310

Антимонов Б. С. Гражданская ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности. –М.: Юр.лит. 1952. –300 с.

ВСЕСОЮЗНЫЙ ИНСТИТУТ ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ СССР

Б. С. Антимонов

ГРАЖДАНСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ВРЕД, ПРИЧИНЕННЫЙ ИСТОЧНИКОМ ПОВЫШЕННОЙ ОПАСНОСТИ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ЮРИДИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Москва—1982

Глава первая. Введение. Основания повышенной гражданской ответственности

I

Значение гражданско-правового института ответственности за внедоговорный вред отчетливо выступает только при изучении самих явлений жизни, которые законодатель имел в виду, устанавливая этот вид ответственности.

Факты, охватываемые общим понятием внедоговорного причинения вреда, весьма различны по своей природе. Сюда относятся и намеренные вредоносные посягательства на жизнь и здоровье граждан и причинение того же рода вреда по неосторожности, но, кроме того, и те случаи, которые происходят не по чьей-либо вине и которые часто именуются «несчастными случаями».

Виновно или случайно вред может быть причинен не только личности граждан, но и имущественным правам, имуществу. Наиболее опасными здесь являются случаи причинения вреда всенародной государственной социалистической собственности, а также социалистической собственности кооперативно-колхозных объединений.

Виновное противоправное причинение вреда личности или имуществу может вместе с тем образовывать состав определенного преступления, предусмотренного уголовным законом: хищение, убийство, умышленное телесное повреждение и др. В других же случаях противоправное причинение вреда, даже виновное, остается лишь фактом в области гражданского права, не создавая уголовно-правовых последствий. Вред личности или имуществу может быть причинен при самой разнообразной обстановке, в самых различных условиях — на производстве, на строительстве, при использовании средств транспорта и, наконец, в быту.

Возникновение вреда нередко связано с выполнением гражданином работы в качестве рабочего, служащего, члена кооперативной артели. Здесь выступают с их характерными особенно-

стями, во-первых, те случаи, когда вред оказывается причиненным рабочим, служащим, либо членом артели своему предприятию, своему учреждению, своей кооперативной организации. Неправомерное причинение вреда оказывается здесь также и нарушением трудового договора или режима кооперативного членства. Особенности трудового правоотношения в условиях отдельных типов предприятий и организаций — фабрично-заводских, транспортных (железнодорожных, водных, воздушных), торговых и т. п.—настолько специализируют проблему ответственности рабочих и служащих за вред, причиненный ими своему предприятию, — что эта проблема выделилась в один из разделов советского трудового права ¹.

Сложнее обстоит дело с вопросом об ответственности члена кооперативной организации за вред, причиненный имуществу этой организации.

Судебная практика безоговорочно применяет к таким случаям нормы Гражданского кодекса, поскольку дело идет о промысловой кооперации, кооперации инвалидов.

Но если вред причинен колхозником имуществу своего колхоза, если колхозник получил увечье на работе для своего колхоза, то вопросы возмещения вреда сильно осложняются спецификой колхозных отношений, регулируемых уставом колхоза — основного закона колхозной жизни.

Судебная практика сочетает в таких случаях нормы Гражданского кодекса с нормами устава колхоза (см., например, п. п. 6 и 10 постановления Пленума Верховного суда СССР от 5 мая 1950 г. № 9/8/У. «О судебной практике по гражданским колхозным делам»).

Эти особые случаи возмещения вреда должны, по нашему мнению, составлять предмет изучения науки советского колхозного права ².

При этом все же нужно отметить, что все случаи возмещения вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина, в нашем законе составляют особую группу, регулируемую императивными нормами, не допускающими отступлений ввиду наличия между пострадавшим лицом и лицом, потерпевшим вред, трудового договора или отношений кооперативного членства.

Своеобразие регулирования этой группы случаев состоит в том, что здесь, помимо основных норм о внедоговорной ответственности, изложенных в ст. ст. 403, 404, 405, 408 ГК ³, применяются специальные дополнительные правила, изложенные в ст. ст. 409, 412, 413, 414, 415 ГК. Эти специальные правила суще-

¹ См. «Советское трудовое право», учебник для юридических вузов, под ред. проф. Н. Г. Александрова, 1949, стр. 282—294.

