Імажынэр
.PDF
32 |
Имажинэр |
что масс-медиа являются дионисийскими через интенсивную трансляцию культуры отдыха, через систему социальных гарантий (Дионис обнаруживается в бюро) и через сверхчеловеческое управление энергиями. Сверхчеловек – обладатель неслыханных энергетических средств: к Революции добавляется электричество, утверждаются политические религии, которые подчиняют себе всю публичную жизнь страны, поскольку ин- тенсивномифологизируютрольполитиков–дажесамыхпосред- ственных и жалких по сравнению с такими титанами как Мао Цзэдун, Гитлер, Муссолини или Сталин. Роли, которые активно дистрибьютируются,являютсяролямиспецифическимидлянашего общества. Можно было бы продолжать их перечисление. Мы видим валоризацию журналиста,бюрократа, профсоюзного деятеля, политика и различных идолов – спортивных звезд, «артистов» – на одной и той же плоскости встречаются Гитлер, Сталин, Рокфеллер, Мистингэ1 или Марлен Дитрих…
Таковыобразы,которыераспространяютмасс-медиаикото- рые пропитывают общества. Путешествуя в Парижском метро, ярассматриваю,чточитаютлюди.Наиболеепопулярныйжурнал «Экип», а также страницы, посвященные скачкам и курсу акций. Для поклонников скачек есть и свои герои: такие как хоккеист Ив Сен-Мартен. Мы имеем дело с новой дионисийской мифологизацией: с «Возвращением Диониса»2 для одних (Жан Брюн), с «Тенью Диониса»3 для других (М. Маффесоли), но такой Дионис институционализируется, то есть постепенно утрачиваетсвойдикийиконтестационныйхарактер.Отнынев манифестациях обязательно участвуют гомосексуалисты обоих полов (иногда даже третьего и четвертого пола), открыто дефилирующие под транспарантами и осознанно демонстрирующие свои перверсии, или проститутки, объединяющиеся в профсоюзы и составляющие список социальных требований.
1 Жанна Мистингэ (1875 – 1956) – французская актриса и певица. Прим. перев.
2 Brun J. La Retour de Dionysos. P.:Desclée de Brouwer, 1969. 3 Maffesoli M. L’Ombre de Dionysos. Paris: Méridiens, 1982.
Программы 35
То, что дионисийское становится бюрократическим, делает его печальным и угрюмым. В уличных парижских манифестациях можно увидеть хорошо организованные цепи демонстрантов, с поддерживаемым порядком внутри колонн и охраняемых полицией; самые экстравагантные дефиле имеют все основания получить официальное разрешение на шествия – мы можем увидеть самые гротескные демонстрации – например, марш велосипедистов против автомобилистов или сторонников роликов против велосипедистов. Это эскиз организации ролей в нашем актуальном обществе!
Но появляются и новые маргиналы. Перечислим некоторых из них: провинциалы, поскольку всё происходит только в крупных городах Франции, а еще точнее, в Париже. Это называется «французской болезнью»1. Еще одна фигура нового маргинала – крестьянин, мы видим, что крестьяне начинают жестко бунтовать и осаждать министерства. Крестьяне оказываютсявдискриминированнойсоциальнойпозициипосравнению с городскими жителями и рабочими. Крестьяне говорят: для нас тридцать девять рабочих часов в неделю или каждая пятая неделя оплаченного отпуска, что должны означать? Мы работаем семьдесят часов в неделю, отпуска у нас вообще нет, таккакмысвязаныстадом,анашуровеньжизнинерастет.Вот это новая контестация, которая, по моему мнению, будет становиться постепенно все более и более насильственной и радикальной. Отсюда то движение, которое провоцируют наши крестьяне в лоне «Зеленой Европы». Когда-нибудь крестьяне превратят своим недовольством «Зеленую Европу» в нечто более агрессивное.
Еще фигуры маргиналов: иммигранты, например, испанцы, португальцы, но в еще большей степени, иммигранты из Северной Африки (три миллиона); безработные, представляющие собой практически институционализированную роль – существует карта безработного, и мэр Парижа представляет безработ-
1 Peyrefitte R. Le Mal francais. P.: Plon, 1976.
36 |
Имажинэр |
ным карты бесплатного проезда по определенным маршрутам Парижа; еще одна роль – потерянный солдат, проигравший солдат – военные во Франции после поражений в Алжире и Индокитае существенно маргинализированы.
