он открывает двери того, что мы называем историей.

5.Города оказались, благодаря промыслам, искусствам и знаниям,

сосредотачиваемся здесь, источниками чуть было не погибшей свободы. Òàê, Милан и поддержавшие его города Ломбардии, при поддержке Папы, одержали в 1176 г. победу в битве против императора. Через семь лет свобода городов, а, следовательно, сама идея свободы была признана в Констанце на законном основании. Таких эпизодов в истории – огромное количество, несмотря на самые августейшие, святейшие и партийнейшие притязания на ущемление свобод и свободы.

6.Город – это своеобразное хозяйство, в котором процесс социокультурного воспроизводства является базовым, обязательным. Город может не развиваться, может даже не функционировать, может ничего не производить, но в нем всегда присутствует воспроизводство – в сфере образования, культуры, проектирования. Своеобразие городского хозяйства – в искусственности ресурсов его существования. Город живет прежде всего за счет челове- ческих инициатив и неиссякаемых интеллектуальных источников.

Нравственный баланс этих ресурсов был внятен даже в античной Греции: согласно греческой мифологии этим балансом является идея справедливости, позволяющая разным людям разных профессий и занятий

жить вместе. Справедливость – единственно возможная компенсация, дарованная людям Зевсом после того, как Прометей раздарил им ремесла и породил братоубийственное разделение труда.

7.Искусственность ресурсов жизнедеятельности города связана с

проектируемостью и проектабельностью города. Город не в состоянии жить естественной жизнью. Он всегда – месиво проектов и идей, противоречащих между собой, конкурирующих друг с другом, разномасштабных по объему и времени существования.

Общественные и индивидуальные интересы, находящие свое выражение в проектах, формируют полисность города, понимаемую и как ограничение круга этих интересов («полис» по-гречески «насыпь, насыпной вал» городской границы) и как основание политики.

8.Только в городе возможно формирование политики, плацдарма игры и борьбы разных интересов, разных фокусов – неуничтожимых в этой игре и борьбе и имеющих право голоса: даже в самые немые годы тоталитаризма город говорил разны-

ми голосами, и на тоталитарный вызов отвечал стихами Мандельштама, «Мастером и Маргаритой», картинами Филонова, воровскими малинами

èкухонными разговорами.

Многофокусность городской

жизни и политики предполагает независимость каждого из этих фокусов, каждый из которых имел свои средства и инструменты власти и управления, в том числе, в ряде слу- чаев, и свое районирование города.

Вот некоторые, далеко не все фокусы Московской политии:

–генерал-губернатор (представитель императорской власти);

–Городская Дума (орган городского самоуправления);

–Московский военный округ;

–Московская митрополия;

–Московский учебный округ, возглавляемый Университетом;

–пожарные части;

–лечебно-больничные округа;

–полицейские участки и околот-

êè;

–земство;

–общества (Дворянское, Купече- ское, Мещанское, Охотничье и др.).

9. Наконец, существует сугубо городская ментальность, сформировавшаяся еще в Темные века Средневековья, когда орды язычников и волны Великого переселения народов прокатывались по Европе. Несколькими Вселенскими соборами епископам строжайше было запрещено покидать города, становившиеся единственными и разрозненными оплотами христианства в море паганизма. Сохранить свою веру вне городских стен могли только кретины (так называли в те времена фанатиков христианства). Епископы и небольшая паства горожан сплачивались вокруг городского храма, хранилища той или иной святыни. Вера

èгорода держались не на всем универсуме вероучения, а на этом, частном эпизоде или свидетельстве существования Бога. Таким образом формировалось сугубо городское,

буржуазное мировосприятие священности частностей и частной собственности, приватности веры, индивидуальности. Городская ментальность – особая, ущербная ментальность, неполноценная относительно всего вероучения и противоречащая самой сути христианства, учения откровенно антиурбанистиче- ского и выступающего против частной собственности, проектируемости будущего и предпринимательства.

Контрастна европейской русская ментальность: здесь епископы при приближении «поганых» бросали свои алтари и города (например, патриарх киевский покинул Киев в 13 веке и более туда киевские пат-

а часть является логическим

или эмпирическим следствием его. Говоря проще, вторые города крупных регионов могли бы стать первыми (центрами регионов), находись они в другом месте. Имея размер, достаточный, чтобы быть центрами регионов, они не имеют соответствующего статуса.

