!!Экзамен зачет 2023 год / иоффе

Тупик первый: <:Важнейшим достижением цивилистической мысли считается понятие права оперативного управления имуществом>. Но <всем ясно, что управление имуществом осуществляется: и органами хозяйственного руководства>, составляя основу их компетенции, тогда как <согласно цивилистическим постулатам (канонам) управление и компетенция - категории (понятия) административно-правовые, а не гражданско-правовые> (с. 25). Таким образом, одно исключает другое, и ситуация стала тупиковой! На самом же деле то, что <всем ясно>, отнюдь ясно не всем: управление имуществом со стороны органов хозяйственного руководства признается оперативным лишь в хозяйственно-правовой теории; цивилисты это отвергают, а разработавший указанное понятие А. В. Венедиктов для того и называл соответствующее управление имуществом оперативным, чтобы не смешивать его с управлением административно-правовым. Что при таких обстоятельствах остается от тупика N 1?

Тупик второй: <Не обеспечивается фактически с позиций цивилистического подхода и соблюдение принципа ответственности за вину: Получается тупик - применять санкции к должнику нельзя, так как он невиновен. Отказать в применении санкций тоже нельзя, ибо это, во-первых, подрывает принцип строгого соблюдения договорных обязательств и, во-вторых, ущемляет интересы невиновного: кредитора> (с. 30 - 31). На самом же деле цивилисты отстаивают только первое положение: невиновный должник отвечать не может. Все остальное - творчество самого В. К. Мамутова, не разделяемое, помимо цивилистов, большинством его единомышленников. И поделом, так как добиваться соблюдения договоров за пределами вины не менее тщетно, чем объявлять невиновность кредитора субъективным основанием ответственности невиновного должника. А вне продуктов этого почти целиком индивидуального творчества не все, конечно, бесспорно, но ясно абсолютно все. Каковы в таком случае истоки тупика N 2?

Тупик третий: анализ внутрихозяйственных отношений цивилисты устремляют, вопреки неоспоримой очевидности, к доказыванию того, что <это или неправовая проблема или, во всяком случае, не гражданско-правовая>. В результате опять создается тупиковая ситуация, когда, <с одной стороны, есть проблема:, которой занимаются: именно цивилисты>, между тем как, <с другой стороны, оказывается, что это не их проблема> (с. 28). На самом же деле природа внутрихозяйственных отношений лишь объявлена очевидной сторонниками хозяйственно-правовой теории. Сама по себе она далеко не очевидна. Поэтому цивилисты не преступают границ своей науки, выявляя аналитическим путем, причастны ли такие отношения к гражданскому праву или выходят за его пределы. Не бесспорен также вопрос, кто эффективнее помогает практике - поддерживающие необходимость правового регулирования горизонтальных внутрихозяйственных отношений или отвергающие ее. Ведь и до сих пор не удалось подтвердить существование такой необходимости хотя бы единственным, но только реальным, а не вымышленным, примером, когда притязание внутрихозяйственного подразделения обращается в виде субъективного права не к администрации предприятия, а к другому внутрихозяйственному подразделению. Но тогда кто же в действительности зашел в тупик N 3?

Тупик четвертый: <Цивилистическая догма, согласно которой: метод равенства: является единственно приемлемым для горизонтальных хозяйственных отношений>, не мирится с зачастую вводимым приоритетом прав одной стороны перед правами другой, ибо <приоритет и равенство - это все-таки не одно и то же> (с. 33 - 35). На самом же деле несовместимость приоритета с равенством - открытие не более фундаментальное, чем несовместимость виновной ответственности с соблюдением договора. Недаром сам его автор на всякий случай оговаривает, что не в любых условиях, а только <в пределах того равенства, о котором говорят цивилисты, приоритета быть не может> (с. 34 - 35). Иначе говоря, без замены цивилистического равенства хозяйственно-правовым из тупика не выйти. Тем не мене из него беспрепятственно выходят преимуществ прав заказчика перед правами бытового ателье, подчиненность работы магазина запросам покупателя, приоритет интересов нанимателя в отношениях по жилищному найму и т. п. Не доказывает ли это, что, подобно своим собратьям, иллюзорен и тупик N 4?