² См. «Колхозное право», учебник для юридических вузов, под ред. проф. Н. Д. Казанцева и доц. А. А. Рускола, 1950, стр. 201—202.

³ Здесь и в дальнейшем имеются в виду статьи ГК РСФСР и соответствующие статьи ГК других союзных республик.

ственно изменяют общие правила о внедоговорной ответственности и дают особое применение ст. 410 ГК, регулирующей, как известно вопрос о размере возмещения вреда.

Введение специальных правил по возмещению вреда, причиненного жизни и здоровью граждан, обеспечивает сочетание принципов Гражданского кодекса о возмещении имущественного вреда с принципами советского социального страхования.

Основным выражением этого сочетания являются:

1) Установление в ст. ст. 412 и 413 ГК правила сложения ответственности за «страховой случай» с невиновного страхователя-работодателя. Потерпевший вред получает в этом случае пособие или пенсию от органа социального страхования или социального обеспечения (в кооперации промысловой — от кассы взаимного страхования). Соответствующие выплаты по пенсиям и пособиям в таких случаях на работодателя не перекладываются и в дальнейшем в порядке регресса.

2) Установление в ст. ст. 413 и 414 ГК правил о регрессных требованиях органов социального страхования и социального обеспечения (а также касс взаимного страхования промысловой кооперации) — в отношении к виновному страхователю-работодателю (ст. 413 ГК) или к постороннему лицу, ответственному по ст. 403 или ст. 404 ГК за причинение вреда потерпевшему застрахованному (ст. 414 ГК).

3) Установление правила (в ст. ст. 413 и 414) о дополнительном требовании потерпевшим возмещения вреда, поскольку этот вред не компенсирован полностью пособием или пенсией, назначенными в порядке социального (или взаимного) страхования. Дополнительное требование потерпевшего в силу ст. 414 ГК возможно к любому лицу, которое отвечает по ст. ст. 403, 404, 405 ГК за причинение вреда. Здесь ответственное лицо—не страхователь потерпевшего. Напротив, в силу ст. 413 ГК потерпевший имеет право дополнительного требования к своему работодателю-страхователю только в случае вины этого работодателя-страхователя.

Применение в СССР в невиданных ранее размерах мощной и сложной техники на производстве и строительстве, на транспорте и в торговле ¹ потребовало тщательной правовой регули-

¹ См., например, сообщение Центрального Статистического управления при Совете Министров СССР об итогах выполнения государственного плана развития народного хозяйства СССР в 1950 году, опубликованное в газете «Правда» 26 января 1951 г. Там, между прочим, упомянуто о созданий в 1950 году «более 400 новых типов и марок высокопроизводительных машин и механизмов», о завершении в угольной промышленности механизации процессов зарубки и отбойки, доставки угля и подземного транспорта, так что «объем механизированных работ по навалке угля увеличился против 1949 года в 2,5 раза», о том, что «количество изобретений и рационализаторских предложений, внедренных в 1950 году только на промышленных предприятиях, составило свыше 600 тысяч».

ровки пользования различными видами машин, механизмов, конструкций, с учетом того, что они приводятся в действие разнообразными видами энергии — водой, паром, электричеством и т. д. В результате в СССР было создано самое передовое, научно обоснованное, лучшее в мире нормирование техники безопасности во всех отраслях народного хозяйства. Это нормирование одной своей стороной принадлежит к области трудового права (инструктаж по технике безопасности на производстве), а другой — к области административного права (правила уличного движения, правила об инспекции автомашин и т. д.).

Таким образом, оказывается, что и право уголовное, и право трудовое, и право колхозное, и право административное, как и право гражданское, регулируют различные стороны вопроса об ответственности за неправомерное причинение внедоговорного вреда.

