Языковая политика как фактор регулирования межнациональных отношений (80

Евсеева Л.Н., к.филос.н., старший преподаватель кафедры иностранных языков Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова, г. Архангельск

Языковая политика как фактор регулирования межнациональных отношений

Целью данной статьи является определение государственной языковой политики в качестве фактора регулирования межнациональных отношений как внутри одного государства, так и между различными государствами.

Формирование и поддержание отношений, образующих социальный ландшафт, происходит в языке, именно поэтому язык осуществляет основную координацию социальных действий. Язык представляет собой основную среду определения, сохранения и передачи социального опыта, а также инструмент объективации субъективных значений. Язык придает индивидуальным переживаниям интерсубъективное значение. Все социальные отношения формируются в рамках знаковой системы, которой является язык, так как именно он является одним из важнейших условий существования любой социальной общности. Признание языка нации означает признание самой нации, поэтому язык представляет собой то явление социальной действительности, которое может стать фактором как объединения так и разобщения государства.

Существование любой социальной общности представляет собой непрерывный процесс коммуникации. В процессе коммуникации осуществляется процесс социального познания, так как взаимодействие между людьми основано на проведении аналогий между «мной» и «другими», то есть коммуницирующие овладевают нормами мышления, сравнивая решение сходных ситуаций другими людьми, поэтому человека, как утверждает К. Мангейм, можно лишь условно считать свободно и самостоятельно мыслящим, так как он говорит языком своей группы, мыслит в формах мышления своей группы [6, стр. 8-9]. Так человек, социально научаясь, а также усваивая язык, овладевает историческим и социальным опытом своей группы.

При рассмотрении вопроса о реальном использования языка в определенном социальном контексте автор обращается к дискурсивному подходу. Дискурс означает особое использование языка, в частности, для выражения особой идеологии. В понимании М. Фуко дискурс есть тонкая контактирующая поверхность, сближающая язык и реальность [7, стр. 49].

1

В данном случае отрицается не существование некоей реальности вне дискурса, но возможность ее восприятия не через дискурс и вне дискурса. Таким образом, в реальности существует только то, что присутствует в языке.

Национальный язык и национальная идентичность, трактуемая нами категория политическая, конституируемая посредством системы образования и воспитания, государственных символов и средств массовой информации на осознанной и рациональной основе, находятся в сложном диалектическом взаимодействии. Реальными фактами являются только политические процессы и политико-экономические конфликты, составляющие основу дискурса, посредством которого национальный язык ведет борьбу за свое существование. Автор утверждает, что национальный язык не есть эссенциальная данность, определяющая нацию. Это некий конструкт, представляющий собой результат идеологической работы с целью создания и укрепления нации. Отсутствие национального языка – одно из наиболее серьезных препятствий, которое необходимо преодолеть при создании нации.

Система одного официального языка в пределах одной страны превращается в составляющую всеобщего стремления стать национальным государством. Для многих наций наличие общего языка является ключом к единству. Само формирование наций отчасти явилось следствием процесса лингвистической стандартизации, в ходе которой региональные диалекты были вынуждены уступить диалекту центра, хотя меньшинства, если они достаточно сильны и особенно если они компактно проживают на определенной территории, неизменно стремятся завоевать право пользоваться собственным языком в государственных школах, в правовых документах и при выражении публичных волеизъявлений. Иногда язык какого-либо из меньшинств признается в качестве второго языка; однако чаще им пользуются лишь дома, в церкви и в частных школах, либо же его утрачивают.

Господствующая нация, как правило, обнаруживает неприятие прочих языков. В некоторых случаях признание языка какого-либо национального меньшинства и передача ему некоторых административных функций является решением конфликтных ситуаций между национальным большинством и национальным меньшинством. История знает конкретные примеры конфликтов, имеющих в своей основе попытки государства принизить значимость одного языка в отношении другого, как правило, государственного. Так в начале 70-х годов ХХ века в Австрии наблюдались волнения среди словенского меньшинства, поводом к которым послужила попытка местной администрации федеральной земли Кертнен поменять уличные указатели, заменив

2

двуязычные на немецкоязычные, хотя все словенские граждане Австрии владеют немецким языком. Для русских жителей Молдавии неприемлемым было объявление молдавского языка единственным государственным языком. Многие аналитики едины в том, что провозглашение молдавскими властями официального двуязычия могло бы предотвратить конфликт в Приднестровье, либо лишить его такой интенсивности, какую он имел в 1992 году [5, стр. 131].

