information_items_property_4699

§ 3. Основа социального служения Церкви

221

Христианское понимание истины можно выразить и другими, величайшими для христианина словами: «Христос Воскресе!» — поскольку в них заключена бесконечная перспектива жизни и одновременно конкретный и полный ее смысл. Он — в жизни, которая только будучи вечной приобретает свой смысл. Эта жизнь есть достижение совершенного познания и совершенной любви, являющейся синонимом Самого Бога, ибо «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог — в нем»

(1 Ин. 4, 16). Эта жизнь — невыразимое блаженство: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9).

Но богоподобная любовь — это не только нравственное и эмоциональное благо человека. Она является совершенным «инструментом» и познания самой Истины, и созерцания ее нетленной красоты, и постижения сущности всех творений.

§ 3. ОСНОВА СОЦИАЛЬНОГО СЛУЖЕНИЯ ЦЕРКВИ

Настоящий параграф является попыткой богословского осмысления одного из насущных вопросов жизни Церкви — той основы, на которой строится ее социальная деятельность. Тема эта вызвана прежде всего решением Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 2000 года, принявшего документ «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Как известно, этот документ — первый в истории Православия по данной тематике, и он вызвал большой резонанс

222	Глава IV. Религия и человеческая деятельность

всамых широких церковных и общественных кругах, как в России, так и за рубежом. Проблемы, поднятые

внем, касаются многих актуальных сторон социальной жизни, и авторитетное заявление по ним Собора имеет большое пастырско-каноническое значение.

Однако понимание истоков православного взгляда на социальную проблематику может оказаться недостаточно полным без уяснения других христианских точек зрения. Речь в данном случае идет о средневековой римско-католической и послереформационной, определившей фактически всю новейшую историю европейской цивилизации.

С.Н. Булгаков так оценивает эти два направления.

«Средние века и новое время, — пишет он, — настолько противоположны и вместе с тем настолько схожи между собой, как вогнутость и выпуклость одного и того же рельефа, рассматриваемого с разных сторон. Средние века утверждали только божественное начало в жизни… Стремясь во имя этого божественного начала задавить человеческое начало и его свободу, они впадали в «святой сатанизм»,

вхулу на Духа Святого (ибо «где Дух Господень, там свобода»). Напротив, новое время, в своей одно-

сторонней реакции против средневековья, склонно и совсем позабыть о божественном начале; всецело поглощенное развитием чистой человечности, оно стоит на границе безбожия, практически неудержимо переходящего в языческое многобожие, натурализм и идолопоклонство… Средневековье признавало безземное небо и только мирилось, как с неизбежным злом, с землей; новое время знает главным образом землю, и только для частного, личного

§ 3. Основа социального служения Церкви

223

употребления, как бы по праздникам в храме, вспоминает небо» 1.

Под средневековьем здесь Булгаков понимает главным образом эпоху после раскола 1054 г., когда утрата католицизмом связи с духовным опытом Вселенской Церкви привела к возникновению крайних форм аскетизма.

Переход от средневековой цивилизации к новой произошел на религиозной основе и был обусловлен прежде всего «коперникианским» переворотом Реформации в сотериологии. Если в католицизме человек для спасения должен был за свои грехи принести Богу соответствующее удовлетворение добрыми делами, подвигами, молитвами и приобрести надлежащие перед Ним заслуги, то Реформацией условия спасения были сведены к минимуму: не дела, не молитвы и тем более не аскеза, а вера — и только вера спасает человека. Сам он в деле своего спасения сделать ничего не может, поскольку и сама вера, единственно которой спасается человек, не от него зависит, но только от Бога. Человек, по выражению Лютера, есть не более как «соляной столб», «чурбан». Поэтому ни о каком его участии в деле спасения, ни о какой синергии не может быть речи — лишь Бог решает его судьбу. От человека, таким образом, просто ничего не требуется для спасения. Так наконецто был найден способ освободить себя от какой-либо работы над самим собой, от того, что на языке всех религий называется аскезой. Можно, оказывается,

1 Булгаков С. Средневековый идеал и новейшая культура// Два града. Т. 1. М., 1911. С. 169–170.

224	Глава IV. Религия и человеческая деятельность

спастись и не спасаясь. Большего «торжества разума» еще не было, вероятно, в истории религии.

Отсюда принципиально меняется оценка и всей мирской деятельности христианина, меняется сама мотивация труда. Вместо его католического понимания как наказания за прародительский грех («в поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3, 19) и средства выкупа им у Бога своих грехов в протестантизме труд становится свободной деятельностью, направленной только на удовлетворение земных потребностей. Ибо Христос уже выкупил каждого верующего от всех его грехов и верующему грех теперь не вменяется в грех. Труд приобретает лишь посюстороннюю ценность, исключающую какую-либо эсхатологическую значимость. Энергия духа, таким образом, уходящая у средневекового человека на аскезу ради достижения спасения, оказалась теперь полностью освобожденной. Весь ее религиозный пафос был перенесен с неба на землю — с целей духовных на жизненно-практи- ческие. Задача Церкви как общества верующих отныне свелась по существу к социальной деятельности.