Еще более подробный обзор показал бы, что нет в сущности ни одной отрасли советского социалистического права, которая не затрагивала бы вопроса о предотвращении так называемого внедоговорного вреда ¹.

II

Применение советским законодателем многостороннего регулирования ответственности за внедоговорный вред позволяет сделать два вывода. Несомненным является, во-первых, что борьбе с гражданским правонарушением в СССР придано первостепенное значение. Не менее ясно, во-вторых, что советский законодатель вовсе не ограничил своей задачи одной лишь проблемой возмещения вреда, проистекающего из совершенного правонарушения. Острие нашего закона направлено здесь главным образом на предотвращение в будущем самой возможности появления случаев неправомерного причинения вреда.

Упрощая проблему гражданского правонарушения и сводя ее только к ликвидации невыгодных для потерпевшего, уже возникших последствий правонарушения, можно было бы вовсе обойтись без моментов вины, ответственности определенного лица и т. д. Вместо начала возложения вреда на ответственное лицо можно было бы довольствоваться одним началом распределения

¹ Е. А. Флейшиц замечает: «Точнее было бы сказать: возмещение имущественного вреда, причиненного без нарушения обязательства, существующего между ответственным за вред и потерпевшим» («Обязательства из причинения вреда», 1951, стр. 7). Поскольку, однако, под таким предшествующим обязательством по большей, части разумеется именно договор, нет серьезных оснований для того, чтобы отказываться от общепринятого в пашей судебной практике выражения «внедоговорный вред».

возникших у потерпевшего убытков между многими лицами. При социалистическом строе, в социалистическом государстве вопрос об облегчении положения потерпевшего лица, взятый отдельно, может быть удовлетворительно решен методами государственного личного и имущественного страхования, системой социального страхования рабочих и служащих, взаимного страхования в промысловой кооперации и т. п.

Но в законодательстве СССР, как и в законодательстве союзных республик, в особенности в гражданских кодексах, решительно подчеркнут момент возложения имущественных последствий гражданского правонарушения на ответственное лицо. В ст. 404 ГК, в ст. 78 Воздушного кодекса СССР — это владелец причинившего вред «источника повышенной опасности». На этих определенных, ответственных за правонарушение субъектов и возлагается обязанность восстановить прежнее положение, а если это невозможно, то возместить возникшие убытки (ст. 410 ГК).

Можно утверждать, что метод возложения убытков, проистекающих из правонарушения, на конкретное ответственное лицо в социалистическом праве объясняется волей законодателя предупредить в дальнейшем возникновение правонарушений. Это относится не только к случаям ответственности по началу вины (ст. 403 ГК), но также и к случаям, когда закон делает ответственность независимой от начала вины (ст. 404 ГК, ст. 78 Воздушного кодекса СССР).

В стране, где всенародная государственная социалистическая собственность и кооперативно-колхозная социалистическая собственность в соединении с социалистической системой хозяйства уже в самой Конституции признаются экономической основой государства, всякий вред, причиненный социалистической собственности, не может рассматриваться иначе, как серьезнейшее зло. Нельзя здесь ограничиваться только полумерой — одной ликвидацией вредных последствий в конкретном случае. Необходимо ликвидировать само зло в корне, в его истоках. Если умышленное причинение вреда социалистической собственности рассматривается в нашем Основном законе — в Конституции СССР как тягчайшее преступление, то это вовсе не означает, что неосторожное причинение вреда социалистической собственности не является серьезнейшим злом. С этим последним видом правонарушений больше всего и приходится иметь дело гражданскому праву.

Если во второй своей части ст. 131 Сталинской Конституции говорит, что «Лица, покушающиеся на общественную, социалистическую собственность, являются врагами народа» ¹, то

¹ Подчеркнуто мной.— Б. А.

недопустимость всякого неосторожного повреждения социалистической собственности определенно подчеркнута в первой части той же статьи 131: «Каждый гражданин СССР обязан беречь и укреплять общественную, социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя, как источник богатства и могущества родины, как источник зажиточной и культурной жизни всех трудящихся».

