Заславская_Новосибирская_школа

Институту экономики и организации промышленного производства СО РАН

Заметное место в истории ИЭнОПП занимает академик Т. И. Заславская, с именем которой тесно связано становление сибирской социологической школы. Татьяна Ивановна делится с читателями воспоминаниями о том, как это происходило, и своей оценкой российских реформ.

новосибирская социологическая школа: установка на модернизацию экономики и общества

Беседа с академиком РАН Т. И. Заславской

-Татьяна Ивановна, как получилось, что Вы москвичка, сотрудник престижного московского академического института, переехали в Новосибирск?

-После окончания МГУ я 12 лет работала в Институте экономики АН СССР в Москве, занимаясь проблемами оплаты труда в колхозах. Меня интересовал тогда механизм выживания колхозного сектора в условиях, когда труд практически не оплачивался. Хотелось более интенсивной работы, решений более сложных задач. Как раз в это время до меня стали доходить слухи об организации экономического института в Новосибирске, об Абеле Аганбегяне, как о совсем молодом и чрезвычайно талантливом человеке, который собирает вокруг себя способных экономистов и якобы интересуется мною. И когда Абел Гезевич зашел ко мне познакомиться, ему было не так уж трудно уговорить меня съездить хотя бы на пару дней в новосибирский Академгородок. Я действительно слетала туда, познакомилась

ссотрудниками, поняла, что хочу там работать. И уже через десять дней стала сотрудницей ИЭиОПП.

-Как складывалась тематика Ваших исследований?

-В это время руководство Новосибирского обкома партии настоятельно просило институт изучить причины массового оттока сельского населения в города. Мне поручили заняться этой темой, для чего была создана небольшая рабочая группа.

Обком партии поставил перед нами вопрос: почему люди так интенсивно уезжают из деревни? В сущности, ответ был прост: из-за громадного разрыва в уровне и образе жизни городского и сельского населения. Чтобы сбалансировать условия жизни в городе и деревне, подтянуть сельский образ жизни к городскому, следовало уравновесить преимущества жизни в селе с преимуществами, существовавшими в городе, чтобы эти среды, оставаясь разными, были в то же время равноценными, с позиций качества жизни населения. Как подойти к решению этой задачи методологически? Прежде всего, надо было определить, что такое «деревня», а затем исследовать ее основные элементы и связи.

В 1967 г. в ИЭиОПП был создан отдел социальных проблем труда и формирования трудовых ресурсов, работавший под моим руководством. А в нем был довольно большой сектор социальных проблем города и деревни, который и взялся за эту задачу.

Сектор был вовлечен в две более широкие программы. Одна - международный проект «Будущее деревни в индустриально развитых обществах», вторая возникла в связи с поручением Совмина СССР Академии наук СССР исследовать проблемы и перспективы демографического и экономического развития советской деревни с 1975 до 1990 и 2000 гг. На Совмин, в свою очередь, «нажимал». Комитет по градостроительству СССР, работавший над Генеральной схемой расселения населения СССР на перспективу 15-25 лет. Работникам этого Комитета необходимо было знать вероятную численность населения деревни, а также, какие поселения останутся, как жители села распределятся между регионами, типами поселений и прочее, чтобы определить программу строительства школ, объектов социальнокультурного назначения, жилья. Президиум АН СССР создал солидную комиссию из специалистов разных отраслей - экономистов, социологов, географов, демографов, врачей, историков. К ее работе было привлечено не менее 60 человек.

Наиболее интересным применением системной методологии изучения деревни стала социально-математическая модель советской деревни, с помощью которой можно было получать комплексные прогнозы ее состояния. В качестве входных показателей мы брали состояние производственной сферы села, считая, что если будет расти производительность сельскохозяйственного труда, то село будет богатым, можно будет строить, развивать социальную инфраструктуру, удерживать больше молодежи в селе. В конце концов мы выделили три основных варианта

развития села, я доложила о них на заседании Президиума Академии наук. Сейчас было бы самое время проверить точность наших прогнозов, если бы жизнь не пошла по самому плохому варианту: производительность сельхозтруда в этот период не росла, а падала непредусмотренно высокими темпами, колхозы и совхозы почти распались, их доля в производстве сельскохозяйственной продукции снизилась с 7075% до 52%, остальное дают личные подсобные хозяйства семей, базирующиеся на тяжелом ручном труде. Это очевидный регресс.

