Заславский (2)

об огромном расширении круга читателей, о растущем объеме книгохранилища, о пристройке новых зданий, Ъ бережном хранении древних рукописей. Мы опросили:

—Чем отличается нынешний читатель от прежнего? Директор сказал:

—Прежде читатель, если он был не в халате, не мог

попасть в библиотеку.

Директор» осветил этим хотя и внешнюю, но весьма знаменательную черту нового Китая. В старом Китае острая классовая борьба была в известной мере борьбой

халатов с куртками...

Так было исстари: правящие классы носили халаты, трудящиеся — куртки и длинные штаны. Деление на халаты и куртки строго соблюдалось. Люди состоятельные

илюди неимущие имели свою униформу, весьма разнообразную по расцветке у халатов, однообразную — у кур-

ток.

Халаты бывали шелковые, атласные, суконные. Дамские халаты — на разные фасоны, с разными степенями изящества, часто в пестрых цветах по яркому полю. Куртки — обычно из 'простой материи, ,черного цвета.

Формально курткам не был,запрещен вход в библиотеку, в театры. Но куртка сама стеснялась близкого соседства с халатом. Это было неприлично.

Так было ведь не только в Китае. Л. Н. Толстого не пропустили в Малый зал на премьеру его пьесы, потому что он был в крестьянском зипуне. Пиджак не смел занять место рядом с фраками в партере парижской ГрандОпера.

Французская аристократия XVIII века презрительно именовала ремесленников и рабочих санкюлотами, в до-

словном переводе — бесштанниками. Феодальные короткие бархатные штаны при чулках с кружевами вели борьбу с длинными панталонами буржуазии и народа. Простой народ подхватил оскорбительную кличку санкюлотов и превратил е.е в почетную. Санкюлоты отправляли дворян в штанишках на гильотину, и французская буржуазная революция с внешней стороны 'отмечена тем, что все штанишки с брыжжами, с жабо, все кринолины и фижмы словно ветром вымело, и Франция во всех своих социальных разрезах натянула на себя длинные панталоны. Фригийский колпак прогнал широкополую шляпу.

11. Д. Заславский. Т. П.

161

Sa сто лет перед этим Петр Первый революционно обрезал полы на неуклюжих боярских охабнях Он нарядил первое сословие России в короткие штанишки по образцу западноевропейского дворянства.

У революции есть свои моды в одежде. Ту революцию, которую проделала в этой области буржуазия в Европе, пришлось взять на себя пролетариату в Китае. Ныне весь Китай сбросил с себя халат. Его можно увидеть только на сцене, в пьесах из древней истории. В тяжелых парчовых халатах можно было еще кое-как воевать —трудиться в них было до крайности неудобно.

Халат в городах Китая можно увидеть теперь только на монахах. Мы прошли по залам библиотеки —- все читатели были в куртках и в штанах: мужчины и женщины, старые и молодые. Мы встретились с академиками — и на

них,были куртки из тонкой материи полувоенного образца. Такие куртки — нынешняя мода Китая. Это одежда труда.

Конечно, халат не запрещен. При желании его могут носить и мужчины и женщины. Но его мало кто носит.

В этом есть внешнее 'однообразие. Оно в особенности сказывается в облике молодых женщин, которые всегда отличались тонким художественным'вкусом. Правда, они и теперь умеют придать изящество своей куртке и панталонам. Кстати, на юге строгость в одежде не так велика, как на севере. В Кантоне мы встречали женщин в цветных платьях. И уж совсем не распространяется внешняя суровость одежды на детей. Их одевают красиво, ярко, в цветные костюмчики.

В нынешнем Китае мы узнаем наши собственные годы гражданской войны, когда куртка, часто кожаная

куртка, была властной модой в одежде. Буржуи тщательно прятали в сундуки, пересыпая нафталином, свои сюртуки и пиджаки, надеясь «а лучшее время для них. Что же, для пиджаков это время пришло, Для буржуазии — нет.

Халат вряд ли возродится когда-либо. Но пиджак, возможно, сменит куртку в не столь отдаленном времени. Признаки этого можно наблюдать всего больше на сцене, на эстраде. В-армейских ансамблях женщины выступают в юбках и блузках. Артистки играют и поют в вечерних длинных платьях европейского фасона и даже с разрезом

162

на боку. Дирижеры —во фраках, музыканты симфонических оркестров — в пиджаках.

