Smirnov_I_S__red_Religiozny_mir_Kitaya_2005_Issledovania_Materialy_Perevody

220 Я. Я. М. де Гроот

манов, но болезнь не проходила. Ю совершил гадание, велел изготовить полотняный мешок и, когда у девушки начался припадок, вывесил мешок в окне. Закрыв дверь, он привел в движение ци, словно бы изгоняя что-то, и тут стало видно, что мешок разбух, как если бы его надули, и лопнул, а припадок начался с новой силой. Тогда Ю сделал два кожаных мешка, вложил один в другой и повесил на прежнее место. Мешки снова раздулись, и он поспешно завязал их и вывесил на дерево. В течение двадцати дней мешки постепенно сдувались; открыли их и увидели целых два цзиня лисьей шерсти. А девушка тем временем выздоровела»3.

А о другом маге и волшебнике по имени Гу Хуань, умершем в 493 г., история гласит:

«В деревне Боши в северных горах многие болели из-за козней злых духов. Крестьяне пожаловались Гу Хуаню и попросили у него помощи. Он явился в деревню и, помолившись Аао-цзы (?), сделал на земле ловушку-тюрьму. В тот же миг появилось великое множество лис, черепах и ящериц, которые сами вошли в ловушку. Он приказал убить их, и все больные выздоровели»4.

Определенный свет на китайские представления о лисах как о демонах, овладевающих людьми и побуждающих их к лунатизму, проливают рассказы следующего содержания:

«В седьмом году правления Тайхэ в буддийском монастыре Цинлунсы (Зеленого Дракона), что в Шанду, жил монах по имени Ци Цзун родом из Фань Чуань. Его старший брат Фань Цзин заболел, лежал в горячке, бредил и бессмысленно хохотал. Ци Цзун, собрав силы, сдерживал его, зажег курения, чтобы изгнать болезнь, как вдруг брат начал осыпать его ругательствами: „Ты, монах, возвращайся в свой монастырь, к настоятелю! Зачем лезешь в мои дела?! Я живу в Нанькэ, ты мне нравишься, но урожай нынче богатый, работы невпроворот, а потому я тут ненадолго". Тут Ци Цзун заподозрил проделки лисы-оборотня, взял ветку персикового дерева, имеющую силу изгонять духов, и начал хлестать брата. Тот рассмеялся: „Бьешь своего старшего брата! Это непочтительно, духи разгневаются на тебя! Но бей сильнее, не останавливайся". Ци Цзун понял, что так делу не поможешь, и оставил это занятие.

Тут больной вскочил, потянул свою мать, да так, что она умерла, схватил жену — та тоже погибла, так же поступил и с млад-

Лисы-демоны

221

шим братом. Когда вернулась невестка, [он обошелся с нею так], что она лишилась зрения. Прошел день, а состояние его осталось прежним. Он сказал Ци Цзуну: „Раз уж ты не уходишь, тогда я созову всю свою родню". Только он произнес эти слова, как отовсюду послышался писк и вокруг засновало несколько сотен крыс; эти крысы были больше обычных, вели себя нагло, и их невозможно было изгнать никакими средствами. На следующий день они исчезли, но страх Ци Цзуна от этого только усилился5.

„Не кричи и побереги свои силы", — сказал его брат. „Теперь ты мне не страшен. Сейчас появится сам Старший Брат. Холодная Луна, Холодная Луна, явись!" — вскричал он. На третий крик у ног больного появился зверь размером с лисицу, красный, как огонь. Крадясь по одеялу, он припал к животу больного; его глаза сверкали огнем. Тут Ци Цзун схватил меч, рубанул по зверю, отсек ему лапу, и тот выбежал вон. Монах, взяв факел, пошел по кровавому следу, который привел его к дому, где скрылся зверь. Заглянув внутрь, он увидел, что зверь спрятался в большом чане. Ци Цзун накрыл чан большим блюдом, а щели замазал глиной. Когда через три дня он вскрыл чан, то оказалось, что зверь одеревенел и не мог двигаться. Монах убил его, изжарив в масле, отчего смрад разнесся на несколько ли в округе. После этого его брат поправился, но месяц спустя в этой деревне умер человек и шесть или семь его сыновей; люди говорили, что причиной этого было колдовство гу»ь.

