Страхов Н.Н.. Geschichte der Wissenschaften in Deutschland (История наук въ Германии. Новое время. Том XIII. История немецкой философии, Эдуарда Целлера. Мюнхен, 1873)

Geschichte der Wissenschaften in Deutschland

Geschichte der Wissenschaften in Deutschland. Neuere Zeit. Bd. XIII. Geschichte der deutchen Philosophie, v. Dr. Eduard Zeller. München, 1873. (Исторiя наукъ въ

Германiи. Новое время. Томъ XIII. Исторiя н мецкой философiи, Эдуарда Целлера. Мюнхенъ, 1873).

Н мецкiя книги -- суть лучшiя книги на св т . Въ сфер мысли и науки

Германiя, какъ изв стно, им етъ авторитетъ, высоко стоящiй надъ авторитетомъ другихъ просв щенныхъ народовъ. Это умственное владычество т мъ поразительн е, что Германiя прiобр ла его очень поздно; чтобы

завоевать его, она должна была выйти изъ того презр нiя и умственнаго подчиненiя, въ которомъ находилась, и должна была взять верхъ надъ странами, уже давно обладавшими высокою умственною жизнью. "Въ

середин XVII стол тiя", разсказываетъ Целлеръ, "другiе народы (Италiя,

Англiя, Францiя, Голландiя) высоком рно смотр ли на н мцевъ, считая ихъ мало способными къ наукамъ, и всего меньше готовы были признать

способность къ философiи за т мъ самымъ народомъ, который впосл дствiи былъ преувеличенно названъ народомъ мыслителей" (стр. 1).

Какъ мы знаемъ, это высоком pie къ н мцамъ продолжалось и въ XVIII

стол тiи и уступило только блестящимъ подвигамъ германскаго генiя,

который къ концу этого стол тiя создалъ свою литературу и философiю. Съ

т хъ поръ поб да сл довала за поб дой, и умственное владычество Германiи

получило силу, которой никогда не им ли другiя страны. Германiя стала въ

полномъ смысл слова учительницею Европы, а сл довательно и всего мiра.

Францiя и Англiя, т дв страны, которыя повидимому могли бы соперничать съ Германiею, покорно преклонились передъ нею. Послушайте Ренана, когда

онъ говорить о н мецкой культур и о своемъ первомъ знакомств съ нею; для него это новый высшiй мiръ, какой-то храмъ, въ который онъ вошелъ съ

восторгомъ и благогов нiемъ изъ мелкаго мiра французской мысли и науки.

Точно такъ и у Карлейля, посвященнаго въ тайны н мецкой философiи, его

родная англiйская философiя и наука вызывают величайшее презр нiе.

Блестящiй и всесв тно знаменитый писатель Маколей вызвалъ какъ-то у

Ренана отзывъ, который мы приведемъ для прим ра, чтобы показать, какъ

далеко взглядъ челов ка, знакомаго съ германской наукою, отступаетъ отъ обыкновенныхъ сужденiй. "Разъ какъ-то я сталъ читать Маколея",

разсказываетъ Ренанъ. "Эти р зкiе приговоры, эта враждебность къ своимъ

противникамъ, эти явно признаваемые предразсудки, это отсутствiе безпристрастiя и способности понимать противоположные взгляды, этотъ либерализмъ безъ всякой широты пониманiя, что христiанство вовсе не

христiанское, -- все это возмутило меня. Таковъ б дный родъ челов ческiй, что для него нужны узкie умы".

Но Англiя и Францiя -- страны слишкомъ своеобразныя, им ющiя слишкомъ

давнюю, уже кр пко сложившуюся и сильно разросшуюся культуру; поэтому

он не могли подпасть слишкомъ глубокому влiянiю Германiи; он продолжали жить своею умственною жизнью, хотя и чувствовали, что у нихъ

отнято первенство, что власть ихъ потеряна. Но мы, pyccкiе, -- другое д ло. Не

им я своей науки и философiи, неудерживаемые никакими преданiями и обладая хотя безплодною, но на все способною подвижностью, мы постоянно

усвоивали себ направленiе н мецкой науки, такъ что все наше просв щенiе

главнымъ образомъ есть плодъ германскаго просв щенiя. До посл днихъ дней Германiя есть наша учительница и различные фазисы нашей умственной

жизни непрем нно содержатъ въ себ отраженiе философскаго и научнаго движенiя Германiи.