Как во всякой народной революции, переворачивающей глубокие пласты социального быта, происходит в Китае ломка старых «равов, обычаев, вкусов. Отмирает, уничтожается все, что веками было связано с рабством^с угнетением, с принижением народа. За революцией в одежде — глубокие изменения в культуре. Буйно всходят ростки нового. Вместе е уничтожением халатов уничтожается халатное отношение к государству, к обществу. Равнодушный и забитый обыватель уступает место активному гражданину, патриоту.

ЕДИНСТВО И ПОРЯДОК

...Беседу с директором библиотеки прервал продолжительный электрический звонок. Так звонят в школах по окончании учебного часа, в театрах — перед началом спектакля.

— Зарядка,— сказал директор, отвечая на наши вопрослтельные взгляды.

Мы прошли снова через читальные залы. Они были пусты —ни библиотекарей, ни читателей. Мы нашли всех в библиотечном парке. Все население библиотеки — коренное и пришлое —стояло здесь, построившись в ряды. По .команде инструктора люди разного возраста согласно выполняли гимнастические упражнения: энергично разводили руки, приседали, прыгали на месте, бежали трусцой друг за другом. Это продолжалось минут двадцать. Потом все, явно освеженные, вернулись в читальные залы- к своему прерванному делу.

Такую же картину увидели мы в редакции газеты «Женьминь жибао». По звонку все сотрудники оставили работу: кто положив перо на недописанном слове, кто не достучав строку на машинке, кто не дочитав статью. Ни секунды промедления! Редакторы отделов, литературные работники, секретари^ и секретарши, уборщицы — все вышли в редакционный двор и тут начали неизбежную зарядку или разминку.

Рядом с большим отелем, в котором мы жили, помещается управление железной дороги. .По звонку все служащие выходили на бульвар и тут же, на глазах у прохо-

163

жих, карабкались на лестницу, ходили по брусьям, прыгали через барьеры. И мы узнали, что так всюду, во всем

Пекине, во всех городах.

Мы возвращались в Москву через Сибирь в нарядном поезде «Пекин — Москва». В его составе были вагоны- с китайской молодежью. На больших станциях мы выходили побродить по перрону и подышать свежим ноябрьским воздухом. Было уже холодно. Мы надели пальто. А наши китайские спутники— парни и девушки, едущие в советские города на учебу,— весело выскакивали в куртках и немедленно, построиэшись в ряды, проделывали физкультурные упражнения. Это вошло у них в привычку. Раскрасневшиеся, оживленные, они возвращались в вагоны и сейчас же усаживались за прерванную ~учебу. Они учились весь день.

(Конечно, физкультурная зарядка — это дело добр9~ вольное. Но ее выполняют все. Почему? Потому что это полезно для здоровья и к этому призвала партия. Физической культуре придается большое значение в новом Китае. Это необходимо, и это разумно. Это в том же строгом стиле, как и полувоенная куртка.

Мы выступали на многолюдных собрашях, читали лекции и делали доклады перед широкой аудиторией. К началу лекции,доклада все уже сидели на своих местах, все! Не было ни одного такого (Случая, чтобы слушатель вошел в зал после того, как докладчик взошел на трибуну. Не было такого случая, чтобы кто-либовышел до окончания доклада. Не было такого случая, чтобы кто-либо стал расхаживать в -проходе. Порядок полный, внимание сосредоточенное, молчание совершенное. И большой интерес к докладу 'Советского гостя: записки с вопросами^

идут потоком к трибуне. И теплые, единодушные приветствия.

Мы бывали в театрах, на концертах. Нас встречали аплодисментами, публика подымалась с мест. Оканчивался спектакль, концерт — никто не бросался к (Выходу, к вешалкам. (Не было толкотни и шума. Вообще не было беспорядка. /Публика вставала, но «е выходила, пока не выйдем мы, гости. В этом была общая вежливость, в этом было чувство порядка.

164

Трамвай в Пекине перегружен. Развитие уличного транспорта явно отстает от развития уличногодвижения.