Помимо насылания болезней и одержимости лиса в те времена внушала страх и ненависть как предвестница любого рода бедствий, каковое качество невежественное и наивное сознание фактически отождествляло с прямым причинением этих несчастий. В биографии знаменитого гадателя Чуньюй Чжи, убитого в 396 г., мы находим следующий эпизод:

«У Сяхоу Цзао из округа Цяо тяжело заболела мать. Решили позвать Чжи для гадания, как вдруг появилась лисица и принялась лаять на ворота. Перепуганный Цзао поспешил к Чжи, и тот сказал: „Беда очень близка, поторопитесь домой, встаньте на то место, где лаяла лисица, и бейте себя в грудь со слезами. Ваши домашние удивятся, старые и малые — все выбегут наружу. Не останавливайтесь, рыдайте, пока все до единого не выйдут из дома, тогда беды можно избежать." Цзао вернулся, и сделал, как ему было сказано. Даже его мать выбежала вон, не-

222 Я. Я. М. де Гроот

смотря на болезнь. Когда все домашние собрались во дворе, пять комнат в доме сразу обрушились»7.

Суеверный страх, внушаемый в те века лисами, не обходил стороной и императорский двор. «Во втором году правления под девизом Цзинмин (588 г.)», — читаем мы в хрониках правления императора Хоучжу, — «императору приснилось, будто под его кровать забралась лиса, а когда ее поймали — исчезла. Император счел это дурным знаком, и, желая отвратить беду, продал себя в рабство буддийскому монастырю8 и велел возвести семиэтажную пагоду в Великом Императорском буддийском монастыре внутри городских стен. Но прежде чем строительство завершилось, внутри начался пожар, уничтоживший здание до основания и распространившийся с такой скоростью, что погибло множество людей»9.

Особенно опасным демоническим характером с ханьских времен было принято наделять лис, обладавших способностью принимать человеческий облик, таким образом причисляя их к классу оборотней, с которыми мы уже знакомили читателя, и обещали продолжить наш рассказ в этом разделе. В китайской демонологической традиции таких лис принято называть ху мэй, ху цзин или ху гуайу т.е. «лисы-оборотни», или «лисы-призраки». Рассказы о них появляются уже в ханьских текстах. В исторических текстах того времени рассказывается о Фэй Чанфане, величайшем волшебнике в истории Китая, имевшем безграничную власть над демонами и духами: «Однажды, прогуливаясь с другом, он увидел студента в меховой шубе, перепоясанной желтым поясом, который спешился с неоседланной лошади и приветствовал его земными поклонами. „Если ты вернешь лошадь, — сказал Фэй Чанфан, — я избавлю тебя от смертной казни". Когда его спутник спросил его о смысле этих слов, тот объяснил: „Это лис, который украл лошадь у божества—покровителя местности"»^.

В последующие века легенды о лисах в человеческом обличье появлялись во множестве, если можно сделать такой вывод из того факта, что немалое количество таких рассказов дошло до нас в письменной форме. Из них следует, что во все времена опасность этих существ прежде всего состояла в том, что они, как и любые другие демоны, вызывают болезни и безумие, иногда мстя за причиненную им обиду, но в большинстве случаев

Лисы-демоны

223

действуя исключительно из беспричинной злобы. Помимо расширения наших познаний в области китайской демонологии, рассказы о лисах как о демонах болезней знакомят нас с интересными представлениями, относящимися к сфере патологий и медицинского искусства. Когда Сюй Ци, член Ханьского императорского дома, который, как мы ранее видели, удовлетворял свое любопытство, а возможно и алчность, вскрывая древние погребения, открыл могилу Луань Шу, «все знаки достоинства, украшавшие гроб, сгнили без остатка. Там оказалась только белая лиса, которая, увидев людей, тут же убежала. Ловили ее и тут и там, но так и не поймали, только ранили в левую лапу. В ту же ночь вану приснился человек с совершенно белой бородой и бровями. Появившись, он спросил вала: „Зачем поранил мне левую ногу?" И тоже ударил его посохом по левой ноге. Когда ван проснулся, почувствовал сильную боль: на ноге появилась язва, которая не заживала до самой его смерти»11.