В СССР, стране трудящихся, где существует «... демократия для трудящихся, т. е. демократия для всех» ¹, забота о каждом отдельном гражданине — работнике, забота о кадрах есть первостепенная государственная задача. Если «кадры решают все» ², то не может быть и речи о том, чтобы ограничить в законе реакцию на причинение вреда жизни или здоровью гражданина мерами по пенсионированию увечного или иждивенцев, потерявших кормильца. Советский закон борется с причинением вреда жизни и здоровью гражданина, как с явлением, которое должно и можно устранить. Советский закон не довольствуется ролью ликвидатора вредных имущественных последствий, возникающих в результате причинения увечья или смерти гражданину социалистического общества. Советский законодатель и в области гражданского права не заслоняет перед собой задачи создания на производстве, на транспорте, в быту безопасных условий жизни и работы всем строителям социализма.

Нельзя, следовательно, институт ответственности за гражданское правонарушение ни в целом, ни в отдельных частях (например, ст. 404 ГК) обращать в прошлое, сводить только к возмещению возникшего вреда. Этот институт есть боевой институт права, целеустремленно направленный на уменьшение случаев гражданских правонарушений, а в конечном счете — на полную их ликвидацию.

Во всех нормах, устанавливающих гражданскую ответственность за неправомерное причинение внедоговорного вреда, советский законодатель сознательно использует величайшую активную силу правовой части надстройки для преобразования действительности, для устранения всякой неправомерной вредоносности: на производстве, на транспорте, в быту.

Товарищ Сталин учит: «Иначе и не может быть. Надстройка для того и создается базисом, чтобы она служила ему, чтобы она активно помогала ему оформиться и укрепиться...» ³.

¹ Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 524.

² Там же, стр. 491.

Какой контраст с капиталистическим миром: там человеческая жизнь оценивается буквально в грош. «Имеется много оценок стоимости человека,— пишет американский гигиенист Ло. — Химические элементы человеческого тела в общем оцениваются в 69 центов». Цитируем по статье проф. Н. Рубакина, Арифметика могильщиков, «Литературная газета» 29 ноября 1951 г.

³ Сталин, Марксизм и вопросы языкознания, изд. «Правда», 1950,. стр. 5.

С социалистическим общественным строем несовместимо равнодушное отношение к травматизму на производстве, к авариям на транспорте, к несчастным случаям в быту.

«Надо, наконец, понять, — говорил товарищ Сталин, — что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры» ¹.

Личная собственность граждан, производная от социалистической собственности, прежде всего от собственности государственной, имеет в СССР огромное общественное и государственное значение. «Характерная особенность нашей революции состоит в том, что она дала народу не только свободу, но и материальные блага, но и возможность зажиточной и культурной жизни» ². Этот факт зафиксирован и в статье 11 Сталинской Конституции СССР 1936 года.

Если новая социалистическая экономика, не знающая кризисов и безработицы, дает гражданам «все возможности для зажиточной и культурной жизни», то, в свою очередь, полное удовлетворение личных материальных и культурных потребностей строителей социализма дает им новые силы для работы, для расширения социалистического воспроизводства.

Следовательно, и вопрос о последствиях неправомерного причинения вреда имущественным правам гражданина, прежде всего праву личной собственности, приобретает огромное значение. Этот вопрос выходит, во-первых, за пределы личных интересов отдельного гражданина. Во-вторых, разрешение этого вопроса также не может быть сведено к установлению правила о возмещении вреда.

Возмещение вреда и даже восстановление прежнего положения, какими бы полными они ни являлись, как бы быстро они ни осуществлялись, не могут обезвредить факта гражданского правонарушения. Потеря данной материальной ценности, созданной в социалистическом обществе, окажется все же безвозвратной. В балансе народного хозяйства эта потеря невозместима ни по началу разложения убытков, ни по методу возложения убытков на определенное ответственное лицо. При социалистическом строе всякое причинение неправомерного вреда затрагивает интересы общества в целом. При гибели такого объекта права личной собственности, как жилой дом, бытовые условия потерпевшего рабочего, служащего, колхозника ухудшаются на тот период, пока не будет восстановлено погибшее в огне жилье или пока не будет приобретено право пользования другим жилым помещением.

