!Учебный год 2023-2024 / Dal_R_Demokratia_i_eyo_kritiki_Universitetska

правила большинства или его альтернатив?

4. Наконец, какие правила принятия решений предпочитают сторонники демократии? Является ли, с их точки зрения, правило большинства базовым решением, несмотря на возникающие трудности?

Я предлагаю предпринять поиск ответов на эти вопросы, представив наиболее убедительные известные мне аргументы в пользу правила большинства; а затем рассмотреть основные доводы против, а также альтернативы.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ПРОЯСНЕНИЯ ПОЗИЦИЙ

Мажоритарист (Majoritarian): Прежде чем объяснить Вам, почему я убежден в том, что демократический процесс необходимо предполагает строгое соблюдение принципов правления большинства, я хочу высказать кое-какие предположения, которые, я уверен, не вызовут у Вас возражений. Предположим, что существуют группы людей с четко определенными убеждениями. Они преданы идее политического равенства и демократического процесса. Они ощущают потребность в коллективных решениях. С этим Вы пока согласны?

Критик (Critic): Вполне. В сущности, для обоснования демократического процесса я сам сделал бы такие предположения.

Мажоритарист: Я так и думал. Уверен, что Вы согласитесь со мной также, что демократический процесс требует какого-то правила принятия решений или даже нескольких различных правил. В конце концов, когда достигнута конечная стадия принятия решений и все признанные действительными бюллетени подсчитаны, необЧасть четвертая. Проблемы демократического процесса 203

ходимо правило, в соответствии с которым можно было бы определить, какая альтернатива должна быть принята.

Критик: Конечно. Это очевидно.

Мажоритарист: И Вы согласитесь, я уверен, что, с точки зрения людей, преданных идее демократического процесса, правило, по которому принимается решение, обязательно должно соответствовать критериям и принципам этого процесса.

Критик: Само собой разумеется.

Мажоритарист: В таком случае было бы разумно, чтобы, какое бы решение ни было принято, оно должно стать решающим*. То есть я имею в виду, что тот или иной результат должен быть принят.

Критик: Это требование вполне разумно. Я предложил бы, чтобы одобренное правило было еще практическим и выполнимым. Кроме того, приемлемым для участников.

Мажоритарист: Браво! Я был уверен, старина, что Вы поймете суть моих поисков наилучшего правила принятия демократических решений. Я надеюсь показать Вам, почему правило большинства в строгом смысле слова представляет наилучший способ принятия решений, а по сути — единственный способ, полностью соответствующий духу демократического процесса.

Критик: С нетерпением жду подтверждений.

Мажоритарист: Позвольте начать с наблюдения; это не «подтверждение», как Вы говорите, но оно подкрепляет сам принцип. Любой приверженный демократическому процессу демос, скорее всего, интуитивно привлекает правило большинства. Попробуем вместе с Вами объяснить, почему это происходит. Если люди относятся друг к другу как к равным участникам политического процесса и уверены, что никто не обладает большим политическим весом, тогда они наверняка предпочтут слабую версию правила большинства. Поскольку среди них будет и меньшинство, то граждане рассудят, что оно не должно взять верх над большинством. Однако принятие данной посылки вынудит их склониться к строгой версии правила большинства.

Критик: Почему? Логически вовсе не следует, что из слабой версии непременно вытекает сильная. Мажоритарист: Почему же нет? Если нельзя допустить, чтобы меньшинство взяло верх над большинством, то нельзя позволить и меньшинству заблокировать большинство. Именно это может произойти в отсутствие строгой версии правила большинства. Подумайте, если

204

Р.Даль. Демократия и ее критики бы меньшинство всегда могло воспользоваться правом вето относительно решений большинства, то

практически это означало бы, что правит меньшинство, не так ли? В результате при условии, что члены той или иной группы рассматривают друг друга как политически равных и руководящих собой с помощью демократического процесса, сильная версия правила большинства будет сочтена более подходящей и приемлемой, чем любая другая альтернатива.

Критик: Возможно. Хотя Ваше предположение вполне вероятно, я не нахожу его таким уж жестким. У меня есть несколько аргументов, которые способны опрокинуть Ваши доводы.

Мажоритарист: Я отдаю себе отчет в том, что мои рассуждения не являются твердыми подтверждениями. Однако подчеркнуть интуитивную притягательность правила большинства для людей, которые считают себя политически равными друг другу, представляется мне в высшей степени уместным. К тому же такой взгляд учитывает и вопрос приемлемости, который Вы сами предложили в качестве критерия удачного правила принятия решений.

Однако я понимаю Ваш вопрос: можно ли дать рациональное обоснование интуитивному чувству соответст-

вия, уместности (sense of appropriateness).

Критик: Именно так.

Мажоритарист: Ответ безусловно положительный при условии, что мы принимаем нескольких вполне разумных посылок. На деле рациональное обоснование правила большинства может быть достигнуто, по крайней мере, четырьмя различными способами.

Критик: И одного достаточно.

Мажоритарист: Благодарю Вас. Однако каждый из четырех способов, которые я имею в виду, связан с несколькими различными положениями. Я хотел бы изложить Вам все четыре.

Критик: Конечно. Я давно понял, что к просвещению ведет не одна дорога. Возможно, Вы укажете мне такой путь, который мне покажется подходящим.

Мажоритарист: Надеюсь. Однако я просил бы Вас согласиться с предварительным доводом. При исследовании моих четырех обоснований правила большинства следовало бы начать с предположения, что демос голосует непосредственно по вопросам, входящим в повестку дня коллективных решений. Заметим при этом, что перед демосом в любом случае лишь две альтернативы. Если Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 205

Вы согласны принять такую гипотезу, это избавит нас от некоторых сложностей, которые затруднили бы четкое изложение.

