Otkryt_yaschik_Skinnera
.pdfО т к р ы т ь я щ и к С к и н н е р а |
2 0 3 |
—В компании доверенных друзей, — отвечает он, — я при нимаю ЛСД. Я делаю это нерегулярно, но наркотик дал мне воз можность глубоко понять себя. — Он делает паузу, а я жду про должения. — Однажды я принял дозу ЛСД и почувствовал, что моя голова находится в пасти одного дракона, а тело — другого. Тогда я подумал: «Ну что ж, я просто лягу и умру». Так я и сде лал. Мое сердце перестало биться. Я понимал, что не следует бороться с чудовищами. Как только я перестал сопротивлять ся, драконы превратились в клумбу желтых цветов, и я улетел прочь. С тех пор меня не пугает то, что я смертен.
—Давно ли это было? — спрашиваю я.
—Примерно двадцать пять лет назад, — отвечает Александер.
Что ж, думаю, это хорошая реклама ЛСД. Наркотик не толь ко обращает вас в буддизм быстрее, чем вы могли бы разгадать простейший коан*, но, похоже, делает это без нежелательных последствий.
Янастороженно смотрю на Алсксандера. Я работала в ка честве психолога в наркологических лечебницах и собственны ми глазами видела могущество тяги к наркотику. Мне хотелось бы отмахнуться от Александера как от обычного пропагандис та, если бы не наличие двусмысленных и завораживающих фак тов; Александер подтвердил свою точку зрения изящными эк спериментами, да и нельзя отмахнуться от тех исследований, которые он так любит цитировать. С ним можно не соглашать ся или отправиться в самые странные места, где ваши преду беждения умрут и на их месте возникнет открытое поле, по крытое странными цветами, каждый из которых окажется для вас неожиданностью.
Брюс Александер вырос в «красно-бсло-голубом» доме. Его отец был армейским офицером, впоследствии работавшим в
* Коан — распространенный в буддизме вид загадки-парадокса.
2 0 4 Л о р и н С л е й т е р
«Дженерал Электрик»; в последние годы жизни он настаивал на том, чтобы его называли «полковник Александер». На юно шеских фотографиях Брюс Александер — поразительно краси вый юноша. В девятнадцать лет он женился на поразительно красивой девушке, и молодая пара поселилась в маленьком го родке Оксфорд в Огайо. Климат в Оксфорде оказался холод ным, и река Огайо серой лентой тянулась сквозь квадраты по лей. Супружеская жизнь тоже скоро оказалась пронизана холодом. Александер изучал психологию в университете Май ами, когда ему случилось познакомиться с работами Харлоу.
— Я подумал: «Вот человек, который изучает проблему люб ви, а я в любви несчастлив; мне следует стать его учеником».
Так Александер и сделал. Он написал письмо Харлоу и был приглашен в Мэдисон, где и защитил магистерскую и докторс кую диссертации. Александер всем сердцем рассчитывал узнать хоть что-то об узах, которые связывают людей друг с другом.
Он пересек всю страну, поменяв холодный штат на еще бо лее холодный, Х 0 1 Я в то время он этого не знал. По прибытии в лабораторию Харлоу он немедленно получил задание наблю дать за поведением выросших без матери обезьянок и фикси ровать, сколько раз те кусали или еще как-то обижали своих детенышей. Александер наблюдал за обезьянами, но еще более внимательно он наблюдал за самим Харлоу.
— Он был ужасным пьяницей, — говорит Александер. — Он был всегда, всегда пьян. Я гадал: что может довести челове ка до такого желания отгородиться от мира? Я много думал об этом. Я пришел в лабораторию Харлоу, желая изучать любовь, но кончил тем, что занялся аддикцией.
