Уголовный кодекс 1922

289

после закона 10 июля 1923 г. рассматривалось лишь в качестве служебного проступка, влекущего дисциплинарное взыскание (ч. 2 ст. 105).

Аналогично были изложены статьи о превышении и бездействии власти и должностной халатности. Таким образом, значительная часть должностных проступков перестала быть уголовно наказуемым деянием.

Важное изменение коснулось статьи о хулиганстве (ст. 176). Сессия ВЦИК разграничила хулиганство как административный деликт и хулиганство как уголовное преступление, причем сузила само понятие хулиганства, исключив, в частности, в определении этого преступления произнесение грубой брани как признак хулиганства[53].

Не менее важное значение имело разделение лесных нарушений на: 1) являющиеся уголовным преступлением и 2) не являющиеся такими.

Народный комиссариат юстиции в своем проекте, утвержденном Президиумом ВЦИК, предлагал провести разграничение по признаку однократности (административный деликт) или повторности (уголовное преступление) совершения нарушения[54].

Сессия после долгого обсуждения вполне основательно не согласилась с установлением такого критерия, так как и при первичном нарушении (точнее, при обнаружении лесонарушителя в первый раз) лесному хозяйству может 'быть причинен весьма значительный ущерб. Сессия приняла количественный критерий[55]: лесонарушение ни сумму до 15 рублей признано административным деликтом. Этот критерий сохранился и во всех действующих советских уголовных кодексах (чч. 1 и 2 ст. 85 УК РСФСР).

Сессия исключила ответственность за побег из места заключения, совершенный при отягчающих обстоятельствах (подкоп, взлом). Объяснительная записка к проекту изменений Уголовного кодекса отмену наказуемости «побегов

290

из мест лишения свободы, совершаемых хотя бы и со взломом материальных преград, но без насилия», мотивировала тем, что кара за побег — это фактически «кара за дурное состояние мест лишения свободы и плохой надзор тюремной стражи». По мнению авторов записки, «побег невозможен, если места лишения свободы отвечают своему назначению»[56].

Эту мотивировку нельзя признать удовлетворительной. Ошибочность решения об исключении уголовной ответственности за побег путем подкопа, взлома или повреждения стен и запоров видна хотя бы из того, что менее чем через год в проекте Уголовного кодекса 1925 г. Народный комиссариат юстиции восстановил ответственность за это деяние[57].

Нет необходимости подробно останавливаться на каждом из других перечисленных выше деяний, уголовная наказуемость которых была исключена сессией ВЦИК 16 октября 1924 г. Заметим лишь, что в некоторых выступлениях на сессии и в статьях, посвященных этим изменениям уголовного Законодательства, зачастую давалось непринципиальное объяснение этих мероприятий: они мотивировались необходимостью разгрузки судебных органов. Разумеется, одни эти соображения никогда не привели бы к исключению из советского Уголовного кодекса деяний; являющихся по существу своему в данное время общественно опасными.

Если деяние является общественно опасным и в силу этого борьба с ним должна вестись мерами уголовного наказания, эти меры применялись бы независимо от того, что преследование этого деяния увеличит работу суда. Обязанность суда — бороться с преступлениями, а не устраняться от борьбы с ними..

Изменение степени опасности многих деяний приводило к существенным изменениям в санкциях статей Уголовного кодекса. Так, например, законом 11 ноября 1922 г. была значительно усилена наказуемость самогоноварения и связанных с ним преступлений.

Усиление ответственности за умышленное истребление или повреждение имущества, принадлежащего государственным и общественным учреждениям, предприятиям и организациям, осуществленное декретом ВЦИК и СНК РСФСР от

291

24 августа 1925 г.[58], характерно тем, что закон, не ограничившись простым усилением санкций, разделил нормы, карающие истребление и повреждение названного имущества и имущества отдельных лиц, отнеся при этом первые к числу преступлений против порядка управления (новая ст. 92а). По тому же пути пошло законодательство, усиливая наказуемость хищений и растрат имущества государственных и общественных учреждений, предприятий и организаций. Особенно примечательно введение новой ст. 180а УК, предусматривающей наиболее тяжкие виды хищения государственного и общественного имущества, в какой бы форме это хищение ни, осуществлялось (кража, растрата и др.).