Критик: Но оба предположения коренным образом упрощают реальный мир демократической политики! Хотя я понимаю пользу таких предположений, поскольку они помогают уменьшить чрезмерную сложность реального мира, я настаиваю, что в некотором пункте мы возвращаемся в мир действительного опыта. Как Вы хорошо знаете, в реальном мире в течение двух столетий сторонники демократии пытались применять демократический процесс к представительному правлению. Более того, в этом мире избиратели и законодательные органы часто сталкиваются с большим количеством проблем, чем упомянутые Вами две альтернативы.

Мажоритарист: Я не отрицаю этого. Но мы поступим разумно, если обратимся к более простому, хотя и менее реалистичному миру.

ЧЕТЫРЕ ОПРАВДАНИЯ ПРАВИЛА БОЛЬШИНСТВА Максимизированное самоопределение

Мажоритарист: Начать с того, что правило большинства максимизирует количество людей, которые получают возможность самоопределения в процессе принятия коллективных решений. В зависимости от конкретной политической системы, от состава демоса и от потребности в коллективном решении по тому или иному вопросу строгий принцип правления большинства гарантирует, что наибольшее число граждан будет жить по законам, которые они сами избрали для себя. Если закон принят менее чем большинством, то количество тех, кто предпочел этот закон, будет обязательно меньше, чем количество тех, кто избрал альтернативу. Равным образом, если для одобрения закона требуется больше чем простое большинство скажем, 60% — тогда меньшинство в 40% (+ 1 голос) может помешать большинству в 60% (1 голос) принять желаемую альтернативу. Таким образом, предпочитаемая меньшинством альтернатива будет навязана большинству3.

Критик: Мне нечего Вам возразить, но позвольте высказать два замечания. Во-первых, представленное Вами обоснование исходит из предпосылки, что свобода, выраженная через самоопределение, обязательно получает

206

Р.Даль. Демократия и ее критики свое максимальное выражение в процессе принятия коллективных решений. Аргумент такого рода звучит

слишком абстрактно для любого человека, кроме разве что философа. Вы считаете, что принятие правила большинства требует от простых людей знания Руссо или Канта?

Мажоритариспг. Конечно, нет. Хотя высказанное мной обоснование, быть может, кажется абстрактным, я считаю, оно доказывает, что масса людей думает о правлении большинства. Я легко могу себе представить, что обычный человек говорит своим согражданам:

Послушайте, нам надо прийти к решению по данному вопросу. Одним не нравится первый выбор, другим — второй. Мы потратили много времени и труда, чтобы найти решение, с которым согласились бы все, или, если это не удастся, хотя бы большинство из нас должно высказаться в пользу той или иной альтернативы. Ну, так теперь давайте выбирать из двух наилучших альтернатив, какие нам удалось выявить. Каким бы ни оказалось решение, кому-то из нас принятый закон не понравится, но всем нам придется так или иначе ему подчиниться. Тогда, по крайней мере, большее количество людей будет жить согласно закону, который они предпочли. Это лучше, чем позволить меньшинству то, чего хочет оно. Разве это не единственное верное решение?

Критик'. Я вижу, подобный довод удовлетворит многих. Обратимся к моему второму замечанию. В начале нашей беседы я согласился допустить, что некоторые коллективные решения бывают необходимы и что пределы общности установлены. Теперь я вижу, что я, возможно, многого не учел. В наших утверждениях скрыто то, что можно было бы назвать проблемой границ. Допущение о необходимости коллективных решений предполагает границу между теми проблемами, которые требуют этих решений, и теми проблемами, которые их не требуют. Предположение, что границы коллективности установлены,

игнорирует возможность того, что то или иное коллективное образование — менее многочисленное, локальное, более гомогенное или, скажем, более крупное и гетерогенное — может оказаться лучше. Мажоритарист: Если мы попытаемся одновременно учесть все проблемы демократической теории и практики, мы никуда не двинемся. Можем ли мы отложить обсуждение проблемы границ?

Критик: Я уступаю.

Мажоритарист: Тем временем Вы допускаете, не так ли, что члены какого-нибудь демократического объединения Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 207

нуждаются в коллективных решениях тех или иных проблем, а границы этого объединения приняты как данность, то для максимального самоопределения необходимо правило большинства?

Критик: Я на время отказываюсь от своих возражений, но хотел бы впоследствии вернуться к ним. Мажоритарист: Пожалуйста, но проблемы, которые Вы ставите, должны быть отделены от вопроса о правиле большинства, не так ли?

Критик: Возможно, я вижу эти проблемы более взаимосвязанными, чем Вы. Правление большинства как необходимое следствие разумных требований

Мажоритарист: Мое второе обоснование отчасти подобно первому, но доводы более подробны и строги. Грубо говоря, если Вы принимаете четыре разумных критерия в пользу правила принятия решений в демократическом обществе, тогда Вы логически должны согласиться, что принцип правления большинства

—и только этот принцип — может соответствовать упомянутым четырем критериям. Данный взгляд прекрасно подтвержден простым и строгим математическим доказательством Кеннета Мэя [May 1952]. Если у Вас хватит терпения, я изложу его рассуждения.

Критик: Пожалуйста.

Мажоритарист: Во-первых, мы уже согласились в том, что демократическое правило принятия решений должно быть решающим. Если перед демосом две альтернативы, X и Y, тогда правило принятия решений приведет к одному из трех результатов: будет избран либо X, либо Y, либо ни один из них. Во-вторых, демократическое правило решения не должно отдавать предпочтения ни одному избирателю; Мэй называет это требование анонимностью. Результат выборов не должен зависеть от того, какие конкретно лица выступают за или против альтернатив.

Критик: То, что Вы назвали анонимностью, предполагается одним из критериев демократического процесса равенства голосов. Я нахожу это вполне разумным. Ну а что «в-третьих»?

