Учебный год 22-23 / Д.Борейшко и И.Папилин - Практика судов по преддоговорной ответственности (Вестник ЭП)

Судебная

практика

Даниил Владимирович Борейшо

студент СПбГУ

Илья Игоревич Папилин

студент СПбГУ

Обзор практики применения нормы ст. 434.1 ГК РФ1

В статье анализируется судебная практика по вопросам применения новых для отечественной кодификации положений ст. 434.1 ГК об ответственности за недобросовестное ведение переговоров. Изучение судебной практики позволило авторам выявить ряд наиболее значимых вопросов: имеет ли значение добросовестность лица, ссылающегося на недобросовестность контрагента в переговорах; каковы особенности привлечения к преддоговорной ответственности при заключении договора на торгах; зависит ли квалификация выхода из переговоров как недобросовестного от того, на какой стадии он осуществляется, и др. Авторы рассматривают наиболее важные судебные акты по данным вопросам и комментируют предложенные судами решения.

Ключевые слова: преддоговорная ответственность, недобросовестный выход из переговоров, заключение договора на торгах, ответственность организатора торгов

1Авторы выражают благодарность А.А. Павлову и А.Г. Карапетову за ценные замечания, которые помогли улучшить Обзор.

178

Судебная практика

Daniil Boreysho

Student of the Saint Petersburg State University

Ilya Papillin

Student of the Saint Petersburg State University

Review of the Practice of Application of the Art. 434.1 of the Civil Code of the Russian Federation

The article analyzes court practice on the issues of application of art. 434.1 of the Russian Civil Code on responsibility for unfair negotiations — the institute which is new to domestic codification. The study of court practice allowed the authors to identify a number of the most important issues: whether the good faith of the person referring to the counterparty’s bad faith in negotiations is important; what are the features of bringing to pre-contractual liability when entering into a contract at the auction; whether the qualification of withdrawal from negotiations as bad faith depends on the stage at which it is carried out, and others. The authors consider the most important judicial acts on these issues and comment on the decisions proposed by the courts.

Keywords: pre-contractual liability, contract, conclusion of a contract at an auction, responsibility of the organizer of an auction

Норма ст. 434.1 ГК РФ, посвященная доктрине преддоговорной ответственности, была введена в отечественное законодательство в 2015 г.

Сама идея об ответственности лица, злоупотребляющего доверием на этапе, формально предшествующем возникновению договорного правоотношения с другим участником оборота, логично следует из принципа добросовестности. Тот факт, что договорные обязательства не возникли, вовсе не означает, что доверием ближнего можно злоупотреблять, вести себя противоречиво и своим поведением нарушать разумные ожидания другой стороны.

Нормы о преддоговорной ответственности наличествуют практически во всех континентальных правопорядках2 и наднациональных кодификациях3.

Конечно, как и любая другая эманация принципа добросовестности, доктрина преддоговорной ответственности нуждается в ограничении. Имплементация и применение норм об ответственности за недобросовестное ведение переговоров требуют нахождения баланса между динамикой оборота и поддержанием доверия между субъектами.

Отечественный законодатель попытался выстроить этот баланс, но сделать это в полной мере не получилось. Верховный Суд РФ в постановлении Пленума от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Россий-

2См., напр.: ч. 2 § 311 ГГУ; ст. 1112 ФГК.

3См.: ст. II.-3:301 Модельных правил европейского частного права; ст. 2.1.15 Принципов УНИДРУА.

179

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 5/2020

ской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» (далее — постановление № 7) продолжил создание института преддоговорной ответственности. Однако и этого для построения полноценной доктрины оказалось недостаточно.

В итоге формирование института ответственности за недобросовестное ведение переговоров легло на плечи судебной практики. Выявление того, насколько это удалось, и было целью нашего анализа. Мы обобщили около 40 постановлений арбитражных судов кассационной инстанции, несколько апелляционных постановлений и одно определение Верховного Суда РФ за период с 01.01.2015 по 17.02.2020.

К большому сожалению, исследуемая норма нечасто применяется на практике, что мешает в полной мере определить пределы и правила привлечения к преддоговорной ответственности. В тех же ситуациях, когда суды используют эту доктрину, проявляются проблемы в понимании ее смысла.

