Давид Юм Англия под Властью Дома Стюартов (1649-1685) Том 1

70	События 1619 года

рую религию, а кроме того привлек на свою сторону могущественных со­ седей. Все католические государи империи, и даже Саксония, самое силь­ ное из протестантских княжеств, присоединились к нему, в его защиту выступила Польша185, и, что важнее всего, испанский монарх, полагая, что его собственные выгоды тесно связаны с интересами младшей ветви Габсбургской фамилии, готовил крупные силы в Италии и Нидерландах, а также предоставил значительные суммы для поддержки дела католичес­ кой религии и императора Фердинанда.

Встревоженные этими грозными приготовлениями чешские сословия также стали искать помощи за границей; и помимо той поддержки, кото­ рую получали они от Евангелической унии в Германии, попытались уста­ новить тесные связи с более могущественными государями. В первую оче­ редь чехи обратили свои взоры на курфюрста Пфальцского Фридриха. Они приняли в расчет, что Фридрих располагал немалыми собственными силами, а кроме того приходился зятем английскому королю и племянни­ ком — принцу Морицу<|26), чья власть в Соединенных провинциях стала тогда почти абсолютной. Они надеялись, что эти государи, движимые кровным родством, а также общностью веры, примут искреннее участие в его судьбе и окажут ему всяческую поддержку. А потому они предложили Фридриху корону чешского короля (которого считали выборным монар­ хом), и побуждаемый честолюбием молодой пфальцграф, не посоветовав­ шись ни с Яковом186, ни с Морицем, чьи возражения он мог предвидеть, немедленно согласился и двинул все свои войска в Богемию на выручку новым подданным.

Как только известия об этих событиях достигли Англии, все королев­ ство загорелось желанием поскорее ввязаться в драку. Едва ли был силь­ нее тот энтузиазм, с которым все народы Европы устремлялись когда-то в Святую землю, дабы освободить ее от власти неверных. Англичане еще сохраняли преданность своим монархам, свою связь с пфальцграфом, же­ натым на дочери английского короля, считали чрезвычайно тесной и близ­ кой, а потому, узнав, что католики воздвигли гонения и начали войну про­ тив протестантов, они решили, что это глубоко затрагивает их собствен­ ные интересы и что нейтралитет стал бы низкой изменой делу Бога и его святой религии. Ради этого дела они с радостью двинулись бы на противо­ положный край Европы, погрузились бы в хаос германской политики, про­ лили бы всю кровь и истратили бы все сокровища нации, сражаясь с Авст­ рийским домом в том самом месте и в то самое время, где и когда он обла­ дал огромным, почти неодолимым могуществом.

Но Якова, кроме того, что он был слишком робким человеком для столь обширных предприятий, сдерживал еще один мотив, имевший на него гро­ мадное влияние: он не желал покровительствовать подданным, восстав­ шим против своего владыки. С самого начала Яков отказал своему зятю в титуле чешского короля187, он запретил именовать его так в молитвах, и хотя король признавал, что сам он совершенно не знаком с требованиями, привилегиями и законами восставших сословий188, его представление о

Глава IV

71

монаршей власти было столь возвышенным, что он пришел к следующему выводу: подданные всегда не правы, если они противятся тем, кто приоб­ рел или присвоил титул «Его Величество». Таким образом, даже с теми своими действиями, которые основывались на вполне здравых политичес­ ких идеях, Яков соединял множество узких предрассудков, подрывавших его авторитет и стоивших ему упреков в слабости и неразумии.

ПОТЕРЯ ПФАЛЬЦА. 1620

А между тем события всюду стремительно приближались к развязке.