И такъ новая н мецкая книга, трактующая о важномъ предмет и излагающая намъ современное состоянiе науки, представляетъ для насъ очень

важное и интересное явленiе. Въ настоящемъ случа д ло идетъ объ исторiи

философiи. Спрашивается, чему же насъ учатъ н мцы относительно этого

предмета? Знаменитый ученый написалъ исторiю н мецкой философiи; мы съ

жадностiю беремся за книгу, но, разум ется, не съ т мъ чтобы изучать ученiя

Лейбница, Канта, Гегеля -- мы и прежде были съ ними знакомы, -- а съ т мъ, чтобы найти для себя высшее руководство, получить наставленiе, какъ научнымъ образомъ понимать и обработывать исторiю философiи вообще. Въ чемъ главная задача этой науки и какъ мы можемъ достигать ея?

Къ удивленiю и сожал нiю мы не находимъ въ новой книг никакого отв та

на эти вопросы, на вопросы вполн законные, которымъ насъ научила сама же Германiя. Вотъ фактъ, на который мы желаемъ обратить вниманiе читателей. Наша великая учительница очевидно въ величайшемъ смущенiи; она умалчиваетъ о самыхъ существенныхъ пунктахъ науки, а о другихъ говоритъ съ странной осторожностiю, съ безпрерывными и неясными оговорками.

Для того чтобы писать исторiю философiи, нужно самому философствовать,

непрем нно нужно испов дывать какое-нибудь философское ученiе. Иначе

ничего нельзя будетъ понять въ исторiи философiи. Для челов ка, который

вовсе чуждъ философскаго мышленiя, философскихъ уб жденiй, вся эта

исторiя явится какимъ-то неинтереснымъ вздоромъ. И нын шнее настроенiе

умовъ очень близко къ такому взгляду на д ло. Для нын шняго времени,

когда н которую силу им ютъ только эмпиризмъ, матерiализмъ и позитивизмъ, самый логическiй взглядъ на исторiю философiи будетъ такой, что философiя есть печальное заблужденiе, отъ котораго по немногу

освобождалось и освобождается челов чество. Въ такомъ дух написалъ свою исторiю Льюисъ, позитивистъ. Онъ писалъ исторiю философiи такъ точно, какъ физикъ можетъ написать исторiю магiи, химикъ -- исторiю алхимiи, астрономъ -- исторiю астрологiи. Если занятiе подобными предметами и

нельзя считать очень важнымъ д ломъ, то все-таки это д ло возможное,

им ющее опред ленный смыслъ. Но Целлеръ находится въ гораздо бол е

затруднительномъ положенiи, ч мъ Льюисъ. Онъ не держится никакого

взгляда, а между т мъ долженъ былъ написать исторiю философiи.

Д ло происходило такъ. Молодой баварскiй король, Максимилiанъ II, другъ знаменитаго композитора Рихарда Вагнера, юноша, исполненный любви къ наукамъ и искусствамъ, задумалъ для славы Германiи и въ поученiе мipy дать

намъ исторiю того, ч мъ всего больше можетъ гордиться Германiя, исторiю наукъ въ Германiи. Для этого при мюнхенской академiи наукъ была составлена "историческая коммиссiя", которая разослала приглашенiя

знаменит йшимъ изъ современныхъ н мецкихъ ученыхъ. Эти знаменитости почти исключительно оказались профессорами; двадцать четыре такихъ

знаменитости взялись за д ло, и оно исполнено уже больше ч мъ на половину. Вотъ какъ случилось, что Целлеру досталось писать исторiю философiи.