Мажоритарист: Процедура голосования должна быть нейтральной по отношению к альтернативам. То есть она не должна благоприятствовать ни одной альтернативе в сравнении с другой. Если на повестке дня две альтерна208

Р.Даль. Демократия и ее критики тивы А и В, то правило решения не должно включать внутренней склонности к любой из них. Например, А

—означает выбор нового политического курса, в то время как В не предлагает ничего нового, просто все остается по-прежнему. Альтернативы либо что-то изменяют, либо оставляют все, как есть. Нейтральность требует, чтобы правило принятия решений не давало предпочтения ни предложению о переменах, ни предложению сохранять status quo.

Критик: Консерватор типа Бёрка мог бы утверждать, что status quo сам по себе обладает преимуществами4. Мажоритарист: Status quo всегда содержит в себе так много преимуществ, что не нуждается, конечно, в дополнительных мерах в его пользу, предусмотренных правилами принятия решений. Это в высшей степени важно, поэтому позвольте мне пояснить это на примере. Предположим (впрочем, такой случай произошел в действительности в одной из стран, ныне ставшей демократической), что в шахтах и на фабриках был разрешен детский труд, нищета принуждала детей к этому. Представим себе, далее, что объявлен референдум: население должно высказаться за или против запрещения детского труда в шахтах и на фабриках (говоря о референдуме, мы оставляем в стороне вопрос о представительности, который мы затрагивали ранее). Назовем предложение о запрещении детского труда — А; голосовать против А по сути означает голосовать за В, который представляет собой status quo. Если Вы за запрещение детского труда, значит, поддерживаете А; если против, Вы голосуете за В, за то, чтобы детский труд и впредь был разрешен. Я спрашиваю Вас: почему правило принятия решений отдает предпочтение status quo, а не его изменению, то есть узаконенному детскому труду, а не его запрещению? Предположим, по конституции страны закон о труде на шахтах и фабриках может быть принят на референдуме не менее чем двумя третями голосов. Если 66% голосующих поддержат запрещение детского труда, а 34% будут против, то детский труд не может быть запрещен! Спрашивается, какими еще привилегиями должен обладать status quo?

Критик: Вы выбрали в высшей степени убедительный пример; и все же не могу не сказать, что при обстоятельствах, не столь оскорбительных для нашего чувства справедливости, меньшинство вправе быть защищенным от поспешных заявлений. Считаете ли Вы, что критерий нейтральности безусловно препятствует принятию конкретных решений по подобным вопросам? Если это так,

Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 209 я не уверен, что нейтральность — неизменно хороший критерий. Однако я с удовольствием откладываю свое замечание и жду Ваших дальнейших доводов.

Мажоритарист: Благодарю Вас. Мы уже упоминали о предложении Мэя, которое должно было показаться Вам странным, — оно состояло в том, чтобы правило принятия решения было как можно более позитивно откликающимся (positively responsive). Предположим, что члены демоса первоначально индифферентны по отношению к А и к В. Они не отдают предпочтения ни тому, ни другому. Потом, наверное, в результате дискуссии, один гражданин избрал А, в то время как никто из граждан не отдал предпочтение В перед А. Мэй заключает, что правило принятия решений ведет в этом случае к выбору А.

Критик: Я не совсем понимаю причину такого вывода.

Мажоритарист: Разрешите мне прибегнуть к помощи интуиции. Вообразите правило принятия решений, которое содержит три упоминавшихся мною ранее критерия. Оно решающе, нейтральное по отношению к гражданам (критерий анонимности Мея) и нейтрально по отношению к проблемам. Но правило предполагает, что решение, которое должно быть принято, представляет собой альтернативу, которую предпочло меньшинство, а не большинство. Такая подмена большинства меньшинством, разумеется, нарушает принцип позитивного отклика. Или возьмем случай менее очевидный. Предположим, гражданам все равно, будет принято А или В. Полагаю, что граждане могли бы осуществить выбор путем бросания монеты. Но если даже только одна гражданка Ро-бертсон решит, что А лучше чем В, то будет справедливо, если ее выбор изменит баланс. Всем это безразлично, а ей нет. Для нее имеет значение, что будет принято А, но не В. Это никому не вредит. Значит ли, что должно быть принято А? Как мы уже говорили, максимизируется самоопределение. Если забежать вперед к утилитарной позиции, кто-то один будет удовлетворен результатом и никому от него не станет хуже. Здравый смысл доказывает, что А должно победить.

Критик: Пусть будет так. Я склонен с этим согласиться.

Мажоритарист: Хорошо. Если Вы согласны с этим критерием, то придется принять остальные три. Мэй показал, что только одно правило принятия решений может соответствовать всем четырем критериям. Как я говорил ранее, единственное правило принятия решений есть не что иное, как строгая версия правления большинства. Так как каждая из аксиом вполне приемлема — тем более

210

Р.Даль. Демократия и ее критики для тех, кто вовлечен в демократический процесс, — доводы Мэя служат разумным подтверждением этого.

Критик: Я уже отмечал свои оговорки по поводу посылки нейтральности по отношению ко всем пунктам повестки дня. В остальном я нахожу Ваши доводы убедительным. У Вас, я думаю, есть и несколько других способов аргументации.

Большая вероятность принятия верных решений Мажоритарист: Да. Мое третье обоснование правления большинства состоит в том, что в определенных ус-

ловиях он скорее, чем прочие, приведет к исправлению неверных решений. Вы наверняка вспомните, что, по мнению Аристотеля, обобщенное мнение множества различных людей, скорее всего, мудрее в целом и, несомненно, содержит меньше грубых ошибок, чем суждение одного или немногих людей*. Подобные взгляды довольно распространены. Их можно найти в знаменитой речи Милля в защиту свободы мысли". Та же логика лежит в основе права на суд коллегией равных.

Критик: Вы считаете истиной то, что утверждает большинство?