Эта легенда впервые приводится в книге, датируемой IV веком, что, конечно, не исключает возможности ее появления во времена, указанные автором сборника. В последующие века лисы-оборотни продолжают фигурировать в мифах как существа, насылающие болезни на детей и взрослых. Не имея возможности слишком задерживаться на этой теме, перейдем сразу к династии Тан и остановимся на удивительной легенде того времени, проливающей свет на образ лисы—насылательницы болезней и в то же время открывающей перед нами ее не имеющие себе равных способности принимать чужой облик.

«В годы Чжэньюань династии Тан (785-805) помощник распорядителя (шаоинь) уезда Цзянлин (на юге пров. Хубэй) господин Пэй, чье имя я не помню, имел сына десяти лет, очень умного, образованного, прилежного и живого мальчика, одаренного и талантами, и внешностью, которого он очень любил. Этот мальчик внезапно заболел, и с каждым днем ему становилось все хуже; так продолжалось в течение десяти дней. Лекарства не помогали, и Пэй уже собирался пригласить даоса для изгнания [демона болезни], надеясь, что это поможет исцелить больного, как вдруг в дверь постучал некий человек, назвавшийся Гао, специалистом в искусстве амулетов. Пэй пригласил его войти и осмотреть его сына. „Болезнь мальчика вызвана не чем иным, как кознями лисицы, — сказал мастер. — Я владею

224 Я. Я. М. де Гроот

искусством исцелять подобные недуги". Пэй поблагодарил его и попросил о помощи. Гао приступил к вопрошению и призванию [демона] с помощью искусства амулетов, и в следующую минуту мальчик внезапно поднялся со словами: „Я исцелен". Обрадованный господин Пэй назвал Гао подлинным мастером магии, накормил, напоил его, щедро одарил деньгами и шелком и с благодарностью проводил до ворот. Прощаясь, Гао сказал: „Я буду заходить каждый день".

Несмотря на то что мальчик излечился от болезни, ему все же недоставало духовной энергии (шэньхунъ); время от времени он начинал бредить, у него случались приступы беспричинного смеха и рыданий, с которыми он не мог справиться. Каждый раз, когда приходил Гао, господин Пэй просил его заняться этими [симптомами], но тот всякий раз говорил: „Жизненные силы вашего сына были вытянуты демоном и еще не восстановились. Не пройдет и десяти дней, как все придет в норму. Рад сообщить вам, что нет причин беспокоиться". ИПэй верил этому.

Через несколько дней к Пэю зашел врач по фамилии Ван, сказавший, что обладает амулетами с божественной мощью и может обнаруживать, пресекать и исцелять болезни, вызванные демонами. Беседуя с Пэем, он сказал: „Я слышал, что ваш любимый сын был болен и еще не совсем поправился. Мне бы хотелось взглянуть на него". Пэй позволил ему осмотреть мальчика, и Ван в ужасе воскликнул: „Молодой господин болен лисьей болезнью. Если не лечить его немедленно, ему может стать совсем плохо!" Тут Пэй рассказал ему о докторе Гао, на что Ван рассмеялся: „А откуда вы знаете, что этот человек не лис?" Они сели, приготовили все необходимое для процедуры изгнания, как вдруг вошел Гао.