Фердинанд собрал большое войско под командованием герцога Баварско­ го и графа Бюкуа(127) и двинулся на своих врагов в Богемии. Спинола со­

средоточил в Нидерландах армию из тридцати тысяч ветеранов. Когда же Эдмондс, резидент английского короля в Брюсселе, подал протест эрц­ герцогу Альберту, ему ответили, что приказ собрать эту вооруженную силу поступил к Спиноле (т) из Мадрида и что ему одному известно ее секретное назначение. Спинола же заявил посланнику, что полученные им распоряжения все еще не распечатаны, но если Эдмондсу будет угод­ но отправиться с его армией в Кобленц, то он, Спинола, вскроет там при­ каз и вполне удовлетворит его любопытство189. Разгадать его планы было легче, нежели воспрепятствовать их успеху. Почти одновременно в Анг­ лии стало известно о том, что Фридрих, разбитый в решающем сражении под Прагой, бежал со своим семейством в Голландию, а Спинола вторгся в Пфальц и, встретив сопротивление лишь со стороны нескольких князей — членов Унии(129) и одного английского полка из 2400 солдат под командо­

ванием храброго сэра Гораса Вера190, быстро подчинил большую часть это­ го княжества азо>.

Бездеятельность и нейтралитет короля вызвали теперь громкий ро­ пот недовольства. Процветание и покой собственной страны уже не радо­ вали англичан, когда задумывались они о страданиях и обидах своих бра­ тьев-протестантов в Германии. Англичане при этом не учитывали, что их вмешательство в войны на континенте, хотя и удовлетворявшее религи­ озный пыл, в то время не могло быть оправдано никакими принципами здравой политики; что какой бы громадной ни была мощь Австрии, угроза оставалась слишком далекой, чтобы внушить сколько-нибудь обоснован­ ную тревогу Англии; что прежде чем склониться под ярмо Габсбургов, многие сильные и воинственные князья и государства Германии еще ока­ жут им упорное сопротивление; что Франция, озабоченная ныне заклю­ чением двойного брачного союза с Австрийским домом, вскоре непремен­ но выйдет из состояния летаргии и окажет противодействие успехам столь ненавистного ей соперника; что в ходе дальнейших завоеваний ин­ тересы двух ветвей этой властолюбивой династии должны столкнуться, породив взаимную подозрительность и вражду; что сухопутная война на

72	События 1620 года

столь отдаленной территории поглотит кровь и средства английской на­ ции, причем без всякой надежды на успех; что морская война против Ис­ пании, хотя ее и в самом деле можно вести в безопасности и с успехом, неспособна затронуть неприятеля в жизненно важных пунктах до такой степени, чтобы вынудить его остановить дальнейшее продвижение в Гер­ мании и отказаться от всех прежних захватов; и что поскольку никаких надежд на возвращение Пфальца в настоящий момент не существует, дело сводится к следующему простому вопросу: что предпочтительнее для Ан­ глии — мир и торговля с Испанией или неопределенная перспектива за­ воеваний и грабежей в Вест-Индии? — вопросу, который в начале цар­ ствования Якова уже был решен, и, кажется, вполне разумным образом, в пользу выгод, упомянутых первыми.

ПЕРЕГОВОРЫ С ИСПАНИЕЙ

|

•\<

Свою мирную политику Яков мот бы обосновать этими весьма убеди­ тельными доводами, но они, являясь главными, не были, очевидно, един­ ственными мотивами, определявшими его поведение. Он полагал, что по­ скольку во всех недавних событиях так ярко проявились его справедли­ вость и умеренность, то Австрийский дом, даже не испытывая страха перед могуществом Англии, из одного только уважения к великим добро­ детелям английского короля охотно подчинится столь беспристрастному третейскому суду. Яков льстил себя надеждой, что после того, как через брак своего сына он вступит в тесный союз с испанским монархом, воз­ вращения Пфальца Фридриху можно будет добиться исключительно благодаря дружбе и личной симпатии. Яков не замечал, что его бездея­ тельные добродетели тем менее уважались, чем более превозносились. Он не понимал, что испанское сватовство само по себе связано с такими затруднениями, преодолеть которые едва ли способно все его искусство ведения переговоров, и что тем более неразумно рассчитывать на подоб­ ный брак как на средство обеспечить столь неслыханный результат. Не­ воинственность характера, с возрастом усилившаяся, еще более утверди­ ла короля в его ложных взглядах, побудив добиваться восстановления прав зятя просьбами и протестами, доводами и посольствами, но не наси­ лием и кровопролитием. Тот же недостаток мужества, который внушал Якову страх перед иностранными государствами, не позволил ему пойти наперекор предрассудкам собственных подданных и открыто признать, какие цели он перед собой ставит. Возможно, впрочем, что король рассчи­ тывал использовать эти предрассудки к собственной выгоде и с их помо­ щью побудить нацию предоставить ему субсидии, которые до сих пор изза крайней бережливости англичан оставались чрезвычайно скудными и недостаточными191.