Вначале мы опишем общие тенденции применения ст. 434.1 ГК РФ: ее действие в отношении третьих лиц, возможность привлечения к ответственности за срыв переговоров по поводу заключения публичного договора, применение исследуемой нормы при заключении договора на торгах и т.д. Затем перейдем к комплексному анализу тех кейсов, которые, по нашему мнению, являются крайне важными для складывающейся доктрины преддоговорной ответственности, в частности к делу «Ашан» против «Декорт» и делу господина Плетнева.

Преддоговорная ответственность и предварительный договор

В практике судов порой встречаются парадоксальные попытки применить норму ст. 434.1 ГК РФ в ситуации взыскания убытков за неисполнение обязательства из предварительного договора.

Подобная идея вызывает по меньшей мере удивление. Несмотря на очевидную морфологическую близость категорий «преддоговорная ответственность» и «предварительный договор», сходство между ними на этом заканчивается.

Во-первых, различна природа ответственности. Ответственность за неисполнение предварительного договора носит договорный характер и, по всей видимости, строится по модели защиты позитивного договорного интереса4. Ответственность за недобросовестное ведение переговоров является деликтной и защищает негативный договорный интерес5.

Во-вторых, отличаются и возможные средства защиты. При неисполнении обязательства из предварительного договора управомоченное лицо вправе не только потребовать возмещения убытков, но и понудить другую сторону к заключению

4Такая точка зрения поддерживается в доктрине, см.: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 ГК РФ / отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2017. С. 893 (автор комментария к ст. 429 ГК РФ — А.Г. Карапетов).

5См.: п. 19 и 20 постановления № 7.

180

Судебная практика

основного договора. В случае недобросовестного ведения переговоров речь может идти исключительно о взыскании убытков.

В-третьих, отличается и цель ответственности. Преддоговорная ответственность своей целью имеет превенцию недобросовестного поведения на стадии, предшествующей возникновению договорного обязательства. Ответственность за нарушение предварительного договора является инструментом косвенного понуждения к исполнению добровольно принятых на себя обязательств.

Перечисленного уже достаточно для того, чтобы убедиться в некорректности применения норм о преддоговорной ответственности в ситуации, когда речь должна идти о взыскании убытков в связи с незаключением основного договора. Суды, однако, зачастую придерживаются другого подхода.

Показательным является постановление АС Западно-Сибирского округа от 12.02.2019 по делу № А70-7180/2018. Между обществом и компанией был заключен предварительный договор аренды помещения. Помимо собственно обязательства заключить договор аренды, соглашение содержало ряд обязанностей общества по отделке помещения, а также условие о передаче компании арендованного помещения до непосредственного заключения договора аренды. После передачи имущества стороны приступили к процедуре подписания основного договора аренды. Но он заключен не был по причине несогласования ряда условий.

Общество потребовало от компании освободить помещение, являвшееся предметом договора аренды. Компания обратилась со встречным иском о понуждении к заключению основного договора. Кассация вслед за нижестоящими судами требования компании удовлетворила. При этом суды использовали в качестве аргументации в том числе и норму подп. 2 п. 2 ст. 434.1 ГК РФ.

Такой подход не может быть поддержан — указанная норма в принципе не может подлежать применению в ситуации, когда одна из сторон отказывается заключить основной договор. Вопрос о добросовестности или недобросовестности обязанного лица не должен ставиться в подобных случаях. Причина, по которой происходит уклонение от исполнения обязательства из предварительного договора, в большинстве случаев иррелевантна и не влияет на вывод суда о заключении договора в судебном порядке. Поэтому ссылка суда на исследуемую норму выглядит излишней и, более того, глубоко ошибочной.

Аналогичную аргументацию использовал и Тринадцатый ААС в постановлении от 17.08.2018 по делу № А56-11493/2018, в котором было предъявлено требование о взыскании убытков, возникших в связи с уклонением общества от заключения основного договора купли-продажи. Компания и общество заключили предварительный договор купли-продажи земельного участка. Стороны продолжали вести переговоры вплоть до истечения срока исполнения обязательств по заключению основного договора. В итоге договор заключен не был. Спустя некоторое время общество обратилось в суд и взыскало сумму выплаченного аванса.

