Глава 3. События и люди Казахской степи...

139

очень точно заметил, что «чем древнее событие, тем предание менее исторично, и тем более оно тяготеет к легенде. В силу боль­шой удаленности события во времени реальная основа сказания тускнеет, смешивается с вымышленными в ходе долгого устного бытования ситуациями, в результате чего ...предание становится произведением, где герои идеализируются, а их действия гипербо­лизируются и порою приобретают фантастический характер» [11].

Ввиду указанных особенностей данной категории историче­ских памятников устные народные предания казахов не являются первичным и, соответственно, самодостаточным источником ис­торической информации для воссоздания более или менее точ­ной и объективной картины развития казахского общества в эпоху XVII—XVIII вв., а представляют собой достаточно многослой­ный и многократно субъективизированныи исторический источ­ник, который можно использовать в исследовательской практике в основном по принципу дополнительности применительно к раз­личным письменным материалам того времени.

В советский период предметно-тематический диапазон исто-рико-этнографической проблематики и общий уровень ее научного изучения на территории бывшего СССР были обусловлены далеко не только и даже не столько академически заданными парамет­рами и императивами, а прежде всего прагматическими потребно­стями построения социалистического общества. В этих обществен­но-политических условиях тоталитарный режим возвел различные категории и методологические принципы марксистско-ленинской формационной теории в ранг обязательного инструмента констру­ирования научных концепций национальной и всемирной истории. Вследствие отмеченных обстоятельств, 30—70-е гг. XX в. стали эпохой своеобразной интеллектуальной «мутации» научной истори­ографической парадигмы [12], совершившей резкий крен в сторону официальной концепции исторического процесса; и она приобрела некоторые «вторичные» мифологические признаки. Вместе с тем советская историческая наука в течение многих лет была подвер­жена сильному деструктивному воздействию на нее частой смены полярных идеократических оценок многих крупных и неоднознач­ных по своим историческим последствиям событий прошлого ка­захского народа и других народов бывшего Советского Союза (процессы присоединения их к России, народно-освободительные

движения, военно-политические конфликты с соседними народами и др.). В результате этого даже самые зрелые и компетентные исследователи истории казахов данного периода были вынуждены время от времени радикально менять свои авторские концепции этих вопросов (М. П. Вяткин, Е. Бекмаханов), либо в лучшем слу­чае сознательно уходить от научной разработки «опасных» тем (Е. Д. Дилъмухаммедов и др.) [13].

Одним из неизбежных результатов долговременной тотальной идеологизации историографии Казахстана и неоднократной сме­ны биполярных реинтерпретаций действий главных героев доре­волюционной истории казахского народа и казахстанского региона явилось постепенное утверждение в массовом сознании неуважи­тельного отношения к историческому источнику и историческому факту. Они стали восприниматься как нечто незначительное и второстепенное в процессе познания истории и культуры страны по отношению к любой удобной для той или иной группы апри­орной историографической схеме. Параллельно с этим процессом складывался устойчивый стереотип о том, что официальная исто­риография не отражает реальную историческую картину, так как о прошлом казахов писали до сих пор либо их откровенные враги, либо скрытые недоброжелатели, стремившиеся скрыть от народа правду о его истинных исторических достижениях и трагических потерях. В категорию таковых, как правило, попадают некие аб­страктные «шовинисты», безуспешно пытающиеся духовно асси­милировать тюркские народы региона, и свои доморощенные «ас­фальтовые» «манкурты», забывшие Родину-мать и родную куль­туру. Исходя из «метропольной» социокультурной принадлеж­ности подавляющего большинства дореволюционных и советских историков, писавших о казахском народе, примечательного факта использования ими в основном или большей частью русскоязыч­ных письменных источников по истории и этнографии Казахстана и наличия в трудах многих из них разного рода «имперских» сте­реотипов восприятия образа жизни и культуры азиатских народов, официальная историографическая парадигма получила в маргина-лизированном сознании определенную этническую окраску и стала отчасти восприниматься его носителями как «необъективная» по сути и «чуждая» по своим соционормативным ценностям истин­ному «народному духу».

140

Научное знание и мифогпь ~>чество...