subjectivex20school

В 80-90-х годах субъективная социология испытала сильный крен в сторону создания социологической концепции на психологической основе. Тенденции поворота к психологии были у Лаврова, значительно окрепли у Михайловского и получили развитие в системе Кареева.

С конца 70-х годов в социологии Михайловского ведущее положение заняла проблема социальной психологии ‑ психологии толпы. Михайловский преследовал две цели: 1) рассмотрение психологических особенностей поведения личностей в группе и массе людей с целью выяснения психологического механизма воздействия индивида на массу; 2) исследование роли социальной среды в формировании психологии индивидуума и массы.

Михайловский различал понятия «герой» и «великая личность». Герой понимался им в широком смысле как зачинатель. «Героем, писал русский социолог, ‑ мы будем называть человека, увлекшего своим примером массу на хорошее или дурное, благороднейшее или подлейшее, разумное или бессмысленное дело»²⁷. Герой может быть и полоумным, и негодяем, и человеком, несущим народу высокие благородные идеалы. Важна лишь его способность сделать первый шаг, которого от него ждет толпа, возможность повести за собой других.

Герой у Михайловского противопоставлен толпе. Толпа ‑ это масса народа, «способная увлечься примером... высоко благородным, или низким, или нравственно безразличным»²⁸. Толпу Михайловский рассматривает как особую общность, основанную на сходстве психической реакции и поведения. Он приводит множество примеров, показывающих, что люди в толпе объединены психическо-эмоциональной связью, их поступки не ограничены эстетическими или правовыми нормами. Толпа как бы частично поглощает индивидуальные черты и особенности человека, отсюда проистекает его тяга к подражанию.

Воздействие героя на толпу заключается, по Михайловскому, в подражании, массовом гипнозе или даже психозе. Круг интересов толпы крайне узок, ее духовное развитие скудно. В этой убогой атмосфере .какое-либо сильное впечатление, эмоциональный толчок, яркий пример вполне достаточен, чтобы поднять массу на любое дело, как высокое, так и самое низкое. Она безо всяких размышлений пойдет за своим вождем все равно куда ‑ убивать беззащитного или спасать отечество. Не имея воодушевляющего примера, она мертва. Все средние века, отмечал Михайловский, богаты «нравственными эпидемиями»: самобичеванием, «бесовскими плясками», сжиганием ведьм, крестовыми походами.

Марксистская критика справедливо отмечала внеисторический подход Михайловского к социальным явлениям, в том числе и в его представлении о герое и народе. Для него не имеет какого-нибудь качественного различия, воздействует ли на толпу кликуша, царь или народный вождь, столь же мало он учитывал и эпоху, в которой происходили события. Не менее абстрактным был и взгляд Михайловского на толпу.

Михайловский не мог не признать ненормальным такого рода воздействие героя на толпу. Это, считал он, есть результат подавления отдельной личности в условиях господства разделения труда. Личность в этих условиях сосредоточивает внимание исключительно на ограниченном круге явлений, на их монотонной повторяемости. А народ ‑ это сумма подобных личностей, и он будет до тех пор являться толпой, готовой легко впасть в гипнотическое состояние или в безрассудное подражание, пока каждый отдельный человек не превратится в развитую индивидуальность.

Михайловский широко использовал понятия «психическая зараза» и «социальный гипнотизм» как выражения подражания, с помощью которых он пытается объяснить причины движения масс. Кроме того, через подражание, присущее как толпе, так и отдельному лицу, он стремился объяснить единство индивидуальной и социальной психики. Михайловский был первым, кто разработал в социологии проблему подражания, изложив свою теорию в статье «Герой и толпа», т.е. за восемь лет до появления книги Тарда «Законы подражания» (1890) и за два года до первых заметок Тарда в «Revue philosophique» (1884).

Михайловского в отличие от других субъективистов интересовала не столько сильная личность, сколько способы влияния героя на толпу. Народ пассивен, и, чтобы его поднять на действия, необходимы не только «автоматическая покорность» и узость интересов, но нужен человек, способный воздействовать на психологию толпы, «загипнотизировать» ее, увлечь за собой. Им может быть любая активная личность, которая в состоянии дать толчок массе, овладеть ее волей, вызвать подражание.

В отличие от Михайловского, у которого исследование психологии героя и толпы было только одним из аспектов его концепции, Кареев пытался создать целую социальную систему на психологической основе. Общественная жизнь, по утверждению Кареева, есть сложная система психологических и практических взаимодействий личностей, которые воплощаются в культуре и в определенных формах и организациях, образуя искусственно созданную «надорганическую» среду. Эту среду Кареев подразделяет на культурно-психологические группы и социальные организации. Первая есть предмет индивидуальной психологии, поскольку она предполагает общее взаимодействие индивидуумов и сводится к представлениям, настроениям и стремлениям членов общества. Социальные организации есть результат коллективной психологии и изучаются социологией, однако определяющим в таком взаимодействии остается личность.