¹ Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 491.

² Там же, стр. 499.

Мысль о превентивном, предупредительном значении нормы ст. 404 ГК высказывалась уже давно (М. М. Агарковым и др.) ¹.

Однако эта правильная идея получала обыкновенно неправильное выражение. Утверждали, что в общем случае ответственности (по ст. 403 ГК) основанием ее является несоблюдение нормальной, средней предусмотрительности, осторожности. В специальном же случае ответственности (по ст. 404 ГК) ссылались, как на основании ответственности, на несоблюдение необычной, так сказать, сверхнормальной предусмотрительности, осторожности или заботливости.

Словом, основание ответственности по ст. 404 ГК и воспитательную роль ее пытались сводить к тому же самому принципу вины, но только вины «утонченной».

В связи с этим нам придется в дальнейшем остановиться на вопросах: а) существует ли в советском гражданском праве, кроме требования возможной для действующего лица предусмотрительности, еще требование о проявлении сверхзаботливости; б) действительно ли нет воспитательного воздействия правовой нормы, если эта норма не опирается на момент вины.

III

Советское гражданское право регулирует в основном имущественные отношения, и в институте возмещения внедоговорного вреда эта особенность гражданского права ясно проявляется. Непосредственной задачей этого института является возмещение конкретного имущественного вреда, который вызван противоправным нарушением чужих субъективных гражданских прав или чужих благ. Нормы гражданского права, посвященные ответственности за причинение внедоговорного вреда, решают вопросы об имущественных последствиях нарушения права социалистической собственности, нарушения права

¹ М. М. Агарков решительно протестует против сближения института возмещения внедоговорного вреда с институтами права, преследующими цели общего предупреждения. «Обязательства из причинения вреда, — пишет М. М. Агарков, — направлены прежде всего на возмещение вреда потерпевшему» («Гражданское право», учебник для юридических институтов, 1944, т. I, стр. 317—318). Однако в дальнейшем изложении (стр. 319) М. М. Агарков все же подчеркивает и вторую, по его мнению, задачу института возмещения внедоговорного вреда: «Социалистическое общество заинтересовано в том, чтобы от противоправно причиненного вреда не страдали ни общество в целом, ни потерпевший». Задача предупреждения в общем плане здесь рассматривается как первоочередная.

Более последовательную позицию занимает Е. А. Флейшиц, подчеркивая, что непосредственная задача обязательства из причинения вреда — возмещение вреда лицом, ответственным за вред, — не исключает и не затушевывает общей предупредительной функции этих обязательств: «В своей превентивной, воспитательной функции обязательства из причинения вреда сближаются с наказанием, налагаемым в силу постановлений уголовного законодательства» («Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения», 1951, стр. 9).

личной собственности граждан, об имущественных — и только имущественных — последствиях причинения вреда здоровью и жизни граждан.

Однако большой важности задача возмещения конкретного имущественного вреда не является самодовлеющей. Одной этой задачей советское гражданское право не может себя ограничивать, потому что наше гражданское право — это отрасль социалистического права.

Принцип возложения обязаннности возмещения вреда на конкретное лицо в советском социалистическом праве всегда включает в себя нечто большее, чем стремление восстановить нарушенное в определенной поврежденной имущественной сфере за счет нарушителя. В нашем гражданском праве важный вопрос о возмещении конкретного вреда никогда не заслоняет собой более широкого вопроса о борьбе с неправомерной вредоносностью вообще.

С. И. Аскназий высказал по этому вопросу в общем правильную мысль, когда писал: «Не нужно искать каких-либо специальных правовых принципов для обоснования ответственности и в этих случаях», имея в виду случаи применения ст. 404 ГК. Конечно, дело не в особых правовых принципах, подбором которых занимаются буржуазные правоведы. В связи со ст. 404 ГК нужно выяснить цели, преследуя которые законодатель в некоторых случаях устанавливает повышенную ответственность, не устанавливая ее в других. Но вскрыть эту цель в ее развернутом виде и показать юридические основания для повышения ответственности, с нашей точки зрения, необходимо. Нас не может вполне удовлетворить то объяснение, которое дает С. И. Аскназий, указывая, что «достаточным основанием такой повышенной ответственности этих предприятий является особая правовая охрана жизни, здоровья и имущества граждан, которую им должно предоставить наше право».