Миф национального государства, то есть общее представление о том, что мир естественным образом состоит из национальных государств, связан с предположением, что национальные языки представляют собой изначальную данность. Национальный язык представляет собой культурную конструкцию, которая своим возникновением обязана конкретному человеку либо конкретным людям. Например, А. Данте в начале XIX века в своем трактате «О народном красноречии» описывает процесс открытия, а не изобретения национального языка с целью использования его вместо латыни, официального языка западного христианского мира. Для этой цели А. Данте рассматривает различные итальянские диалекты, чтобы определить, какой из них более подходит, чтобы стать ясным и понятным общенациональным языком [2, стр. 272274]. Впоследствии споры о том, какой язык или диалект лучше, также касались и вопросов чистоты. Не допускалась даже мысль о том, что национальным языком станет тот, который многое заимствовал у своих соседей, особенно если он какое-то время находился под их властью. Известно также, что и язык немецкой нации – это культурная конструкция, которая своим возникновением обязана М. Лютеру. Указанные факты свидетельствуют об искусственности процесса создания языка нации, который становится одним из основных путей производства национальной принадлежности.

Символическое производство национальной идентичности осуществляется на двух уровнях: недискурсивном и дискурсивном.

На недискурсивном уровне функционируют визуальные, аудиальные и тактильные образы, с помощью которых конструируется та или иная национальная идентичность. Функцию символа, вокруг которого осуществляется национальная мобилизация, могут выполнять различные знаки: письмо (шрифт) как символ (к примеру, переход с кириллицы на латиницу в Азербайджане и Молдавии в 1991 году как желание подчеркнуть отличие от славянской культуры и бывшего СССР), территория как символ (например, Карабах для армян и азербайджанцев), имя как символ (например, переименование новых украинских властей в первые годы независимости улиц и площадей, носивших русские имена) [5, стр. 125-126].

3

На дискурсивном уровне речь идет о наррациях. Это прежде всего повествования, обеспечивающие трансляцию определенного совместного опыта и обозначаемые как «коллективная память». Необходимо подчеркнуть, что употребление термина «коллективная память» допускает существование группы как корпоративной личности, обладающей самосознанием [5, стр. 127]. Однако то, что называется «коллективная память» и «общее прошлое», возможно лишь благодаря усилиям по их конструированию. Примером могут служить независимые государства, возникшие после распада СССР, инициировавшие создание новых учебников истории.

Решающая роль в конструировании принадлежит политическим элитам. Они решают, какой статус получит то или иное событие той или иной национальной истории, которые впоследствии закрепляются в языке. В России, например, таковой является тема войны. В отличие от Германии, где важнейшим последствием наполеоновских войн становится рецепция многих правовых и политических достижений Французской республики, в России тема указанной войны приобретает совершенно иные смысловые измерения. В качестве «Отечественной войны» она становится частью национальной истории – противостояния России цивилизованной Европе. Одновременно возникают мифы того же рода – например, представления о том, что Россия «всегда» играла роль «исторического щита», оборонительного рубежа, крайнего восточного бастиона, защитившего ценой огромных жертв Европу от нашествий, например, татаро-монгольских орд. Частично эти представления были воспроизведены также в XX веке в идеологии победы во Второй мировой, а по российскому словоупотреблению в Отечественной, войне [1, стр. 121]. Следовательно, война как таковая, как крайнее выражение оппозиции двух культур или цивилизаций, превратилась во внутренний фактор конституирования национальной идентичности русских.