Глава IV

73

ПАРЛАМЕНТ

Вначале, ссылаясь на то, что крайняя нужда не оставляет времени для любых иных мер, король попытался прибегнуть к старому средству — доб­ ровольным пожертвованиям, или доброхотным приношениям частных лиц, но ревность свободы уже пробудилась в Англии, и народ решил, что эти «добровольные пожертвования», какими бы старинными прецедента­ ми они ни оправдывались, суть самые настоящие вымогательства, проти­ воречащие закону и опасные для свободы. Стало ясно, что единственным источником крупных денежных поступлений является парламент, и пото­ му был издан указ о созыве высшего совета нации192.

В начале работы этого парламента (16 июня) общины проявляли един­ ственно лишь чувство верноподданнического долга и покорности; каза­ лось, они твердо решили пойти на любые жертвы ради того, чтобы сохра­ нить добрые отношения со своим государем. Они не позволили поднять вопрос о новых пошлинах и налогах, столь бурно обсуждавшийся преды­ дущим парламентом193; некоторые депутаты, правда, выразили недоволь­ ство заключением в тюрьму членов парламента, однако под влиянием бо­ лее благоразумной и осторожной части палаты эти жалобы были преданы забвению194; будучи же уведомлены о том, что король отправил несколько крупных сумм пфальцграфу, общины единогласно вотировали ему две суб­ сидии195, и этот акт, имевший место в самом начале сессии, также проти­ воречил принципам, коим нередко следовали их предшественники.

Затем общины перешли к разбору жалоб, обнаружив, однако, и в этом деле чрезвычайную сдержанность и благоразумие. Они выяснили, что сэру Джайлзу Момсону и сэру Фрэнсису Мичелу были пожалованы па­ тенты на монопольное право проверки постоялых дворов и пивных; что под предлогом этой проверки вымогались крупные суммы и что тем хозя­ евам гостиниц и кабатчикам, которые осмелились продолжать свое дело, не удовлетворив алчность монополистов, жестоко мстили штрафами, тю­ ремным заключением и разорительными тяжбами. Те же лица, вместе с сэром Эдуардом Вильерсом(133>, братом Бекингема, обзавелись патентом на монопольное изготовление золотых и серебряных нитей и кружев, по­ лучив исключительное право предотвращать любую конкуренцию в этом ремесле; они имели полномочия досматривать все изделия, выпущенные вопреки их патенту, и даже карать по собственной воле и усмотрению тех, кто производит, ввозит и продает подобные товары. Громадная власть этих монополистов многим причинила серьезный ущерб, между тем кру­ жева, изготовленные обладателями патента, оказывались, как правило, фальсифицированными, поскольку меди в них было больше, чем драгоцен­ ных металлов.

Эти жалобы, поданные общинами королю, встретили с его стороны чрезвычайно милостивый прием. Казалось даже, что Яков благодарен пар­ ламенту за представленные сведения; он заявил, что ему совестно из-за

74	События 1621 года

того, что в его администрацию незаметно вкрались подобные злоупотреб­ ления. «Уверяю вас, — сказал король, — если бы жалобы на эти вещи я услышал раньше, то непременно исполнил бы обязанность справедливо­ го монарха и покарал бы за них помимо парламента столь же и, быть мо­ жет, еще более сурово, чем это намерены сделать вы»196. Мичелю и Момсону был вынесен приговор197; по отношению к первому он был исполнен; второй бежал из тюрьмы и скрылся. Вильерса в это время нарочно отпра­ вили с поручением за границу, а так как вина его была не столь громадной или не столь явной, как у других, то благодаря протекции своего брата Бекингема он с легкостью ушел от наказания198.