Мажоритарист: Вовсе нет. Я говорю только, что при определенных условиях наилучшим критерием верности «Однако, может быть, не все это сказано правильно, и в соответствии с прежним замечанием если народная

масса не лишена всецело достоинств, свойственных свободнорожденному человеку, то каждый в отдельности будет худшим судьей, а все вместе будут не лучшими или, во всяком случае, не худшими судьями» (1282а 15—18). [Цит. по русскому переводу С.А.Жебе-лева: Аристотель, т. 4: 466\. Следует учитывать, что данное суждение Аристотеля является альтернативой предыдущему, которое предполагало, что принимать решения должны сведущие в соответствующем деле, а потому «невозможно было бы предоставить народной массе решающий голос ни при выборах должностных лиц, ни когда принимается отчет об их деятельности» (1282а 13—14) [Аристотель, т. 4: 465\. Аристотель склонен усматривать в односторонности данных и подобных им позиций источник затруднений, которые можно преодолеть при учете самостоятельной значимости полисных институтов и полисного устройства в целом (политейи) (1282а 33 — b 14). В современных терминах, это означало бы, что как экспертные оценки, так и голосование по правилу большинства становятся осмысленными лишь при условии их подчинении конституции и долгосрочным политическим приоритетам типа государственной целостности, прав человека и т.п.

«О свободе» («On Liberty») сочинение 1859 года.

Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 211 или правильности является мнение большинства тех, кто знаком с сутью дела.

Критик: Если приглядеться к Вашим «определенным условиям», то это может оказаться банкой с пауками. Мажоритарист: Я могу пояснить свою мысль примером из XVIII века, опираясь на рассуждение французского философа и математика маркиза Кондорсе^. Представим себе, что выбор гражданина может оказаться верным или ошибочным точно так же, когда какой-нибудь член суда принимает решение о том, виновен или не виновен обвиняемый. Предположим, подобных ситуаций много: каждый гражданин иногда оказывается

прав, иногда ошибается. Тогда вероятность того, что большинство окажется правым, больше. Следовательно, предпочтительнее суждение многих, не так ли?

Критик: Возможно, так, если речь идет только об альтернативе между правилом большинства и правилом меньшинства.

Мажоритарист: Прекрасно. Однако Кондорсе продемонстрировал нечто более интересное. Вероятность того, что большинство окажется правым, резко возрастает по мере того, как оно увеличивается. Предположим, что вероятность правоты одного члена сообщества чуть больше, скажем, 0,51. Тогда в группе из ста человек вероятность того, что большинство в 51 человек окажется правым, составит только 0,52. Но большинство в 55 человек увеличивает эту цифру почти до 0,60. А при большинстве в 60 человек шансы принятия верного решения достигают почти 70%! Подобным образом, по мере того что вероятность правоты отдельного гражданина повышается, пусть понемногу, вероятность правоты большинства растет очень стремительно. Вернемся к тому примеру, с которого я начал: в группе из 100 человек, где у каждого шанс быть правым, составляет только 0,51, у большинства этот шанс — 0,55. Однако если у одного гражданина шанс повышается — 0,55, тогда вероятность оказаться правоты большинства — 0,606. Критик: Браво! Но, как показывает пример Кондорсе, не должны ли мы добиваться сверхбольшинства, скажем, применения правила двух третей или даже правила единогласия?

Мажоритарист: Нет, и вот почему. Если вероятность того, что большинство сделает правильный выбор, увеличивается, тем меньше шансов на то, что малочисленное меньшинство обладает правотой. Правило, требующее сверхбольшинства, непременно означает, что меньшинст212

Р.Даль. Демократия и ее критики во может блокировать большинство. Но, в соответствии с правилом, чем многочисленнее должно быть

большинство, тем малочисленнее меньшинство, достаточное для наложения вето и для того, чтобы настоять на своем мнении. Однако чем малочисленнее меньшинство, тем больше вероятность того, что оно не право. Критик: Но не будем забывать, что Ваш аргумент строится на сомнительной посылке, что средний избиратель скорее прав, чем ошибается*. Если я отвергаю эту посылку, то следует обратное доказательство — правление строгого большинства заменяется правлением сверхбольшинства. Помнится, сам Кондорсе хотел доказать, что голосующее большинство рискует столкнуться с трудными проблемами, если ему придется выбирать более чем между двумя альтернативами. Обратимся к следующей ситуации.

Максимизация выгоды Мажоритарист: Прежде всего я хотел бы представить Вам четвертое обоснование, утилитарный аргумент,

касающийся издержек и выгод (costs and benefits)7. Мы договорились с самого начала, что будем упрощать наши рассуждения. Предположим, что демос голосует за непосредственное принятие законов. Представим также, что какое-то предложение поддержано большинством; если оно принято, гражданин, входящий в большинство, получает столько же выгоды, пользы или удовлетворения и т.д., Ни Критик, ни тем более Мажоритарист не рассматривает еще одного следствия, вытекающего из

допущения, будто средний гражданин скорее прав, чем ошибается, то есть его персональный индекс компетентности больше, чем 0,5. Это происходит при условии, что корпус граждан формируется из превышающих средний уровень индивидов, например, путем позитивного отбора. Однако в политике возможны случаи формирования корпуса граждан и путем негативного отбора, например, путем изгнания слишком амбициозных, образованных и тому подобных, а значит, и компетентных. Возникающие системы типа охлократии или господства клик отличаются тем, что компетентность условного члена корпуса принимающих решения ниже 0,5. В этом случае правило большинства прогрессивно снижает верность решения. Если взять показатель компетентности 0,49 вместо 0,51, как у Даля, то для большинства 51 из ста показатель составит 0,48, а для большинства 55 из ста уже 0,44. Подробнее об эффектах голосования при различных уровнях компетентности принимающих решения см. послесловие научного редактора.

Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 213 сколько теряет гражданин из состава меньшинства. Следовательно, правление большинства максимизирует выгоду (в среднем для всех граждан), которую дает принятие закона.

Критик: Если согласиться с Вашим предположением, то вывод очевиден. Однако неочевидно само это предположение.

