новая папка 2 / 14062

Как во сером одеяньи,

С кудреватой бородой,

Грудью твердой и нагой В зимни резкие сияньи С ног лихой мороз сшибал И природу удивлял,

Крепким здравием блистая,

В честь которого пылая Кровь играла на щеках;

Как еще и ныне видно Счастие сие завидно В дальних русских деревнях.

Что ж теперь у нас в краях?

Все зимою устрашенны И в зверей переряженны,

Мерзлым духом перед ней,

Как лисица-кознодей Труся, нехотя толкутся,

Ропщут, корчатся, мятутся — Не дивись, читатель мой.

Сверх того, что и судьбой,

Общей и необходимой,

Должен всякий век златой,

Роскошью везде крушимой,

В старых летах умирать — Наш пришел нам не под стать Средь годов его молочных.

Мы без правил здравых, прочных

Стали нежить век, ласкать И его лишь изнурять;

Не желая укреплять Здравые младенца члены,

Для работы сотворенны,

Мы его прервали дни.

Сами ж, роскошью плененны,

Побросались в западни:

Поскакали в дальни страны,

Побросали там кафтаны,

Наши мужественны станы Обтянули пеленой;

Детски головы вскруженны,

Преждевременной порой Скрасив ложной сединой,

Возмечтали, что вселенны Овладели мы красой.

Разумом чужим надулись;

Как былинка под сосной,

Не росли, но лишь тянулись.

Что же русский стал потом?

В истощенном теле бледном Русский стал с чужим умом,

Как бродяга в платье бедном С обезьяниным лицом;

Он в чужих краях учился Таять телом, будто льдом;

Он там роскошью прельстился И умел совсем забыть,

Что не таять научаться Должно было там стараться,

А с морозами сражаться И сражением мужаться

В крепости природных сил.

Счастья тот лишь цену знает,

Кто трудом его купил, —

Прямо тот его вкушает;

Но приятный солнца лик Лишь в любимый край проник,

Удивляясь, что такая Сделалась премена злая В русских северных сынах,

Дал приказ свой в небесах: «Что понеже невозможно Вдруг расслабшим силы дать,

То по крайней мере должно Зиму в ссылку отослать».

В тот же час, как по наряду,

Русским в некую отраду Что-то сталось в облаках!

В превеликих попыхах Сев на северном сиянье И в престранном одеянье,

Козерог слетел с лучом (1).

(1) Знак месяца, в котором солнце на лето поворачивается.

Искосившись декабрем,

Вдруг на барыню седую Напустил беду такую,

Что ни вздумать, ни взгадать И пером не написать.

Бриллианты побледнели,

Зачал трескаться фарфор,

Бахромы с домов слетели,

Приходил зиме позор.

Белокосая царица,

Чтоб помочь таким бедам,

Умудрилась, как лисица,

Приказала по водам Из алмазов стать горам,

Собрала мужчин и дам Шлифовать их поскорея,

Чтоб хоть с гору тут алмаз Искусил претящий глаз Козерога ей злодея;

Но сей был еще мудрея:

Лишь лучом ударил раз — Тотчас горы растопились И водой простой катились

С грозным шумом мимо нас.

Тающа зима несчастна Потеряла разум весь,

Потеряла прежню спесь,

Грусть и скука ежечасна Гнали зиму от людей:

Без пустых тогда затей

Ибез дальних прежних сборов

Ибез дальних разговоров,

Подобрав свой мокрый хвост И расправив важный рост,

О владычестве вздохнула,

Поднялась было, вспорхнула И лететь хотела прочь:

Но и крылья опустились.

Что тут делать? Чем помочь?

Все над ней смеяться стали,

Все мундир ее бросали.

Чтоб сокрыть конечно зло,

Прятаться зиме пришло:

Прежде подле стенки кралась,

Опасаяся лучей,

А потом с стыда скрывалась От лучей и от людей То под мост, то за горою,

Под забором, под сосною, —

Но предел ей наш был мал.

Где ни взялся камчадал,

Бывший в славном маскераде;

Зиму видя там в параде,

В нищете ее узнал;

Он ни слова не сказал,

Посадил ее на санки И из здешних стран споранки На оленях укатил —

Благодарен, видно, был!

Только всех тут удивляло,

Что никто из нас нимало Об отъезжих не тужил.

Не подумай ты, однако,

Мой читатель дорогой!

Чтобы счастье одинако Составляло век златой.

Бриллиант перед глазами Оттого и льстит красой,

Что он с разными огнями.

И о зимних красотах Потому мы не жалели,

Что красы иные зрели В русских радостных краях.

Теплое лучей влиянье Нам давало обещанье,

Что алмазов голый вид В изумруды пременит.

Благотворная их сила Нам сулила новый свет,

Переменой научила,

Что всё к лучшему идет.