ПАДЕНИЕ БЭКОНА	J
	;

Воодушевленные этим успехом, общины, сохраняя прежнюю почти­ тельность, перешли к расследованию других важных злоупотреблений. Хранителем Большой королевской печати( ш ) был тогда знаменитый Бэ­ кон, виконт Сент-Олбанс, человек, вызывавший всеобщее восхищение величием своего гения и всеобщую любовь — обходительностью и добро­ той нрава. Он был истинным украшением своего века и своей нации, и чтобы превратиться в украшение самой человеческой природы, Бэкону недоставало лишь силы духа, которая могла бы обуздать его чрезмерную страсть к высоким чинам, бессильным что-либо прибавить к его подлин­ ному достоинству, а также умерить склонность к излишним тратам, вовсе не требовавшимся ни для его славы, ни для удовольствий. Недостаток бережливости и неразумное потворство слугам довели его до нужды, и чтобы возместить следствия собственной расточительности, он поддался искушению брать под видом подарков взятки, причем совершенно откры­ то, от истцов в канцлерском суде. По-видимому, принимать подарки было для прежних канцлеров делом вполне обычным, Бэкон же, хотя и следо­ вал этой опасной традиции, в кресле судьи оставался, как утверждают, неподкупным и выносил справедливые приговоры тем самым лицам, с ко­ торых накануне брал мзду за лицеприятие. Жалобы по этому поводу ста­ новились все громче и, наконец, достигли палаты общин, которая возбу­ дила против Бэкона обвинение в палате лордов(135!. Канцлер, отдававший себе отчет в своих проступках, желал уйти от мести судей и, признав свою вину в целом, попытался таким образом избежать позора более строгого расследования. Однако лорды настаивали на том, чтобы он сознался в каждом отдельном акте взяточничества. В итоге Бэкон признал себя ви­ новным по 28 пунктам и был приговорен к уплате 40 000 фунтов штрафа и заключению в Тауэр на срок, угодный королю; кроме того, его навсегда удалили от двора, лишили права заседать в парламенте и занимать какуюлибо должность или пост.

Глава IV

75

После этого ужасного приговора — ужасного для человека, столь чув­ ствительного к вопросам чести и репутации, — Бэкон прожил еще пять лет. Вскоре его выпустили из Тауэра. Гений Бэкона не был сломлен суро­ выми обстоятельствами и душевным унынием и с блеском проявил себя в литературных трудах, которые заставили потомство забыть или простить его вину (или его слабость). Из уважения к великим заслугам Бэкона ко­ роль освободил его от уплаты штрафа и отменил все прочие пункты при­ говора, назначил ему крупную пенсию в 1800 фунтов в год и сделал все возможное, чтобы облегчить Бэкону бремя лет и несчастий. А сам вели­ кий философ наконец с горьким чувством понял, что он слишком долго пренебрегал истинным назначением возвышенного гения и что, всецело погрузившись в такие дела и заботы, для которых требуется гораздо мень­ ше таланта, но больше душевной твердости, чем для трудов познания, он и обрек себя в итоге на столь тяжкие бедствия'99.

Общины всегда считали себя главными защитниками народа, полагая, что именно от них должно исходить исправление всяческих зол; данному принципу они и были более всего обязаны уважением и симпатией нации. Теперь же, исполняя этот долг, они стали внимательно прислушиваться к любым проявлениям недовольства и вошли в разбор многочисленных и часто не слишком важных жалоб, которых, однако, невозможно было кос­ нуться, не задев при этом, и весьма чувствительно, короля и его мини­ стров. Казалось, что прерогатива испытывает ежеминутные посягатель­ ства и полномочия короля оспариваются в каждом пункте; между тем Яков, готовый исправлять злоупотребления своей власти, не желал тер­ петь, чтобы самое его власть кто-либо исследовал, подвергал сомнению или отрицал. В итоге после того, как палата, прозаседав шесть месяцев, не довела до полного завершения ни одного важного дела, король задумал прервать ее заседания под предлогом позднего времени года и известил парламент о своем решении объявить вскоре перерыв в его работе до бу­ дущей зимы. Общины обратились к лордам, предложив подать совмест­ ную петицию в пользу отсрочки упомянутого перерыва, на что верхняя палата не согласилась. В проекте совместной петиции король усмотрел дерзкую попытку вынудить его оставить свой план; он поблагодарил пэ­ ров за отказ участвовать в этом предприятии и заявил им, что, если бы они того пожелали, он бы отложил перерыв в работе парламента на более позднее время, однако по просьбе нижней палаты этого не сделает200. Так капризная раздражительность, которая в перебранках частных лиц пус­ тячные недоразумения нередко превращает в крупные ссоры, породила взаимную отчужденность и вражду между королем и общинами в этих важных государственных делах.

