новая папка 2 / 32902

году, напр<имер>, выкриком: “Долой большевиков!” Чтоб тебя отметили — и разорвали.

(NB! Боязнь толпы — боязнь смерти через удушение. Когда рвут — не душат.)

Высокая мера. Мерить высокой мерой. Так и Бог делает. Свысока мерить и высокий мерой. Нечто вроде очень редкого решета: маленькие мерзости, как и маленькие добродетели — проскакивают. Куда? — Dans le neant [В небытие (фр.).]. Высокомерие, это полное отсутствие мелочности. Посему

— очень выгодное свойство… для других.

О коммунисте:

Вчера, умоей приятельницы:

— Ведь Вы не бреетесь, — сказал коммунист, — зачем Вам пудра? Коммунист из старых, помирает с голоду. Такой чудесный певучий голос.

Кто-то в комнате: “В Эрмитаже — невероятная программа!” Коммунист, певуче: “А что такое Эрмита-аж?”

Ах, сила крови! Вспоминаю, что моя мать до конца жизни писала: Thor, Rath [Thor — ворота, Rath

—совет (нем.).], Theodor, — из немецкого патриотизма старины, хотя была русская, и совсем не от старости, потому что умерла 36-ти лет.

—Я с моим “ять”!

Вчера в гостях (именинный пирог, пенье, огарок свечи, рассказ о том, как воюют красные) — вдруг, разглядывая ноты:

Beethoven — Busslied, Puccini — то-то

Marie-Antoinette — “Si tu connais dans ton village…” [Мария Антуанетта — “знаешь ли ты, в твоей деревне...” (фр.).]

Marie-Antoinette! Вы написали музыку к стихам Флориана, а Вас посадили в крепость и отрубили Вам голову. И Вашу музыку будут петь другие — счастливые — вечно!

Никогда, никогда, — ни в лукавой полумаске, в боскетах Версаля, об руку с очаровательным mauvais sujet d’Artois [Шалопаем д'Артуа (фр.).], ни Королевой Франции, ни Королевой бала, ни молочницей в Трианоне, ни мученицей в Тампле — ни на тачке, наконец, — Вы так не пронзали мне сердца, как:

Marie-Antoinette: “Si tu connais dans ton village…” (Paroles de Florian)

Людовик XVI должен был бы жениться на Марии-Луизе (“Fraiche comme une rose” [“Свежей, как роза” (фр.).] и дуре); Наполеон — на Марии-Антуанэтте (просто Розе!).

Авантюрист, выигравший Авантюру, — и последний кристалл Рода и Крови.

И Мария-Антуанэтта, как аристократка, следовательно: безукоризненная в каждом помысле, не бросила бы его, как собаку, там, на скале.

Москва, 1919