По прошествии практически трех лет с момента истечения срока на заключение основного договора в суд с требованием о взыскании убытков, вызванных уклонением от заключения основного договора, обратилась и компания.

181

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 5/2020

Представляется, что аргументация через норму ст. 434.1 ГК РФ является неверной. К тому же она может привести к серьезной ошибке. Если понимать сроки, установленные ст. 429 и 445 ГК РФ, как сроки исковой давности (что само по себе спорно6), распространяющиеся в том числе и на требования о взыскании убытков7, то цена вопроса становится непомерно высокой. При применении норм ст. 429 и 445 ГК РФ срок исковой давности по заявленным требованиям должен составлять 6 месяцев. Если же разрешать спор через нормы о преддоговорной ответственности, то он будет составлять уже 3 года.

На итоговый вывод суда в рассматриваемой ситуации возможная дилемма не повлияла — спор был разрешен со ссылкой на преюдициальный судебный акт, которым подтверждалось, что общество не уклонялось от заключения основного договора. Но принципиальная возможность возникновения такой проблемы остается.

Радует, что подобные выводы встречаются нечасто. Большинство судов отказываются применять норму ст. 434.1 ГК РФ при разрешении споров, вытекающих из предварительного договора8.

Вместе с тем всё сказанное выше не означает, что применение норм о преддоговорной ответственности к конструкции предварительного договора в принципе недопустимо. Такая возможность открывается, например, в ситуации, когда сторона ведет себя недобросовестно при ведении переговоров по заключению предварительного договора, предоставляя неполную или недостоверную информацию или внезапно выходя из переговоров.

Добросовестность лица, требующего привлечения к преддоговорной ответственности

Как уже говорилось, мы исходим из того, что доктрина преддоговорной ответственности является эманацией принципа добросовестности. На этот принцип

6См.: Автонова Е.Д., Астапенко П.А., Борейшо Д.В. и др. Комментарий к постановлению Пленума ВС РФ от 25.12.2018 № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» (часть 3) // Вестник экономического правосудия РФ. 2019. № 11. С. 71–126; Договорное и обязательственное право (общая часть). С. 1033 (авторы комментария к ст. 445 ГК РФ — А.Г. Карапетов и М.А. Церковников).

7При всей дискуссионности такая точка зрения возможна. В ее пользу говорит тот факт, что взыскание убытков, вызванных неисполнением предварительного договора, является по своей сути денежным эквивалентом требования о заключении основного договора. Однако влияет ли этот факт на итоговый вывод — большой вопрос. Кроме того, сама по себе принципиальная возможность существования разных сроков исковой давности для требований, имеющих одно основание, признается в доктрине (см., напр.: Сделки, представительство, исковая давность: постатейный комментарий к статьям 153– 208 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2018. С. 1192 (автор комментария к ст. 200 ГК РФ — С.В. Сарбаш)). Впрочем, окончательный ответ на этот вопрос требует отдельного исследования и выходит за рамки настоящего анализа.

8См., напр.: постановления Тринадцатого ААС от 03.12.2018 по делу № А56-116555/2017; Семнадцатого ААС от 01.02.2018 по делу № А71-3411/2017, от 27.02.2018 по делу № А50-7339/2017.

182

Судебная практика

может ссылаться только то лицо, чье поведение является безупречным с точки зрения действующего права. Иными словами, недобросовестность лица, ссылающегося­ на принцип добросовестности, исключает возможность его применения9.

Представляется, что подобный подход должен быть распространен и на доктрину преддоговорной ответственности. Если истец сам действует недобросовестно, то в удовлетворении его требования, основанного на ст. 434.1 ГК РФ, должно быть отказано. В противном случае будет нарушаться один из базовых принципов гражданского права — недопустимость извлечения преимущества из своего недобросовестного или незаконного поведения (п. 4 ст. 1 ГК РФ).

Примеры использования данного подхода встречаются в судебно-арбитражной практике. Однако, как и в любом другом случае отказа в защите по мотивам недобросовестности требующего ее лица, основная проблема заключается в том, чтобы определить, что относится к недобросовестному поведению.

Например, АС Московского округа в постановлении от 31.07.2017 по делу № А40180188/2016 рассматривал спор о привлечении ООО «ТД Сибпром-инвест», ЗАО «Сибпромкомплект» и ЗАО «Завод «Сантехкомплект»» к преддоговорной ответственности за внезапное прекращение переговоров по купле-продаже акций. Истец при этом являлся контролирующим лицом ООО «ТД Сибпром-инвест», в отношении которого велась процедура банкротства.

