Аблеев С.Р. Философия науки. Вводный курс

191

Таким образом, Пол Фейерабенд поставил под сомнение возможность однозначной методологической демаркации истинной и ложной теории на этапе выбора альтернативных линий дальнейшего развития той или иной сферы научного знания. Он выступил с резкой критикой догматизма в представлениях о развитии научного знания у Поппера и Лакатоса, что было, может быть, не совсем убедительно.

Тем не менее, он вполне обоснованно отметил, что всякая теория и методологическая стратегия имеют свои эпистемологические пределы, которые научная мысль должна предполагать и учитывать в последующих теоретических построениях и эмпирических исследованиях. Поэтому тезис о свободе научной мысли и широкой пролиферации научного знания вполне заслуживает своего дальнейшего философского осмысления.

5.5. Концепция личностного знания

Рассматривая теории развития научного знания, невозможно обойти взгляды английского философа, физика и химика венгерского происхождения Майкла Полани1 (1891–1976), которого считают одним из лидеров философии постпозитивизма.

Он разработал оригинальную концепцию личностного (неявно-

го) знания, в которой выступил с острой критикой претензий науки на полную объективность и независимость от личного сознания конкретного исследователя. Эти идеи были отражены в его известной книге «Личностное знание. На пути к посткритической философии»2 (1958).

1Имя при рождении – Михай Полачек.

2Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии.

М., 1985.

192

Наука долгое время гордилась своим объективным знанием, подчеркивала эту особенность в дискуссиях с представителями религиозных, метафизических и мистических доктрин, которые всегда были связаны с духовной персональностью и глубокой субъективностью иррационального опыта. И вот, отмечал Полани, оказалось, что это преимущество науки является если и не мифом, то во всяком случае весьма немалым преувеличением.

Поппер попытался построить новую «научную эпистемологию без познающего субъекта». Такой подход вызывает резкое неприятие Полани, у которого на первый план как раз выходит личность исследователя, т. е. познающий субъект. Основные усилия Полани направлены на преодоление укрепившегося в научном мире тезиса о возможности деперсонального научного знания – иными словами, знания, лишенного какой-либо связи с субъектом научного опыта. Британский философ убежден, что этот идеал науки является весьма далеким от действительного положения вещей, а значит – ложным. Никакой безличной истины на самом деле не существует. Она всегда связана с субъективным сознанием конкретной познающей личности. Вот откуда возникает ключевое понятие концепции Полани – «личностное знание».

Следует отметить, что у Полани личностное знание представляет собой не только субъективное знание конкретного человека. Оно предстает как определенный когнитивный синтез субъективного (личного) и объективного (обезличенного) опыта постижения природы. В связи с этим надо отметить, что Полани в разработке своей оригинальной научной концепции опирался на некоторые достижения гештальтпсихологии.

Как научное направление гештальтпсихология возникла на основе изучения проблемы восприятия. Основная идея объяснения восприятия, мышления или личности человека в целом

193

здесь была связана с принципом целостности. Как писал в свое время предшественник теоретиков гештальтпсихологии Кристиан фон Эренфельс, «целое есть некая реальность, отличная от суммы его частей».

Главное труднопереводимое с немецкого языка понятие этого направления психологии («гештальт», нем. Gestalt – личность, образ, форма, целостная структура) у Полани трансформируется в активное целостное постижение познаваемых вещей, т. е. в некое творческое действие, требующее особого искусства. Это и есть личностное знание, которое целостным образом объединяет в себе как явное, так и неявное, т. е. не отражаемое в языке постижение мира.

Английский философ обращает внимание на то, что деятельность по накоплению и передаче научного знания не является формальным процессом трансляции некоторой информации. Более того, применение строгого научного языка, т. е. вербальных средств академической коммуникации, не дает простого решения отмеченной проблемы. Всякое знание, тем более знание о фундаментальных научных проблемах, подчеркивает Полани, передается через непосредственный личный опыт и субъективное сознание в процессе творческого взаимодействия учителя (знающего) и ученика (постигающего).

В сфере научного познания Полани считает необходимым разводить известное знание и эвристический акт. Известное знание в большинстве своем связано с осмыслением, уточнением и применением ранее открытых закономерностей природного или социального бытия. В такой работе познающего интеллекта нет настоящего научного прорыва, а значит, здесь нет и роста научного знания. Подлинный прорыв мысли дают только

эвристические акты, которые раскрывают научное видение

скрытых проблем реальности.