Наконец, есть студенты, вечно недовольные, поскольку очень многочисленные, и понимающие, что плоды не соответствуют цветению. Ученые, оказывавшиеся в драматической ситуации: они замкнуты в своем эпистемологическом гетто и не способны коммуницировать с цивилизацией масс-медиа, с цивилизацией предельной вульгарности, цивилизацией брутального распространения потоков бессмысленной информации. Теперь на место маргинала дез Эссента я бы поставил Эйнштейна, «миф об Иосифе» Томаса Манна, пастора Мартина Лютера Кинга, воплощение расистской маргинализации, Юнга, который также относится к этой категории. И, конечно, весь мир протестной оппозиции и контестации. Контестаторный миф сегодня – это миф Гермеса, который распространен во всех контестаторных революционных средах. Я проживал этонаопыте,посколькубылсвидетелемреволюции68года(по сравнению с «Революцией гвоздик» в Португалии это была, впрочем, не настоящая революция – «революция ромашек»). Каков был стиль эпохи? Это был стиль, прежде всего, братства. Наши студенты нам говорили: «Как, вы там, по ту сторону кафедры? Мы вас любим, но вы отделены от нас, вы как китайские мандарины…» Трогательным образом возрождались старые доктрины романтизма. Символический философ, знаковая личность мая1968 года, это был не Маркси неЛенин, но Фурье с «его новым порядком любви» – символ либерализации, братства, дружбы, новых нравов; это был мир, где все были братьями и сестрами, а все типы инцестов были легализованы. Тогда легко было заметить одну вещь: требования братства, требование совпадения противоположностей присутствовали во всех маргинальных средах.
Программы 37
Вот пример приложения схемы механизма этой топики. Эта топика позволяет ввести негативность в науку: необходимо практиковать философию «нет». При этом не следует пренебрегать открытиями, которые постоянно сохраняют свою значимость: требуется реассимилировать, реинставрировать идею борьбы, идею диалектики. Но это не должна быть автоматически классовая борьба, но борьба случайно выпавших (алеаторных) ролей, и напряженность, возникающая между этими ролями в данном конкретном обществе. Вместе с такой поправкой: не будучи романтиком, я не верю ни в конец истории,нивконецборьбы.Ядумаю,напротив,чтосамообщество основано на диалектическом напряжении, которое заставляет его двигаться. По модели кадуцея Гермеса или китайского символа инь-ян! Можно представить себе медленное колесо водяной мельницы, которое поднимается и опускается в течение 150 лет в цикле жизни наших обществ. Представим это колесо в трех измерениях. На плоскости можно отложить временной отрезок в 60 лет – включая переход через отцов от дедов к внукам, что дает нам полный цикл поворота колеса в три тура по 60 лет. Это и есть то, что мы называем семантическим бассейном (3 х 60 = 180). Фазы в 60 лет соответствуют движениям мод, но в течение трех туров мы имеем дело уже с полным циклом вращения, с революциями мод, а не только с капризами мод. С 1860 года по 1914 это мода «Бель Эпок»; с 1914 по 1938 «Ар Деко» и конструктивизм; с 1940 по 2000 годы стиль «ретро», основанный на подозрении и разочаровании… Ансамбль трех мод дает нам «наше время», наш Модерн, атакуемый, начиная 1960 года, «постмодернизмом», который отрывает наш «Модерн» от прометеической и романтической апологии Прометея как сути «Модерна».
Это нечто, что пребывает в стадии «ручейков» на первой фазе водяного колеса, что сливается в период между двумя мировыми войнами и обретает имя потока, чтобы поглотить наш недавний «Модерн». В «холодных» обществах это проте-
38 |
Имажинэр |
кает замедленно, но остались ли еще «холодные общества» (по К. Леви-Строссу) в нашу эпоху? Наконец, когда Жан-Пьер Вернан исследовал у греков переход от мифологической фазы к фазе драматиче -
ской, к dramatis personae1, а да-
лее к философской фазе, он заметил, что это одно и то же движение, но только затянутое на многие века2.