Как это часто бывает в подобных банкротных спорах, ООО «ТД Сибпром-инвест» признало иск. Суд первой инстанции удовлетворил требования ко всем трем обществам, сославшись на положения ст. 434.1 ГК РФ. Суд апелляционной инстанции, поддержанный кассацией, не согласился с подобным выводом, сославшись как на правила действия закона во времени (об этом см. ниже), так и на ст. 10 ГК РФ.

Очевидно, что действия истца не соответствовали стандарту добросовестности — весь спор был затеян с целью вывести активы из банкротящегося общества и причинить вред двум другим ответчикам. Независимо от нашего отношения к выводу о действии закона во времени, отказ в удовлетворении требований на основании ст. 10 ГК РФ выглядит логичным. Норма ст. 434.1 ГК РФ не может использоваться для извлечения выгоды недобросовестным участником оборота.

Другим проявлением недобросовестности выступает заявление требований о привлечении к преддоговорной ответственности в ситуации, когда сам истец вел себя противоречиво и отказался от заключения договора, например, в связи с невозможностью его исполнения. Пример такого подхода можно найти в постановлении АС Московского округа от 08.10.2018 по делу № А40-180087/2017.

9См., напр.: Сделки, представительство, исковая давность. С. 410 (авторы комментария к ст. 166 ГК РФ — Д.О. Тузов и А.Г. Карапетов). В комментарии рассматривается другой частный случай применения принципа добросовестности — отказ в признании сделки недействительной при противоречивом поведении другой стороны.

Примеры дел, в которых суды отказываются применять норму п. 5 ст. 166 ГК РФ (также эманацию принципа добросовестности), см.: Манджиев С.Ю. Обзор судебной практики по применению п. 5 ст. 166 ГК РФ // Вестник экономического правосудия РФ. 2019. № 1. С. 192–204.

183

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 5/2020

Иногда суды используют нормы о преддоговорной ответственности как самостоятельное основание для отказа в удовлетворении договорных требований. Так, в постановлении от 16.06.2016 по делу № А56-81347/2014 АС Северо-Западного округа рассматривал требование об уплате арендных платежей.

Правопредшественник истца участвовал в конкурсе на предоставление обществу

варенду дизельных электростанций. Он победил в конкурсе, согласившись на предложенные условия. Договор с ним в письменной форме так и не был оформлен, но имущество было передано ответчику. Спустя некоторое время истец, получивший право требования арендной платы по договору цессии, обратился

всуд.

Первая и апелляционная инстанции определили размер арендной платы расчетным методом. С этим категорически не согласился суд округа и указал, что арендная плата должна определяться по условиям конкурса. Суд отметил, что поведение истца, согласившегося на предложенные ему условия договора, а затем требующего оплаты на иных, не согласованных условиях, представляет собой недобросовестное ведение переговоров, является правонарушением и может рассматриваться как злоупотребление правом в смысле ст. 10 ГК РФ.

На наш взгляд, конечный вывод суда заслуживает всяческой поддержки. Вопросы вызывает аргументация.

В первую очередь излишним выглядит обоснование позиции через норму ст. 434.1 ГК РФ. Цель анализируемой нормы — борьба с недобросовестным поведением на этапе переговоров. В рамках же этого дела исследовалось не поведение истца на переговорах, а его последующие действия — по взысканию задолженности в ином, нежели предусмотренном условиями конкурса, размере. Для применения нормы ст. 434.1 ГК РФ необходимо, чтобы недобросовестные действия были совершены на преддоговорном этапе, чего в данном случае не наблюдалось.

Во-вторых, сомнения вызывает и сама апелляция к принципу добросовестности. Кажется, ссылки на принцип добросовестности стали скорее данью моде, чем серьезным аргументом. Это постановление не является исключением — суду не было нужды применять принцип добросовестности там, где достаточно было признать условие о цене согласованным. Арендные отношения не требуют фиксации соглашения в письменной форме под страхом недействительности, а потому возможно согласование условий договора иным образом, чем подписание единого документа.