Прежде всего это высказывание, правильное по существу, не охватывает всего вопроса в целом. Статья 404 ГК охраняет имущественную сферу не только граждан, но и юридических лиц — социалистических организаций. Между тем в формулировке С. И. Аскназия вопрос об охране социалистической собственности не затрагивается.

Затем нужно заметить, что и ст. 403 ГК охраняет те же права и блага, что и ст. 404 ГК. Поэтому общая отсылка к защитной функции ст. 404 ГК, очевидно, не может решить вопрос, по каким основаниям эти две нормы, защищая одни и те же права и блага, устанавливают вместе с тем ответственность, существенно различную по своей строгости.

¹ С. И. Аскназий, Основные принципы Гражданского кодекса СССР а свете решении XVIII съезда ВКП(б), «Советская юстиция» 1939 г. № 15—16, стр.

Требуется, следовательно, более углубленное изучение вопроса, при котором многообразие форм защиты в отдельных случаях не затушевывалось бы, а выступало бы с полной ясностью.

Необходимо войти в обсуждение тех особых неюридических оснований, которые стоят за ст. 404 ГК и заставляют устанавливать более строгую ответственность в сравнении со ст. 403 ГК.

Простая ссылка на понятие «источника повышенной опасности», о вредоносном действии которого говорит ст. 404 ГК» помощи не оказывает, поскольку это понятие само еще требует расшифровки. Необходимо, в частности, определить, что такое «опасность» в смысле ст. 404 ГК и почему она названа в ст. 404 ГК «повышенной». Разве существует нормальная, обыкновенная опасность во всех других случаях? Не кажется ли самой опасной та деятельность, которая уже причинила вред в данном случае? Но если так, то почему за вред, уже причиненный вне условий, предусмотренных ст. 404 ГК, ответственность все же менее строгая, чем по ст. 404 ГК? Где граница, которая отделяет одну «степень опасности» от другой?

Ответить на эти вопросы, по нашему мнению, можно только после изучения предварительного вопроса о природе воспитательного воздействия норм советского права.

Каждая норма советского социалистического права ставит перед собой воспитательную задачу. Задача эта в том, чтобы предупредить, предотвратить появление, распространение, повторение неугодных закону, т. е. вредоносных для нашего общества, фактов. Гражданско-правовые нормы не составляют исключения — каждая из них ставит указанные задачи так называемого общего и специального предупреждения. Ни у кого не вызывает сомнения, что такой смысл имеют те нормы гражданского права, которые возлагают ответственность по началу вины. Возложение материальной ответственности на лицо, виновное в причинении вреда, воздействует на сознание, волю, чувства не только данного правонарушителя, но и на других членов общества.

Никем не оспаривается, что гражданско-правовая ответственность в этом случае является орудием воспитания и предупреждения точно так же, как и соответствующие соприкасающиеся институты других отраслей права: например, права административного, права уголовного ¹.

Вместе с тем очевидно, что нормы гражданского права о возмещении вреда не могут рассматриваться как неизменные спутники, дополняющие институты других отраслей права: например, уголовно-правовые нормы, которые устанавливают наказания для правонарушителей, причиняющих вред личности или имуществу,

¹ Обзор практики Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР в случаях преступных нарушений правил уличного движения работниками автотранспорта и городских железных дорог см. в журнале «Советская юстиция» 1941 г. № 8, стр. 24—30.

в частности, за причинение телесного повреждения, смерти, за кражу и т. д.