Как только он вошел, он сразу же начал громко упрекать господина Пэя: „Как же так! Ваш сын излечен, а вы приводите в его дом лису?! Это тот самый зверь, который вызвал болезнь!" Ван, в свою очередь, увидев Гао, вскричал: „А, вот и злобная лиса! Конечно же, это он! Как же его искусство может изгонять демонов и исцелять болезни?" Так они продолжали кричать, обвиняя друг друга, а домашние Пэя стояли вокруг, остолбенев от страха и удивления. Внезапно у ворот появился даос. „Я слышал, что сын господина Пэя страдает лисьей болезнью, — сказал он слугам, — Я могу видеть демонов, передайте

Лисы-демоны

225

[вашему господину], что я прошу позволения войти и поговорить с ним". Слуга поспешил доложить Пэю, и тот, выйдя, рассказал о случившемся. пС этим справиться несложно", — сказал даос, вошел в дом и увидел тех двоих. Оба они тут же закричали: „Это тоже лис! Как это ему удается морочить людей под личиной даоса!" Даос ответил тем же [обвинением]: „Вы, лисы! Возвращайтесь в свои заброшенные могилы в предместьях! Зачем вы досаждаете этим людям?!" С этими словами он закрыл [за собой дверь], и все трое еще долгое время продолжали ругаться. Страх господина Пэя все усиливался, а его домашние и слуги не знали, как избавиться от этих троих. На закате шум стих. Дверь открыли и обнаружили трех лис, лежащих без движения, тяжело дыша. Пэй забил их кнутом до смерти, и через десять дней мальчик выздоровел»12.

Вряд ли будет ошибкой сказать, что в основе образа лисысамозванки, наводящей морок на людей своими проделками, лежит ее природное коварство и хитрость, скрытые под личиной невинной внешности. Как мы видели из легенды, приведенной выше, иероглифы, обозначающие ее демоническую природу, появляются уже в ханьских текстах. Кроме того, из рассказов Гань Бао, можно заключить, что во времена автора уже существовало представление о лисе, принимающей облик прекрасной девушки для обольщения мужчин. Именно образ лисицы-соблазнительницы стал излюбленной темой китайского мифотворчества. Тот факт, что тексты, дошедшие до нас от эпохи Гань Бао, отождествляли лису-оборотня с женщиной с распущенными нравами, жившей в далекой древности, дает возможность отнести веру в существование подобных демонических существ ко временам более ранним, нежели IV век.

Текст «Сюань чжун цзи», составленный ранее VI века, формулирует распространенные представления об опасных лисьих кознях в следующих выражениях: «Когда лисе исполняется пятьдесят лет, она получает способность превращаться в женщину; столетняя лиса может принимать облик прекрасной девушки, шаманки, одержимой духом (шэнъу), или взрослого мужчины, имевшего связи с женщинами. Такие существа могут знать о вещах, происходящих за тысячу ли, наводить на людей заклятие или одержимость, очаровывать их, заставляя терять рассудок. Тысячелетняя лиса попадает на небо и становится небесной лисой»13.

226	Я. Я. М. де Гроот

В продолжении сборника Гань Бао о чудесах, написанном не намного позже этого текста, упоминается, что женщины распущенного нрава в IV веке, как считалось, формально учитывались лисами в целях поощрения распутства. Там мы находим следующий эпизод:

«Некий Гу Чжэнь из царства У однажды во время охоты поднялся на холм и вдруг услышал чей-то голос: „Ой-ей, в этом году дела идут совсем плохо". Вместе со своими спутниками он осмотрел холм и обнаружил в яме с древней могилой седого лиса, склонившегося над свитком и что-то туда дописывавшего. Они спустили на него собак, с громким лаем разорвавших его. Гу поднял свиток и обнаружил, что это было не что иное, как список бесстыдных женщин, а имена тех, кто уже вступал в непристойную связь, были обведены красными кружками. Там было более сотни имен, и среди них стояло имя дочери Чжэня»14.