Между т мъ чтò такое философiя и въ чемъ заключается ея исторiя, онъ не

знаетъ. Очень странно сказать, а между т мъ весьма похоже по виду, что онъ

даже вовсе не задавалъ себ этихъ вопросовъ. Въ предисловiи онъ не упоминаетъ объ этихъ трудныхъ вопросахъ, но настоятельно жалуется на совершенно другiя затрудненiя, именно на то, что отъ него требовали, чтобы

все сочиненiе было въ одномъ том и чтобы оно было написано по

возможности популярно. Въ его книг почти тысяча страницъ, но и этого ему было мало. "Въ самомъ изложенiи философскихъ взглядовъ", пишетъ онъ, "я принужденъ былъ говорить мимоходомъ о многомъ, что заслуживало бы само

по себ бол е подробнаго изложенiя; внутреннюю связь и научное обоснованiе ихъ я часто могъ указать только немногими чертами и долженъ

былъ опустить или б гло упомянуть о многихъ ц нныхъ частныхъ

изсл дованiяхъ и зам чанiяхъ'' (Vorrede, s. VII).

Не странный ли прiемъ -- въ исторiи философiи излагать разные философскiе

взгляды, но опускать, за недостаткомъ м ста, ихъ внутреннюю связь и научное ихъ обоснованiе? Для Целлера какъ будто самое важное не философiя и ея

развитiе, а та литература, та масса книгъ, которая написана о философiи и

которая в роятно украшаетъ ст ны его кабинета. Изъ-за изложенiя содержанiя

этихъ книгъ онъ забываетъ излагать значенiе и связь т хъ идей, которыя ихъ породили. Книга Целлера есть сочиненiе не философа, а филолога, и даже

филолога въ дурномъ смысл -- такого, для котораго буква, текстъ -- важн е духа, идеи. Не знаемъ, какъ бы онъ изложилъ внутреннюю связь и научное

обоснованiе философскихъ ученiй, если бы вм сто одного тома въ тысячу страницъ написалъ десять такихъ томов; но теперь мы не находимъ въ его

книг не только внутренней связи явленiй философiи, но не находимъ и яснаго пониманiя того, чтó такое философiя.

Отъ научныхъ требованiй в дь невозможно уклониться. Какъ бы мы ни

хитрили, уклоняясь отъ прямаго отв та на существенные вопросы, а прiйдется

же гд -нибудь дать косвенное указанiе на то, какъ мы ихъ понимаемъ. Когда,

наприм ръ, пишемъ истоpiю философiи, то хотя бы у насъ эта исторiя была

похожа на библiографiю, и тогда намъ прiйдется отв чать на такой вопросъ:

какого писателя сл дуетъ занести въ эту исторiю и какого н тъ? Кого нужно

считать философомъ и кого н тъ? И сл довательно, -- что такое философъ?

Посл всего, что было писано и толковано о философiи, Целлеръ конечно не

могъ, да и не былъ расположенъ пропустить кого-нибудь изъ зам тныхъ

философовъ; но по своей жадности къ философской литератур , къ книгамъ,

онъ непрем нно долженъ былъ впасть въ противоположную ошибку и занести

въ свою исторiю т хъ писателей, которые лишь слабо связаны съ философiею.

Такъ, не им я м ста для изложенiя внутренней связи и научнаго обоснованiя системъ, онъ однако же внесъ въ свою исторiю Лессинга и посвятилъ ему 40

страницъ, то есть вдвое больше, ч мъ Шопенгауэру и только въ полтора раза

меньше, ч мъ Гегелю.

Философъ ли Лессингъ, или н тъ? Чтобы р шить этотъ вопросъ, очевидно нужно знать, что такое философiя. И вотъ Целлеръ, который какъ будто

изб галъ всякаго изложенiя своихъ мн нiй о философiи, принужденъ высказаться.

"Kогдa мы слышимъ имя Лессинга, то прежде всего конечно вспоминаемъ о

заслугахъ, которыя оказалъ этотъ р дкiй челов къ всей нашей литератур и

нашей духовной жизни. Его величiе основывается не на усп шной разработк

отд льной спецiальности, а на томъ д йствiи, которое онъ производилъ во вс

стороны, на т хъ зажигающихъ и озаряющихъ искрахъ, которыя неустанно

разсыпалъ этотъ пламенный духъ, ч мъ бы онъ ни занимался. Прежде всего онъ для насъ -- независимый, самъ на себя опирающiйся характеръ, который