Итак, описываемый новый феномен можно обозначить как бум вторых городов. Особая роль вторых городов при трансформации советского пространства – феномен почти универсальный, присущий другим уровням (Ленинград/Петербург в СССР/

РФ) и другим странам бывшего СССР (в Азербайджане – Гянджа/Кировабад, в Таджикистане – Ходжент/ Ленинабад и т. д.). Налицо противоречие; в существующей пространственной структуре страны формальный статус – необходимое условие любой активности.

Структурная

детерминированность ситуации второго города

Тогда нужно ответить на вопрос: почему именно они столь событийно богаты? Ответ – гипотеза на основе структуры советского пространства (К. В. Советское пространство – наше наследство//РЖ, 20.08.04.).

По еще действующей логике советского пространства все соседние блоки админист- ративно-территориальной системы находятся в отношении конфликта. Это правило верно для вертикально-властного аспекта системы (соседство и конфликт уровней иерархии) и для горизонтального (соседство=конфликт территорий). По той же логике «союзы» имеют характер «через соседа». Конфликт Центра РФ и регионов оче- видно структурно изоморфен конфликту Центра СССР и его регионов (республик). Когда РСФСР была частью

СССР, союз «РСФСР – центры регионов» (так называемые демократические города) в противостоянии РСФСР Центру, то есть

СССР, был вполне отчетлив. Распад СССР означал углубление регионализации, спуск ее вниз при сохранении

функциональной структуры

пространства, в частности – системы функциональных ролей территориальных уровней. Одновременно власть=собственность все более стала сосредоточиваться в пределах регионов ранга субъекта федерации, чему способствовала их территориальная структура. Произошло склеивание

регионов и центров регионов. Централизация регионов обернулась регионизацией центров, не переставших (?) быть хозяевами, но уже становящимися пленниками своих регионов. В таких условиях функциональное место уровня – союзника структур федерального Центра (независимо от их характера и реальной и формальной приватизированности) занимает следующий уровень. Именно он составлен нашим рядом городов. Как и уровень центров регионов, он неполон, то есть не охватывает всей территории страны сплошь.

Вторые города – точки максимума диссонанса реального потенциала и институционального статуса, несоответствия двух структур; дефицит статуса в данном случае означает «дефицит» административного пресса. Советское пространство – мир резонанса, совмещения и вложенности разных форм и структур. Случай вторых

городов проявляет новую тенденцию актуализации диссонанса. Максимум институционального диссонанса означает, что вторые города

гораздо меньше, нежели такие же по размеру первые (центры регионов), ñâÿ-

заны с окружающей территорией и обременены ею; менее включены в сложные комплексы отношений, где нет собственности как таковой, поскольку отношения собственности – лишь аспект синкретически-пространствен- ных отношений, в которых у вторых городов выше мера свободы. Вторые города – подтверждение и иллюстрация концепции решающей роли распределительных коалиций (это именно регионы) в стагнации (См. Олсон М. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция и социальный скле-

риархи не возвращались). Если европейцу, ради сохранения своей веры, необходимо было оставаться в городе, то русскому христианину – покинуть его, унося не храмы и святыни, но весь универсум вероучения в укромные лесные поляны, крестьянствовать там (русский христианин – не «кретин», но «крестьянин»). Отсюда – особая соборность сельского менталитета, строящаяся на идеях универсальности и в пренебрежении к частностям и частной собственности.

Традиционное противопоставление и сравнения города с селом, городского образа жизни с сельским кажется на современном уровне развития географических представлений уже недостаточным.

Город благодаря сложности представлений о нем может быть противопоставлен также антигороду è антиселу.

Антигород имеет свою, достаточ- но древнюю историю. Примером антигорода могут, например служить Кумранские пещеры, где при добровольности вхождения в общину, свобода не только отсутствовала, но находилась под строжайшим запретом. Строжайшая, аскетическая необходимость царила у кумранитов –

èкаждый шаг был заранее предписан и расписан суровыми правилами общежития.

Кумранские ессеи настолько противопоставлялись единственному, в их глазах, городу Иерусалиму, что даже имели другое суточное и календарное время, а потому произносили самое секретное имя Бога вне Святая Святых Храма и в неурочное для иудеев время.

Царством отсутствующей свободы

èбезжалостной необходимости является некрополь. Этот антигород к тому же, подобно селу, имеет только горизонтальное простирание и напрочь лишен вертикали, духовной возвышенности, даже несмотря на кладбищенские церкви и часовни.

Столь же несвободен и мир самой жалкой формы антигорода, которую условно можно назвать «шахтерский поселок», но куда можно отнести почти все промышленные ПГТ.

Исторически самым мощным оппонентом города, антигородом является монастырь. В отличие от кумранитов, монастырь – не только средоточение учености и образования, но и явный «проектировщик» города. Под патронажем христианских монастырей шло формирование и развитие торговли в Европе, прежде всего ярмарочной. В России также ярмарки приурочивались к церковным праздникам и крупным событиям монастырской жизни.