Вместе с тем отказ в удовлетворении иска со ссылкой на норму ст. 434.1 ГК РФ вполне возможен, например, в следующей ситуации. Допустим, арендодатель на этапе переговоров предоставил арендатору некую заведомо ложную информацию (к примеру, что автомобиль способен передвигаться по бездорожью). Затем арендатор, доверившись полученной от арендодателя информации, проехал на этом автомобиле по пересеченной местности, в результате чего последний был серьезно поврежден. Если арендодатель затем предъявит иск о взыскании убытков, ссылаясь на то, что автомобиль был поврежден по вине арендатора, то в удовлетворении

184

Судебная практика

его требования может быть10 отказано со ссылкой на норму ст. 434.1 ГК РФ, поскольку в ходе переговоров арендодатель предоставил арендатору заведомо ложную информацию, а последующий отказ от данного слова и предъявление требований в такой ситуации является недобросовестным поведением.

Действие нормы ст. 434.1 ГК РФ во времени

Этот вопрос является далеко не простым. Казалось бы, правила действия закона во времени очевидны: норма должна применяться к тем правоотношениям, которые возникли после вступления в силу вводящего ее закона (ст. 4 ГК РФ). Федеральный закон от 08.03.2015 № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Закон № 42-ФЗ) содержит норму, аналогичную ст. 4 ГК РФ, а потому нормы в редакции данного Закона (в том числе ст. 434.1 ГК РФ) применяются к тем правоотношениям, которые возникли после его вступления.

Такой подход поддерживается судебной практикой11. На наш взгляд, с точки зрения разъяснений Верховного Суда РФ и господствующего понимания природы преддоговорной ответственности предпочтительным представляется противоположное мнение.

Как известно, существуют два взгляда на природу преддоговорной ответственности: французский и немецкий. Согласно французскому подходу преддоговорная ответственность является деликтной12, немецкое же право исходит из ее квазидоговорной природы13.

Причина столь серьезного различия, видимо, заключается в разных подходах к построению системы деликтного права. Французское право традиционно исходит из системы генерального деликта, в то время как германский правопорядок существует в системе закрытого перечня различных специальных деликтов. Это концептуальное расхождение приводит к тому, что большинство вопросов, которые французское право решает через деликтное право, немецкая цивилистика вынуждена решать через создание квазидоговорных обязательств. Не стала исключением и преддоговорная ответственность — французские юристы имплементировали эту доктрину за счет применения принципа генерального деликта. Германский право-

10В рамках этого модельного казуса мы не будем пытаться разрешить давний спор о том, как соотносятся нормы ст. 434.1 и 431.2 ГК РФ. Подробнее об этом см.: Рудоквас А.Д. Нарушение обязанностей информирования: преддоговорная ответственность, заверения и гарантии возмещения потерь. Комментарий к п. 21 Постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» // Вестник экономического правосудия РФ. 2016. № 11. С. 57–79.

11См.: постановления АС Западно-Сибирского округа от 24.06.2016 по делу № А67-7236/2015; АС Московского округа от 31.07.2017 по делу № А40-1801188/2016.

12См.: Цвайгерт К., Кетц Х. Сравнительное частное право. М., 2019. С. 626.

13См.: Cartwright J., Hesselink M. Pre-contractual Liability in European Private Law. Cambridge, 2008. P. 458.

185

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 5/2020

порядок, поставленный в жесткие рамки закрытого перечня различных деликтов, вынужден был решать проблему недобросовестного поведения при переговорах через конструкцию квазидоговорного отношения.

Отечественное деликтное право тяготеет к французской модели. Об этом свидетельствует норма ст. 1064 ГК РФ, которая олицетворяет принцип генерального деликта. Наличие специальных деликтов не отменяет общее правило этой нормы, а лишь конкретизирует его.

Следовательно, если предположить, что преддоговорная ответственность по своей природе является деликтной (во всяком случае, ВС РФ в постановлении № 7 поддержал именно такой подход), то она должна наступать независимо от того, выражена ли эта ответственность в нормах позитивного права или нет. Принцип генерального деликта как раз и характеризуется тем, что для привлечения к деликтной ответственности не требуется нормативного перечня наказуемых деяний, достаточно лишь факта причинения вреда. И нарушение принципа добросовестности, которое привело к причинению убытков другому лицу, будет являться основанием для привлечения недобросовестного лица к ответственности.