Другое обстоятельство, которое должно быть отмечено при упоминании ст. 92а,— это включение в качестве отягчающих обстоятельств тех последствий, которые вызвало истребление или повреждение имущества, каковы, например, приостановка и перерыв производства. Закон учитывал не только непосредственный вред, выразившийся в истреблении некоторого количества материальных ценностей, но последствия, которые вызваны этим истреблением. Таким образом, незначительный сам по себе ущерб, например перерыв провода, дает основание для признания деяния квалифицированным видом преступления, караемым лишением свободы на срок до трех лет с факультативной конфискацией имущества, если это деяние вызвало вредные последствия.

Взяточничество было весьма опасным явлением с первых дней Великой Октябрьской социалистической революции. В. И. Ленин не раз указывал на необходимость неуклонной борьбы с этим преступлением. По инициативе Ленина бил издан лично им отредактированный декрет 8 мая 1918 г. о борьбе со взяточничеством. В 1921 г., когда опасность взяточничества чрезвычайно усилилась в связи с попытками капиталистических элементов путем подкупа завладеть государственными ценностями и обеспечить условия развертывания частнокапиталистических форм хозяйства в ущерб Советскому государству и социалистическому хозяйству, В. И. Ленин отнес взятку к числу трех главных врагов, с которыми надо было бороться в тот период[59].

В Уголовном кодексе 1922 г. за взяточничество были

292

установлены суровые наказания вплоть до высшей меры наказания (ст. 114 УК).

Однако к осени 1922 г. обнаружилось, что опасность взяточничества не искоренена, что необходимо усиление всех форм борьбы с ней, в частности и уголовно-правовой борьбы. Опасность взяточничества в этот период замечательно охарактеризовал в беседе с корреспондентом «Известий ВЦИК» Ф. Э. Дзержинский, тогда помимо поста Председателя ГПУ занимавший и пост Народного комиссара путей сообщения. Ф. Э. Дзержинский отметил, что, «. . .к сожалению, взяточничество на железных дорогах стало бытовым явлением... Известная всем поговорка «не подмажешь — не поедешь» в применении к транспорту, увы, является сугубой правдой». Далее Ф. Э. Дзержинский указал, что существует дикое и невероятное явление — «подкуп одними советскими органами служащих другого, в данном случае НКПС», с целью незаконного протаскивания грузов, и что «различные частные транспортные общества, выскочившие на поверхность Нэпа, основой своей работы избрали путь подкупа — взятки». В заключение Ф. Э. Дзержинский сообщил о разоблачении целой компании нэпманов-взяточников, организовавшихся в так называемое общество «Трансунион», и, заклеймив малодушных людей, отчаявшихся в успехе борьбы со взяткой, выразил твердую уверенность, что общими усилиями безусловно удастся покончить с этим злом[60].

В циркулярном письме Ф. Э. Дзержинского, как Народного комиссара путей сообщения, от 11 сентября 1922 г. весьма глубоко вскрыт классовый характер взяточничества и его особая опасность в период перехода на мирную работу по восстановлению народного хозяйства. Ф. Э. Дзержинский писал: «Мы должны отдать себе ясный отчет в том, что взятка имеет глубоко классовый характер, что она есть проявление мелкобуржуазной, частнокапиталистической стихии, направленное против самых основ ныне существующего строя. Роль и значение взятки в пролетарском государстве и при царизме далеко не одинаковы. Если раньше она была общепризнанным и неизбежным явлением, одним из видов налога в пользу царского чиновничества, необходимым дополнением к установленному окладу жалования, вытекала из самой природы помещичьего государства, которое

293

рое приличия ради прикрывалось лишь видимостью «законов» против взятки, то теперь, наоборот, взятка противна всей сущности пролетарского государства, целиком направлена против него, является средством полнейшей дезорганизации государственного хозяйственного аппарата, переводом весьма солидных материальных ресурсов рабоче-крестьянской казны в «честный» карман спекулянтов.

В самом деле, разве не «кормлением» паразитов является, например, тот факт, что некоторые государственные тресты отпускают крупные суммы на проталкивание своих грузов на путях сообщения, тем самым развращая железнодорожников, и разве эти средства не могли бы быть израсходованы на прямые производительные нужды самих этих трестов или в крайнем случае переданы НКПС на предмет скорейшего упорядочения дела перевозок».

Далее, в письме приводится ряд случаев крупнейшего взяточничества, результатом которого было нанесение тяжкого ущерба государству и огромная выгода для частнокапиталистических элементов. В заключение, отметив, что «Партия и Советская власть заняты сейчас вопросом о мобилизации всех сил и средств для преодоления взяточничества во всех областях хозяйственной жизни Республики», письмо призывает работников транспорта к борьбе со взяткой и причинами, ее вызывающими, и дает конкретные указания о видах и формах этой борьбы[61].