76 События 1621 года

СТОЛКНОВЕНИЕ МЕЖДУ	\,
КОРОЛЕМ И ПАЛАТОЙ ОБЩИН	I

Во время перерыва в работе парламента король употребил все сред­ ства, чтобы завоевать любовь нации и успокоить растущее недовольство ее представителей. Он сам предложил парламенту установить четкие гра­ ницы прерогатив монарха и отменить на будущее право последнего жало­ вать монополии. Он признал недействительными все подобные патенты и удовлетворил все жалобы (числом тридцать семь), о которых когда-либо шла речь в палате общин201. Однако цели своей Яков не достиг: недоверие, проявившееся в момент прощания короля с парламентом, нельзя было рассеять так быстро. К тому же король выказал крайнее неблагоразумие, заключив в тюрьму сэра Эдвина Сэндиса202 лишь за то, что последний дея­ тельно и энергично исполнял обязанности члена парламента. И самое главное, событий в Германии, вместе с робкими мерами, проволочками и неудачными переговорами короля, оказалось достаточно, чтобы разжечь рвение чести и религии, овладевшее всей нацией203. Летом 1621 года кур­ фюрст Пфальцский был объявлен Имперским сеймом вне закона, а испол­ нение данного приговора было поручено герцогу Баварскому204. Этот го­ сударь быстро завоевал Верхний Пфальц, в империи же предпринимались шаги для того, чтобы пожаловать ему курфюршеское достоинство, коего пфальцграф был лишен. Сам Фридрих со своим многочисленным семей­ ством жил тогда, бедствуя и нуждаясь, либо в Голландии, либо в Седане у своего дяди герцога Бульонского, между тем новые успехи габсбургского оружия — в обоих Пфальцах, Богемии, Австрии и Лужицах — неизменно сопровождались суровыми и жестокими мерами в отношении лиц, испо­ ведующих реформированную религию.

Как только общины вновь собрались на свои заседания (14 ноября), религиозный пыл заставил их немедленно приступить к обсуждению всех этих дел. Общины подготовили ремонстрацию, которую намеревались подать королю. Они указывали на то, что непомерный рост могущества Габсбургов грозит свободе европейских стран; что успехи католической религии в Англии внушают самые мрачные предчувствия на предмет того, что она может снова добиться преобладания в королевстве; что снисходи­ тельность Его Величества к лицам, эту религию исповедующим, лишь по­ ощряет их дерзость и высокомерие; что безудержные захваты Австрий­ ского дома в Германии порождают радужные надежды у английских па­ пистов; и наконец, самое главное, что перспектива испанского брака опьянила их настолько, что они рассчитывают теперь на полную терпи­ мость, если не на окончательное восстановление своей религии. А потому общины просили Его Величество о том, чтобы он принял срочные меры в защиту пфальцграфа и поддержал его силой оружия; чтобы король обра­ тил свой меч против Испании, чьи армии и сокровища служат главной опорой католического влияния в Европе; чтобы он не вел переговоров о

Глава IV

77

браке сына с непротестантскими принцессами; чтобы детей папистов-ре- кузантов отнимали у родителей и отдавали на воспитание протестантским наставникам и учителям; и наконец, чтобы реквизиции и штрафы, коим католики подлежат по закону, взыскивались с величайшей строгостью205.