безъ отдыха и страха боролся за д ло умственной свободы; генiальный,

ник мъ не превзойденный критикъ, который безпощадно пресл довалъ ложный вкусъ и надувающуюся посредственность, который съ образцовой

ясностiю опред лилъ задачу поэзiи и театральнаго искусства, который, очистивъ и ограничивъ каждую область, разъяснилъ отношенiе искусства къ

наук , различныхъ искусствъ и видовъ искусства другъ къ другу, философiи къ теологiи и теологiи къ религiи; классическiй писатель, который занимаетъ

одно изъ первыхъ м стъ между основателями н мецкаго театра и н мецкой

прозы. Только одинъ листикъ его в нца, и не тоть, который всего больше бросается въ глаза, принадлежитъ исторiи философiи. Его натура и ходъ его

жизни одинаково сод йствовали тому, чтобы образовать изъ него

перворазряднаго критика, но никакъ не систематика. Какъ мало онъ им лъ расположенiя и призванiя стать систематикомъ видно уже изъ знаменитыхъ

словъ, характеризующихъ всего челов ка: "если бы Богъ въ своей правой рук

держалъ всю истину, а въ л вой только в чно-живое стремленiе къ истин ,

хотя бы съ условiемъ -- в чно заблуждаться, и если бы мн дано было

выбирать, я выбралъ бы л вую руку; чистая истина в дь хороша для одного лишь Бога". Лессингъ былъ слишкомъ критическая натура, чтобы не

подвергать сомн нiю своихъ собственныхъ выводовъ, слишкомъ безустанный

изсл дователь, чтобы успокоиться на какомъ-нибудь положенiи, какъ на

незыблемомъ основанiи для дальн йшаго созиданiя; онъ былъ слишкомъ

низкаго мн нiя о челов ческой познавательной способности, чтобы нашимъ

представленiямъ, какъ скоро они выходятъ за пред лы самыхъ общихъ

нравственныхъ и религiозныхъ уб жденiй, приписать большее значенiе, ч мъ

лишь простую в роятность; то, чтò ему предлагалось какъ несомн нное, уже по этому самому было для него подозрительно; но, какъ этого нельзя не

вид ть и какъ это совершенно понятно при такой необыкновенной умственной

возбудительности, у него, при всей логической острот , не доставало той

степени терп нiя и привычки къ методическому, идущему шагъ за шагомъ, не пропускающему ни единаго посредствующаго члена мышленiю, которая необходима для систематическаго философа. И такъ, если исторiя философiи

должна бы была пов ствовать только о т хъ, которые были основателями или

посл дователями опред ленной системы, то ей сл довало бы пройти Лессинга

молчанiемъ. Но если она напротивъ должна говорить о вс хъ, которые т мъ

или другимъ способомъ сод йствовали развитiю и проясненiю философскихъ понятiй, то она не только приметъ Лессинга во вниманie, но и должна будетъ назвать его (за исключенiемъ Канта) величайшимъ изъ философовъ

просв тительнаго перiода". (стр. 349, 350).

Вотъ и разберите, кто философъ и кто н тъ. Разв не всякiй поэтъ, разв не

всякiй крупный писатель или ученый способствуетъ т мъ или другимъ

способомъ развитiю философскихъ понятiй? По Целлepy выходитъ, что вс они должны быть зачислены въ философы, и многiе конечно въ величайшiе

философы своего времени. Какъ бы посм ялся Лессингъ, прочитавъ себ такую похвалу, -- онъ, такъ строго разграничивавшiй различныя области

умственной и художественной д ятельности! Если есть научная задача для исторiи философiи, то она, конечно, прежде всего заключается въ томъ, чтобы въ различныхъ видахъ и формахъ, въ которыхъ проявлялось философское мышленiе, найти его всегдашнiя отличительныя черты, показать его отношенiе къ другимъ явленiямъ умственной жизни, найти его спецiальное значенiе въ

жизни челов чества. Философы, почти также, какъ поэты, суть люди

особенные, обладающiе особыми талантами и им ющiе особую область творчества. Не только творить поэзiю могутъ лишь немногiе, лишь

д йствительные поэты, но и пониманie поэзiи бываетъ доступно людямъ въ различной степени. Тоже самое нужно сказать и о философiи. Лессингъ могъ быть очень способенъ понимать философскiя ученiя, и въ тоже время вовсе не

им ть настоящаго философскаго таланта.