Началась война во Вьетнаме. Александер, к этому времени разведшийся, оставил жену и двух маленьких детей и перебрался в Канаду, потому что, как говорит он сам, <-я сделался радика лом. Я не мог больше жить в этой стране». На другой стороне границы он сделался старшим преподавателем университета Саймона Фрэзера, и случилосьтак, чтоему поручили вести курс
О т к р ы т ь я щ и к С к и н н е р а |
2 0 5 |
по героиновой аддикции, о которой он мало что знал. Он стал интерном в наркологической клинике в Ванкувере, и именно тогда он начал рассматривать наркоманию как вовсе не фарма кологическую проблему.
— Я особенно хорошо запомнил одного пациента, — гово рит Александер. — На Рождество он работал Санта Клаусом в молле. Он не мог выполнять свою работу, не получив большой дозы героина. Он вкалывал себе наркотик, влезал в красно-белый костюм Санта Клауса, натягивал черные пластиковые сапоги и улыбался шесть часов без перерыва. Я тогда начал подозревать, что современные теории о злоупотреблении психоактивными ве ществами неверны; люди принимали наркотики не потому, что находились в фармакологической зависимости, а потому, что наркогпк был единственным надежным способом приспосо биться к трудным обстоятельствам.
Такой взгляд нарушал и существовавшие тогда, и имеющие хождение сейчас теории, хотя современные авторы неизменно совершают ритуальные поклоны в сторону «комплексных фак торов». Достаточно почитать посвященную наркомании лите ратуру, чтобы заметить: все труды начинаются с признания ог ромной роли, которую играет окружение, чтобы незаметно соскользнуть в неизбежное обсуждение электрических и хими ческих каскадов в человеческом мозге — там, где, по Харлоу, находится сердце, ответственное за эмоции.
В 1950-е годы проводилось множество весьма убедитель ных исследований физиологических механизмов аддикции; это направление преобладало тогда, преобладает оно и теперь. В 1954 году в университете Макгилла двое молодых психологов, Джеймс Олдс и Питер Милнер, первыми обнаружили, что бе лые лабораторные крысы с маниакальным упорством нажима ют на рычаг, чтобы получить электрическую стимуляцию «цен тра удовольствия» в мозгу. За этим открытием последовало несколько знаменитых вариаций эксперимента: такие ученые, как М.А. Бозарт и Р.А. Вайс, предоставляли животным с помо-
2 0 6 |
Л о р и н С л е й т е р |
щью катетера самим вводить себе наркотик, и те постоянно пребывали в состоянии наркотического опьянения, при этом медленно умирая от голода. После таких демонстраций в бук вальном смысле не оставалось ничего, кроме косточек и усов. Еще один эксперимент состоял в том, что белые лаборатор ные крысы получали опиум, если ради этого были готовы пересечь металлическую пластину, бьющую током. Неболь шое пояснение насчет анатомии крыс: подушечки лап, хоть и кажутся кожистыми и огрубевшими, имеют примерно столько же нервных окончаний, как и головка пениса, по этому очень чувствительны к боли. И все же грызуны пре одолевали заряженную пластину, дергаясь и визжа, и падали на противоположной ее стороне, припав к трубочке, по кото рой поступал наркотик.