Совершив этот дерзкий шаг, не имевший себе подобного в Англии в течение многих лет и в мирные времена, пожалуй, и вовсе неслыханный, общины разом подвергли критике все излюбленные максимы правления Якова: его осторожный и невоинственный образ действий, его мягкость по отношению к римско-католической религии, его приверженность про­ екту испанского брака, из которого он надеялся извлечь столь громадные выгоды. Но всего более возмутило монарха их, как ему казалось, наглое покушение на прерогативу и то обстоятельство, что под видом совета об­ щины дерзнули направлять его действия в таких вещах, которые всегда считались исключительной сферой ведения государя. Яков в это время находился в Ньюмаркете, но, едва узнав о предполагаемой ремонстрации общин, он отправил спикеру письмо, в котором резко выбранил палату за то, что она осмелилась открыто обсуждать вопросы, далеко превышавшие ее разумение и компетенцию, и категорически запретил общинам вмеши­ ваться в его правление и в глубокие государственные материи, в особен­ ности же затрагивать брак его сына с дочерью короля Испании и посягать на честь этого монарха или любого из его друзей и союзников. Желая еще сильнее их запугать, король упомянул о факте заключения в тюрьму сэра Эдвина Сэндиса, и хотя он отрицал, что арест этого депутата вызван каки­ ми-либо неправильными действиями его в палате, он прямо заявил общи­ нам, что полагает себя в полном праве наказывать за всякий проступок в парламенте как во время сессии, так и после роспуска, и что отныне он намерен карать всякого, чье дерзкое поведение в палате создает почву для нарушений закона206.

Это гневное послание, в котором король хотя и действовал в согла­ сии с имевшимися прецедентами, все же, как можно подумать, не только защищался, произвело эффект, который нетрудно было предвидеть: об­ щины взволновались, но напуганы не были. Уверенные в собственной по­ пулярности, а также в том, что нация склонна будет одобрить войну с ка­ толиками за границей и преследования папистов в Англии, они не слиш­ ком страшились государя, не имевшего опоры в военной силе; государя, чей кроткий нрав сам по себе должен был вскоре обезоружить его нынеш­ нюю суровость. А потому в новой ремонстрации общины с настойчивос­ тью повторили свои прежние протесты и пожелания; они заявили, хотя и в весьма почтительных выражениях, что имеют право обсуждать любые вопросы правления; что полная свобода слова в прениях о государствен­ ных делах является их старинным и несомненным правом, унаследован­ ным от предков; и что если какой-либо депутат злоупотребит этой приви­ легией, то одной лишь палате, свидетельнице этого проступка, подобает налагать на него должную кару207.

Столь энергичный ответ не мог, разумеется, успокоить гнев короля. Рассказывают, что когда Якову доложили о приближении депутации, коей

78	События 1621 года

поручено было вручить его текст королю, последний велел принести две­ надцать кресел, ибо столько, по его словам, должно было явиться коро­ лей208. Ответ самого короля был быстрым и резким. Он указал общинам, что их ремонстрация больше похожа на объявление войны, чем на почти­ тельный адрес, с которым обращаются верноподданные; что их претензия на право разбора всех без исключения государственных дел представляет собой абсолютную полноту власти, на которую никто из их предшествен­ ников, даже в царствования самых слабых монархов, никогда не осмели­ вался претендовать; что руководство политикой государства предполага­ ет знакомство с чрезвычайно сложным сочетанием различных целей, свя­ зей и отношений, в коих они совершенно несведущи; что лучший для них способ проявить свою мудрость и верность долгу — это оставаться в пре­ делах собственной компетенции209, и что во всех вопросах, относящихся к его прерогативе, они вправе подавать свои советы лишь тогда, когда ему самому это будет угодно. В заключение король произнес следующие па­ мятные слова: «Хотя мы не можем одобрить ваш язык, когда вы рассужда­ ете о вашем "старинном праве" и "наследственном достоянии", и хотя мы бы желали, чтобы источником ваших привилегий вы бы назвали нашу и наших предков милость и благоволение (ибо большая их часть восходит к прецедентам, которые свидетельствуют скорее о милостивом разрешении, нежели об унаследованном достоянии), тем не менее нам угодно дать вам наше королевское заверение в том, что пока вы будете держать себя в границах ваших обязанностей, мы будем оберегать и охранять ваши за­ конные вольности и привилегии так тщательно и заботливо, как не делал этого ни один из наших предшественников, более того — так же тщатель­ но, как охраняем мы нашу собственную королевскую прерогативу»210.

