!!Экзамен зачет 2023 год / Щербаков Комментарий к Обзорам по прекращению обязательств
.docxРанее данная проблема была рассмотрена Президиумом ВАС РФ в рамках конкретного дела, при этом было указано, что реституционное отношение представляет собой отношение обязательственное, по которому возможна перемена его стороны <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 8 февраля 2000 г. N 1066/99.
В комментируемом Обзоре обязательственный характер данного отношения подтвержден, однако вопрос был поставлен в несколько иной плоскости: возможно ли прекратить обязательство, возникшее в силу п. 2 ст. 167 ГК РФ, предоставлением отступного? И на этот вопрос Президиум ВАС РФ дал положительный ответ, подтвердив тем самым ранее занятую принципиальную позицию.
Принципиальность рассматриваемой проблемы на первый взгляд может показаться надуманной. Однако для развития отечественной практики и теории данная проблема имеет реальные и принципиальные основания, которые корнями уходят в советский период.
Нормы о реституции как особом последствии совершения сторонами недействительной сделки впервые появились в первом Гражданском кодексе РСФСР 1922 г., практически в своем нынешнем виде (формулировка п. 2 ст. 167 ГК РФ) последствия недействительности были сформулированы в ГК РСФСР 1964 г.
Соответствующие нормы в советский период приобрели весьма специфическое значение. Большинство ученых рассматривали их как особую охранительную меру, направленную на ликвидацию последствий исполненной сторонами (стороной) недействительной сделки. При этом воля, интересы сторон в применении и реальной реализации последствий недействительности сделки не подлежали учету.
В этом смысле реституция приобрела определенные публично-правовые черты, выражающиеся в том, что, являясь институтом гражданского права, она решала в известной степени публично-правовые задачи борьбы с недействительными сделками, ведь исполненное по ним обязательно подлежит возврату.
Рассмотренный подход к пониманию последствий недействительности сделок не является характерным ни для зарубежных правопорядков, ни для российской цивилистической традиции.
Изменения, которые проходили в нашей стране в последние 10 - 15 лет, поставили вопрос (и, видимо, не в последнюю очередь благодаря вопросам, возникающим на практике) о возможном переосмыслении рассматриваемого института, в частности, применительно к тому, является ли реституционное отношение обязательственным или нет.
По данному вопросу было высказано множество точек зрения <1>. Однако в целом наука пока еще не пришла к какому-либо единому пониманию реституционного отношения и его структуры. Так, несмотря на имеющуюся точку зрения об обязательственном характере реституции, крайне спорными остаются, например, вопросы о том, является ли это обязательство встречным или нет, не имеем ли мы дело, по существу, с обязательствами из неосновательного обогащения, и некоторые другие проблемы.
--------------------------------
<1> Обзор точек зрения см., например, в кн.: Тузов Д.О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М., 2007.
Президиум ВАС РФ в комментируемом информационном письме не отвечает на эти вопросы, лишь констатируя обязательственную природу реституции. Последнее является принципиально важным для разрешения пока спорных и на уровне арбитражной практики вопросов.
Не вторгаясь в силу характера настоящего комментария в теоретические контроверзы, хотелось бы лишь указать на обстоятельства практического свойства, которые свидетельствуют в пользу выработанной Президиумом ВАС РФ позиции.
Необходимо отметить, что признание за реституционными отношениями свойств обязательственных позволяет решить целый ряд практических проблем. Так, опираясь на нормы ГК РФ, можно успешно разрешать вопросы о месте, времени исполнения обязательства, об исполнении обязательства по частям, об исполнении солидарных или долевых обязательств, кроме того, можно ставить вопрос о встречном характере реституционного обязательства. Распространение на обязательство по реституции общих норм об обязательствах дает участникам имущественного оборота возможность осуществлять предпринимательскую деятельность, а судам - разрешать споры, опираясь на нормы действующего законодательства, на выработанные судебной практикой подходы к их применению. Исключение отношений по реституции из ряда обязательственных неминуемо привело бы к отсутствию правового регулирования не только вопросов прекращения реституционных отношений, но и исполнения обязательств по реституции, поскольку нельзя забывать, что собственно реституции в ГК РФ посвящена лишь одна норма - п. 2 ст. 167. Здесь же нельзя не отметить, что квалификация отношений по реституции в качестве отношений особого рода оставляет все перечисленные (и многие другие) вопросы без ответа, поскольку разработанного правового режима таких "особых отношений" до сих пор не предложено.
Особо подчеркнем, что Президиум ВАС РФ не квалифицировал реституционное отношение как обязательство из неосновательного обогащения. Споры относительно такой возможной квалификации, как представляется, будут продолжены на теоретическом уровне.
5. В российской юридической литературе отсутствует единство в понимании такого института, как прекращение обязательства прощением долга (ст. 415 ГК РФ) <1>. Следствием являются и разные подходы правоприменителей к квалификации прощения долга. Между тем вопрос о квалификации соглашения сторон (коммерческих организаций) о прощении долга как разновидности дарения не утрачивает своей актуальности и влияет (подчас негативно) на хозяйственную деятельность участников коммерческого оборота.