194

Таким образом, у Полани эвристический акт открывает не только новое научное знание, но и новое научное видение, кото-

рое следует понимать как интуитивное прозрение в скрытую сущность познаваемых вещей. Английский философ весьма справедливо обращает внимание современников на иррациональные основания рационального знания. То, что он называет видением, по своей сути отражает интуитивное ощущение истины, которое с иррационального уровня сознания в результате определенных когнитивных и творческих процессов непостижимым образом опускается на рациональный, т. е. вербальнопонятийный уровень науки.

Таким образом, с точки зрения рассматриваемой концепции глубинные основы реального знания находятся в недрах личного (персонального) сознания и не имеют простой репрезентации в объективной сфере доступного научного знания. В этом смысле примечательно звучит известный философский афоризм По-

лани: ««Мы можем знать больше, чем способны рассказать».

Этот афоризм яркого сторонника строгого научного знания парадоксальным образом коррелирует с психологией классических восточных метафизических учений (индуизм, буддизм, йога), которые традиционно подчеркивали фундаментальное значение бессознательных или иррациональных структур психического мира человека.

Вотличие от многих ортодоксальных рационалистов

ХХстолетия, Полани призывал «признать интуицию, внутренне присущую самой природе рациональности, в качестве законной и существенной части научной теории». Поэтому интуиция у него становится не просто некоторым несущественным (допускаемым) дополнением, а одним из важнейших компонентов познающего сознания. Более того, Полани пишет не только о значении интуиции, но и о важности веры в когнитивном

195

процессе. Некоторая убежденность или уверенность в истине является источником знания. Поэтому вера, полагает Полани, в прошлые столетия была совершенно неправомерно скомпрометирована. Однако разум в своей деятельности неизбежно опирается на веру, хотя и время от времени подвергает ее сомнению.

Таким образом, Майкл Полани одним из первых в научном мире ХХ в. обращает внимание на персональные характеристики и условия познавательного опыта. Он показывает, что смысл научных доктрин не должен восприниматься абсолютно объективно и независимо от личного человеческого сознания. В значительной мере он зависим от потенциала скрытого, глубинного, субъективного знания, который выходит за рамки вербального языка и общедоступных рациональных понятий науки. Может быть, именно в этом и состоит главное научное достижение автора концепции личностного знания, сумевшего увидеть в когнитивном процессе не только явные рациональные, но и ноуменальные иррациональные факторы познавательного научного опыта.

196

ТЕМА 6

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Содержание учебного материала:

6.1.Теоретические и методологические проблемы научного знания.

6.2.Концептуальные подходы к пониманию структуры материи.

6.3.Философские проблемы антропогенеза.

6.4.Перспективы эволюции Homo Sapiens.

6.1. Теоретические и методологические проблемы научного знания

К числу важнейших философских проблем современного научного знания в первую очередь следует отнести общие теоретические и методологические проблемы науки как рациональной формы познания природы. На наш взгляд, сюда относятся: проблема демаркации научного и ненаучного знания, проблема определения научной истины, противоречивая роль наблюдателя и степень объективности научного наблюдения, философские альтернативы понимания принципа детерминизма, место и роль иррациональных форм познания в научной методологии, а также когнитивные возможности и пределы научного языка

вописании познаваемой реальности. Острые дискуссии по существу обозначенных проблем разгорались в научном мире

втечение всего ХХ в. и продолжаются в настоящее время. Проблема демаркации научного и ненаучного знания воз-

никла еще на заре становления европейской науки в период

197

позднего Ренессанса и начала Нового времени. В этот период она решалась как обоснование достоверного опытного знания (эмпиризм), строгих логических и математических методов исследования (рационализм) в противовес религиозному догматизму, мистическому спиритуализму и отвлеченной философской метафизике. На этом этапе научное знание дистанцировалось от религиозных доктрин и метафизических учений на основе принципа соответствия опыту и разуму. Таким образом, разумное понимание мира и опытное обоснование доводов разума вскоре стали восприниматься философами и естествоиспытателями вполне достаточными и надежными основаниями всякого научного знания.

Однако на более позднем этапе развития науки исследователи осознали, что проблема демаркации научного и ненаучного знания имеет более глубокие когнитивные уровни. Сторонники неопозитивизма (Л. Витгенштейн и др.) попытались показать, что не всякое рациональное утверждение следует признавать в качестве научного1. Критерием должен являться принцип верификации простых предложений (утверждений) с помощью специальных методологических процедур. С подобным подходом не согласился представитель критического рационализма Карл Поппер, который в качестве критерия научной истины выдвинул принцип фальсификации, т. е. методологию принципиальной опровержимости рационального утверждения.

Мы уже отмечали выше и радикальную позицию сторонника эпистемологического анархизма Пола Фейерабенда, который поставил под сомнение саму возможность однозначной методо-

1 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Избранные работы. М.,

2005.