Вера в лис-оборотней и их чары, или, как их обычно называли в текстах, ху мэй} лис-соблазнительниц, была особенно распространена в танское время. Множество рассказов о них, дошедших до наших дней, относятся именно к этому периоду. «Гуан и цзи», пожалуй, главный текст о чудесах той эпохи, уделяет много внимания сюжетам участия таких демонов в драме человеческой жизни. Составить представление об оригинальности и достоинствах этих сюжетов можно по следующей легенде:

«Человек из рода Вэй из Дулина жил в Ханьчэне и владел еще одним домом в десяти ли к северу от города. Осенью первого года правления Кайчэн, на закате он направился в свой дом за городом и по дороге встретил женщину в простом платье, с тык- вой-горлянкой в руке, идущую с севера. „Год я жила в деревне к северу от города, и моя семья очень бедна, — сказала она. — Меня обесчестил деревенский сборщик налогов. Сейчас я хочу обвинить этого человека перед чиновниками, и была бы очень вам благодарна, если бы вы описали это происшествие на бумаге, чтобы я могла отнести ее городскому начальству и смыть позор, которому подверг меня этот человек". Вэй согласился. Женщина вежливо поклонилась ему, и они сели на траву. Достав из складок одежды сосуд с вином, женщина сказала: „У меня здесь, в тыкве-горлянке, немного вина, я хочу осушить ее вместе с вами и захмелеть". Она наполнила чаши вином и выпила за его здоровье. Вэй, в свою очередь, поднял чашу, как вдруг с западной

Лисы-демоны

227

стороны появился охотник верхом на лошади со сворой гончих псов. Увидев его, женщина вскочила и метнулась к востоку, но, не пройдя и десяти шагов, превратилась в лису. Вэй пришел в ужас, увидев, что держит в руке не чашу, а человеческий череп, а вино напоминает коровью мочу. У него случился приступ лихорадки, и он выздоровел только через месяц»15.

Бо Цзюйи, прославленному государственному деятелю и в то же время талантливому писателю и поэту, жившему в 771847 гг., мы обязаны следующей поэтической формулировкой представлений танских китайцев о воздействии лисьих чар на умы и сердца людей:

Когда состарится лиса в могиле древней, Прекрасный облик юной девы примет, Изысканной прической станетмех,

Аморда обратится нежным ликом,

Идлинный хвост атласным шлейфом станет. Ступая медленно, она по тропам бродит,

Ана закате, в пустоши безлюдной

Поет, танцует и рыдает горько. Качая головой, дугу бровей подняв, Внезапно рассмеется звонким смехом,

Ивсяк, увидевший ее, под властью чар Волшебных тотчас окажется. О, если красота Фальшивая пленяет так сердца, То что сказать о прелести природной?

Ведь человеческий рассудок ложным чарам Земную истинность всегда предпочитает,

Иоколдованный прекрасной феей странник С рассветом снова в ней лису увидит.

Но если женщина, лисе уподобившись, Коварной соблазнительницей станет, Проникнет в душу, сердцем овладеет,

Ижизнь твою погубит безвозвратно16.

Нет смысла пересказывать здесь все сюжеты оприключениях людей, попавших под чары лис, которые когда-либо были сочинены китайской устной или письменной традицией17. Нашим задачам отвечает перевод лишь тех легенд и отрывков, которые освещают основные аспекты интересующей нас темы; остальные же будем считать смысловым повторением и в силу этого опустим их. К несомненно заслуживающим внимания относятся сюжеты, рисующие лису, столь непревзойденно овладевшую искусством принимать чужие обличья, что, не удовле-

228 Я. Я. М. де Гроот

творяясь более превращением в человека, она посягает на божественный авторитет, принимает облик самих будд и даже получает доступ в императорские покои. Особо наделенными всеми этими характеристиками выступают персонажи танских новелл.