Работа с моделью заставила нас серьезно заняться социальными проблемами экономики. Хотелось разобраться, почему все-таки у нас и «крокодил не ловится», и «не растет кокос»? Так возникла тематика социологического изучения хозяйственного механизма советского АПК.

Сибири же умели закрывать глаза на идеологию и проводить исследования, полезность которых очевидна. Помогало то, что Академгородок располагался в трех тысячах километров от ЦК КПСС и в тридцати километрах от Новосибирского обкома партии...

Наконец, Сибирь, как интенсивно осваиваемая территория с огромным количеством мигрантов, высокой подвижностью населения и массой социальных проблем была более чем благоприятным объектом для изучения социальных процессов. В те годы это был своеобразный «живой муравейник», здесь сама жизнь требовала исследований текучести рабочей силы, миграции населения, жизненных ориентации молодежи, бюджетов и балансов времени населения и т. п.

Надо сказать, что Абел Гезевич быстро понял актуальность социологической науки и стал большим ее адептом. Он понимал, что хотя экономика, возможно, и царица общественных наук, но - без учета социальных и социокультурных факторов - неполна. Меня именно он повернул в сторону социологии. Причем я сопротивлялась, потому что к тому времени была уже доктором экономических наук, а социология была для меня terra inkognita. Начинать все с азов не хотелось, но в конце концов я решила попробовать, а новая наука оказалась такой интересной, что я ею искренне увлеклась...

-В те времена речи об отставании сибирской социологии, видимо, не было?

-Когда мы начали работу в этом направлении, в Институте философии АН

СССР в Москве уже существовал сектор исследования новых форм труда и быта, позже реорганизованный в отдел конкретных социальных исследований, возглавляемый Г. В. Осиновым. В конце 60-х годов этот отдел выделился в самостоятельный Институт конкретных социальных исследований. Там собрались ученые, хорошо знавшие друг друга, притершиеся друг к другу, в основном с философским образованием в области исторического материализма. До поры до времени мы учились у них. Но новосибирское направление заняло особое место прежде всего потому, что предметом наших исследований была экономическая социология. Таким образом, у нас была собственная ниша. До начала 70-х годов мы спокойно соревновались с московским Институтом социологических исследований, находясь примерно на одной ступени развития, но каждый в своей области. После 1972 г., когда директором Института в Москве стал М. Н. Руткевич, который быстро навел «идеологический порядок», разогнав всех наиболее известных социологов, каждый из которых устроился там, где смог, сильный, воодушевленно работавший московский коллектив распался. Над нашей головой такой грозы не было, мы стали в определенном смысле лидировать. Появился и привлек внимание такой феномен, как Новосибирская социологическая школа, специалисты стали с интересом читать выходившие в Новосибирске книги. Как мне рассказывали, в библиотеке ЦК КПСС, получавшей по четыре обязательных экземпляра всего, что издавалось в стране, за нашими книгами всегда была очередь. Конечно, кто-то стремился прочесть их с тем, чтобы обнаружить «крамолу» и донести о ней наверх, но и в ЦК было много людей,

которым просто хотелось узнать правду о том, что происходило в стране. А наши книги обычно были информативны.

-Социология - наука непростая. Ее нередко используют как средство манипуляции сознанием людей. Видимо, зачастую получаемые выводы зависят от личности исследователя. Какие принципы в этой связи исповедовались представителями Вашей школы?

-Основное, к чему мы стремились, - это истинность получаемого знания. Конечно, этот принцип довольно расплывчат, до «истины в последней инстанции» добраться трудно... Но, во всяком случае, мы никогда не шли на компромиссы, чтобы кому-то угодить, получить желаемый результат. Этот этический принцип неукоснительно соблюдался, со временем он просто органично вошел в сознание коллектива и не нарушался. Если же говорить о непреднамеренных ошибках в нашей науке, то они могут возникать за счет небрежности. С ней у нас велась бескомпромиссная борьба, и многие люди не выдерживали предъявляемых требований, переходили туда, где полегче.

Второй особенностью нашей школы было изучение целостных явлений, которые могут служить объектами управления. Своеобразие нашим работам придавал и сам предмет исследования: социальные процессы, связанные, прежде всего, с развитием экономики. А с начала 70-х годов все сильнее начала проявляться тяга к системным методам исследований. Когда изучаешь какой-то процесс изолированно, то не можешь его прогнозировать, поскольку не знаешь его «входов»

и«выходов», не представляешь, как он встроен в более широкую систему. Ты можешь совершенствовать одни стороны объекта, а негативные последствия этого неожиданно проявятся в других местах. Мы, например, вначале пытались разработать рекомендации, как развивать отдельные элементы села: производство, личное подсобное хозяйство, домашнее хозяйство и т. д. Но вышло, что одни рекомендации противоречат другим из-за несистемного перехода. Нельзя управлять левым рукавом пиджака... Поэтому и была разработана методология системного изучения деревни. Это позволило, кроме всего прочего, интегрировать научный коллектив, поскольку люди стали сильнее, чем прежде, «чувствовать локоть» друг друга.