Гражданско-правовой институт возмещения вреда не приходит в действие, когда, несмотря на факт правонарушения, у потерпевшего лица нет имущественного вреда. При отсутствии имущественного вреда нет и гражданско-правовой ответственности ¹. В этом — односторонность рассматриваемого гражданско-правового института, в этом — необходимость дополнения его нормами в других отраслях права. В советском социалистическом праве — и только в нем — этот вопрос разрешается научно и гармонично. Физическая боль, нравственное страдание, горе утраты близкого человека не принижаются в советском праве и не расцениваются на деньги. В противоположность буржуазно-правовым системам, которые не стесняются все и вся выражать в денежном чистогане — и честь, и достоинство человека, и его совесть, — советское право борется с преступлениями против личности, не имеющими имущественных последствий, за пределами гражданского права — с помощью административно-правовых и уголовно-правовых норм. Граница гражданского права как права, регулирующего в основном имущественные отношения, ясно выступает таким образом и в области регулирования ответственности за правонарушение. Но вместе с тем нормы других отраслей права, сопряженные в известных случаях с гражданско-правовым институтом возмещения вреда, сами по себе не во всех случаях оказываются достаточными для успешной борьбы с вредоносными неправомерными фактами. Нормы административного права и тем более нормы уголовного права охватывают лишь небольшую сравнительно часть вредоносных правонарушений (имея здесь в виду имущественную вредоносность). Сплошь и рядом в уголовном порядке дело против правонарушителя прекращается или даже вовсе не возбуждается, поскольку поведение лица, причинившего вред, не образует состава преступления. В таких случаях на гражданско-правовой институт возмещения вреда, и только на него, ложится вся тяжесть общей задачи предупреждения

¹ Заведующий гаражом Ю. и шофер Т. были осуждены в уголовном порядке за их виновное поведение, которое привело к автомобильной катастрофе, повлекшей за собой увечье истца гр-на П. Тем не менее гр-ну П. было отказано в иске, и ГКК Верховного суда РСФСР признала решение народного суда правильным. В своем определении ГКК писала: «Прибылову было отказано в присуждении разницы..., ибо материальное положение Прибылова таково, что выплачиваемая ему пенсия—687 р. 71 к. обеспечивает его в достаточной степени» («Судебная практика РСФСР» 1931 г. № 12, стр. 6—7). Если в этом деле, как оно отражено в опубликованном материале, не совсем ясен вопрос, полностью ли возместила пенсия заработок, утраченный потерпевшим, то в деле 1949 года по иску гр-на М. никаких сомнений в этом отношении не возникает.

Суд отклонил иск потерпевшей ввиду того, что пенсия — 142 р. 50 к. в месяц, получаемая в порядке социального страхования, «полностью возмещает ущерб, выразившийся в утрате трудоспособности на 35%». В этом деле вина администрации в смысле ст. 413 ГК была вне спора.

вреда и подобного рода случаев. В других же случаях в гражданском порядке перед потерпевшим должно нести ответственность не то лицо, которое осуждено, наказано в уголовном или в административном порядке. Здесь сфера действия норм гражданского права значительно шире, чем сфера действия административной или уголовно-правовой нормы. Эту особенность гражданско-правового института возмещения вреда наша судебная практика давно учла.

Так, в своем определении от 15 апреля 1936 г. «Гражданская кассационная коллегия Верховного суда РСФСР указывала: «То обстоятельство, что X. был осужден ¹ за нарушение правил езды на автомобиле, не освобождает владельца источника повышенной опасности от имущественной ответствен-ности перед потерпевшим...» ².

Вместе с тем судебная практика в течение трех десятилетий после-довательно отвергает соображения о сложении ответственности с владельца «источника повышенной опасности» в тех случаях, когда такой владелец или его агенты оправданы уголовным судом за отсутствием состава преступления, вследствие их невиновности.

По делу гр-на В. Судебная коллегия Верховного суда РСФСР' писала в определении (1949 г.): «Истец В. вправе на основании ст. 404 ГК требовать возмещения независимо от разрешения уголовного дела о привлечении шоферов столкнувшихся машин к ответственности за нарушение правил уличного движения».