Психологическое влияние отдельных индивидуумов друг на друга, практические отношения между лицами создают общественную психологию, на основе которой складывается вся сложная социальная организация с ее разветвленной структурой. Согласно Карееву, социальная среда есть совокупность среды экономической, юридической и политической. Основанием для такой схемы у Кареева выступает положение личности в обществе: или ее место в самой социальной организации (политический строй), или защищаемые государственной властью частные отношения к другим лицам (право, юридический строй), или ее роль в экономической жизни (экономический строй). Для Кареева социальная организация есть показатель предела личной свободы в отличие от культурных групп как предела личной оригинальности. Само стремление Кареева дать структуру общества, выделить его важнейшие стороны ‑ экономическую, политическую, юридическую ‑ свидетельствует о некоторых реалистических тенденциях. Вместе с тем сам принцип социальной структуры пронизан субъективизмом и психологизмом.

Представление об обществе определяло содержание исторического (социального) закона и закономерности. В истории, говорит Кареев, мы не видим главного признака закона ‑ повторяемости явлений или фактов: все явления происходят только один раз, исторический факт единичен и индивидуален. Иное в социологии как науке помологической, призванной открывать законы, управляющие общественными явлениями. Социология предусматривает аналитическое исследование элементов исторической жизни, что ведет к устранению всего случайного и индивидуального. Законы социологии, а также и психологии, утверждал Кареев, могут и должны объяснять факты истории, что было ни чем иным, как попыткой интерпретировать частные явления истории с помощью коллективной психологии. В то же время она определяет содержание социального закона. Последний понимается Кареевым не как отражение устойчивых и существенных связей социальных явлений, которые не зависят от людей, а как результат воли и разума человека. В соответствии с субъективистским взглядом на историю Кареев утверждал, что в хаос исторических событий и явлений сознание людей вносит закономерность и порядок.

Понятие социального прогресса, его содержание и формы были объектом пристального интереса русских субъективных социологов. По мнению Лаврова, общественное развитие стало возможным благодаря тому, что человек с самых ранних ступеней своего формирования нашел подготовленными всей предшествующей органической жизнью две силы, которые он использовал в борьбе за свое существование. Первая сила ‑ солидарное общежитие, идущее из мира животных, и вторая ‑ развитие сознательных процессов, начиная с их простейших проявлений. Эти силы человек не только использовал в начале своей истории, но и все время развивал дальше. Происходило одновременное увеличение сознательных процессов в личности и солидарности в обществе. Оба процесса и составляют, по словам Лаврова, «объективные признаки прогресса».

Такой взгляд на прогресс сложился у Лаврова не сразу. В «Исторических письмах» Лавров рассматривает социализм «как наилучшее устройство общества, при котором труд обеспечивает «человеческое развитие». Но в этой работе социальный прогресс раскрывается через абстрактные понятия истины и справедливости, которые извечно свойственны человеку и связаны исключительно с деятельностью критически мыслящих личностей. После Парижской Коммуны и знакомства с трудами Маркса и Энгельса Лавров стал соотносить прогресс с экономическим положением масс и кооперацией. Отсюда проистекает идея солидарности как одна из сторон прогресса, а личность как член общества формируется под влиянием окружающей социальной среды. В одной из своих последних работ «Задачи понимания истории» Лавров дал формулу прогресса, которая определяет развитие общества через единство солидарности и роста сознания личности²⁹.

В 70-е годы Михайловский также пытался определить свое понимание прогресса. Он считал, что прогресс нельзя рассматривать безотносительно к человеческому счастью и идеалу. Слово «прогресс» имеет смысл только по отношению к человеку, и прогрессивными явлениями возможно признать только события, способные приблизить человека к выбранной цели. Ниже, на ближайшей к человеку ступени органической жизни, понятие «прогресс» применяется лишь по аналогии. Позитивное содержание прогресса Михайловский выводит через соотношение разделения труда, закрепленного в простой или сложной кооперации, и развитие личности. В простой кооперации, по словам Михайловского, все люди выполняют одинаковую функцию, что дает им общую цель, вызывает солидарность их интересов и взаимопонимание, позволяет личности развиваться физически и духовно. Сложная же кооперация, т. е. капиталистическая организация труда, враждебна человеку, она делает человека частью машины, люди не понимают друг друга, порождается вражда, разнородность ведет к борьбе, поскольку «одни вязнут в безысходном труде», а другие «живут за счет труда первых». Согласно Михайловскому, «прогресс есть постепенное приближение к целостности неделимых, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми»³⁰. Следовательно, как считал Михайловский, все способное увеличить разнородность, «безнравственно, несправедливо, вредно», и наоборот, все ведущее к однородности «нравственно, справедливо, разумно». Плеханов отметил крайний субъективизм такого понимания прогресса. Эта формула, писал он, не объясняет историческое движение общества, «она говорит не о том, как шла история, а о том, как она должна бы идти, чтобы заслужить одобрения г. Михайловского»³¹.