Н. Страховъ.

(Продолженiе будетъ).

"Гражданин", No 33, 1873

Оригинал здесь -- http://smalt.karelia.ru/~filolog/grazh/1873/13auN33.htm

Geschichte der deutschen Philosophie, v. Е. Zeller. 1873

(Исторiя н мецкой философiи, Э. Целлера. 1873).

(Окончанiе).

Когда потеряна идея философiи, тогда этa наука не выд ляется изъ массы

другихъ наукъ, сливается со всякими облacтями умственной д ятельности. Но

тогда она непрем нно окажется излишнею наукою. Самое обыкновенное возраженiе противъ философiи, на которое справедливо ссылаются даже мало

способные къ мышленiю люди, будетъ сл дующее: частныя науки обнимаютъ

собою вс предметы познанiя; зач мъ же еще нужна общая наука? Если

философiя хочетъ говорить о душ , о познанiи, то на это есть психологiя; если

о веществ , то на это есть физика и химiя; если о развитiи челов чества, то на

это есть исторiя, и т. д. Философiя им етъ притязанiе на какое-то главенство

надъ науками; но науки повидимому не нуждаются ни въ какомъ руководств ;

он работаютъ и развиваются вполн самостоятельно, и сл довательно философiя есть вещь излишняя.

Но бываютъ времена, когда идея философiи еще бол е страдаетъ, когда она не отрицается, а извращается. Очень часто на философiю смотрятъ какъ на подчиненную науку, -- именно считаютъ ея принадлежностiю самыя общiя научныя положенiя и думаютъ, что эти положенiя могутъ быть только выводомъ, результатомъ частныхъ наукъ. При такомъ пониманiи философiя не

только лишается своего настоящаго м ста, но и прямо становится на другое

м сто, весьма низкое и на которомъ н тъ даже возможности для какихъ нибудь притязанiй

Вообще отношенiе философiи къ наукамъ есть существенная черта, когда вопросъ идетъ о состоянiи философiи. Конечно развитiе наукъ и развитiе

философiи им ютъ н который общiй корень во внутренней жизни

челов чества; но научный духъ изв стнаго времени ни въ чемъ не выражается такъ ясно и сильно, какъ въ философiи этого времени. Поэтому если

философiя сильна, она неотразимо и плодотворно д йствуетъ на науки; сл ды ея влiянiя часто простираются на огромное протяженiе; такъ мы до сихъ поръ

въ литературномъ и ученомъ язык употребляемъ категорiи Декарта и Локка, и эти категоpiи составляютъ едва ли не большую часть понятiй, употребляемыхъ образованными людьми, когда они вздумаютъ пофилософствовать. Если же науки не хотятъ знать философiи, или даже

враждуютъ противъ нея и сами заявляютъ право на р шенiе всякихъ

вопросовъ, то это в рный признакъ упадка не только философiи, но и истинно-

научнаго духа въ наукахъ. Отчeго зависятъ подобныя колебанiя? Не им ютъ

ли науки и философiя еще бол е глубокой основы, движенiе которой

составляетъ причину ихъ движенiй? Что свид тельствуетъ объ этомъ исторiя?

На вс эти вопросы мы напрасно стали бы искать хоть намека въ книг Целлера.

По обычаю однакоже онъ признаетъ, что прогрессъ идетъ впередъ твердо и неуклонно, и потому разсказываетъ всю исторiю такимъ тономъ, какъ будто

она представляетъ рядъ какихъ-то усп ховъ, хотя и не видно точной связи

между ними и того пути, по которому вс они движутся. Но въ конц книги

онъ изображаетъ вын шнее положенiе д лъ, и тутъ, не смотря на всю уклончивость его отъ прямыхъ сужденiй, очень ясно видно, что прогрессъ ни

къ чему не пришелъ. Современное положенiе д лъ разсказывается такъ:

"Быстрый полетъ естествознанiя въ посл днiя десятил тiя, огромная масса

добытыхъ имъ св денiй, блестящiя открытiя, къ которымъ оно пришло, были

таковы, что вполн могли дать ему въ общемъ мн нiи перев съ надъ вс ми другими науками, и именно надъ философiею. По плодотворности своихъ