Что ж, это было убедительным свидетельством фармаколо гической действенности определенных веществ, не так ли? И убедительным свидетельством того, что аддикция — физиоло гическая неизбежность. В конце концов, те же эксперименты можно воспроизвести на обезьянах, да и что касается людей, аналогичные примеры имеются в изобилии: опустившиеся личности, встречающиеся на городских улицах и роющиеся в помойных баках. Александер, впрочем, читал о результа тах исследований, и они его не убеждали. Он следил за рабо тами Олдса и Милнера. Эти двое психологов стали знамени ты; может быть, мне следовало бы сделать их главными героями этой главы, а не второстепенными персонажами . Александер же был практически никому не известен. Олдс и Мил пер решили найти в мозгу «центры удовольствия»; они выд винули гипотезу, что таковые расположены в субретикулярной формации. Они стали распиливать черепа крыс и вводить в мозг размером не больше фасолины крохотные электроды, крепя их сначала хирургическим клеем, а затем, для большей точности, миниатюрными ювелирными винтиками. Их интересовало, что теперь случится, а случилось вот что: крысы обожали микро-
О т к р ы т ь я щ и к С к и н н е р а |
2 0 7 |
разряды в мозгу. Если электрод перемещался чуть-чуть вправо, животное делалось необыкновенно кротким; если электрод смещался чуть-чуть влево, крыса буквально пыхтела от удоволь ствия; при смещении вниз крыса начинала непрерывно лизать свои гениталии; при смещении вверх у нее резко возрастал ап петит. Олдс и Милнер предположили, что «центры удоволь ствия» расположены в разных точках мозга, и доказали это, про демонстрировав, что когда крысы получают возможность сами нажимать на рычаг, посылающий импульсы в их обнаженный мозг, они делают это до шести тысяч раз в час, если электрод_ введен в правильную точку,
«Правильной точкой», как оказалось, является срединный пучок переднего мозга. Это и есть, с гордостью заявил Олдс, «центр удовольствия». Я сама отправилась посмотреть на этот узел: удовольствию трудно противиться. Мой приятель, рабо тающий в лаборатории, представил меня другому сотруднику той же лаборатории, и мне было разрешено наблюдать, как у подопытного животного была отогнута мозговая оболочка и стали видны извилины, в которых обитают познание и воля; вот они — серые ниточки, образующие сеть удовольствия — на удивление невзрачные.
Александер тем временем консультировал пациентов, зло употребляющих героином, по большей части бедных и недо вольных жизнью. Почему, размышлял Александер, если центр удовольствия так легко стимулировать фармакологически, если нас так легко завоевать, почему только часть людей, употреб ляющих наркотики, становится аддиктами? Ведь все мы обла даем этим восхитительным, хоть и невзрачным срединным пуч ком переднего мозга. Александер помнил о том, что забывали другие исследователи в 1960—1970-х годах, когда на обложках многих журналов появились изображения этой только что от крытой страны удовольствия — мозга на голубом стебле. Алек сандер знал, что физиологические «факты» существуют в ком плексе с эмоциональными и социальными обстоятельствами;
2 0 8 Л о р и н С л е й т е р
фармакология связана с везением и погодой, совпадением и прибавкой в зарплате, белой бородой и пластиковыми игруш ками в подарок. Он все это знал, но не имел доказательств. Ему требовались доказательства.
Многие психологи и фармакологи начали выдвигать гипо тезы по поводу природы аддикции, основываясь на обнаруже нии центра удовольствия. Наркотики, возможно, являются хи мическим аналогом вживляемых в мозг электродов. Они возбуждают дремлющий срединный пучок переднего мозга, за ставляя его жаждать все больше и больше наркотика, подобно тому как почесывание укуса комара заставляет его только силь нее чесаться.
Это простое объяснение, однако оно не особенно конкрет но и научно. На фармакологическом уровне ученые обнаружи ли интересные вещи. В наших головах имеется небольшая фабрика, производящая эндорфины, очень похожие на опиоиды, — естественные обезболивающие; фабрика вырабаты вает также допамин, серотонин, которые, как известно, от ветственны за спокойствие и разумность поведения. Наш организм сам по себе вырабатывает в умеренных количествах эти полезные вещества — столько, сколько нужно для нормаль ного функционирования. Однако когда мы начинаем пользо ваться импортом — скажем, вводя в сбалансированный крово ток мексиканский героин или чилийский крэк, — наше тело думает: «Ну, теперь можно и отдохнуть». Организм перестает производить наши собственные естественные лекарства и по лагается на внешний источник, точь-в-точь как при неразум ной внешней экономической политике, которая в конце кон цов оставляет нас без внутренних ресурсов. Другими словами, наше тело привыкает к синтетическим веществам и перестает производить естественную продукцию. Это и есть так называе мая нейроадаптивная модель; согласно ей наркотики неизбеж но разрушают нашу гомеостатическую систему и заставляют нас полагаться исключительно на внешние источники.
