ГОСЭКЗАМЕН / Шпоры / В-13_Социокультурный феномен провинции

Социокультурный феномен провинции

Провинция - традиционно имеет три этимологически зафиксированных значения:

- завоеванные римлянами вне Италии страны, которые управлялись римскими наместниками;

- единица административного деления в государствах (Китай, Италия, Франция, Испания, Россия с 1719 по 1795 г.);

- населенная часть страны (небольшой город, сельская местность), удаленная от столицы.

Определяющим среди новых (после первоначального, в Древнем Риме) значений понятия провинции является баланс представлений о подвижности, динамичности, с одной стороны, и устойчивости, заторможенности, с другой стороны. Отсюда определяются типы функций:

- функция оппозиции: чиновник стремится противостоять верховной власти, создаются условия для прогресса тех областей культуры, которые находится вне столичных стандартов, сберегается, сохраняется, даже развивается то, что не получило поддержки в столице, но обладает существенными перспективами;

- функция самобытного, самостоятельного развития: актуализируются местные традиции, развиваются культурные связи пограничных национальных регионов;

- функция «эха», отклика на явления культуры, происходящие в другом регионе или в столице: адаптируются столичные влияния; на их основе формируются собственные образцы существующих в столице художественных и иных направлений, которые впоследствии могут быть востребованы в столице.

Важным является постижение культурного смысла «провинциальности» - отсутствие динамики, мир культурной традиции и инерции, мир, не способный принципиально самообновляться, но в то же время возможность проявления личностных начал и ценностей, т.е. то, что относится не к столицам.

Таким образом, провинция – особый социокультурный феномен, хранитель консервативных ценностей, архаического сознания. Причины - свободное движение капитала и производительных сил, резкое обновление средств массовой информации и коммуникации. За центром государства в этом случае остаются функции внешнеполитические, культурно-символические, ускоряются процессы дифференциации, что приводит к консервации провинциального «комплекса».

Из этого можно выделить уровни изучения провинциальной культуры России:

- социально-экономические условия возникновения и функционирования провинциальной культуры;

- роль государства в российском историко-культурном процессе;

- особенности провинциального сознания/менталитета;

- социальные характеристики провинциального пространства;

- духовный потенциал российской провинции;

- аксиология провинциальной культуры;

- отличия русской провинции от мировой.

Исторические представления о русской провинции охватывают период, начавшийся в Московском государстве XVII века: дворянство делилось на две части: московское, привилегированное, входившее в состав Государева двора, - и городовое, представители которого служили в составе уездных дворянских корпораций («городов»). «Городовые» дети имели статус ущербный по сравнению со столичными боярами, хотя им предоставлялась возможность изменения статуса при получении службы в столице (выборное дворянство или чины Государева двора). Но уже во второй трети XVII века эта тенденция пресеклась и сложилась антитеза: уездные дворяне и московские люди.

Для России традиционным стало внимание к взаимоотношениям столицы и провинции - типично для имперского сознания. В XVIII в. обнаруживается и первый «человек из провинции», когда в России складывается имперская атрибутика, а в лексиконе укрепляется само слово провинция. Появление провинции в современном смысле можно отнести к периоду царствования Петра I. Именно тогда периферийные города превращаются в административные центры; в столице сказывается влияние европейской культуры, оно закрепляется там в противовес сохраняющейся в неприкосновенности на периферии народной, традиционной культуре. Отсюда делается вывод о формировании в России двух субкультур: столичной как инварианта европеизированной и провинциальной как инварианта традиционной. Можно сказать, что в отношении к Европе Петербург - провинциал первой руки, Москва - второй, а остальная Россия - третьей.

Слово «провинция» стало своего рода метафорой, выражающей морфологию российского социально-географического и культурно-исторического пространства. Потому в понимании большинства жителей Российской империи провинция и Россия стали синонимами. В сознании жителей России представление о провинции утвердилось в двойственном качестве: оно имеет уничижительный оттенок отсталости, удаленности от центров цивилизации; в то же время существует подспудное убеждение, что именно в провинции сохранились здоровые традиции русского народа, в силу чего именно оттуда можно ожидать импульс возрождения России.

Философские интерпретации культурного феномена «провинции». Понятие провинциальной культуры сформировалось в России на основании однозначного противопоставления ее культуре столичной, официальной. Принято считать, что провинциальная культура интегрирует региональные традиции населения, его обычаи и образ жизни, выражает определенный стереотип мышления.