Коммунистическая партия и Советское государство провели осенью же 1922 г. комплекс разносторонних энергичных мероприятий по борьбе со взяточничеством, учитывая повышенную опасность этого преступления. В числе этих мероприятий было осуществлено проведение специальной кампании по борьбе со взяточничеством и дальнейшее усиление кары за взяточничество и связанные с ним преступления. Декретом ВЦИК от 9 октября 1922 г.[62], изменившим ст. 114 и введшим новую ст. 114а, наказание за неквалифицированный вид взяточничества было установлено в виде лишения свободы на срок не ниже одного года с факультативной конфискацией имущества. За квалифицированные виды взяточничества наказание- — лишение свободы на срок не ниже трех лет, а при особо отягчающих обстоятельствах -

294

расстрел с конфискацией имущества. За дачу взятки и посредничество во взяточничестве установлены были в принципе те же наказания, что и за получение взятки.

[1] Материалы НКЮ, вып. VII, стр. 42

[2] Бюллетень 3-й сессии ВЦИК IX созыва, № 3, стр. 37.

[3] Уголовный кодекс РСФСР, М., 1922 г., проект Народного комиссариата юстиции.

[4] Бюллетень 3-й сессии ВЦИК IX созыва. № 3.

[5] Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 508.

[6] Там же стр. 394.

[7] В своем докладе на сессии ВЦИК Д. И. Курский, в частности, отмечал, что при классификации, принятой первым проектом HKЮ. неизвестно, куда, например, может быть отнесено убийство.

[8] Так, в УК РСФСР 1922 г., с изменениями по 1925г., из 35 статей, предусматривающих преступления против порядка управления, 20 статей содержали или для основного, или для квалифицированного вида преступления санкцию — с указанием низшего предела лишения свободы. При этом наряду с тяжкими преступлениями, отнесенными затем в 1927 г. к числу государственных преступлений общесоюзным уголовным законодательством, названную санкцию содержали и статьи, предусматривающие повторный или упорный неплатеж налогов или уклонение от повинностей (ст. 79), сопротивление власти без отягчающих обстоятельств и оскорбление представителей власти (ч. 2 ст. 86 и ст. 88), самовольное присвоение власти должностного лица (ст. 91), похищение документов (ст. 92), освобождение и побег арестованного (ст. ст. 94, 95). Из 15 статей о должностных преступлениях такая же санкция содержалась в 13 статьях. Из 19 статей о хозяйственных преступлениях 'указанная санкция содержалась в 16 статьях.

[9] Уголовный кодекс РСФСР, проект Народного комиссариата юстиции, М., 1922.

[10] Докладчик комиссии, выделенный сессией, объяснил следующим образом решение комиссии: «В комиссии пришли к заключению, чти в настоящее время было бы еще нецелесообразно введение только судебной репрессии за мелкие правонарушения» (Бюллетень 3-й сессии ВЦИК IX созыва, № 10, стр. 4).

[11] Д. И. Курский, докладывая сессии ВЦИК проект Уголовного кодекса, говорил: «Прежде всего Кодекс этот формулировал основное явление, с которым он борется, — преступление. Он -определяет преступления как явления, опасные для того строя, который мы защищаем». (Бюллетень 3-й сессии ВЦИК IX созыва, № 3, стр. 27).

[12] Материалы НК.Ю, вып. XI—XII, стр. 81.

[13] Материалы НКЮ, вып. X, стр. 46 и сл.

[14] Материалы НКЮ, вып. X, стр. 80.

[15] Там же, стр. 81.

[16] Там же, Приложения, стр. 3.

[17] «Ст. 6. При выборке рода и меры репрессии судьи руководствуются, прежде всего, степенью опасности преступника для общежития, т. е. установленной судом степенью вероятности совершения преступником новых правонарушений, так называемым опасным или антисоциальным состоянием его». Одним из источников опасного состояния признавалась врожденная ненормальность (ст. 9).

[18] Материалы НКЮ, вып. VII.

[19] «Вестник советской юстиции на Украине», 1922 г., № 2, стр. 72—73.

[20] СУ РСФСР 1923 г. № 48.

[21] «Стадия осуществления намерения совершающего преступление сама по себе не влияет на меру репрессии, которая определяется степенью опасности преступника» (ст. 20 «Руководящих начал»).

[22] Материалы НКЮ, вып. XI—XII, стр. 74.

[23] Там же.

[24] Там же, стр. 81.

[25] СУ 1921 г. № 49.

[26] СУ 1921 г. № 62.

[27] Материалы НКЮ, вып. X, стр. 47—53.