Мажоритарист: Принимаю Ваше возражение. Но я хочу вполне выразить свою мысль, доведя ее до крайности. Допустим, чистый выигрыш (benefit) представителя большинства и чистый проигрыш (loss)* представителя меньшинства полностью равны между собой — скажем, одна единица удовлетворения. Даже если только 51 гражданин из 100 граждан одобряют закон, а 49 не одобряют, то чистая выгода составит 2 единицы удовлетворения. Никакое альтернативное правило принятия решения не дало бы столь хорошего результата. Позвольте мне продолжить свою мысль. Если мы предполагаем, что системные разграничения** не могут быть изменены, тогда в предельных условиях, когда те же самые граждане входят в большинство или в меньшинство по всем вопросам, решения на основе правила большинства окажутся лучше всех иных альтернатив. Такая политическая система будет, конечно, восприниматься постоянным меньшинством в качестве грубой и несправедливой, однако с учетом системных разграничений любая альтернатива правилу большинства была бы неизбежно хуже.

Критик: Ну вот, мы вернулись к проблеме границ. Мы должны обсудить ее основательно.

Мажоритарист: Согласен. Но обратите внимание, если постоянное меньшинство отделилось бы и установило собственную демократическую систему, а мои предположения об относительности приобретений и потерь

Мажоритарист подменяет им же предложенный расчет издержек и выгод (costs and benefits) иным расчетом приобретений и потерь (gains and losses). При всей внешней схожести каждый из расчетов предполагает особый подход к проблеме и свои методики оценки индивидуальных и коллективных результатов тех или иных действий. В «промежуточной» фразе используются термины из разных пар выгода и потеря, которые «нейтрально» переведены как выигрыш и проигрыш. Однако подобное же смешение встречается и далее. В данном случае под системными разграничениями (boundaries of the system) понимаются не только границы между системами, но даже в большей степени устойчивые размежевания (cleavages) внутри политических систем.

214

Р.Даль. Демократия и ее критики

(gains and losses) вески, тогда лучшей новой системой все же был бы принцип большинства.

Критик: Ваше предположение представляется мне произвольным. Во всяком случае, как знать? Вы ведь признаете вместе со мной, что мы не можем действительно измерить относительное удовлетворение. Ваши единицы удовлетворения — знаменитые «утили»(ии1е$) классических утилитаристов — чистая условность

(fiction).

Мажоритарист: Возможно. Тем не менее мы постоянно выносим суждения об относительных издержках и приобретениях. Я бы указал: когда мы говорим о том, пойдет ли что-то на общее благо, наш подход вполне утилитарен. Несмотря на все хорошо известные трудности, мы пытаемся хотя бы приблизительно оценить издержки и выгоды в целом. Именно из-за известных трудностей мы не можем их точно определить. Чисто практически мы заключаем, что ту или иную политику следует одобрить, если больше людей выигрывают. И наоборот, политику следует отвергнуть, если больше людей теряют, чем приобретают. Подобные рассуждения, по-видимому, слишком легковесны и неясны, чтобы убедить философа или специалиста по теории общественного выбора. Но поскольку эти люди никогда не могли объяснить нам, как измерить пользу или удовлетворение сколько-нибудь строгим образом, чаще всего у нас не оказывается выбора и приходится удовлетворяться нестрогими и размытыми суждениями. Возвращаясь к прежнему моему утверждению правила большинства, я сказал бы, большинство с большей вероятностью окажется право, чем меньшинство.

Критик: Возможно. Но Ваше утилитаристское обоснование кажется мне слабее остальных. Если Вы закончили, я мог бы объяснить, почему.

Мажоритарист: Прежде я хотел бы высказать еще один довод. Утилитаристское обоснование правила большинства существенно поддерживается еще одним предположением. Допустим, что граждане, проигравшие при голосовании по одному пункту, вполне могут надеяться выиграть по другому. Иными словами, не существует постоянного меньшинства или постоянного большинства. Точнее, представим себе: вероятность того, что любой отдельный гражданин окажется в числе большинства по каждому обсуждаемому вопросу, определяется пропорцией граждан, которые составляют большинство, поддерживающее данный закон. Например, если 60% граждан одобряют закон, то 6 из 10 входят в большинство. Со временем у гражданина появляется даже больше чем пя-

Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 215 тидесятипроцентный шанс выиграть. Чем прочнее консенсус (то есть чем многочисленнее большинство в

среднем), тем больше вероятность, что обычный гражданин окажется на стороне выигравших. Так, если в среднем большинство будет составлять около 75%, средний (обычный, типичный) гражданин в трех случаях из четырех будет голосовать вместе с большинством.

Относительно первого допущения о приобретениях и потерях: с утилитарной точки зрения никакая альтернатива правлению большинства не могла бы обеспечить среднему гражданину столь благоприятного решения одного конкретного вопроса. Что касается второго допущения, никакая альтернатива не позволяет среднему фажданину столь хороших результатов по всем вопросам.

ТРУДНОСТИ Критик: Все Ваши оправдания правления большинства зависят от тех или иных предположений. Я признаю,

что если я мог бы полностью принять эти предположения, Ваши аргументы побудили бы меня заключить, что демократический процесс неизменно влечет за собой правление большинства. Но, как я говорил во время нашей беседы, многие Ваши основные положения вызывают серьезные возражения. Мажоритарист: Какие же из них Вы имеете в виду?

Критик: Хотя я согласился с Вами, что некоторые мыслительные упрощения допустимы, я уверен, что создающиеся реальным миром усложнения следует принять во внимание.

Мажоритарист: Конечно. Если бы я думал, что принцип большинства не может быть рационально оправдан в реальной политической жизни, я бы отверг его.

Более двух альтернатив

Критик: Ну, хорошо, Ваше предположение, что перед демосом только две альтернативы, явно нереалистично. Когда граждане должны выбирать между тремя или более альтернативами, принцип большинства сталкивается с серьезными трудностями. Хотя бы потому, что принцип более уже не является решающим8.