На трамвайных остановках всегда длинные очереди. Такую картину мы, конечно, наблюдали и не в Китае. Но мы ни разу не видали тесноту и давку при посадке. Никто не рвался вперед, не отталкивал других. Никто не нервничал. Никто не (мчался вприпрыжку за вагоном, когда он трогался с места, и никто не примащивался «на колбаюе». Что было щр'ямо удивительно: не видели мы ни одного китайского мальчугана иа подножке или на прицепе! Не пытаюсь обобщать. Может 'быть, и бывали такие, но нам

не попадались на глава.

Поразила нас еще одна черта в аудиториях: все слушали и записывали. Решительно у всех 'были тетради и записные книжки, и все, не отрываясь, чертили скоро-

писью иероглифы. Это было всюду, где бы мы ни выступали, в многолюдных ли собраниях или на встречах с десятком собеседников. Нам казалось, что записная книжка неразлучна с китайцем.

Мы бывали на советской выставке в Пекине. Обширная площадь перед главным входом походила на военный

бивуак. Колонны посетителей, каждая со своим знаменем, с плакатами, даже с «обозом», разместились в строгом порядке, ожидая очереди. Слышались песни, веселые, молодежные. Были здесь студенческие колонны,пионерские, военные... Собирались в кружок на зелени, танцевали.

И как только приходил момент выступления, все строились и «вооружались» записными книжками. Мы видели посетителей в залах, перед стендами. Они внимательно слушали экскурсоводов и старательно записывали. Не скажу, чтобы это делали поголовно все,— во всяком случае, очень многие, большинство.

В Аньшане — главном металлургическом центре Китая, мы спрашивали советских специалистов, инженера с Урала, доменного обер-мастера из Днепропетровска, каковы их впечатления от 'китайских рабочих.

— Очень внимательны, очень старательны,—отвеча- ли нам,— задают много вопросов, всем интересуются. И, знаете ли, вое записывают. Что им щи скажешь, все

сейчас же в тетрадь." А вечером перечитывают и продумывают. На другой день извольте им объяснять, чего не

поняли. Очень дотошные слушатели. Нас это сначала да-

165

же смущало. А потом заставило самих больше продумывать .сваи объяснения и больше готовиться к встречам, уточнять формулировки.

В сущности, мы столкнулись с этим явлением еще до поездки в Китай. Когда группа китайских журналистов

гостила в Москве, в редакции «Правды», они «епрерывно вели записи обо всем, что видели, обо всем, что слышали. 'По вечерам в гостинице они сравнивали ваписи, приводили их в порядок и на другой день ставили дополнительные вопросы, стремясь уточнить то, что их интересовало.

Многочисленные поездки за границу в составе разных делегаций, многочисленные встречи делегаций из-за рубе-

жа накопили богатый опыт торжественных встреч и про-

водов. На языке дипломатов это называется «протоколом», некогда называлось «этикетом». Неофициальный

опыт никак не называется. Он не имеет и определенного порядка. И только прибыв в Китай, мы познакомились с порядком встреч и проводов.

Обычно в других странах большая толпа, дружеская, радостная, с цветами в руках, ожидает на вокзале или в аэропорту. Аплодируют. Руководители выходят первыми и попадают в объятия руководящих иностранных товарищей. Это порядок. А дальше идет веселый, дружеский

беспорядок. Толпа встречающих охватывает приехавших тесным кольцом. Слышатся приветственные возгласы. Кто-то вас целует, кто-то нагружает цветами. Вам жмуг руки, вы жмете руки. Мелькают знакомые лица, но пока вы вспоминаете их имена, они исчезают, оттертые незнакомыми лицами. В общем, вы немножко шалеете от шума, радости, ласки и приходите в себя только в машине на пути в отель,,

Вобщем, это очень симпатичный беспорядок, и о нем вспоминаешь потом с теплотой.

ВКитае было не так.