Признаками провинциальной культуры можно считать:

- усиление значения национально-психологических особенностей восприятия действительности;

- формирование языковой специфики, в том числе диалектизмов и просторечий;

- наличие местных, региональных традиций, обычаев, нравственно-психологических установок и оценок;

- наличие своеобразных институтов власти, пребывание местных и одновременно общероссийских знаковых фигур - художественных и научных гениев, а также пассионариев.

Нравственно-психологические представления о русской провинции в художественной, философской, культурной традиции. Провинция в России может пониматься как состояние души человека. На бытовом уровне «провинциальное» понимается как патриархально-родовое, часто - матриархальное, как традиционное, даже архаическое, но обладающее ценностно-нормативными и сакральными характеристиками. Это своего рода изоляция, самодостаточность духовного мира русской провинции в сочетании с нежеланием замкнуться.

Для человека из провинции характерна попытка преодоления внеличного (как столичного) менталитета через осмысление собственной провинциальности.

Пространство русской культуры выступает как ареал распространения данной культуры, не совпадающий с географическими, административными границами, а также с границами компактного расселения русских.

Хронотоп русской провинции это и пространство, и время, и настроение.

Пространственные характеристики провинции простираются не только в горизонтальном, но и в вертикальном измерении, «опуститься» в провинцию означало умереть. Прибытие из центра на периферию выглядит как спуск, погружение. Провинция по отношению к Москве расположена внизу, появляется такой публицистический штамп, как «глубинка».

Временной аспект хронотопа провинции: стояние как бы вне времени. Вне времени по определению пребывает инерционная провинция, в то время как в столице царит культ нового.

Принцип соотнесения провинции со всем остальным миром. В европейской культуре - неважно, где, важно, как и кто. Русский человек к месту обычно «приговорен», ностальгирует, стремится за пределы круга.

Хронотоп русской провинции как культурного феномена отчетливо выявляется в местонахождении одного из главных символов – театра. Особенностью бытия провинциального искусства становится то, что взаимоотношения «талантов» и «поклонников» носят сугубо приватный характер. Театральные реалии распространяются во времени и выстраиваются в цепочку доказательств размытости духовного понятия провинции при четкости его географических рамок.

Нравственно-психологический аспект понимания русской провинции опирается на специфику российского менталитета. Менталитет русского провинциала - страх перед замкнутостью и интуитивная тяга к сохранению «гнезда»; стремление к «другим берегам» («к перемене мест») и страсть к превращению любой чужбины в повторение усадьбы, улицы, дома; достоинство и самоуничижение, размах и мелочность; высота духа, традиционно ожидаемая только от столичных жителей.

Географическое пространство провинции подвижно: это всегда то место, где житель сейчас находится, ставшая привычной среда обитания.

К концу XIX века, когда понятие о русском интеллигенте обретает законченные очертания, особенно остро воспринимается вопрос о соотношении интеллигентности и провинциальности. Интеллигент-провинциал стыдится своих провинциальных корней, стыдится города.

В провинции интеллектуал почти всегда маргинал, его идеи и поступки оказываются либо невостребованными, либо неоцененными, привычным становится мотив избранничества и обделенности жизнью в одно и то же время. Для него характерны чувство вины, скука, одиночество, разочарованность и утомляемость, переходящие в чрезмерную возбудимость, чувство одиночества.

Особый нравственно-психологический смысл имеют судьбы творцов, так или иначе связанных с русской провинцией. Это носители высшей духовности, эталоном интеллигентности, пассионарии, способные воплотил в себе такие традиционные особенности русской интеллигенции, как: рефлексия по поводу своего права на чье-либо внимание или материальную поддержку; несвершенность личности и нереализованность стремлений; высокомерие в сочетании с непризнанностью. По социально-экономическому положению он приближается к люмпену, по психическим свойствам является невротиком, по темпераменту чаще всего - меланхоликом, по типологическим признакам - интровертом.

Особый смысл в психологическом портрете представителя русской провинциальной культуры приобретают его взаимоотношения с европейцами. Для самоощущения русской интеллигенции традиционно особое отношение к драматическому положению России между Востоком и Западом, между темным прошлым и туманным будущим. Она испытывает презрение или нелюбовь к западной цивилизации за то, чем не владеет русский. Однако русские и за границей создают свою «провинцию» как локальное духовное и даже бытовое пространство. Покинув родину, которая могла раздражать своей провинциальностью, русский художник творил «там» фрагмент своей провинции, своего, отдельного от всего мира бытия. Так возникают представления о внутренней провинции и внутренней «загранице». Русского интеллигента раздражала «внутренняя» азия, когда «азиатчина» становилась определением духовного качества провинциальной жизни, замкнутой на собственных интересах, лишенной широты и тонкости миропонимания.