По сравнению со своими предшественниками Кареев стремился сделать понятие социального прогресса более содержательным. Он считал, что прогресс как общее понятие включает в себя пять более частных моментов: прогресс умственный, воспитание способностей к духовным интересам; прогресс нравственный; прогресс политический, развитие свободы и улучшение государства; прогресс юридический, развитие равенства; прогресс экономический, развитие солидарности и кооперации. Безусловно, Кареев по сравнению с другими представителями субъективной школы сделал шаг вперед, когда он попытался избежать узкого понимания социального прогресса, сводимого исключительно к одной из сторон жизни людей, включил в его содержание все важнейшие области человеческой деятельности. Вместе с тем общая направленность его социологии не позволила сделать реалистические выводы и широкий взгляд на развитие свелся к тощей и крайне субъективной формуле прогресса.

Формула прогресса выводится Кареевым априорным путем и имеет абстрактный характер, в чем он видел залог ее всеобщности. Предполагаемая Кареевым формула заключала в себе три элемента (идеал, пути его достижения, самоосвобождение личности), которые он подчинял главной цели прогресса ‑ развитой и развивающейся личности.

Поднятие прогресса ‑ его цели и компонентов ‑ пронизано субъективизмом, дано через личность и ее идеалы. К прогрессу Кареев подходил с мерой лучшего и худшего, истинного и ложного, для него движение общества становится фактом субъективной оценки. Здесь в наиболее концентрированном виде выступили черты субъективной школы в социологии.

Субъективная социология была важным этапом в истории русской социологической мысли. Ее представители поставили вопрос об активной личности в общественном преобразовании, они уделяли также значительное место разработке содержания понятия «социальный прогресс». При всей ошибочности субъективного метода в социологии он тем не менее помог обратить внимание социологов на существование специфики социального познания.

1 О народничестве имеется весьма большая и неравноценная литература (см. Крайнева Н.Я. и Пронина П.В. Народничество в работах советских исследователей за 1953-1970 годы. Указатель литературы. М., 1971). За последние годы созданы новые исследования, относящиеся к этой теме. Разбирая их достоинства и недостатки, проф. A.Ф. Смирнов писал в журнале «Коммунист» (1971, №16), что «к сожалению, введение в научный оборот ценного фактического материала порой не сопровождается надлежащим его теоретическим осмыслением» (с.114). Очень немногие работы посвящены анализу философии и социологии народничества, среди них книги А.А. Галактионова и П.Ф. Никандрова «Идеология русского народничества» (Л., 1966); В.А. Малинина «Философия революционного народничества» (М., 1972) и В.Г. Хорос «Народническая идеология и марксизм» (М., 1972). Однако в интересной и глубокой монографии B.А. Малинина недостаточно учтена дифференциация социологии революционного народничества, ее распадение на ряд социологических течений.

2 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.47, с.229.

3 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.22, с.305.

4 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.1, с.295.

5 Зайчневский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия (Политическая реакция 80-х ‑ начала 90-х годов). М., 1970, с.35-81.

6 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.1, с.295.

7 Там же, с.262.

8 См. История русской экономической мысли, т.2, ч.II. М., I960, гл.21, 22; Гозулов А.И. История отечественной статистики. М., 1957, с.23-120; Творогова Н.А. Из истории русской дореволюционной статистики СССР, сб.IV. М., 1961, с.43-59.

9 Партия эсеров с начала своего образования в 1901 г. и до 1918 г., когда она окончательно выродилась в открытую контрреволюционную силу, претерпела ряд изменений, что сказалось и на ее идеологии. В.И. Ленин называл эсеров «мелкобуржуазной революционной интеллигенцией» (Ленин В И. Полн. собр. соч., т.9, с.195).

10 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.9, с.192.

11 Ленин. В. И. Полн. собр. соч., т.6, с.378.

12 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т.17, с.347.

13 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т.9, с.192.

14 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т.16, с.342.

15 Лавров П. Философия и социология. М., 1965, т.2, с.25, 26.

16 Там же, с. 639.

17 Там же, с. 643.

18 Там же, с.38.

19 Михайловский Н.К. Полн. собр. соч., тт.1-8, 10, 4 изд.; СПб, 1906-1914, т.4, с.69.

20 Михайловский Н.К. Полн. собр. соч., т.3, с.401, 402.

21 Кареев Н.И. Историология (Теория исторического процесса). Пг., 1915, с.23.

22 Плеханов Г. В. Избр. филос. произв., т.1. М., 1956, с.549, 550.

23 Лавров П. Задачи понимания истории. М., 1898, с.121.

24 Михайловский Н.К. Полн. собр. соч., т.6. с.100, 101.

25 Там же, с.101, 102.

26 Плеханов Г.В. Избр. филос. произв., т.1, с.554.

27 Михайловский Н.К. Полн. собр. соч., т.2, с.97.

28 Там же, с.97.

29 Лавров П.Л. Задачи понимания истории, с.131, 132.

30 Михайловский Н.К. Полн. собр. соч., т.1, с.150.

31 Плеханов Г.В. Избр. филос. произв., т.1, с.563.

12