Еще из окошечка самолета, когда он подрулил к пекинскому аэровокзалу, мы увидели встречающих товарищей. У них были цветы в руках, они махали нам приветственно, аплодировали, их было очень много, но не было толпы. Все выстроились в длинную шеренгу и ждали нас. И мы тоже, выходя из самолета, построились гуськом. На-" ша шеренга пошла вдоль китайской, и каждый из нас

166

обменялся крепким товарищеским рукопожатием с каждым встречающим. Каждый называл свое имя, некоторые брали нашу руку обеими своими, мы всматривались в «х лица, они —в наши. Глаза вели краткий, молчали-

вый, «о красноречивый разговор. Теплоты, сердечности, радости было здесь не меньше, чем при беспорядочной

встрече, но улыбки не сливались в одно смеющееся лицо. Каждый лично участвовал во встрече, и в этом был не только порядок, но и оттенок чувства собственного достоинства. Никто не был обойден вниманием, никто не был обижен, оттеснен. И в этом, признаюсь, была какаято новая для нас черта быта. Крепкое рукопожатие, обмен дружескими взглядами, ласковые улыбки приобретали особую значительность

Это не официальный «протокол», в этрм нет торжественного «этикета». Это внутренняя дисциплинированность народа, его сдержанность и подтянутость. Это и его скромность.

Черты эти сказываются во многом. Они вошли в нравы, в быт. Они составляют часть культуры народа, притом культуры многовековой.

«Китайские церемоний» —эти слова произносили с

иронией. Сложный феодальный этикет поражал своей утонченностью даже самых педантичных хранителей при-

дворного ритуала в Европе. Но китайские церемонии исчезли вместе с китайскими императорами. Реакционная буржуазия тщательно охраняла все, что от них осталось. Революция перепахивает старинный быт и выкорчевывает

все, что было связано с подчинением народных масс помещикам, капиталистам, знатным чиновникам. Но охра-

няется все то положительное, подлинно культурное, что привито веками культурной жизни. Это в первую очередь вежливость, учтивость, сдержанность, уважение к старости, любовь к детям. Это очищается от чувства зависимости, от рабьих пережитков, от церемониального формализма. Период власти империалистов ц реакционной, компрадорской буржуазии принес распущенность в некоторых слоях городского населения. Но и это ликвидируется вместе с уничтожением капиталистических устоев. Остается воспитанность, уходящая корнями в патриархальные времена, ныне облагороженная, поднятая на высокую ступень новой моралью социалистического Китая.

167

На приемах и банкетах мы познакомились с знаменитой китайской кухней. Мы пили китайское вино и китай-

скую водку.

Что греха таить, будем откровенны: не понравилась нам эта водка. Но не алкогольный патриотизм владел нами, когда мы не скрывали от китайских друзей, что руша наша тяготеет к отечественным изделиям этого рода. Друзья с этим соглашались. Им чужд был узкий национализм.

Мы видели китайскую водку и встречались с китайцами, которые пьют эту водку. Но ни разу мы не встретили

ни в одном городе ни одного пьяного китайца.
Я не хочу обобщать	свои наблюдения. Могу лишь ска-
зать одно: за полтора	месяца, странствуя по многим гб-
родам Китая, мы не видели пьяных китайцев.
В старом Шанхае попадались на улицах люди с испи-
тыми лицами, с потухшими глазами,		с дрожащей, неуве-
ренной походкой. Приходилось видеть		таких людей на

тротуарах, на мостовой. Их оттаскивали к стенам домов. Это были одурманенные люди, не от водки, а от опиума.

Опиекурение было величайшим бедствием старого Китая. Алкоголизм насаждался в кабаках шанхайского и иных портов, но он не успел отравить и пропитать китайцев. Портовые кабаки и притоны уничтожены. Отвратительные курильни опиума уничтожены

Китайцы —трезвый народ. Может быть, он непристрастился к вину потому, что оно было доступно только имущим классам. Во всяком случае, нельзя считать случайностью то, что нам не попался на глаза ни один пьяный человек, ни разу мы не слышали дикой пьяной брани, не видели и ни одного обезумевшего от водки хулигана. Мы не изучали этого вопроса. Нельзя назвать полныминаши наблюдения. На одном заводе нам сказали, что прогулов «по пьяной лавочке» не бывает.

Это не значит, что вино запрещено законами или моралью, что китайцы вообще не пьют. Никаких запретов нет. Наши друзья на встречах пили с удовольствием иприходили в веселое настроение. Но они всегда оставались в рамках сдержанности и приличий. Что касается, к примеру, китайской учащейся молодежи, то с обычным обликом студента понятие пьяного студента несовместимо.