Предложенная нами схема эвристична: машина функционирует в двух фазах – восходящей к рациональности и становлению институциональной властью, и нисходящей и контестационной. Все общества – макро и микро – видимо живут в подобном ритме.
Мы не можем завершить описание этой схемы без того, чтобы не усложнить ее немного, так как в отношении общества следует оперировать с масштабными явлениями. В этой схеме мы видим комплексную структуру, так как любое обществоживетодновременнокакминимумдвумямифами:восхо - дящим мифом, который истрепывает себя, и альтернативным мифом, который спускается в глубину, чтобы утолить жажду в области «этого» (id), то есть социального бессознательного.
1 Личности драмы (лат.) Прим. перев.
2 Vernant J.-P., Vidal-Naquet P. Mythe et tragedie en Grece ancienne. P.:Maspero,1973;Idem.MytheetpenséechezlesGrecs.P.:Maspero,1969.
Программы 39
Но в реальности мифы не стираются в социальной памяти, и можно наложить друг на друга обе схемы, что только и даст нам корректную картину эпистемологического и мифологического профиля нашего времени. Мы живем еще по инерции старым Прометеем XIX века, сохранившимся в наших педагогических практиках; мы довольно интенсивно проживаем через наши масс-медиа миф Диониса; но вместе с тем мы начинаем жить мало-помалу новым мифом ХХ века, который является герметическим мифом: почему иначе Мадам Сентену1 внезапно заинтересовалась алхимией, а Мадам Бонардель герметизмом2? Почему Юнг испытывал такую страсть к алхимии? Потому что мы стоим на грани того, чтобы заново открыть очень древнюю модель сознания, предшествующую Ренессансу, модель, основанную на использовании правил сходства, но отвергающую правила исключения гипотетич- но-дедуктивного типа. Такое аналоговое сознание наиболее полезно для постижения реальной природы дуального мифа: «или/или», да/нет и т.д. Мы осознаем, что речь идет о мифе, который позволяет операцию «психоида» (прекрасное герметическое выражение!), позволяет понять ситуации на основании разнородных гомологий.
Но это еще находится в состоянии зародыша в наших обществах. Это уже стало фактом в авангардных исследованиях в области физики, в биологических науках, и постепенно входит
вобласть гуманитарных дисциплин. Я попытался показать
вкниге «Наука человека и традиция»3 как новая антропология более или менее осознанно реактуализирует герметические схемы, и как великие социологи, в частности, немецкие (Гермес больше немец, нежели француз) – Кассиерер, Шелер,
1 CentenoY.AAlquimia e o Fausto de Goethe. San Paolo:Arcadia, 1983. 2 Bonardel F. Philosophie de l’Alchemie, Grand Oeuvre et la modernité. P.:PUF, 1985.
3 Durand G. Science de l’homme et tradition: le nouvel esprit anthropologique. P.: Berg International, 1979.
40 |
Имажинэр |
Вебер, Зиммель и т.д. использовали методы, основанные на сходстве и гомологиях.
Когда мы проводим горизонтальный срез социального состояния в какой-то конкретный момент, то есть в социальный момент, не будем забывать, что в любом обществе существует «сугробы» (П. Сорокин); в любой весне еще сохраняются сугробы зимнего снега, равно как в любой зиме уже зреют весенние почки: почка это своего рода сугроб. В Савойе, где я живу, несмотрянаснег,орешник,сбрасываясвоидлинныелисты,начинаетжелтеть ужесдекабря и тогдаместные жители говорят, что весна недалеко: весна уже здесь, в зиме, поскольку орешник выпускает свои почки и копит свои семена.
Не будем забывать, что в нашем обществе есть свои более или менее значимые сугробы, и что в действительности мы живемпассивомилипрошлым1.Нестоит,какэтоделаетЭрнст Блок, негодовать по поводу этих диссимультанностей2. На уровне образования мы живем медленными реформами университетскихпрограмм,схемами,которыедатируютсяконцом XVIII века, эпохой Aufklärung, а это схемы Прометея. В некоторые все более редкие моменты оптимизма мы все еще верим в прогресс, в политические партии, в программы… Но на самом деле, модели будущего нам следует искать, погружаясь еще глубже в истоки нашей истории, к истокам реки. Культурные революции – опасные и варварские утопии.