О т к р ы т ь я щ и к С к и н н е р а |
2 0 9 |
— Однако, — говорит Александер, — давайте рассмотрим гипотезу допаминовой недостаточности. Вы принимаете кока ин, и ваш мозг перестает производить допамин, так что вам при ходится принимать больше кокаина, который стимулирует про изводство допамина. Вот и давайте рассмотрим эту гипотезу. Нет надежных свидетельств того, что допаминовая недостаточ ность рождает у людей тягу к большим дозам кокаина.
Я решаю поговорить с консерватором, едва ли не главным специалистом по наркотикам, сотрудником Йельского универ ситета Хербом Клебером.
—Конечно, такие свидетельства есть, — говорит он мне. — Вы же видели данные ПЭТ? Они ясно говорят о допаминовой недостаточности у кокаинистов, а такая недостаточность силь но коррелирует с ростом тяги.
Да? Нет? Может быть? Ни в одной другой области психоло гии, пожалуй, вы не получите таких противоречивых ответов; в наркологии наука и политика скорее пронизывают друг друга, чем обмениваются информацией.
—Послушайте, — говорит Джо Дьюмит, профессор психо логии Массачусетского политехнического института, — данные ПЭТ ненадежны. Очень легко получить изображения, вроде бы говорящие о больших изменениях, но это может оказаться об манчиво. Кто знает? — вздыхает Дыомит. — Нелегко по целым дням изучать мозг. Это бесконечное и безнадежное занятие — пытаться заглянуть в самого себя снаружи. Лучше просто на лейте мне стакан вина...
Александер хотел получить доказательспза. Он жил в Ван кувере, красивом городе на берегу моря. Он смотрел на крыснаркоманок, которыми занимались другие ученые. У некото рых из них в выбритые спинки были вживлены катетеры, жили они в тесных и грязных клетках. Может быть, с этого и начнет ся доказательство, думал Александер.
2 1 0 |
Л о р и н С л е й т е р |
— Если бы я жил в подобной клетке, я бы тоже принимал как можно больше наркотиков, — говорит он.
Что произойдет, гадал он, если клетку убрать, другими сло вами, устранить культурные ограничения? Сохранится ли неоспоримый физиологический факт аддикции в других ус ловиях? Александер обдумывал это и улыбался. У него нео быкновенно милая улыбка — ямочки на щеках, ямочка на подбородке, словно ангел коснулся его еще в утробе матери. Он улыбался и думал: «Крысиный парк». А потом он начал его строить.
Вместо маленькой тесной клетки Александер и его коллеги Роберт Коамбс и Патриция Хэдэуэй построили для своей ко лонии белых лабораторных крыс загон в двести квадратных фу тов. В этом помещении, имевшем самую комфортную для крыс температуру, имелись восхитительные кедровые стружки и все возможные цветные шарики и колесики. Ученые позаботились, поскольку колония предполагалась разнополая, чтобы места хватало для спаривания и для родов, для активности зубастых самцов и для теплых и уютных гнезд, где могли бы укрыться кормящие самки. Затем Александер, Коамбс и Хэдэуэй распи сали стены этого роскошного крысиного отеля яркими крас ками. Они нарисовали раскидистые деревья, горы, по которым извиваются дороги, потоки, прыгающие по гладким камням. Они не особенно заботились о реалистичности изображения: джунгли мешались с хвойными лесами, снега переходили в пес ки пустынь.
Для крыс, обитающих в этом парке, Александер, Коамбс и Хэдэуэй предусмотрели разные режимы содержания. Один из сценариев назывался «Соблазн»; он основывался на известной любви крыс к сладкому. Шестнадцать крыс были помещены в «крысиный парк», а другие шестнадцать содержались пооди ночке в обычных тесных клетках. Поскольку чистый морфий — горький, а крысы ненавидят все горькое, исследователи в его раствор добавляли сахарозу, с каждым днем все больше и боль-
Открыть ящик Скиннера |
2 1 1 |
ше, пока не получился настоящий крысиный дайкири, содер жащий предположительно неотразимые опиоиды в неотрази мо вкусном напитке. Обе группы крыс получали также обыч ную воду из-под крана, которая, должно быть, выглядела совсем непривлекательно по сравнению с блестящими бутылочками раствора наркотика.