Может быть, и есть такие. Нам они не попадались. А мы

168

видели студентов довольно много: и в аудиториях, и на собраниях, и на спортивных площадках, и в парках на прогулке.

Трудолюбие китайского народа и высокое мастерство в труде издревле известны миру я пользуются заслуженной

славой. Об этом согласно свидетельствуют и поля с посевами, вытянутыми в ниточку, тщательно обработанные, поля, похожие на огороды, и утонченность ремесленных изделий, искуснейшая резьба по дереву и по кости, и великолепные по расцветке картины на шелке, и затейливые игрушки, привлекательные и для взрослых своим художественным хвкусом и остроумием.

Все это продукт старой культуры. Все эти навыки искусного труда 'Создавались еще тогда, когда труд был тру-

дом из-под палки, когда в стране владычествовал Царьголод, когда патриархальному строю соответствовали и патриархальные орудия труда. Капитализм не успел разложить до конца старую культуру и патриархальные нравы. Правда, ко времени революции земледелие стало приходить в упадок, а высокое ремесленное мастерство коегде и вырождаться, все же традиции трудолюбия и мастерства имеют все предпосылки для расцвета в условиях свободного, социалистического труда. Сознательная дисциплина нового, народного Китая очищается от буржуаз- но-феодального паразитизма, опирается на веками выработанную внутреннюю дисциплинированность, на вековую культуру. В этом уже и сейчас огромная сила китайского" народа. А новая техника открывает и новые, широчайшие перспективы для роста мощи великой страны.

Империалисты Англии и США недооценивали и недо-

оценивают эту мощь. Они возвели в вечный закон то, что было временным, пусть и затянувшимся явлением в исто-

рии Китая,— его внешнеполитическую слабость, экономическую отсталость, окаменевшую патриархальность. Они не сумели отличить правящие классы от трудящихся народных масс. Презренную и продажную компрадорскую буржуазию они принимали за подлинных представителей китайского народа.

Революция смертельно напугала их, привела, в растерянность, озлобила, но не убедила, не заставила взглянуть

169

на Китай по-нововду. Оправившись от первого испуга, они продолжали утверждать с прежней нелепой и наглой самоуверенностью, что китайский народ не способен к государственному самоуправлению, что он «от природы» предназначен к рабству, что управлять китайцами должны европейцы или американцы, что без иностранцев-коло- низаторов китайскому народу не выйти из" состояния 'варварства... И если китайские рабочие и .крестьяне вдруг обнаружили неповиновение и позволили себе свергнуть власть империалистов и компрадоров, то это будто бы только «рука Москвы», только дело «незначительной группы» коммунистов.

Я вспоминаю 1927 год. Контрреволюция торжествовала. Чан Кай-ш-и входил в силу. Советские дипломатические и торгввые учреждения вынуждены были покинуть Китай. Империалисты снова стали полными хозяевами» страны. Но прежняя уверенность изменила им. Террористическая кровавая расправа гоминдана со всеми прогрессивными элементами страны казалась им недостаточной. Они требовали интервенции и завоевания Китая. У меня сохраняется вышедшая тогда в Шанхае брошюра яа ан-

глийском языке «Иностранец в Китае». Заключительная глава называлась/«Интервенция».

Брошюра поразила своей циничной и .наглой прямотой. Авторы не считали нужным прикрывать империалистиче-

скую политику захвата фиговыми листками дипломатии. Они писали:

«Иностранцы, живущие в (Китае, слишком хорошо знают, что Китай сам не может .наладить овои дела.-Самоуп- равление не по плечу недисциплинированным, неграмотным китайцам. А объединение ц умиротворение Китая си-

лами одного какого-нибудь 'победителя-генерала не может быть ни длительным, ни прочным...»

Поэтому необходима интервенция, нужен непосред-

ственный захват Китая вооруженными силами империалистов.

«Достаточно трех дивизий, чтобы разоружить и разогнать все китайские армии. Три дивизии могут взять под свой контроль .все пути сообщения и не только положить конец гражданской войне, но и очистить за один год всю страну от бандитов. Хороший штаб из ста гражданских советников и специалистов-техников заставит превосход-

но