198

логической демаркации истинной и ложной научной теории. В момент выбора альтернативных теорий, полагал он, не существует надежной методологической схемы, способной отделить истинное научное знание от ложного ненаучного представления.

Понимая методологическую важность эмпиризма, строгого рационализма, логической непротиворечивости, верификации

ифальсификации в обосновании научного знания, все же невозможно не обратить внимание на аргументы Фейерабенда. Проблема состоит в том, что новое научное знание, как правило, кардинально противоречит многим общепринятым эмпирическим фактам, рациональным положениям и методологическим шаблонам. Оно может противоречить даже всему человеческому опыту и рациональности здравого смысла, как, например, противоречили идеи теории относительности (искривление пространства-времени, конечность скорости физических сигналов) и квантовой механики (принцип дополнительности

ивероятностный детерминизм). Поэтому всякая теоретическая демаркация научного и ненаучного знания, по всей видимости, приобретает условный и относительный характер, который всегда требует дополнительного уточнения и обоснования.

Оборотной стороной проблемы демаркации научного и ненаучного знания является проблема научной истины. Она уже рассматривалась в первой теме. Сущность проблемы, во-первых, состоит в том, как следует понимать научную истину и что есть научная истина в гносеологическом смысле? В академическом сообществе до сих пор не существует общего мнения относительно основных альтернативных концепций истины – корреспондентской, когерентной, конвенциональной.

Казалось бы, вполне очевидно, что всякая истина – это со-

ответствие самосогласованных знаний реальной действитель-

ности. Но как определить степень такого соответствия? Во мно-

199

гих случаях она возникает как научная конвенция – соглашение о той или иной трактовке факта или теоретического положения. Причем самосогласованность порой не гарантирует согласованности с реальностью. Геоцентризм Аристотеля – Птолемея в известном смысле можно считать довольно самосогласованной концепцией, которая, однако, не согласуется с реальной картиной мироздания. Аксиомы геометрии Евклида тоже самосогласованы, но они не соответствуют геометрии пространства Вселенной в больших масштабах, на которых проявляются релятивистские эффекты (искривление пространства и времени).

Таким образом, весьма непросто установить и утвердить единую концепцию научной истины и устранить ее альтернативы. В некотором смысле отмеченные концепции истины гносеологически дополняют и уточняют друг друга. В таком случае проблема научной истины (что есть истина по своей сути?)

пока остается открытой.

Во-вторых, существует и дополнительный аспект проблемы, связанный с ограниченностью научного опыта человечества, а следовательно, и ограниченностью так называемой научной истины. В этом смысле научная истина может вступать в противоречие с истиной философской или истиной религиозной. Не случайно в Средние века и в XVIII в. существовала концепция двух истин (религиозной и философской или религиозной и научной).

Разумеется, природный мир един, а значит и истинное понимание этого мира тоже не может быть двойственным. В конечном счете это так и есть. Однако нам не следует сбрасывать со счетов существование альтернативных форм познания этого мира (мифология, религия, философия, наука, мистическое знание, искусство), которые познают мир по-разному и выражают

200

свое знание различными способами (дискурсами), и далеко не всегда это знание является ошибочным.

Допустим, древние индуистские мифы о дыхании Вселенной (расширение и сжатие мироздания) с точки зрения классической космологии начала ХХ в. не соответствовали научной истине и являлись ошибочными. Однако после обоснования общей теории относительности оказалось, что нестационарная расширяющаяся Вселенная есть вполне объективный факт, признанный теперь научным сообществом. Можно ли в таком случае полагать, что индуистская мифология в некоторых своих космологических аспектах соответствует научной истине?

Таким образом, в подобных случаях возникает проблема относительности научной истины в конкретный период развития познания, на которую обращал внимание еще Карл Поппер. В истории человеческого познания туманные философские интуиции или иррациональные религиозные прозрения не раз опережали строгие рациональные построения научного разума. Это нисколько не умаляет потенциальную когнитивную силу науки, но обращает внимание ученых на сложность и противоречивость познания бытия, которое развивается по различным руслам к единой Истине как всеобщей познавательной цели.

Весьма существенную роль среди общих проблем научного знания приобретает и так называемая проблема наблюдателя. Ее смысл состоит в определении степени влияния субъекта познания на объект в процессе познавательной деятельности, т. е. при непосредственном наблюдении и изучении свойств предмета. Таким образом, в общем философском контексте эта проблема, с одной стороны, упирается в малоизученное взаимодействие сознания и материи; с другой стороны, артикулирует вопрос о степени объективности научного наблюдения и вывода.