Вполне понятно, к каким последствиям привела эта сотериологическая революция: грань между жизнью по Христу и языческой жизнью становилась все менее различимой. Тот же Булгаков писал: «Протестантизм, в противоположность средневековому католицизму, отправляется от принципиального уничтожения противопоставления церковного и светского или мирского, причем мирские занятия, гражданские профессии… рассматриваются как исполнение религиозных обязанностей, сфера которых расширяется, таким образом, на всякую

§ 3. Основа социального служения Церкви

225

мирскую деятельность» 1. Обычный, любой труд и, следовательно, сама земная жизнь и все ее ценности приобретают для верующего своего рода религиозный характер. Так происходит очевидный возврат к язычеству с его культом всего земного. На этой почве возникают богословские, религиозно-философские

ифилософские системы мысли, обосновывающие новый взгляд на смысл человеческой жизни и отношение человека к земной действительности. Материализм и атеизм явились логическим следствием этого процесса. Протестантские же церкви по существу превращаются в еще одно благотворительное ведомство в государстве.

Представленные концепции «безземельного неба»

и«бездуховной земли» обрели разные судьбы. Первая, рассматривающая тело как нечто презренное

изаботу о его нуждах чуть ли не как греховную, отошла в прошлое. Вторая же, для которой материальные потребности не только первичны, но в конечном счете и единственны в этом мире, бурно развивается

ив настоящее время совершает свое, можно сказать, победное шествие по христианскому миру. Слова Христовы: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33); «сие надлежало делать, и того не оставлять» (Мф. 23, 23), —

все более предаются забвению.

С богословской точки зрения эти позиции, если говорить о них в христологических терминах, можно охарактеризовать как монофизитскую и несторианскую. Православное же видение данного

1 Булгаков С. Народное хозяйство и религиозная личность. //Там же. С. 190–191.

226	Глава IV. Религия и человеческая деятельность

вопроса точнее всего можно было бы назвать халкидонским. Как известно, оросом IV Вселенского Собора 451 года в Халкидоне было определено, что во Христе Божественная и человеческая природы соединены «неслитно, неизменно, нераздельно и неразлучно». Тем самым осуждались идеи как поглощенности во Христе человеческой природы Божественной (монофизитство), так и их разделенности и автономности (несторианство). В контексте рассматриваемого вопроса это означает осуждение как одностороннего спиритуализма средневековья, так и фактического материализма Реформации. С этой стороны халкидонский догмат приобретает не только христологическое значение, но и экклезиологическое и сотериологическое и в этих последних служит основой для православного понимания характера социальной деятельности Церкви.

Но что представляет собой Церковь как субъект социальной деятельности?

Прежде всего обращает на себя внимание парадоксальность нераздельного и неслитного пребывания в ней, с одной стороны, святости и истинности Божественного, с другой — греховности и ошибочности человеческого. Это требует уяснения.

Церковь есть единство в Духе Святом всех разумных творений, следующих воле Божией и таким образом входящих в Богочеловеческий Организм Христов — «Тело Его» (Еф. 1, 23). Поэтому пребывание человека в Церкви обусловлено не просто фактом принятия им Крещения, Миропомазания и других Таинств, но и особой причастностью христианина Духу Святому. На этом настаивают все святые отцы.

§ 3. Основа социального служения Церкви

227

В Крещении верующий получает благодатное семя возрожденной Христом человеческой природы, т. е. лишь реальную возможность начала духовного роста. «Крещение, — пишет прп. Ефрем Сирин, — есть только предначатие Воскресения из ада» 1. Преподобный Симеон Новый Богослов изъясняет: «Уверовавший в Сына Божия… кается… в прежних своих грехах и очищается от них в Таинстве Крещения. Тогда Бог Слово входит в крещеного, как в утробу Приснодевы, и пребывает в нем как семя» 2.

Т. е. каждый крещеный лишь в той степени приобщается Духу Божию и пребывает в Теле Христовом, в какой он исполнением заповедей и покаянием очищает свою душу и смиряется. И сама Церковь пребывает в христианине лишь постольку, поскольку он жизнью своей дает в себе место Духу Святому. Так что степень причастности верующего Церкви, характер его членства в ней постоянно меняется и амплитуда колебаний может быть очень широкой. Об этом свидетельствует и разрешительная молитва, читаемая в Таинстве покаяния над членом Церкви: «Примири и соедини святей Твоей Церкви». Парадоксальность этой молитвы понятна. Член Церкви своими грехами изгоняет духа Божия и отпадает от Церкви — Тела Христова, но покаянием вновь приобщается Духу Святому и Церкви. Мера этого возвращения в лоно Церкви всегда относительна, она прямо зависит от искренности и глубины духовной жизни христианина.