Характерная черта наших исследований - широкое применение математических методов. Сначала было сильное увлечение ими, как своего рода панацеей, обеспечивающей эффективность исследований, но потом это увлечение схлынуло, а способность пользоваться этими методами, как средством решения конкретных задач, осталась и прочно закрепилась.

У нас были очень широкие международные связи, они помогали держаться на уровне современности, позволяли видеть совсем другую действительность, расширяли общий горизонт.

Отрадно, что наши усилия дали свои плоды, в Сибири при нашем участии сформировались замечательные специалисты. Из моих прямых учеников это Е. Е. Горяченко, Л. А. Хахулина, М. А. Шабанова, О. Э. Бессонова, А. Я. Троцковский.

-А как бы Вы оценили современную общественную ситуацию в России?

-Ситуация сложная, в двух словах ее не оценишь. С момента провозглашения перестройки прошло уже 13 лет, да и радикальная либерализация экономики продолжается более 6 лет. В общем, это достаточный срок для подведения некоторых итогов преобразований.

Главными сдвигами в политической сфере стали: ликвидация монопольной власти КПСС, создание органов власти президентской республики, начало разделения властей и активное освоение азов плюралистической демократии - многопартийности, свободных выборов, гласности, свободы печати, опросов общественного мнения, референдумов и т. д.

Но пока демократизируется скорее форма, чем содержание политических институтов. Бюрократическая машина, созданная КПСС и служившая ее интересам, еще больше укреплена и расширена. Исполнительная власть решительно доминирует

инад представительной, и над судебной. Уровень самоорганизации населения очень низок, интересы массовых групп и слоев слабо осознаны. Формирование структур гражданского общества наталкивается на сопротивление бюрократии и на политическую пассивность граждан. Новые партии не имеют прочной социальной опоры и не пользуются авторитетом. Свобода слова и печати все сильней ограничивается экономической зависимостью СМИ от крупного капитала.

Вправовой сфере наведен некоторый порядок: принята новая Конституция, несколько новых кодексов, сотни законов, многие тысячи подзаконных актов. Расширены политические права и свободы людей, граждан перестали преследовать за взгляды и убеждения. Жизнь в России во многих отношениях стала свободней, чем прежде. Вместе с тем в общественной практике царит правовая неразбериха. Действующие нормы часто противоречат друг другу, важные области общественных отношений выпадают из правового регулирования. Страну буквально захлестнул вал преступности, с которым правосудие не справляется. Всеобщее распространение получила коррупция, которая часто перерастает в прямое сращивание власти с криминальными структурами.

Преобразование экономических отношений выразилось, прежде всего, в

приватизации средств производства и развитии частного предпринимательства. Место централизованного планирования экономики заняли рыночные механизмы, косвенно регулируемые государством. Резко сузилась сфера государственного регулирования и выравнивания доходов, обеспечения занятости населения. Постепенно формируется рынок труда, что должно способствовать мотивации к повышению образования и квалификации.

Однако в целом экономические реформы в России трудно назвать успешными. Предполагалось, что приватизация производства даст мощный импульс его росту, но этого не случилось и вряд ли скоро случится. На деле произошла практически безвозмездная передача громадных государственных ресурсов в собственность бывшей номенклатуры и верхнего звена бюрократии, т. е. групп, не мотивированных к предпринимательской деятельности и не имеющих нужного опыта. В результате большая часть этой собственности не приносит обществу никакого дохода, а масштабы спада производства по сравнению с 1991 г. оцениваются разными авторами от 30% до 55% ВНП.

Не получил существенного развития и механизм конкуренции, так как большинство региональных и национальных рынков, не успев возникнуть и окрепнуть, были захвачены и разделены между гигантскими монополиями и организованными преступными сообществами.

Большая часть рынков труда носит локальный характер - общенациональный же рынок рабочей силы, способствующий ее переливу на те участки, где она нужнее, еще не сложился. Территориальная мобильность работников тоже ограничена из-за слабого развития рынка жилья и чрезмерной дороговизны транспортных услуг. Все это ведет к росту безработицы, придавая ей застойный характер.