[28] Собрание циркуляров Пленума Верховного трибунала ВЦИК «а 1921 г., издание Верховного трибунала, М., 1921.

[29] Проект УК РСФСР 1921 г., выработанный Народным комиссариатом юстиции, делил преступления против жизни, здоровья и достоинства личности на десять видов. Кроме видов, известных УК РСФСР 1922 г., в проекте были такие виды этих преступлений: содействие самоубийству, незаконное лишение свободы, угрозы, ложный донос и лжесвидетельство. Телесное повреждение и насилие составляли два различных вида. Половые преступления именовались «преступлениями в области половой нравственности»

[30] Ленин, Соч., т. XXVII, стр. 143.

[31] Уголовный кодекс РСФСР, Проект Народного комиссариата юстиции, М., 1922 г.

[32] «Известия ВЦИК», № 69 от 26 марта, № 76 от 4 апреля, № 81 от 11 апреля 1922 г. В материалах печати указывалось, что «приговор трибунала должен явиться первым прецедентом по делам указанной категории и предметным уроком для многих».

[33] Постановление ВЦИК излагается по заметке в «Известиях ВЦИК» от 11 апреля 1922 г., № 81.

[34] См. Ленин, Соч.. т. XXVII. стр. 296—297.

[35] Бюллетень 3-й сессии ВЦИК IX созыва, № 8.

[36] СУ УССР 1919 г. № 9, ст. 114.

[37] См. М. М. Исаев, Особенная часть советского уголовного права, 1930, М., стр. 196—197.

[38] СУ 1922 г. № 72—73.

[39] СУ 1923 г. № 48.

[40] СУ 1922 г. № 72—73.

[41] СУ 1924 г. № 70.

[42] СУ 1922 г. № 47, 58.

[43] СУ РСФСР 1925 г. № 9, ст. 68.

[44] Там же.

[45] Это отметил и доклад о работе УКК Верховного суда РСФСР за 1925 г.: «С вопросом о наличии или отсутствии в действиях лица состава преступления тесно связан вопрос о принципах применения ст. 4а УПК, — статьи, которая по сво1й сущности скорее является нормой материального, чем процессуального права» («Еженедельник советской юстиции», 1927, № 2). Последующее включение материально-правовой части нормы ст. 4—а УПК в УК РСФСр подтверждает этот вывод УКК Верховного суда.

[46] Сборник циркуляров и важнейших разъяснений Пленума Верховного суда РСФСР, январь 1925 г. — май 1926 г., М., 1927, стр. 14—16.

[47] См. там же

[48] СУ 1923 г. № 48.

[49] Изложение и анализ изменений общего определения контрреволюционного преступления и отдельных составов этих преступлений см. в книге А. А. Герцензона и других авторов, Государственные преступления, М., 1938 г.

[50] См резолюцию XI съезда РКП(б) «О финансовой политике», ВКП(б) в решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, ч. I, ОГИЗ, 1940, стр. 427.

[51] Объяснительная записка к изменениям и дополнениям Уголовного кодекса РСФСР, ЕСЮ, 1924 г., № 35—36.

[52] См. СУ РСФСР 1924 г. № 79; 1925 г. № 29, № 70.

[53] Ср. проект изменений статьи 176 в объяснительной записке к изменениям и дополнениям Уголовного кодекса РСФСР (ЕСЮ 1924 г. № 35—36) и доклад комиссии на 2-й сессии -ВЦИК XI созыва. Бюллетень, стр. 434).

[54] ЕСЮ, 1924 г. № 35-36.

[55] Докладчик комиссии, излагая на сессии ВЦИК 16 октября 1924 г. изменение, внесенное комиссией в ст. 99 УК, говорил: «Основным в нем является то, что внесен признак стоимости, который сразу дает возможность провести грань между мелкими и крупными правонарушениями» (Бюллетень 2-й сессии ВЦИК XI созыва, стр. 433).

[56] Объяснительная записка, ЕСЮ, 1924, № 35—36.

[57] Проект Уголовного кодекса РСФСР с объяснительной к нему запиской, М., 1925, стр. 7 (объяснительная записка) и 64.

[58] СУ 1925 г. № 58.

[59] См. Ленин, Соч., т. XXVII, стр. 51.

[60] См. беседу Ф. Э. Дзержинского с корреспондентом «Известий» — («Известия ВЦИК» от 3 октября 1922 г., № 222 (1661).

[61] См. «Известия ВЦИК» от 6 октября 1922 г., № 225 (1664).

[62] СУ РСФСР 1922 г. № 63.