Антигород противостоит городу также своей уничтожимостью, смертностью. Даже кумранские пещеры оказались брошенными людьми, несмотря на несколько столетий существования кумранской мужской общины. Новейшая отечественная история продемонстрировала уязвимость и уничтожимость монастырей. Впрочем, исчезли и многие монастыри Европы, особенно в ходе Реформации. Все так называемые мертвые города – не более чем ПГТ, по сути, а не по административному статусу. Зона БАМ была усеяна мертворожденными ПГТ. Сюда же относятся и давно умершие соцгородки ГУЛАГа.

Характерная черта антигорода в любой его модификации – монофокусность организации: кумраниты занимались толкованием книг последних иудейских пророков, кладбище есть кладбище, ПГТ – всего лишь спальный цех одного-двух родственных предприятий, коттеджные поселки создают иллюзию престижной жизни.

Ñåëî противостоит городу своей горизонтальностью, вплоть до грамматических форм («в городе» как вертикали, но «на селе» на горизонтали). Село своим хозяйством стремится к расширению горизонта своих угодий: пашен, пастбищ, лугов, лесных, речных и озерных угодий. Село естественно, природно и по смыслу своего существования и по ресурсам, включаемым в оборот сельского хозяйства. Да и само это хозяйство естественно, как естественна деятельность земляных червей. И эта естественность сельского существования, слитность с природой весьма привлекательны для утомленных урбанистической хлопотной жизнью. Сельский образ жизни – младенчество человеческой цивилизации, идеал возвращения к детству Ж. Ж. Руссо.

Сельская ментальность соборна – это отражается и в универсальности сельского мышления и в способах организации сельской жизни – миром, общинно, соборно.

Сельскохозяйственное село – наиболее распространенная и банальная форма сельской жизни.

Городское село – диковинка, на которую ходят дивиться. Городские села построил в свои время Алексей Михайлович в Измайлове по берегам Серебряно-Виноградного пруда. Огромное городское село сооружено было в Москве при Сталине (ВСХВ), позже такие же села появились и в других крупных городах страны. Своеобразными городскими селами являются фермерские и колхозные рынки. От просто села городские села отличаются своей искусственностью.

Антигородскими селами являются спальные районы, пригороды и города спутники с их сонной и растительной жизнью, где почти все, как на селе, но полностью отсутствует соборность.

Существуют и антисельские села – барские усадьбы 18–19 веков, разорительные для сел, лишенные горизонтальности (владения – не угодья), вычурная и паразитарная форма существования.

Не столь распространен тип поселения, который можно было бы назвать антиселом, которое так же, как

èсело и антигород, противоположно городу по трем признакам. Антисело формировалось и присутствовало в истории как резиденция, как место проживания, некое житейское образование, находящееся во взаимной ненависти или неприятии с городом, наполненном духовностью. Например, любой кремль смотрится в черте и центра города бельмом, тщательно охраняемым и огороженным от города мощными крепостными заборами. Мы все с большей ясностью понимаем всю случайность и нелепость антисела и его обитателей. Эта случайность обуславливается, прежде всего, тем, что любое антисело не является трансформатором, преобразователем – это всего лишь транслятор: власти, образа и способа жизни и т. п.

Если кремль и ему подобные образования – городское антисело, то сельским антиселом являются дач- ные поселки с их попытками реанимации своего сельского прошлого, тщетными попытками решения своих продовольственных проблем и потребностей, трансляцией городского образа жизни на селе. В отличие от «городского антисела» «сельское антисело» обладает житейской ущербностью, ярко выраженной сезонностью (зимой эти поселения гораздо ближе к кладбищу, чем к чему либо другому). Наиболее вычурными и нелепыми проявлениями «сельских антисел» являются шестисоточные уча- стки вблизи Норильска и дачные поселки сельских жителей, живущих в пятиэтажках с неработающей системой канализации и водопровода, отправляющихся в город за продуктами

èимеющими сорокачасовую рабочую неделю на птицефабрике, свинокомплексе и других индустриализированных сельскохозяйственных производствах.

«Антисельским антиселом», апофеозом случайности является коттеджный поселок, новейшая версия антисела, мощное средство зарывания в землю талантов, творческих и денежных, добровольное лишение себя свободы, кладбище для же-

лающих хоронить себя заживо, поселение, по бессмысленности своего существования, равное ПГТ. «Поля чудес» с коттеджами новых русских в значительной степени находятся в состоянии вечного недостроя и необитаемости, не сезонной, а перманентной случайности.