Вцелом институциональные реформы носят, на мой взгляд, половинчатый характер. Бесспорно, в обществе произошли громадные изменения. Но социальные

икультурные итоги реформ оказались не только иными, но и во многом противоположными тому, к чему стремилось и чего ожидало общество.

Преобразования «разворошили» наше общество и усилили процессы социальной дифференциации. Некоторая часть граждан смогла заметно повысить свой материальный статус, у большинства же он резко снизился.

Главным социальным итогом реформ стало резкое углубление разрыва в

положении «верхов» и «низов» общества. Собственность и доходы правящих групп не просто выросли, а приобрели новое качество: на фоне сокращения реальных доходов большинства россиян в 1,3-1,5 раза, в стране появились долларовые миллиардеры. А приблизительно треть семей оказались за чертой бедности. Доходы 10% самых богатых россиян в 20-25 раз превышают доходы 10% наиболее бедных.

Распределение доходов в современной России не обеспечивает поощрения эффективной деятельности, не связано с ее общественно-полезными результатами. Согласно опросам общественного мнения, экономический успех определяется в нашем обществе, в первую очередь, наличием нужных социальных связей, занятостью в органах управления, банках и монополистических корпорациях, возможностью перекачивать в свою пользу государственные, ресурсы, неразборчивостью в способах действия, участием в рискованных полукриминальных махинациях. Уровень и характер образования, квалификация, профессионализм, личные способности и таланты, не говоря уже о трудолюбии, играют много меньшую роль.

-А что Вы можете сказать о «вертикальной структуре» российского общества?

-Верхний слой нашего общества составляют политики, верхушка бюрократии

исобственники крупного капитала. Они сосредоточивают в своих руках всю власть и 75-80% собственности. Преобладают выходцы из первого и второго эшелонов центральной и региональной номенклатуры, а также из теневой экономики. Ценности

имотивации правящей элиты и верхнего слоя пока носят узко эгоистический характер - это власть, деньги, высокий социальный статус. Важные характеристики этих слоев: сравнительно узкий социальный кругозор, политический эгоизм, временщичество, равнодушие к нуждам России и россиян. Высока криминализация, тенденция к обособлению от общества, замыканию в своем составе и на своих интересах. Соответственно низок модернизационный потенциал.

Что касается российского среднего слоя, то сегодня он находится в сравнительно ранней стадии формирования. Пока это скорее стремящаяся к обособлению верхушка базового слоя, чем зрелый и целостный элемент социальной структуры. Скорее, статистическая совокупность, чем действительная социальная общность: высокое благосостояние здесь может сочетаться с низкой культурой, владение крупной собственностью - с непрофессионализмом, а высокое образование - с низкими доходами. Но этот слой отличается наивысшим модернизационным потенциалом, активным участием в реформах, успешной адаптацией к их результатам. При благоприятных условиях он может стать главной движущей силой

исоциальной опорой модернизационных реформ, но пока что практически заблокирован.

Базовый слой, к которому относятся около 2/3 россиян, озабочен, прежде всего, адаптацией к новым условиям ради выживания. Его трудовой и деловой потенциал меньше, чем у среднего слоя, демографический состав менее благоприятен. Именно здесь мы находим главных жертв безработицы, бедности, нищеты, задержек зарплаты, свертывания социальной инфраструктуры. Широко распространены множественная (двойная, тройная) занятость, большие личные подсобные хозяйства, самообеспечение бытовыми услугами и т. д. Модернизационный потенциал базового слоя общества в современных условиях невысок.

Все это говорит о том, что проведенные реформы пока не содействовали заметной модернизации российского общества. Их главными результатами стали, с одной стороны, укрепление личного положения новой элиты и госбюрократии, а с другой - кризис экономики и социальная дестабилизация общества, брошенного своими лидерами «на полпути через пропасть». В кризисном состоянии находятся

все социальные отрасли экономики - образование, здравоохранение, наука, культура. Я согласна с теми учеными, которые настаивают на существенной коррекции реформ, которая обеспечила бы их позитивное завершение. Но реальный

модернизационный потенциал российского общества невелик, люди устали и разочарованы. В этих условиях ожидать нового витка успешных либеральнодемократических реформ можно лишь по прошествии определенного времени.

Пока же наиболее вероятна стихийная эволюция общества, направления которой будут определяться противоборством различных социально-политических сил.

Подготовила к печати корр. «ЭКО» Л. ЩЕРБАКОВА