В русской традиции особенно отчетливо актуализировался тот факт, что смысл понятия «провинция» определяется через оппозицию к понятию «столица».

Первое - это все, что отдалено от города, вернее - от столицы, от поверхностных признаков цивилизованного быта. Второе - провинция отстает от столиц в количественных масштабах. Жизнь рассматривается как проявление более низкого уровня культуры, вне передовых культурных образцов, вне новых умений и потенций усвоения этих образцов, в контексте прошлого, а не будущего.

Своеобразие антитезы столицы и провинции заключается в том, своя провинция есть и в столичных городах: в Москве - Замоскворечье, в Петербурге - Коломна или Выборгская сторона. Отсюда следует, что рядом с оппозицией «столица - провинция» сложилась и другая оппозиция: «Петербург - Москва и провинция».

В рамках этой оппозиции принято считать, что петербургская культура росла на слишком узкой социальной базе, в отличие от культуры провинциальной, что в столице невозможно понять и оценить нужды русской деревни. С другой стороны, либеральное направление мыслей было особенно активно именно в российских губерниях.

К началу XX века культурный разрыв между «верхами» и «низами» как дистанция между Петербургом и «всей Россией» стал заметно уменьшаться. Провинция все больше стала выступать в качестве резервного фонда для культурной жизни столицы, как своего рода «свежая варварская кровь», как рабочая сила, олицетворяющая энергию ума и дерзость творческого поиска.

Особенности тоталитарного режима в России обозначили ситуацию резкого давления центра на жизнь страны, когда качественные характеристики столичной культуры определяются не только высоким уровнем, но и консерватизмом, несоответствием общему уровню культурного прогресса. Тоталитарное, жестко иерархическое общество культивирует «географические предрассудки», ведущие к унижению личности провинциала, укреплению у него чувства несвободы и комплекса неполноценности. Государственная и культурная столицы не совпадают в полной мере (такова ситуация культурной жизни Советского Союза в 1960—1970-х годах, когда Ленинград был не менее значимым театральным, кинематографическим, музыкальным, музейным центром страны, чем Москва).

Существенным отличием столицы и провинции в XX веке остается различие объемов пространства для маневра. Для провинции традиционным является стремление из провинции в столицы; заметно сокращается в силу экономических причин и внутрипровинциальная миграция, возрастает и изоляция провинции: в отличие от существовавшей в тоталитарном государстве квоты на участие в столичных вернисажах (показ в столице как форма поощрения) стала настойчиво внедряться мысль о самодостаточности провинции.

Современное состояние и современные взгляды на русскую провинцию основываются на закрепившемся представлении о провинции не только в ее географическом или социально-экономическом, сколько в духовном значении. Если «провинция» как специфически локализованное пространство духовной жизни - понятие, едва ли окруженное романтическим ореолом, то «провинциализм» для России - явление сугубо негативное.

Отдельную проблему современной провинциологии составляет язык русской провинции, функционирующий на определенной территории. При становлении нормы литературного языка в качестве ориентира всегда выступает язык столицы. Наиболее ярко региональные особенности представлены в разговорно-бытовом стиле речи и просторечии. Таким образом, языковой спецификой провинциальной культуры является относительно более широкая представленность в ней элементов разговорного языка, диалектизмов и просторечий.

Социокультурные характеристики современной российской провинции заключаются прежде всего в том, что столица утрачивает лидирующую роль в жизни страны. Образ жизни, составляющий стабильную основу социокультурных процессов, несущественно отличается в некоторых региональных центрах от московского. Важной особенностью является и то, что утрата столицей своего лидирующего положения сказывается в изменении отношений с главными городами регионов. В этой связи остро стоит вопрос о том, насколько такой региональный центр способен восполнить ослабевшее значение столицы всего государства; это оказывается возможным при возрождении прежде не развивавшихся или заторможенных в своем движении потенций. Отмечено также, что небольшие города столичного региона живут более насыщенной культурной жизнью, чем аналогичные населенные пункты провинции.

Русскую провинцию необходимо рассматривать как исторически сложившийся культурный феномен с собственно этносоциальной окраской. Отсюда вытекают представления о провинции как:

• плодотворной для личности почве; средоточии серьезного духовного потенциала нации; среде обитания чистых (наивных, «неиспорченных») людей;

• среде рутинной, консервативной; среде, готовно вбирающей, но медленно отдающей накопленные ценности;

• пространстве, одновременно «уютном» и чрезмерном, оберегающем и давящем, трагическом и комическом, открытом для восприятия и загадочном для понимания.