При таком понимании норма ст. 434.1 ГК РФ, как указал истец в одном из дел14, «вводит лишь доказательственную базу» и конкретизирует уже существовавшее правонарушение. Следовательно, момент вступления в переговоры (до или после вступления ст. 434.1 ГК РФ в силу) не имеет значения для целей привлечения к преддоговорной ответственности.

Совершенно другой, на наш взгляд, была бы ситуация, если бы наше отношение к институту ответственности за недобросовестное ведение переговоров было аналогично немецкому. То есть если бы мы полагали, что преддоговорная ответственность строится по модели квазидоговорной ответственности. При таком понимании квазидоговорная обязанность вести переговоры добросовестно подчинялась бы правилам ст. 422 ГК РФ, защищающей разумные ожидания контрагентов. Законодательное введение новых обязанностей имело бы силу только для тех «переговорных правоотношений», которые возникли после вступления в силу нормы ст. 434.1 ГК РФ.

Именно в этом вопросе, на наш взгляд, наиболее ярко проявляется цена выбора той или иной модели преддоговорной ответственности.

Плюсы и минусы обеих моделей, равно как и более подробное исследование вопроса действия норм во времени, выходят за рамки настоящего комментария. Однако проблема, на наш взгляд, подчеркивает, что суды, возможно неосознанно, исходят из квазидоговорной природы преддоговорной ответственности и пытаются защитить разумные ожидания лиц, вступающих в переговоры. Такое понимание слабо соотносится с тем подходом, который избрал ВС РФ в постановлении № 7.

186

Судебная практика

Преддоговорная ответственность при заключении договора на торгах

Одним из возможных способов заключения договора является система торгов. Как и другим, этому способу предшествует преддоговорная стадия, которая в данном случае обладает рядом отличительных признаков.

Прежде всего необходимо отметить, что начало переговорного процесса по заключению договора на торгах представляет собой сложный юридический состав, состоящий из открытия организатором самих торгов и подачи участником заявки на участие в них. Это значительно отличается от классических способов заключения договора, в которых переговорный процесс, как правило, начинается с момента направления оферты либо с момента направления приглашения делать оферту.

Особенностью заключаемого на торгах договора является то, что он состоит из двух частей. Часть условий будущего договора устанавливается проектом, представленным организатором торгов в документации о торгах, другая же часть определяется заявкой победителя торгов. Таким образом, соединяя названные части, мы получаем условия договора, заключаемого по результатам торгов15. При этом моментом завершения стадии переговоров является не момент объявления победителя торгов, а собственно момент заключения итогового договора. Этот вывод обусловлен тем, что в документации о торгах может быть предусмотрено право сторон на изменение определенных условий будущего контракта уже после объявления победителя торгов.

Другая особенность переговорного процесса при заключении договора на торгах — наличие легальной возможности их организатора выйти из переговоров при получении более выгодного предложения от другого участника торгов.

Наконец, последней характерной чертой переговорного процесса при заключении договора на торгах является наличие специального основания для признания одной из сторон (организатора торгов) недобросовестной в случае ее выхода из переговоров о заключении договора. Согласно п. 4 ст. 448 ГК РФ если организатор открытых торгов отказался от их проведения с нарушением указанных в статье сроков, то он обязан возместить участникам торгов понесенный ими реальный ущерб. Таким образом, для признания выхода организатора торгов из переговоров (т.е. отказа от проведения торгов) в качестве недобросовестного достаточно нарушения установленных ст. 448 ГК РФ сроков на отмену торгов.

Стоит добавить, что последствием таких недобросовестных действий организатора торгов является его обязанность возместить участнику торгов реальный ущерб. Это правило явным образом ограничивает ответственность организатора торгов по сравнению с общими правилами о преддоговорной ответственности. Ведь согласно ст. 434.1 ГК РФ и разъяснениям, содержащимся в п. 19–21 постановления № 7, пострадавшая сторона должна быть поставлена в такое положение, в котором она находилась бы, если бы не вступала в переговоры с недобросовестным контраген-

15См.: Договорное и обязательственное право (общая часть). С. 1048 (автор комментария к ст. 448 ГК РФ — О.А. Беляева).

187