Когда существуют только две альтернативы, то правило большинства действует совершенно ясным образом: принимается альтернатива, за которую проголосовало наибольшее число избирателей. Но представим себе, что

216

Р.Даль. Демократия и ее критики перед избирателями три альтернативы — А, В и С. Допустим далее, что избиратели выстраивают эти

альтернативы в порядке их желательности. Тогда принцип большинства начинает интерпретироваться различными способами в зависимости от того, в каком порядке избиратели расставили альтернативы. Проще всего, когда одна из альтернатив получила абсолютное большинство голосов. Тогда по принципу большинства эта альтернатива, конечно, должна быть принята. Вот ясный пример:

	Группы
	I	II	III
Порядок	А В С	С В А	В
альтернатив			С А
Голоса	55	25	20

Первая альтернатива собрала 55 голосов, то есть получила абсолютное большинство несомненное осуществление правила большинства.

Но если ни одна из альтернатив не получит абсолютного большинства голосов? Например, в группе I — 40 голосов, в группе II — 35, а в группе III — 25:

	Группы
	1	II	111
Порядок	А В С	С В А	В С А
альтернатив
Голоса	40	35	25

Мажоритарист: В этом случае единственным решением было бы прибегнуть к критерию Кондорсе, чтобы определить некое «большинство». Победа осталась бы за альтернативой, которая превосходит другие при парном голосовании за каждые две альтернативы. В данной ситуации это означает, что надо выставить А против В, В против С, а С против А. Если применить такое правило в Вашем примере, то В берет верх над С (65—35 , группы II и III против группы I). В третьем парном голосовании С победит А (60—40). Так, В опередит А и С, а С — А. По предложенному Кондорсе критерию, В — победитель.

Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 217 Циклическое большинство

Критик: Кондорсе вытащил Вас из одной ямы, но не думаю, что он поможет Вам выбраться из другой. В некоторых обстоятельствах ранжирование голосующих может помешать демосу применить критерий Кондорсе, не говоря уже о том, чтобы добиваться абсолютного большинства. Разрешите мне привести пример:

	Группы
	I	11	III
Порядок	А В С	С	в с
альтернатив		А В	А
Голоса	40	30	30

В этом случае А наносит поражение В, 70 — 30 (группа I и II против группы III); В побеждает С, 70 — 30 (I и III против группы II); и С выигрывает у А, 60—40 (группы II и III против группы I). Теперь перед нами пример циклического большинства, которое ставит под вопрос расчеты Вашего наставника Кондорсе. Как Вы знаете, эта трудноразрешимая проблема демократической теории и практики привлекла особое внимание: ее поставил Кеннет Эрроу в 1951 году. Его знаменитая Теорема Невозможности (Impossibility Theorem) показала, что если не позволять одному человеку диктовать остальным, в случае циклического большинства не существует решения, при котором не нарушалось бы, по крайней мере, одно из нескольких других допущений9. Насколько я знаю, никому еще не удавалось доказать, что какой-нибудь из доводов Эрроу неразумен, или найти решение проблемы циклического большинства. Так что, если Вы не собираетесь заменить правление большинства диктатурой, Вы не найдете никакого другого выхода из циклического большинства, кроме чисто произвольного.

Мажоритарист: Ну, одно из возможных решений состояло бы в том, чтобы принцип большинства рассматривать как принятие альтернативы, при которой предпочтение отдается наибольшему числу голосов: то, что американцы называют «плюральностью», а англичане «относительным большинством». Если бы плюральность или относительное большинство было приемлемо, тогда в последнем примере, который Вы привели, было бы избрано

218

Р.Даль. Демократия и ее критики А, ибо ему отдало предпочтение наибольшее число избирателей*.

Критик: Но из этого же примера мы знаем, что относительное большинство голосов может представлять меньшинство избирателей. Настаивать в данном случае на том, что принцип большинства позволяет меньшинству идти собственным путем, кажется мне противоречащим исходным посылкам. Возможно ли рационально оправдать правило большинства, если никакого большинства не существует? Мажоритарист: Нет, поскольку критерий требует, чтобы у граждан была возможность решать, каким образом определяется повестка дня. Они способны решить, например, что при возникновении в результате использования правила плюральное™ (простого большинства) циклического большинства, вполне достаточно предоставить решение вопроса жребию (a lottery of some sort) или иному методу, который покажется им честным и разумным.

Контроль над повесткой дня Критик: Циклическое голосование создает еще одну проблему, касающуюся демократического процесса.

Контроль над повесткой дня может быть использован для манипулирования результатами. Мой последний пример Существует целый набор альтернативных «демократических» процедур учета результатов голосования, тем

или иным образом отражающих принцип большинства. Замечательный пример привел известный политолог Петр Ордещук, который очертил гипотетический, хотя и близкий к действительному расклад предпрочтений делегатов предвыборного конвента Демократи-ческрой партии в 1992 году между пятью претендентами на выдвижение кандидатом в президенты (Тсонганс, Керри, Харкин, Браун и Клинтон). Он также выделил пять процедур: простое большинство, голосование в два тура, правило Хара (поочередное ислючение наименее предпочтительного), ранжирование мест по очкам (первое место — 4 очка, второе — 3 и т.д.), попарное голосование. Каждый из пяти претендентов выигрывает при использовнии выгодного для него правила. Однако поправка на действующее правило во многих случаях позволяет выборщикам уйти от проигрыша, если они будут голсовать «неискренне». Ордещук приходит к выводу: «Результаты выборов, получаемые с использованием демократических процедур, зависят от стратегической дальновидности голосующих. Если голосующие такой дальновидностью не обладают, результаты окажутся очень чувствительны к применяемым процедурам» [Ордещук 1994: 30].