И потом, другая важная стратегия состоит в нисхождении к декадентской, дионисийской, орфической ночи, которая рассеяна по масс-медиа более или менее тайным образом. Можно было бы осуществить анализ телепередач французского ТВ и обнаружить, что чем позже к ночи, тем более дионисийские передачи там транслируются: до восьми вечера их могут смотреть дети, после половины девятого это же ри - скованно. Когда-то транслировался белый экран, чтобы пока-
1 Игра слов «vivre passive», «жить пассивом» и «vivre passé», «жить прошлым». Прим. перев.
2 См. на эту тему Дугин А. Археомодерн. М., 2011. Прим. перев.
Программы 41
зать детям, что им пора спать и что теперь будут показывать вещи, которые им не следовало бы смотреть. По мере наступления все более позднего ночного времени мы погружаемся
вкультурное гетто, в полную вакханалию, спускаемся к голым танцовщицам «Фоли Бержер» или «Мулен Руж». Дети уснули, их усталые родители тоже, у телевизоров остаются одни старики! Здесь стоит также говорить о гигантском секторе либерализации нравов, об «умеренной провокации», которая требует институционализации, статуса, обеспечения социальной страховкой.
Наконец, в глубине нашего сознания просвечивает мистерия научной информации. Мы читаем статью, которая внезапно привлекает наше внимание, и там встречаем новую науку, которая вот-вот перевернет все прежние представления, что затронетнепростоэпистемологию,нофундаментальныеоснования нашей философии и даже такие идеи как пространство и время, отныне поставленные под вопрос.
Всякий раз когда мы говорим о разрыве с логическими кодификациями, о научном разрыве, это производит притягательное впечатление на молодежь, поскольку в «гнозисе Принстона», как написал Раймонд Рюйе1 в своей полунаучной, полухудожественной книге, ученые образуют одинокое меньшинство, разрабатывающее иную логику и иное представление о пространстве. Все настоящие ученые сегодня обладают достаточной смелостью, чтобы осознать, что схемы, на которых основаны современные образовательные процессы, давно не соответствует состоянию научного знания. Но к несчастью,
вмифологическом и педагогическом профиле нашей эпохи такие ученые и их открытия составляют ничтожное меньшинство. В образовании будущего они, по мере социальной консолидации, напротив, будут доминировать. Наши общества, чтобы выжить на уровне своего энергетического могущества, будут нуждаться в новых технических открытиях – и
1 Ruyer R. La Gnose du Princeton. P.: Hachette Pluriel, 1991.
42 |
Имажинэр |
техника XXI века будет построена не на теории свободного падения тел Галилея или на увеличительном стекле Декарта, а на чем-то совершенно новом.
Завершая, я хотел бы еще раз подчеркнуть одно важное обстоятельство: вопреки большинству университетских ученых, я не разделяю гуманитарные науки, такие как литературная критика или культурология и социальные науки. Мне представляется полным нонсенсом строить социологию без культуры или исследовать культуру в отрыве от ее социальных корней.
Программы
Анри Корбен
MUNDUS IMAGINALIS1
Я хочу обратиться к профетической гносеологии, которая превращает саму профетологию в основание для категорий высшего сверхчувственного знания, иерогнозиса.
Это гносеология снабжает визионера точными критериями, необходимыми для того,
чтобы не сбиться с пути. Отсюда невероятная когерентность грез, с которыми мы встречаемся. Эта способность к внутреннему видению (basira) представляет собой харизму исламской духовности.
Если мы хотим понять, и понять глубоко, смысл этих видений, мы не должны быть сами визионерами, но мы должны следовать в направлении этого «жеста» и пробираться в ту сторону, куда он обращен, а не просто концентрироваться на материальности самого жеста. Мы должны посмотреть в том направлении, куда указывает палец, а не на сам палец.
Представители духовного ислама прекрасно осознавали это исами.Дляописаниятогомира,вкоторомнаходитсяСкрытый Имам шиитов, они постоянно используют выражение ‘alam al-
1 Фрагмент текста «Визионерские грезы в исламcкой спиритуальности». Перев. с фр. А. Г. Дугина.