Главными средствами трансляции коллективных нарраций являются институты образования и средства массовой информации. Попадая в сферу образования, национальный язык получает широкое распространение, и языковая идеология становится собственностью всей нации. Своим стремлением «говорить правильно» низшие социальные классы способствуют языковому конструированию своей нации [3, стр. 27-28]. Действительно, как пишет Э. Хобсбаум, настоящим триумфом языковой эмансипации становится создание университета с преподаванием на родном языке. Следовательно, «привилегированное использование какого-либо языка в качестве единственного языка обучения и культуры в стране связано с политическими и идеологическими или, в лучшем случае, прагматическими

4

соображениями» [8, стр. 38]. Примером служит процесс становления Советского Союза как единого государства, когда именно развитие национального образования и его усилия по овладению всеми народами русским языком как языком межнационального общения сыграли решающую роль в становлении советского государства и советского народа. Язык, дополняемый действием репрессий, был основным средством социальной мобилизации и конструирования советского народа. Этот новый язык, называемый «тоталитарный» [4, стр. 7], располагал своим словарем, представляющим собой блоки идеологем и мифологем, связанных между собой жестким, в основном бинарными, оппозициями.

До сих пор Россия испытывает влияние концептов и мифологем советского дискурса. Однако в настоящее время наблюдается появление новых понятий, закрепившихся и закрепляющихся в языке, которые оказывают негативное воздействие как на формирование национального самосознания, так и на межнациональные отношения. Например, выражение «лица кавказской национальности» имплицитно содержит противопоставление «мы» - «они», где «они» - это реальное единое целое, а не условное множество совершенно разных людей не по своей воле объединяемых языковой лексемой в нерасчлененный коллектив, обладающий универсальными характеристиками.

В качестве примера можно привести также пренебрежительное слово «гастарбайтеры», активно функционирующее в современном русском языке. Обращаясь к немецкому языку, из которого данная лексема попала в русский язык, мы обращаем внимание на два момента.

Согласно правилам чтения сложных имен существительных в немецком языке в указанном слове имеется два ударении, причем основное ударение падает на второй слог. Неправильное произнесение слова «гастарбайтеры» с ударением на третьем слоге придает ем у особую уничижительную окраску.

В соответствии со значением данного слова в немецком языке оно является нейтральным и даже положительно коннотированным. Слово «Gast» (рус. гость) встречается в таких сложных именах существительных как «Gastdozent» (преподаватель, доцент, приглашенный для чтения лекций), «gastfreundlich» (гостеприимный), «Gastgeber» (хозяин дома, в том числе принимающий гостей), «Gastdirigent» (дирижер, приглашенный на гастроли). В русском же языке оно употребляется как негативно окрашенное слово и обозначает не конкретного человека, а некое «существо», усредненный образ «белоруса-украинца-молдаванина-жителя бывших среднеазиатских республик». Несомненным является тот факт,

5

что употребление слова «гастарбайтеры» содержит фактически прямую провокацию межнациональной розни.

В заключении следует отметить, что все приведенные факты и примеры несомненно должны учитываться при формировании государственной языковой политики, но кроме того каждый человек как носитель определенного языка должен осознавать и личную ответственность, которая проявляется, в частности, в использовании либо неиспользовании каких-либо понятий, функционирующих в языке.

Библиографический список 1. Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997 – 2002 годов /

Л. Гудков. М.: Новое литературное обозрение, «ВЦИОМ-А». 2004. – 816 с.

2.Данте А. О народном красноречии / А. Данте. Малые произведения.М.: Наука, 1968. – 302 с.

3.Джозеф Д. Язык и национальная идентичность / Д. Джозеф //

Логос. – 2005. №4 (49) – С.4-32

4.Купина Н.А. Языковое сопротивление в контексте тоталитарной культуры / Н.А. Купина. – Екатеринбург: изд-во Уральского ун-та, 1999. – 175с.

5.Малахов В. Символическое производство этничности и конфликт / В. Малахов / Язык и этнический конфликт, под ред. М. Брилл Олкотт и И. Семенова; Моск. Центр Карнеги. – М.: Гендальф, 2001. – С.112-138

6.Мангейм К. Идеология и утопия / К. Мангейм / Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. – С.4-12

7.Фуко М. Археология знания / М.Фуко. СПб.: Гуманитарная академия; Университетская книга, 2004. – 416 с.

8.Хобсбаум Э. Все ли языки равны? Язык, культура и национальная

идентичность / Э. Хобсбаум // Логос. – 2005. №4 (49) – С. 33-43

6