Часть четвертая. Проблемы демократического процесса 219 убеждает в том, что последовательность альтернатив, предложенных для голосования, способна повлиять на

выбор и таким образом определить победителя. Предположим, что опытный сторонник одной из альтернатив выбирает порядок голосования, возможно, это председательница собрания. Она хотела бы, чтобы победа досталась А. Сначала она просит граждан выбрать между В и С. В выигрывает (70—30). Тогда она просит граждан выбрать между В и оставшимся А. На этот раз А впереди В (70—30). Она объявляет А победителем. Председатель, который в состоянии манипулировать порядком голосования, может таким же образом принести победу одной из трех альтернатив. Разве это не сводит к нулю критерий контроля? Проблемы границ Критик: Позвольте мне теперь обратиться к двум проблемам границ, о которых я упоминал ранее. Как Вы,

должно быть, помните, существуют границы между проблемами, решенными коллективно, и теми, которые решаются иначе, — граница коллективных решений. Другая проблема касается границ самой коллективной единицы, или объединения (unit)*. Что до границ коллективного решения, нельзя ли, насколько возможно, максимизировать самоопределение, позволив отдельным группам или лицам принимать по каким-то вопросам решения автономно, а не передавать их на коллективное одобрение?

Мажоритарист: Конечно! Однако для того чтобы определить, каким образом та или иная проблема будет решаться — автономно или коллективно, — сам этот вопрос должен стать предметом коллективного решения не правда ли? В случае, когда проблема приобретает общественное значение. Если только Вы не хотите сказать, что не существует вопросов, требующих коллективного решения, наши предположения вполне вески и обоснованны. Если же ни для чего не требуется коллективного решения, то нет нужды и в демократическом процессе, не так ли?

Критик: Я принимаю Вашу точку зрения. Но я не хотел бы, чтобы мы забыли, что в демократическом обществе ради максимального самоопределения членов

* Здесь и далее термин unit дословно «единица» — переводится не только как единица, но и как объединение.

220

Р.Даль. Демократия и ее критики этого общества необходимо нечто гораздо большее, чем принятие приемлемого принципа коллективных решений.

Мажоритарист: Принимаю Вашу точку зрения. Теперь спрашиваю себя: не окажется ли вопрос о границах того или иного объединения (unit) не проблемой принципа большинства, а скорее демократической теории и практики вообще?

Критик: Давайте исследуем этот вопрос. Как и сам демократический процесс, принцип большинства предполагает существование некоей политической единицы, в рамках которой граждане должны приходить к коллективным решениям. Однако в самом данном принципе нет ничего, что позволило бы рационального обосновать границы самого объединения. Если мы говорим: решение должно быть принято по правилу большинства, это еще не означает, что мы отвечаем или можем ответить на вопрос — большинством кого, какого демократического объединения?

Мажоритарист: Верно. Но я не вижу, какое отношение это имеет к обоснованию правила большинства. Критик: Предположим, что существует страна, где идет демократический процесс и признается принцип принятия большинством коллективных решений, однако в ней существует постоянное большинство и постоянное меньшинство. Получается, что одни люди всегда побеждают, а другие проигрывают. Допустим, что постоянное большинство составляет 60%, а меньшинство 40% . Получается, что 60% граждан живут по законам, которые они одобряют, а 40% — по законам, которые они не одобряют, но которые навязаны им большинством. Я бы не назвал такую ситуацию максимизацией самоопределения. Вместо этого происходит самоопределение большинства и внешнее определение меньшинства: я сказал бы, что это господство большинства. Не добились бы мы максимизации самоопределения в противоположной ситуации, когда бы данные группы образовали две независимые политические ассоциации? Как только в каждой из групп люди договорятся теперь между собой относительно законов, каждый сможет жить по тем законам, которые они избрали себе, и никому не пришлось бы подчиняться законам, навязанным им.

Мажоритарист: Ваше решение верно, по крайней мере, с формальной точки зрения. Итак, предположим, что вместо одной ассоциации у нас их две. Заметьте, какие в результате возникнут интересные последствия. Граждане в обеих ассоциациях столкнутся с теми же проЧасть четвертая. Проблемы демократического процесса 221

блемами, что и прежде! Какое, по Вашему мнению, они должны выбрать правило принятия решений, чтобы управлять своими новыми, более однородными сообществами? Конечно, если Вы предпочтете сделать некое сказочное предположение о воцарении в каждой из новых единиц вечной гармонии — тогда Вам не понадобится ответ. Но тогда проблемы политики, государства, развития демократического процесса — все это лишь пустой звук. Вы сказали, что мои предположения неприменимы к действительности. Однако и сценарий «вечной гармонии» не имеет ничего общего с нею. Единственное, на чем я настаиваю: в каждом демократическом объединении при отсутствии полнейшего единодушия, то есть в каждом реальном демократическом объединении самоопределение максимизируется благодаря использованию правила большинства при принятии коллективных решений.

Критик: Но я утверждаю лишь следующее: меньшинство, независимо от того, насколько демократичны его убеждения, в конкретном политическом объединении может отвергнуть правило большинства. Но вместо этого меньшинство в состоянии настаивать на том, чтобы изменить само это объединение, — посредством ли децентрализации путем создания более однородных единиц, вероятно, вплоть до обретения независимости. Я попробую обобщить мои доводы. Если предположить, что демократический процесс желателен для всех человеческих сообществ, гораздо лучшего результата можно достичь, изменив границы объединений.

Мажоритарист: Я принимаю Ваш довод. Если некий способ формирования того или иного политического объединения лучше послужит укреплению демократических ценностей, то при прочих равных условиях это лучшее объединение, конечно же, следует предпочесть. Однако в действительности не существует одинаковых условий, и вопрос о границах нелегко разрешить. Но, может быть, лучше отделить проблему правления большинства от вопроса о границах объединения? Вопрос о том, каким должно быть оптимальное объединение, позволяющее реализовать демократические ценности, сам по себе труден и сложен. Он потребовал бы расширения рамок нашей дискуссии далеко за рамки вопроса о принципе большинства10. Вместе с тем я настаиваю: коль скоро существует пусть даже временно конкретное объединение, принцип большинства обеспечивает сравнительно лучшее демократическое решение, чем любая альтернатива.