ПРОТЕСТАЦИЯ ПАЛАТЫ ОБЩИН

Как и следовало ожидать, эти открыто выраженные притязания коро­ ля внушили общинам сильнейшую тревогу. Они увидели, что все их пра­ ва и привилегии если не прямо отрицаются, то во всяком случае объявля­ ются сомнительными и необоснованными. Их можно утратить вследствие злоупотребления, между тем они, общины, уже злоупотребили ими. А по­ тому палата сочла необходимым немедленно ответить притязанием на притязание. Общины составили протестацию (18 декабря), в которой по­ вторили все свои прежние требования относительно свободы слова и не ограниченного права выносить суждения и подавать советы по любым вопросам. Они решительно заявили, что вольности, льготы, привилегии и юрисдикция парламента являются старинным и несомненным прирожден­ ным правом и наследственным достоянием английских подданных211.

Король, извещенный о растущем раздражении и недовольстве пала­ ты, спешно прибыл в Лондон. Он тотчас же затребовал журнал общин и в

Глава IV

79

присутствии членов Тайного совета собственной рукой вырвал страницу с текстом протестации212, а причины, по которым ему было угодно так по­ ступить, велел внести в протокол совета. Протестация нижней палаты, заявил король, вызвала у него двоякое недовольство — тем способом, ка­ ким она была принята, и тем содержанием, которое она в себе заключала. Ее вотировали посреди шума и возбуждения, поздно ночью, в полупустой палате; а сформулирована она была в чрезвычайно неопределенных и дву­ смысленных выражениях, которые могли бы послужить поводом к самым чудовищным притязаниям и к самым беззаконным посягательствам на его прерогативу213.

После столь резкого разрыва продолжать заседание палаты было бы рискованно: люди, находившиеся в подобном расположении духа, уже не могли довести до конца никакого дела. А потому король отсрочил засе­ дание парламента, и вскоре распустил его своей прокламацией, в которой еще раз представил публике объяснение всех своих действий.

Ведущие члены палаты — сэр Эдуард Кок и сэр Роберт Филипс были заключены в Тауэр; Селден, Пим и Мэллори — в другие тюрьмы2'4. Сэра Дадли Диггса, сэра Томаса Крю, сэра Натаниэля Рича и сэра Джеймса Перрота Ш8) вместе с другими лицами отправили с поручением в Ирлан­ дию: это считалось наказанием более легким215. В ту эпоху король обла­ дал или, по крайней мере, фактически пользовался исключительным пра­ вом употреблять любого человека, даже без его согласия, на любых по­ стах государственной службы.

Сэра Джона Сэвилла(139), влиятельного коммонера и рьяного против­ ника придворной партии, сделали придворным инспектором (|40), членом Тайного совета, а вскоре и баронетом216. Событие чрезвычайно знамена­ тельное, ибо это, пожалуй, первый случай во всей английской истории, когда король возвысил человека из-за того, что тот обладал весом в парла­ менте и противился его мерам. В подобной практике, при всей ее нерегу­ лярности, политические мыслители должны видеть один из самых ранних и верных признаков упорядоченной и прочно утвердившейся свободы.

Когда король столь опрометчиво и безрассудно разорвал священную завесу, которая скрывала до тех пор английскую конституцию, оставляя ее во мраке, весьма выгодном для монаршей прерогативы, все увлеченно предались политическим умствованиям и исследованиям, а партии, заро­ дившиеся в парламенте, распространили свое влияние по всей стране. Тщетно Яков издавал одну за другой прокламации, запрещавшие рассуж­ дения о государственных делах2'7 Эти прокламации, если они вообще про­ изводили какое-либо действие, скорее лишь возбуждали любопытство народа, и потому недавние события превратились в предмет споров и об­ суждений во всяком обществе.

История мира, как и история Англии, утверждали приверженцы двора, полностью оправдывает взгляд короля на происхождение народных вольностей, и всякий разумный человек должен согласиться, что посколь­ ку монархия есть самая простая форма правления, то именно она должна