«В годы Юнхуэй династии Тан», — говорится в «Гуан и цзи», — «в уезде Тайюань (пров. Шаньси) жил человек, называвший себя воплощением Будды Майтрейя (Будды Грядущего). Приходившие поклониться ему видели его столь высоким, что голова его, казалось, касалась небес. Затем он постепенно уменьшался до пяти или шести футов, и его тело было словно цветок красного лотоса меж листьев. „Знаете ли вы, — вопрошал он, — что Будда имеет три тела (трикайя)? Подлиннным является величайшее [из них], почитайте его, благоговейно простираясь перед ним". Один монах по имени Фу Ли, живший в городе и постигший глубинное учение, вздохнул и сказал: „После нынешнего периода 'истинного Учения' наступит период 'подобного Учения', а за ним последует период 'конечного Учения'18. Между периодом 'конечного Учения' и периодом Учения, подобного Учению Нирваны' пройдет еще несколько тысяч лет. После того, как учение Шакьямуни прекратится, произойдет поворот Кальпы, и тогда Майтрейя сойдет с [небес] Тушита на [континент] Джамбудвипа. Но учение Шакьямуни еще не исчезло, не понимаю, почему же Майтрейя сошел так рано? Похоже, все это горячее и благочестивое поклонение и почести оказываются обманщику". Вдруг он взглянул на ноги [самозванца] и угадал в нем старого лиса, а его цветы, флажки, хвост яка, балдахин и прочие атрибуты оказались просто бумажными деньгами из могилы. Потирая руки, он воскликнул: „Разве Майтрейя таков?" И не успел Фу Ли это выговорить, как к лису вернулся его настоящий облик, он соскочил со своего трона и бросился бежать. Его пробовали догнать, но возвратились ни с чем»19.

В том же тексте приводится следующий эпизод:

«В годы царствования танской императрицы У Цзэтянь (684-706) была некая женщина, называвшая себя святым Бодхисаттвой. Она могла узнавать все, что на сердце у людей. Императрица призвала ее ко двору, и все, что та говорила, подтвердилось. В течение нескольких месяцев ее окружали поче-

Лисы-демоны

229

том и чествовали как истинного Бодхисаттву. Затем во дворце появился буддийский монах по имени Да Ань, и императрица осведомилась, видел ли он уже женщину-Бодхисаттву. „Где же она? — спросил Да Ань. — Я хочу взглянуть на нее". Императрица распорядилась устроить монаху встречу с ней.

Дух Да Аня воспарил, подобно ветру. Он задал вопрос: „Ты можешь видеть движения сердца, попробуй увидеть, где покоились мои мысли". — „Между колокольчиков на дисках на вершине пагоды", — был ответ. Он тут же повторил вопрос, и женщина ответила: „На небе Тушита, во дворце Майтрейи вы слушали об Учении". И в третий раз он задал вопрос, и ответом было: „На Небесах, недоступных сознанию". Все три ответа были правильными.

Императрица пришла в восторг, но тут Да Ань сконцентрировал сознание на четвертом плоде святости, царстве Архатов,

иженщина не смогла узнать ответ. Тогда Да Ань воскликнул: „Я поднялся [в своем сознании] до царства Архатов, а ты не смогла узнать этого; что бы ты сказала, если бы я [возвысился] в мыслях до царства Бодхисаттв и Будд"? Женщине пришлось признать свое поражение; она обернулась лисой, сбежала по лестнице и скрылась неизвестно куда»20.

«Во времена Тан в округе Дайчжоу (пров. Шаньси) жила одна девушка, чей брат служил в войсках далеко от дома. Они с матерью жили уединенно, и как-то раз им явился бодхисаттва, спускающийся на облаке. Он обратился к матери: „Ваш дом исполнен добродетелей, я желаю поселиться здесь; приведите здесь все в должный порядок, и я буду часто появляться у вас". Односельчане поспешили сделать необходимые приготовления,

икак только они закончили, бодхисаттва сошел в дом на пятицветном облаке. Толпы деревенских жителей собрались у дома с приношениями, но [бодхисаттва] приказал держать его пребывание в тайне, опасаясь, что верующие будут стекаться к нему со всех сторон. Жители деревни поклялись молчать о случившемся. Между тем бодхисаттва вступил в близость с девушкой, и вскоре она забеременела. Прошел год, и брат девушки вернулся, но бодхисаттва объявил, что не желает видеть лиц мужского пола, и приказал матери выгнать своего сына. Не имея возможности добраться до бодхисаттвы, сын нанял даоса, который предпринял необходимые меры и обнаружил, что в об-