Однако Церковью называется и видимое общество (организация) людей, имеющее единство веры,

1 Спасение и вера по православному учению. М., 1995. С. 60. 2 Цит. по: ЖМП. 1980. № 3. С. 67.

228	Глава IV. Религия и человеческая деятельность

Таинств, управления и возглавляемое епископом (или епископами, если говорить о Вселенской и Поместных Церквах). Членами ее являются все крещеные, не только искренние христиане, но и самые порочные и лишь канонически не исключенные из нее. Т. е. любая видимая Церковь всегда только отчасти соответствует Своему Первообразу, ибо далеко не все крещеные являются реальными членами Церкви — Тела Христова, осуществляют и выражают ее веру, оказываются верными свидетелями и исполнителями хранимой ею истины. Понимание этого имеет большое значение в рассмотрении социальной деятельности Церкви.

Степень ее спасительности полностью проистекает из понимания двух основополагающих истин христианской жизни: наибольшей и второй, подобной ей, заповеди о любви (Мф. 22; 38, 39). Однако христианское понимание любви далеко не всегда совпадает с общепринятым. По христианским критериям не любое внешне доброе дело является свидетельством любви, оказывается добром. То есть сама по себе благотворительная и другая социальная деятельность может и не быть выражением христианской любви. Иначе сказать, не все то, что по мирским стандартам есть добро, является добром с христианской точки зрения. Что же может не позволить внешне доброму делу быть истинным добром?

«Господь смотрит на сердце» человека (1 Цар. 16, 7), а не на его дела. Спаситель осуждает тех, которые «дела свои делают с тем, чтобы видели их люди» (Мф. 23, 5) и произносит в их адрес гневные слова:

§ 3. Основа социального служения Церкви

229

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведникам» (Мф. 23, 29);

«Горе вам, фарисеям, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей, и нерадите о суде и любви Божией: сие надлежало делать, и того не оставлять» (Лк. 11, 42).

Главнейшим свойством христианской любви святые отцы называют смирение, которое является основанием и ее чистой жертвенности, и действительного ее бескорыстия. По открытому Отцами духовному закону, вообще не может быть ни одной истинной добродетели там, где нет смирения. И это прежде всего относится к вершине добродетелей — любви. «Если высшая из добродетелей, любовь, — пишет свт. Тихон Воронежский, — по слову апостола, долготерпит, не завидует, не превозносится, не раздражается, николиже отпадает, то это потому, что ее поддерживает и ей споспешествует смирение» 1. Потому сподвижник прп. Варсануфия Великого прп. Иоанн Пророк говорил: «Истинный труд не может быть без смирения, ибо сам по себе труд суетен и не вменяется ни во что» 2.

Учение святых отцов говорит вполне однозначно: добрым делом является только такое, которое совершается с христианской любовью, т. е. со смирением. В противном случае оно утрачивает свою пользу и превращается даже во зло, поскольку не может, по апостолу, течь из одного источника сладкая и горькая вода (Иак. 3, 11). Об этом говорит и духовный закон,

1 Тихон Задонский, свт. Творения. Т. 2. М., 1899. С. 99. 2 Авва Дорофей. Душеполезные чтения. М., 1874. С. 262.

230	Глава IV. Религия и человеческая деятельность

открытый нам Самим Спасителем в следующих словах: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет и с этим злым родом» (Мф. 12, 43–45).

По изъяснению отцов, здесь говорится о том, что душа, очистившаяся в Крещении, но живущая не по-христиански, не занятая духом любви, оказывается вместилищем злейших, чем до Крещения, духов. Потому нередко верующие бывают хуже язычников. Причиной этого являются развивающиеся с особой силой в христианине от сознания своей значимости тщеславие, гордость, лицемерие и прочие страсти, обезображивающие его душу и превращающие его т. н. добро в мерзость пред Богом.

Иисус «сказал им: вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк. 16, 15).

Святитель Игнатий изъясняет это даже так: «Несчастен тот, кто удовлетворен собственною человеческою правдою: ему не нужен Христос» 1; «Делатель правды человеческой исполнен самомнения, высокоумия, самообольщения… ненавистью и мщением платит тем, которые осмелились бы отворить уста для самого основательного и благонамеренного противоречия его правде; признает себя

1 Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 4. СПб., 1905. С. 24.