Тупик пятый и последний: <Давно уже обособились в самостоятельную процессуальную отрасль> нормы о хозяйственных спорах, а это не мирится с представлениями о единстве предмета и метода гражданского права, ибо <если бы они были едиными, то было бы и единое процессуальное законодательство> (с. 35 - 36). Как появился такой аргумент и в чем его доказательственная сила, - отгадать невозможно. Неразгаданная тайна обернулась еще большей загадкой, как только ее хранителем стал тот, кто не предполагает <заниматься, как это делают многие цивилисты, высшим юридическим пилотажем> и кого влечет преимущественно <кропотливая черновая работа> (с. 60). Насколько нужно было пренебречь кропотливостью, чтобы, пропустив многие бьющие в глаза факты, не заметить (снова не заметить!) существования между материальным и процессуальным правом опять-таки не <жесткой функциональной>, а всего лишь <корреляционной связи>! Между там подобная невнимательность бесследно не проходит. Иди теперь объясняй, почему рассмотрение гражданских споров и судом и арбитражем - тупик, а рассмотрение хозяйственных споров тем и другим органом (не сбрасывать же со счетов колхозы?) - <внетупиковая ситуация>. Не дальновидней ли было поставить точку где-нибудь на четвертом тупике и вовсе не обращаться к тупику N 5?

После ознакомления с тем, как строились цивилистические тупики, трудно, казалось бы, рассчитывать на нечто еще более ошеломляющее.

Присоединенные к тупикам парадоксы? Но, не отличаясь от тупиков, они уже не могут представить особого интереса. Разве что для пополнения авторской коллекции лишним фактом следует напомнить о рекомендации - ради усиления договорной дисциплины ввести безвиновную ответственность (с. 30 - 31) и одновременно ради упрощения ответственности заменить реальное взыскание санкций учетно-номи-нальными <штраф - претензиями>[1224].

Реклама и самореклама? Ее, конечно, намного больше, чем подсказало бы чувство меры. Чего стоит одно лишь косвенное возвеличение собственного вклада в усиление роли правовой работы и юридической службы на предприятиях (с. 47)! Но к дискуссии это касательства не имеет, соотношение науки и самолюбования известно всем, а выбор пропорций между бурным восторгом и спокойным повествованием - дело вкусов каждого.

Провозглашение надуманных достижений? Но они настолько сродни рекламе, что распознаются без особого труда. Говорят, например: формирование единого механизма правового регулирования хозяйственной деятельности на базе единства горизонтальных и вертикальных хозяйственных отношений - вот в чем главное преимущество хозяйственно-правовой концепции перед цивилистической (с. 5 - 6). Однако с гораздо бóльшим основанием можно было бы сказать: в то время, как хозяйственно-правовой концепции не по плечу всеобщий охват ни горизонтальных, ни вертикальных хозяйственных отношений[1225], цивилистическая концепция нацеливает по крайней мере на единое регулирование всех складывающихся в советской экономике имущественно-стоимостных отношений.

Фантастические диагнозы и прогнозы? Разумеется, нужна невообразимая и фантазия, и смелость, чтобы утверждать, будто С. С. Алексеев, С. Н. Братусь, Р. О. Халфина и другие <наиболее дальновидные цивилисты: поняли> неизбежность отделения общецивилистических проблем от цивилистической науки и потому перешли на кафедры и в секторы теории государства и права (с. 54 - 55). Истинность этого утверждения едва ли адекватна его безапелляционности. И все же можно позавидовать заложенной в нем силе проникновения в глубокие тайны не только юридической науки, но и сокровенных мотивов поведения отдельных ее деятелей.

Полемика с выводами, не вытекающими из критикуемых позиций? Так ведь сколько раз это уже было! И если нужны другие примеры, вот еще один. Имея в виду возможность несовпадения отрасли права с отраслью законодательства, харьковские цивилисты иллюстрируют ее тем, что иногда в ГК РФ включаются административно-правовые нормы, как и нормы гражданского права появляются в комплексных законодательных отраслях[1226]. Ориентирует ли эта иллюстрация хотя бы отдаленно на отводимую предмету и методу регулирования роль в образовании отраслей права и отраслей законодательства? Как будто бы ни в малейшей степени? А нет: <Таким образом, по предмету регулирования выделяются отрасли законодательства: Отраслью же права признается совокупность гражданско-правовых норм, входящих в различные отрасли законодательства, независимо от их предмета, т. е. отрасль гражданского права конструируется уже по существу по методу регулирования> (с. 61).

