Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Абылхожин Ж., Масанов Н., Ерофеева И..doc
Скачиваний:
81
Добавлен:
09.02.2015
Размер:
1.94 Mб
Скачать

Глава 4. Инерция мифотворчества в освещении...

265

Отсюда ясно, что тоталитарный режим, сам того не осознавая, давал своеобразные «этнонациональные уроки» даже посред­ством насаждаемой им «культуры репрессий», инструментальный арсенал которой был насыщен самыми различными «измами». Читатели многочисленных газет и подневольные аудитории пуб­личных идеологических «разборок» изо дня в день вынужденно осваивали такие «дежурные» идеологемы, как, например, «бур­жуазный национализм», «национал-уклонизм», «местный нацио­нализм» и т. п.

Одним из императивных условий любой формы самоидентифи­кации, в том числе, конечно, и этнонациональной, выступает осоз­нание границы группы [25]. Именно поэтому советский режим в значительной степени был озабочен и проблемой наведения наци­онально-административных территориальных границ. Правильнее было бы даже сказать, что их лимитация являлась альфой и оме­гой политики государства по предписанию и жесткой фиксации этничности. Причем оформление национальных территориально-административных единиц осуществлялось в рамках строго ие­рархической системы их политико-правовых статусов. Последние ранжировались в соответствии со сталинской концепцией «совет­ских наций, народов и народностей». Понятно, что критерии этого таксономического ряда, несмотря на их «научкоммовское» обосно­вание, были в действительности абсолютно произвольными.

В этой связи становится очевидным, что все декларации ре­жима по поводу советского федерализма, имевшего «подлинно демократическую сущность», не более, чем миф, растиражирован­ный идеологическими каналами, в том числе и историографией. Большевики понимали функцию федерализма в узкоэтническом смысле. Между тем она имеет гораздо более широкое содержание. Если придерживаться строгих определений, то федерализм — это территориально-региональная форма демократии, опирающаяся на гражданские права личности, вне всяких ее идентификационных связей. Федерализм становится действительно эффективной фор­мой государственного устройства и регионального самоуправления лишь в случае своего функционирования в пространстве правового ■ демократического гражданского общества. Последнее же предпо­лагает не примат государства над личностью, а ее суверенитет от государства. Естественно, что большевики, будучи уже по при-

роде своей идеологии ярыми государственниками, а следователь­но, поборниками тоталитаризма, были противниками демократии и гражданского общества. Поэтому отнюдь не случайно, ратуя в своих декларациях за идеи федерализма, они проводили в жизнь лозунги не гражданской солидарности и демократического само­управления, а локально замкнутых этнонациональных коалиций, должных быть включенными в более широкую субстанцию — со­ветское классовое государство.

И это вовсе не было отходом от столь желаемой властью мо­дели централизма. Напротив, создание в рамках национально-го­сударственного строительства погранично-очерченных образований соответствовало корпоративному характеру советского государства. Ведь они воспринимались режимом как своеобразные «этнонаци­ональные корпорации», через которые, было удобно и эффектив­но осуществлять тоталитарный «контроль над этничностью». Для этого создавалась и соответствующая институциональная система в виде республиканских партийных структур (согласно деклари­рованному уставом КПСС, принципу так называемого демокра­тического централизма, они выполняли функции трансляторов и проводников решений московского партийного ареопага), перефе-рийных советских и государственных органов, не смевших пред­принять даже мало-мальских инициатив без оглядки на Центр, а также квотированной бюрократии с ее верноподданническими перестраховочными инстинктами.

В условиях такого всеобъемлющего контроля режима трудно было даже представить, чтобы этнонациональное самосознание могло на легитимном уровне (т. е. без конфликта между внут­ренними моральными позывами и санкционированными властью идеологическими допусками) обретать хотя бы эпизодическую свободу сколько-нибудь стихийных своих проявлений. Оно обре­калось на индифферентность и политическую лояльность, пода­ваемые пропагандой как следование идеям «большого общесовет­ского патриотизма и социалистического интернационализма».

Действенность системы «контроля над этничностью» дока­зывалась в советской истории множеством прецедентов, в том числе и таких, которые имели почти обнаженно выраженный провоцирующий характер. Так, например, можно вспомнить, как незаметно прошла акция по изъятию из состава Казахской

266

Научное знание и мифотворчество...

АССР Оренбургской губернии и передача ее вместе с городом Оренбургом, имевшим до этого столичный статус (1925 г.), под юрисдикцию органов управления РССРСР. В конце 1950-х годов не встретило каких-либо серьезных препятствий волевое решение Н. Хрущева о передаче двух районов Южного Казахстана со­седней Узбекской ССР (лидер страны посчитал достаточным оп­равдать это лишь только тем, что поскольку-де данные районы специализируются на производстве хлопка, то им будет «удобнее в хлопковом Узбекистане»). На каком-то этапе своей «волюнта­ристской политики» тот же Н. Хрущев вполне серьезно обду­мывал инициативу первого секретаря Целинного крайкома КПК Н. Соколова о преобразовании края (территория пяти областей Северного Казахстана) в 16-ю союзную — Целинную республику со своим ЦК партии и Советом министров. Вспомним также, что в послевоенные годы особый, по сути, экстерриториальный статус был придан некоторым городам и территориям Казахстана, вклю­ченным в военно-промышленную инфраструктуру. Такие города, как «атомный» Курчатов с прилегающим полигоном, «урановый» Степногорск, «ракетно-космический» Аенинск с космодромом Байконур (его территория по площади была равна девяти таким городам, как Москва) непосредственно подчинялись Москве, де­монстрируя полное игнорирование органов управления Казахстана и интересы местного населения. Все это было возможным лишь при абсолютной уверенности Центра в непреходящей силе «ре­жимного надэтнического контроля», а также в том, что заданная государством процессуальность этнонационального самосознания стабильно выдерживает свою константу.

Только по мере нарастания социально-экономического и по­литического кризиса, в том числе и в сфере межэтнических отно­шений, этничность и этнонациональное самосознание, столь долго спонсируемые режимом, стали прорываться за пределы привыч­ных регламентации.

В. Тишков по поводу андерсоновской концепции этнонацио-нальной общности как «воображаемой конструкции» замечает, что «это не мешает ей становиться жесткой реальностью и основой для коллективных действий» [26]. Советская практика «двойных стандартов» в национальном вопросе, амбивалентно ориентирован­ная как на декларации об интеграции этносов в единый советский