прiемовъ, по твердости и польз своихъ результатовъ оно т мъ бол е

отодвигало философiю на заднiй планъ, ч мъ мен е большинство им ло

ясныхъ понятiй объ ихъ взанмномъ отношенiи, ч мъ исключительн е подъ философiею, когда ее приходилось сравнивать съ естествознанiемъ,

разум лась обыкновенно шеллинговская или пожалуй гегелевская

натурфилософiя, ч мъ неизв стн е было большинству, какъ много само естествознанiе, обязано философiи сколько разныхъ метафизическихъ предположенiй и понятiй оно само употребляетъ, сколько у него съ другой

стороны результатовъ составляющихъ лишь гипотезы, неим ющiя полной

научной достов рности; ч мъ легче, наконецъ, былъ опускаемъ изъ виду

вопросъ д йствительно ли и въ какой м р собственныя задачи и предметы философiи допускаютъ естественно научный прiемъ обработки. Такимъ

образомъ составилось подъ конецъ предуб жденiе, что философiя въ наше

время сыграла свою роль и ей ничего больше не остается, какъ вполн

распуститься въ физику и физiологiю. Самое р шительное выраженie этого

мн нiя можетъ быть найдено въ матерiализм , который былъ провозглашенъ и

испов дуется, Молешоттомъ, Бюхнеромъ, К. Фохтомъ и многими другими,

большею частiю физiологами и врачами, между т мъ какъ Кцольбе все больше

ибольше колебался въ этомъ испов данiи" (стр. 913).

Попробуемъ отдать себ отчетъ въ томъ, что зд сь разсказывается. Какъ ни

объясняетъ Целлеръ перев съ естественныхъ наукъ надъ философiею, онъ очевидно не даетъ полнаго объясненiя. Какимъ образомъ философiя могла

пострадать отъ того, что одна изъ отраслей знанiя сд лала большiе усп хи?

Какъ случилось, что физiологи и врачи см ютъ возставать противъ философiи, тогда какъ (по словамъ Целлера) они сами не знаютъ противъ чего возстаютъ? Целлеръ очень справедливо не приписываетъ матерiализму никакого философскаго значенiя и видитъ источникъ его философской роли только въ

нев жеств т хъ, кто его испов дуетъ. Но какъ же случилось, что нев жество

взяло верхъ надъ знанiемъ? На эти вопросы нельзя иначе отв чать какъ

признавъ, что причина всего явленiя не въ сил естественныхъ наукъ, а въ

безсилiи философiи, и что естественныя науки въ этомъ случа

обнаруживаютъ въ cеб самихъ очевидный упадокъ научнаго духа, а не какое-

нибудь блестящее его развитiе. Разв хорошо состоянiе той науки, которая

выходитъ за свои пред лы, не различаетъ своихъ основанiй, принимаетъ

гипотезы за достов рные результаты? И д йствительно нын шнее движенiе

естественныхъ наукъ по сил мысли далеко уступаетъ блестящей эпох

развитiя, которую он пережили отъ конца прошлаго стол тiя до сороковыхъ

годовъ нын шняго.

Но Целлеръ, незыблемо в руя въ прогрессъ, далекъ отъ этихъ мыслей. Онъ

не зам чаетъ жалкаго состоянiя философiи, къ которому она пришла въ заключенiе своей исторiи, и думаетъ, что все идетъ прекрасно. Онъ продолжаетъ такъ:

"Этотъ новый матерiализмъ едва ли породилъ какую нибудь научную мысль, которой бы нельзя было найти уже у Дидерота и Гольбаха; однако же онъ не лишенъ вовсе значенiя. Ибо съ одной стороны въ немъ заключается настоятельное требованiе отъ философiи, чтобы она согласовала физiологическiе факты со своими предположенiями; а съ другой стороны въ немъ, хотя не прямо, выразилась потребность связать естествознанiе съ