Однако, если все только что сказанное уверило читателя в том, что сенсаций не будет, он ошибается. Самое сенсационное, а по расчетам автора, наиболее убийственное для цивилистической концепции припасено под конец. Неизлечимый органический порок этой концепции состоит, оказывается, в том, что главной ее задачей объявлена <не разработка научных основ совершенствования законодательства и практики его применения на основе теоретического анализа, а формулирование и обоснование категорий и понятий> (с. 53). Между тем до сих пор считалось, что в категориях и понятиях отражаются объективные закономерности исследуемых явлений и что наука не возникает, пока такие закономерности остаются не распознанными. Но, как знать, быть может, мы стоим в преддверии поистине ошеломляющего открытия методов <разработки научных основ совершенствования законодательства> без <формулирования и обоснования категорий и понятий>?

Увы, реальных надежд для такого предположения автор почти не оставляет. Скорее наоборот, дела его с категориями и понятиями настолько плачевны, что вполне проясняется настойчивое желание каким-то образом обходиться без них.

В давным-давно прошедшие времена - около 30 лет тому назад - советской правовой науке пришлось вести решительную борьбу с противниками так называемых общих понятий, охватывающих явления однопорядковые, но классово-противоположные, например, буржуазное и социалистическое государство и право. На первый взгляд, отвергнутая позиция казалась более чем революционной: между буржуазным и социалистическим государством и правом нет и не может быть ничего общего! При спокойном же рассмотрении выявилась ее теоретическая бесплодность и практическая неприемлемость. Без общего нет противоположного, а без смены противоположностей немыслим эволюционно-револю-ционный процесс. Марксизм - венец философской и экономической мысли, но одновременно антипод своих логических и исторических предшественников. Социалистическое государство и право противоположны буржуазному и вместе с тем являются высшим историческим типом государства и права.

Изложенные истины должны бы быть В. К. Мамутову хорошо известны. Но в полемике с цивилистической концепцией он этого никак не обнаруживает. Наоборот. Издается, например, работа о развитии цивилистической мысли в СССР, - значит, не без иронии замечает В. К. Мамутов, <имеется в виду развитие в СССР явления, известного в дореволюционный период> (с. 9). А разве может быть иначе? В том - то и суть иронии, что, по его мнению, только иначе и может быть. Тут мы и подошли к чрезвычайно ответственному месту, задуманному специально для того, чтобы окончательно сразить читателя именно в момент, когда он приготовится перевернуть последнюю страницу: <По логике цивилистической концепции получается (давненько не встречалось это словосочетание в нашей литературе. - Авт.), что между отношениями социалистических предприятий и отношениями между производственными единицами социалистических производственных объединений больше разницы, чем между отношениями социалистических предприятий и отношениями капиталистических предприятий> (с. 66). Спору нет, не только у производственных единиц, но и, скажем, у советской милиции больше общего с советскими же предприятиями, чем с капиталистическими. Но вот незадача: на смену буржуазным предприятиям приходят советские предприятия, а не милиция, точно так же, как на смену буржуазной полиции приходит советская милиция, а не предприятия. Почему? Да потому, что бывает общее в разном и общее в противоположном. Так в реальной действительности происходит и точно таким же образом <по логике цивилистической концепции получается>.

Но хватит о концепциях. Пора задуматься и о значении понятий. К чему приводит высокомерное к ним отношение, - в этом В. К. Мамутов мог неоднократно убедиться на собственных неудавшихся попытках совершенствования законодательства без понятий. Так не настало ли время для испробования противоположного пути: сперва разработать обоснованные научные понятия и уже после этого вносить рекомендации о способах улучшения хозяйственного законодательства с выработкой оптимальной его системы?

Если бы не отмеченная действительно важная для прочного союза юридической науки с хозяйственной практикой проблематика, ответ на публикацию В. К. Мамутова мог бы быть значительно короче. Как литературное явление его брошюра интересна разве лишь тем, что рецепты, по которым она написана, выдаются за недостатки учения, против которого она обращена. В избавлении от подобных наклонностей автор и впредь не будет обойден ни дружеским вниманием, ни товарищеской помощью. Но общий успех в этом полезном начинании зависит в первую очередь от него самого.