222

Р.Даль. Демократия и ее критики Ослабление правления большинства в реальном мире

Критик: Разрешите мне высказать другой аргумент. Я не думаю, что существует разумный довод в пользу правила большинства, если не принимается во внимание вопрос о представительстве. Я охотно признаю, что для упрощения дискуссии было бы лучше опустить сложности этого вопроса. Но правило большинства в современном мире имело бы крайне ограниченную значимость, если бы оно не подкреплялось системой представительства.

Мажоритарист: Я этого отнюдь не отрицаю. Чтобы привести более убедительный аргумент, полезно обратиться к демократическим ассоциациям, в которых граждане собираются для непосредственного голосования за тот или иной закон. Я охотно признаю, что в нынешнем мире прямая демократия — исключение. Если принцип большинства значим для современной демократии, то он применим и к

представительной демократии. Но я не вижу, почему это может создать непреодолимые трудности. Критик: Но разве Руссо не был исключительно прав по поводу представительства? Разве представительство не ослабляет (attenuate) в огромной степени правило большинства?

Мажоритарист: Что Вы имеете в виду под «ослабляет»?

Критик: Я считал, что обстоятельства реального мира обычно ослабляют перенос предпочтений большинства на законы или на управление. Когда Вы говорите о правиле большинства в реальном мире, какое большинство Вы подразумеваете? Большинство граждан, избирателей или законодателей? Даже при системах прямой демократии правление большинства ослаблено, если многие граждане не участвуют в выборах. Например, в Новой Англии, как мне это известно из личного опыта, лишь меньшинство граждан участвует в городских собраниях. Оно отнюдь не «представляет» отсутствующих. Что касается афинской демократии, никто не мог бы с уверенностью утверждать, какой процент граждан участвовал в народных собраниях и насколько они были представительны. Некоторые защитники прямой демократии утверждают, что в больших структурах собрания можно заменить референдумами, но ведь референдумы известны как инструмент меньшинства. Если мы обратимся к современным представительным системам, мы заметим, что в некоторых из них, как в Соединенных Штатах, в промежуточных выборах в конгресс участвует менее 50% избираЧасть четвертая. Проблемы демократического процесса 223

телей. Даже там, где участие в выборах относительно высоко, большинство отданных избирателями голосов ужимается до меньшинства мест, полученных поддержанными ими законодателями. И наоборот, меньшинство голосов дает большинство мест в законодательных собраниях.

Мажоритарист: Я сознаю это. Но избирательные системы можно разработать с таким расчетом, чтобы электоральное большинство соответствовало большинству законодательному. К счастью, демократические страны вовсе не должны перенимать весьма несовершенный тип избирательной системы, принятой в Англии, Соединенных Штатах, Австралии и Новой Зеландии. В этих странах электоральная система позволяет, и весьма часто, представителям меньшинства избирателей получить большую часть мест в законодательных органах. Именно из-за подобных дефектов избирательных систем в англоязычных странах почти все другие демократические государства приняли систему пропорционального представительства, что позволяет в целом достигать наибольшего соответствия между электоральным и законодательным большинством.

Критик: Но в стране с тремя или более крупными партиями, представленными в парламенте, — а обычно так и бывает, — процесс формирования кабинета при поддержке большинства членов парламента вовсе не определяется результатами выборов. Фактически правящая коалиция не зависит от результатов выборов — ни прежних, ни будущих. Я бы сказал, что это ощутимое ослабление правила большинства.

Мажоритарист: Я согласен. Но разве принцип большинства не является важным критерием, по которому мы судим о легитимности правительства?

Критик: Конечно, но это лишь один критерий. Но когда мы применяем его, мы убеждаемся, как часто в реальном мире демократических стран практика оказывается далека от абстрактного принципа! А правило большинства ослаблено не только представительством. Оно еще больше ослабляется другими факторами, которые подрывают политическое равенство и согласие в реальном мире.

Мажоритарист: Мне кажется, что Вы говорите о том, что уже хорошо известно. В реальном мире трудно добиться чего-то схожего с демократическим процессом, а иногда, в некоторых странах и при некоторых условиях, практически невозможно. Но в такой степени, в какой мы можем этого достичь, принцип большинства, пусть даже в ослабленном на практике виде, остается лучшим принципом принятия решений. 224

Р.Дааь. Демократия и ее критики Критик: Позвольте заметить, я допускаю: даже если мы считаем, что принцип большинства — лучшее

правило принятия решений для идеальной демократии, тем более ослабляется этот принцип на деле (in practice), тем труднее его действительное (in practice) обоснование. В некоторых условиях правило большинства так снивелировано, что разумнее предпочесть ему альтернативу.

Мажоритарист: Какую же Вы имеете в виду?

Критик: Никакой особенной. Однако я бы сказал, что при реалистическом взгляде на вещи демократические страны скорее чаще, а не реже являют собой пример вовсе не правления большинства, а правления меньшинства.

Мажоритарист: Теперь Вы уверяете, что нынешние демократии на самом деле системы господства меньшинства, как считали Гаэтано Моска, Вильфредо Парето, Роберт Михельс, В.И.Ленин и многие другие критики «буржуазной» демократии. Если так, Вы меня удивляете. До сих пор мы отчасти расходились в отношении принципа большинства, но я не предполагал, что Вы считаете невозможным разумное приближение к демократии в реальном мире.

Критик: Подождите! С моей точки зрения, теории господства меньшинства в представлении упомянутых Вами людей глубоко расходятся с природой правления в современных демократических странах11. Я говорю о другом. Если Вы внимательно рассмотрите некоторые характерные решения правительств в этих странах, их часто вовсе нельзя назвать решениями большинства. Вернее, их следовало бы считать решениями меньшинства или миноритарных коалиций меньшинств. В теориях господства меньшинства