КонсультантПлюс: примечание.
Монография М.И. Брагинского, В.В. Витрянского "Договорное право. Общие положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут, 2001 (издание 3-е, стереотипное).
--------------------------------
<1> См., например: Витрянский В.В., Брагинский М.И. Договорное право. Книга первая: Общие положения. М., 1998; Эрделевский А. Прощение долга и договор дарения // Российская юстиция. 2002. N 3. При этом за пределами настоящей статьи мы оставляем квалификацию прощения долга как распорядительной сделки.
Основание и существо проблемы квалификации прощения долга известны. Согласно ст. 575 ГК РФ дарение в отношениях между коммерческими организациями (за исключением обычных подарков, стоимость которых не превышает пяти установленных законом минимальных размеров оплаты труда) не допускается. При этом в настоящее время все большим количеством исследователей и правоприменителей высказываются сомнения в серьезной теоретической и практической обоснованности такой позиции, избранной законодателем.
Зачастую суды квалифицируют прощение долга как разновидность дарения, выражающуюся в освобождении должника от имущественной обязанности (п. 1 ст. 572 ГК РФ), и признают его ничтожным, как противоречащее закону (ст. 168, 575 ГК РФ).
В связи с этим и встает вопрос о том, является ли прощение долга разновидностью дарения, а если является, то в каком случае. На этот счет судебной практикой и наукой выработано несколько позиций. Но сначала, опять же, приведем норму закона, являющуюся предметом для толкования.
В соответствии со ст. 415 ГК РФ "обязательство прекращается освобождением кредитором должника от лежащих на нем обязанностей, если это не нарушает прав других лиц в отношении имущества кредитора".
Согласно одной точке зрения прощение долга является не двусторонней, а односторонней сделкой. Основанием для такого утверждения является приведенная выше формулировка ст. 415 ГК РФ. При этом выражение "обязательство прекращается освобождением" толкуется именно в том смысле, что сам односторонний волевой акт кредитора, направленный на освобождение должника от соответствующей обязанности, и прекращает обязательство. Такой позиции немало способствует формулирование в ГК РФ некоторых иных оснований прекращения обязательства. Так, в силу ст. 414 ГК РФ обязательство может быть прекращено новацией, т.е. соглашением сторон о замене первоначального обязательства, существовавшего между ними, другим обязательством между теми же лицами, предусматривающим иной предмет или способ исполнения. Определенное значение придается соглашению сторон и при таком способе прекращения обязательства, как отступное (ст. 409 ГК РФ). На первый взгляд, действительно, может создаться впечатление, что законодатель, формулируя название ст. 415 ГК РФ, сознательно указал на прощение долга как на одностороннюю сделку.
Приведенная позиция находит свое отражение и в практике арбитражных судов. Так, рассматривая вопрос о правовой природе прощения долга и оценивая фактические обстоятельства дела, суд указал, что в данном случае "речь должна идти не об изменении договора, а лишь о прощении долга (ст. 415 ГК РФ), что допускается в одностороннем порядке" <1>. При этом судом было подчеркнуто, что на прощение долга не распространяются запреты, предусмотренные ст. 575 ГК РФ, а единственным препятствием для прощения долга является нарушение таким прощением прав других лиц в отношении кредитора.
--------------------------------
<1> См., например: Постановление ФАС Уральского округа от 13 февраля 2002 г. N Ф09-139/02-ГК.
Нетрудно заметить, что квалификация прощения долга как односторонней сделки автоматически снимает вопрос о возможности применения к отношениям сторон норм ГК РФ, регулирующих договор дарения (прежде всего ст. 572, 575). При этом, признавая возможным само существование такой позиции, полагаем ошибочным суждение, в соответствии с которым прощение долга как односторонняя сделка может быть признано дарением при наличии определенных условий (например, очевидной безвозмездности в отношениях сторон). Односторонняя сделка в зависимости от оценки мотивов ее совершения никак не может трансформироваться в договор (соглашение), которым во всех случаях является дарение (ст. 572, 573 ГК РФ). Таким образом, посредством института прощения долга с легкостью можно обойти запрет на дарение между коммерческими организациями. Данное обстоятельство фактически может привести к игнорированию воли законодателя, у которого, безусловно, были основания для введения указанного ограничения.
В пользу непринятия квалификации прощения долга как односторонней сделки можно высказать, по крайней мере, еще два соображения.
Не учитываются возможные негативные последствия прекращения обязательства прощением долга для должника, который может быть не заинтересован в прощении долга. В самом деле прощение долга может привести к определенному снижению деловой репутации должника, к формированию у участников оборота отношения к нему как к "лицу, не имеющему возможности платить по своим долгам", к лицу с низкой платежеспособностью. При рассмотрении прощения долга как односторонней сделки возможность должника отказаться от "дара" отсутствует, а значит, у него нет и механизмов предотвращения прощения долга, совершенного кредитором не только помимо, но и вопреки его воле.