И, наконец, город.

Есть города, жители которых столь быстро, катастрофически быстро стали горожанами, что реально стали жертвами урбанизации: сохраняя сельскую ментальность, они, очутившись в городах, превратились в маргиналов – то потешных, то трагиче- ских. Они живут в городских кварталах, сохраняя обычаи и традиции своей деревни, сохраняя общинную замкнутость и связи внутри общины. Их присутствие и поведение в городе заметно и очевидно. Через маргинальные хождения по мукам прошли жители московских деревень, снесенных и сселенных в многоэтажки, многие минчане, обитатели Набережных Челнов. Носителями сельской ментальности в городе была пе- чально известная «лимита».

Самым городским, самым урбанизированным городом принято счи- тать нью-йоркский Манхеттен, даже архитектурно подчеркивающий свою вертикальность и устремленность вверх. На Манхеттене ощутимы и зримы все девять признаков города – порой они гиперболизированы.

Освобожденный от «кремля» и столичности, Нью-Йорк – столица мира не только по размещению здесь штаб-квартиры ООН, но и по явленности, даже экстремальности всех признаков города.

Сельский город – некоторая промежуточная форма между селом и городом, пожалуй, самая распространенная форма городских поселений. Сюда относятся, конечно, центры переработки сельскохозяйственной продукции и обслуживания сельского хозяйства. В сельском городе присутствуют все достоинства и недостатки города и села. И каждый признак урбанизации здесь в той или иной мере буколичен и пасторален.

Принципиальным антигородским городом является Университет.

Это, по сути, началось с войны town contra gown («город против мантии») в Англии, где университеты вынуждены были обособляться и обороняться от городской черни и невежественной толпы. Университеты как планетарные, экуменистиче- ские носители науки и образования. Университеты, за редким исключе- нием, выполняют миссию национального, регионального, а не городского масштаба. Не только не вписывались в масштабы городов,

ðîç. Íâñ., Ýêîð, 1998.).

Вторые города – наиболее свободные части регионов, достаточно крупные, чтобы быть автономными. Поскольку в советское время факти- ческая интеграция центра региона и (большей части) региона институционально оформлялась и подкреплялась соответствующими потоками ресурсов, автодемонтаж системы и порождает инверсию.

На вторых городах не «висит» окружающая территория. Именно это объясняет как их приватизируемость, так и особые отношения с

федеральным центром. Ïî-

ложение в институциональ- но-территориальной структуре – основа наблюдаемого бума активности вторых городов.

Структурно-функциональ- ное положение и обусловленная им ситуация вторых городов таковы, что объекты в них могли быть «приватизированы» помимо региона, его властей, региональной элиты и пр.; вопрос о том, действительно ли они насыщеннее экономически ценными объектами, здесь уходит на второй план, хотя само по себе это предположение разумно и имеет основание. В таких городах можно вычленить объекты из региона, что и является предпосылкой любой собственно экономической активности. Здесь опять инвер-

сия советского стандарта: ýòè

города ценнее тем, что они относительно оторваны от территории (что может означать и меньшую «замусоренность» их производственной структуры). Входящие в образ страны крупнейшие города лишь подтверждают ценность относительной независимости от региона. Н. Новгород или С-Петербург относительно независимы от своих, тесно привязанных к ним регионов – но уже потому, что они сильнее своих регионов.

Связь вторых городов с Центром подтверждается тем, что «процветанием» многие из них обязаны особым частным статусам, представленным им решениями Центра: препятствия импорту иномарок для ВАЗа Тольятти,

долгом занижении цен на

энергоресурсы, де-факто право Норильска нарушать экологические нормы и многое другое.

По-видимому, неэффек-

тивная финансово дорогая иерархическая вертикаль и бессмысленно конфликтная горизонталь начинают дополняться структурнофинансовой диагональю «Центр – вторые города».

Вторые города – прямые финансовые связи между федеральным Центром и регионами, связки, не отягощенные структурами адми- нистративно-территориального деления; их интегративная роль очевидна. Отсутствие ранга областного центра в советское время компенсировалось вторым городам иначе – положением в отраслевых иерархиях. Ныне эквивалентом такого рода статуса является особое положение на потоках средств/собственности и особые отношения в параллельной властной структуре, каковой, видимо, и является фи- нансово-банковская.

* * *

Вторые города ныне – приватизированные города, первые частные города, негосударственный статус которых куда важнее государственного. Это фактиче- ски частные города больших корпораций.

Русский Журнал, 21.02.05 www.russ.ru