н которымъ бол е всеобъемлющимъ мiровоззр нiемъ, т. е. съ философiею. Въ

самое посл днее время эта потребность, со стороны естественныхъ наукъ

вообще, чувствуется повидимому въ большей м р , ч мъ н сколько л тъ

тому назадъ. Именно тотъ изъ н мецкихъ натуралистовъ, который больше

другихъ соединяетъ въ себ стремленiе обозр вать природу въ ц ломъ и въ крупныхъ чертахъ съ многостороннимъ и основательнымъ изученiемъ частностей, Г. Гельмгольцъ, обязанъ своимъ выдающимся положенiемъ не въ

малой м р философскому духу своихъ изсл дованiй; и д йствительно, исходя отъ физiологiи, онъ пришелъ къ изысканiямъ и выводамъ по теорiи познанiя, въ силу которыхъ онъ во многихъ случаяхъ соприкасается съ

Кантомъ, и представилъ весьма ц нный взносъ въ его теорiю познанiя. Физiологiя нашего времени вообще оказала значительныя услуги философiи,

ближайшимъ образомъ психологiи, и об щаетъ оказать еще большiя; съ

другой стороны физика находится въ т сномъ отношенiи съ метафизикою, и

такое открытiе, какъ наприм ръ механическая теорiя теплоты, въ силу которой

только и стало возможно точн е формулировать, научно обосновать и сд лать

приложимымъ законъ сохраненiя силы, установленный уже Лейбницемъ, -- такое открытiе едва-ли не столько же важно для метафизики, сколько для физики. Это значенiе естественныхъ наукъ не осталось непризнаннымъ и въ

нашей философiи; въ посл днiя 25 л тъ едва ли явилось сколько нибудь значительное сочиненiе въ области психологiи и метафизики, которое не старалось бы поставить себя въ правильное отношенiе къ этимъ наукамъ и употребить ихъ результаты для поправки и пополненiя своихъ положенiй. Эти стремленiя однакоже еще не привели ни къ какому коренному преобразованiю

философской науки, ни къ какой новой общепризнанной систем ; настоящее время напротивъ представляетъ такое расхожденiе научныхъ взглядовъ и

столько ощупью д лаемыхъ попытокъ, что на основанiи историческаго

разсмотр нiя невозможно опред лить, скоро ли и какимъ образомъ мы

прiйдемъ снова къ какой нибудь философской систем , которая бы

господствовала н который, короткiй или долгiй перiодъ времени". (стр. 914). Вотъ страница, которая останется памятникомъ великаго упадка

философскихъ понятiй въ нын шней Германiи. Целлеръ придаетъ зд сь естественнымъ наукамъ такой авторитетъ, такую силу, что онъ очевидно

находится въ рабскомъ страх передъ ними; иначе невозможно объяснить такого чрезвычайнаго превознесенiя ихъ. Гельмгольца онъ записываетъ въ философы; приписываетъ естественнымъ наукамъ большiя заслуги въ разсужденiи философiи, и даже ожидаетъ отъ нихъ новой системы. Все это

совершенно нев рно, не иметь никакого основанiя съ настоящей, съ

философской точки зр нiя. Гельмгольцъ есть ученый удивительно остроумный и отлично работающiй, но, увы! безъ всякой оригинальности, безъ

всякой способности къ новому взгляду. Это большой силачъ, но ум ющiй идти только по пробитымъ дорогамъ. Естественныя науки именно въ

посл днiя 25 л тъ и не оказали никакой услуги философiи, не разработали никакой методы, не пояснили ни одной мысли. Целлеръ ссылается на

механическую теорiю теплоты. В роятно онъ видитъ въ ней какую нибудь

ужасную мудрость; но всякiй знающiй д ло не долженъ ли признать за

вопiющую несообразность мысль, что эта теорiя им етъ какую-нибудь

важность для метафизики? Она есть не бол е какъ распространенiе механическаго взгляда, то есть Декартовыхъ категорiй, на предметъ, на

который ихъ и сл довало распространить. Отъ этого ничего не перем нилось

не только въ метафизик , а и въ физик ; научные прiемы и общiя основанiя

остались т -же.

Да и вообще, исторiя, которую разсказываетъ Целлеръ, невозможна по самой

сущности д ла. Философiя не можетъ подчиняться въ своемъ развитiи какой