Можно указать на то, что, несмотря на приведенное выше обоснование квалификации прощения долга как односторонней сделки, толкование ст. 415 ГК РФ может и не быть столь однозначным. Из указанной нормы закона не следует, что освобождение кредитором должника от лежащих на последнем обязанностей не является следствием соглашения сторон об этом. Иными словами, в основании прекращения обязательства в данном случае, так же как и при новации, лежит соглашение сторон (договор).
Изложенное приводит к мысли, что прощение долга представляет собой договор. Однако в дальнейшем позиции в отношении квалификации этого договора могут и расходиться.
Согласно наиболее распространенной позиции прощение долга является простой разновидностью дарения и, следовательно, должно подчиняться общим запретам, характерным для данного института (ст. 575 ГК РФ). Именно таким образом по большей части складывается судебно-арбитражная практика <1>.
--------------------------------
<1> См., например: Постановления ФАС Волго-Вятского округа от 30 июля 2001 г. N А38-2/45-01, ФАС Дальневосточного округа от 25 мая 2004 г. N Ф03-А73/04-1/972.
Вместе с тем против такой позиции можно выдвинуть ряд доводов.
Прежде всего признание прощения долга разновидностью дарения вообще снимает вопрос о существовании прощения долга как самостоятельного института гражданского права. Однако какой смысл конструировать в данном случае ст. 415 ГК РФ как самостоятельное основание прекращения обязательств? Если законодатель ставил знак равенства между прощением долга и дарением, не было никакой надобности вводить нормы ст. 415 ГК РФ: кредитор одаривает должника, заключив с ним договор дарения, что само по себе прекращает соответствующую обязанность. Однако само наличие ст. 415 ГК РФ говорит в пользу того, что институту прощения долга законодатель придавал самостоятельное значение.
Кроме того, рассматриваемый подход не учитывает реальную практику коммерческого оборота. Зачастую размер встречных имущественных предоставлений участников гражданско-правового обязательства может быть изначально неэквивалентен. В качестве примера приведем несколько сознательно схематизированных примеров.
Скажем, заключается соглашение об отступном, согласно которому обязательство прекращается предоставлением отступного, размер которого меньше долга должника. Налицо освобождение кредитором должника от имущественной обязанности в части несоответствия размера долга должника и размера отступного, что, следуя рассматриваемому подходу, может повлечь за собой признание соглашения об отступном недействительным в соответствующей части (ст. 168, 575 ГК РФ).
Однако отвечает ли такое решение во всех случаях нуждам оборота и существу отступного? Представляется, что нет. В целом ряде случаев частичное освобождение должника от лежащей на нем обязанности отражает имущественный (коммерческий) интерес кредитора, которому может быть выгодно немедленное получение от неисправного должника суммы меньшей, нежели основной долг. В этом смысле показателен и следующий пример. Должник в оговоренный срок не исполнил обязательства по возврату кредита и процентов за пользование им. Кредитор письмом сообщил должнику об освобождении его от обязанности уплатить проценты в случае немедленного возврата суммы выданного кредита. Как расценивать прощение долга в части обязанности уплатить проценты? Ведь у кредитора могло и не быть намерения одарить должника, целью прощения долга, возможно, являлось желание немедленно получить основной долг, не прибегая к судебной процедуре взыскания всей суммы задолженности. Следуя квалификации прощения долга как разновидности дарения, мы лишаем коммерческие организации возможности реализовать свой интерес любым из приведенных и иными способами.
Судебной практикой выдвинута иная, более гибкая и менее формальная, позиция <1>. В соответствии с ней при оценке соглашения о прощении долга следует учитывать намерения кредитора. Прощение долга только тогда можно квалифицировать как дарение, когда суд установит намерение кредитора освободить должника от соответствующей обязанности в качестве дара, свидетельствующее об отсутствии у кредитора собственного имущественного (коммерческого) интереса в прощении должнику долга. В приведенных примерах очевидно, что у кредитора отсутствовало намерение одарить ответчика, а следовательно, присутствовал соответствующий интерес кредитора.
--------------------------------
<1> См., например: Постановление ФАС Северо-Западного округа от 17 сентября 2001 г. N А05-4012/01-239/17, Постановление Президиума ВАС РФ от 26 апреля 2002 г. N 7030/01.
Таким образом, прощение долга является самостоятельным основанием прекращения обязательства и самостоятельным институтом гражданского права. При толковании соответствующего соглашения, поведения, переписки сторон (ст. 431 ГК РФ) на первый план выходит выявление наличия (отсутствия) намерения кредитора одарить должника. При отсутствии указанного намерения нормы ГК РФ о дарении не подлежат применению. При этом наличие такого намерения свидетельствует не о том, что соглашение о прощении долга по сути трансформировалось в дарение, а о том, что сторонами был заключен собственно договор дарения.
{"Практика рассмотрения коммерческих споров: Анализ и комментарии постановлений Пленума и обзоров Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации" (выпуск 2) (под ред. Л.А. Новоселовой, М.А. Рожковой) ("Статут", 2007) {КонсультантПлюс}}