И вот что было обнаружено. Содержащиеся в тесных клет ках-одиночках крысы сразу же оценили сладкий напиток с мор фием; мне ясно представляется, как они падали на спины, гля дя вверх остекленевшими глазами и медленно помахивая в воздухе розовыми лапками. Обитатели же «крысиного парка», напротив, не стремились пить раствор наркотика, каким бы сладким он ни был. Хотя иногда животные и пробовали его (самки чаще, чем самцы), они обнаруживали стойкое предпоч тение к обычной воде, и при сравнении двух групп оказалось, что обитатели клеток поглотили в шестнадцать раз больше нар котика, чем их привилегированные собратья, — результат, не сомненно, статистически значимый. Оченьлюбопытен и такой факт: когда исследователи добавили к раствору, содержащему морфий, налоксон (вещество, нивелирующее действие опиоидов, но не мешающее напитку оставаться сладким), крысы из «крысиного парка» пересмотрели свое отношение к содержа щей наркотик воде и охотно ее пили. Результаты этого порази тельного опыта показывают, что крысы, оказавшись в действи тельно благоприятной среде, стараются избегать всего, включая героин, что нарушает их обычное поведение. Крысам нрави лась сладкая вода, но только если при этом они не впадали в наркотическое опьянение. По крайней мере для грызунов, на ходящихся в благоприятных условиях, опиоиды оказались не желательны, что резко противоречит представлению о них как о непреодолимом соблазне.
Мы полагаем, что эти результаты значимы как в социаль
ном смысле, так и статистически. Если крысы в относитель-
2 1 2 |
Л о р ин С л е й т е р |
но нормальной для себя окружающей среде стойко отказы ваются от наркотиков, то идея о «естественной склонности» неверна и данные, полученные на изолированных животных, не следует обобщать на более широкие популяции.
Наши данные вписываются в гипотезу «утешительного поведения» для злоупотребляющих опиоидами людей, по скольку нужно учитывать, что крысы от природы чрезвычай но общительны, активны, любопытны. Одиночное заключе ние вызывает у людей чрезвычайный психический дистресс,
ивполне можно предположить, что одиночное содержание столь же стрессогенно для других общественных животных
ивызывает у них экстремальные формы «утешительного по ведения», такие, как стремление к приему сильных анальге тиков и транквилизаторов, в данном случае морфия.
Можно также предположить, что групповое содержание крыс приводит к их воздержанию от морфия, потому что он обладает выраженным обезболивающим и успокаивающим действием, которое препятствует игре, питанию, спарива нию и другим занятиям, которые украшают жизнь», — писа ли Александер и соавторы в своей главе «Хроника крысино го парка» в книге «Запрещенные законом наркотики в Канаде» под редакцией Блэкуэлла и Эриксона.
Эксперимент «Соблазн» показал, что ничего внутренне не преодолимого в опиоидах нет; этим он бросал вызов ментальности запрета на наркотики, которая постепенно стала преоб ладающей и которая так или иначе зависит от исследований аддикции. В 1873 году журналист, описывая демонстрацию в пользу запретов, писал: «Потом дамы, к которым присоедини лись зеваки, запели «Благословен господь, источник благода ти», и тут па улицу вывезли тележки со спиртными напитками. Некоторые женщины плакали, некоторые пели невпопад, не которые благодарили». Эту цитату можно рассматривать как еле заметный побудительный стимул для работ Олдса и Милнера, для современных войн с наркотиками и поддержки их учены ми, но и для высказываний их оппонентов вроде Александера,