«Оправдание в уголовном порядке заведующего тепловозным депо, — писала в одном из своих определений ГКК Верховного суда РСФСР, — не лишало гражданский суд права поверки обстоятельств, сопровождающих несчастный случай, вызвавший смерть мужа истицы» ³.

Здесь ясно проведена мысль, что гражданская ответственность может существовать там, где уголовной ответственности нет. Это вполне соответствует указанию, которое Пленум Верховного суда РСФСР дал в своем разъяснении от 28 июня 1926 г.: «При применении ч. ч. 2 и 3 ст. 413 ГК суд обязан каждый раз надлежащим образом установить в гражданском деле и точно указать, в чем конкретно заключается преступность действия или бездей-

¹ Имеется в виду осуждение шофера X. приговором суда в уголовном порядке.

² «Советская юстиция» 1936 г. №18, стр. 23—24. Подчеркнуто мной,—Б. А.).

Та же идея разделения вопросов уголовной вины и ответственности от вопросов о гражданской ответственности проведена в определении Уголовно-кассационной коллегии Верховного суда РСФСР по делу № 2186 по обвинению Я. («Судебная практика РСФСР» 1930 г. № 1, стр. 15).

³ Определение ГКК Верховного суда РСФСР от 19 ноября 1925 г. по делу № 34291. Цитирую по книге Л. Майданика, Регрессные иски профсоюзов и иски потерпевших к предприятиям, М., 1946, стр. 86.

ствия предпринимателя, приведшая, по мнению суда, к увечью» ¹.

В своем инструктивном письме № 1 за 1926 г. ГКК Верховного суда РСФСР касается двух вопросов, связанных с соотношением уголовного и гражданского правонарушения. Во-первых, рассматривается случай, когда «иск был предъявлен в уголовном процессе и уголовным приговором признано право истца на удовлетворение его гражданского иска, причем суд передал дело в порядке ст. 329 УПК в гражданский суд для определения размеров».

В этом случае ГКК с полным основанием предлагает судам при рассмотрении дела в гражданском порядке «отказывать сторонам в вызове таких свидетелей, которые вызываются не для установления или опровержения размера исковых требований» ². Пересмотр вопроса о самом праве на возмещение вреда невозможен, — этот вопрос уже разрешен уголовным приговором.

Однако тем самым не исчерпано еще соотношение между гражданским и уголовным правонарушением. Факт вины потерпевшего, как известно, может повлечь за собой и уменьшение размера иска, подлежащего удовлетворению, но также и полный отказ в иске ³. Очевидно, что рассматривая вопрос в порядке гражданского судопроизводства, никогда нельзя отказаться от выяснения степени вины самого потерпевшего, тем более, что в уголовном порядке суд решает не этот вопрос, а вопрос о вине правонарушителя. Однако гражданский суд, устанавливая вину потерпевшего, уже не может вовсе отвергнуть его иск, так как это противоречило бы правилу об уголовной преюдиции, данному в ст. 13 и 329 УПК.

Вот почему нужно считать правильным указание циркуляра Верховного суда РСФСР от 26 января 1926 г. № 1, а именно, что «предоставленное... уголовному суду ст. 329 УПК право передачи иска в гражданский суд для подробного расчета или собирания дополнительных сведений может быть использовано уголовным судом лишь в исключительных случаях, при фактической невозможности произвести все сложные расчеты, по гражданскому иску в том же судебном заседании, в котором разрешается по существу уголовное дело» ⁴.

Другой вопрос, касающийся соотношения гражданского и уголовного правонарушения, также затронутый в инструктивном

¹ См. Сборник разъяснений Верховного суда РСФСР, изд. «Советское законодательство», 1932, стр. 97 и сл.; Л. Майданик, Регрессные иски профсоюзов и иски потерпевших к предприятиям, М., 1946, стр. 88—89;«Еженедельник советской юстиции» № 29.

² «Справочник по вопросам судебной практики», Юриздаг, 1937, стр. 143.

³ Ст. ст. 403 и 404 ГК; постановление Пленума Верховного суда СССР от 10 июня 1943 г., п. 12.

⁴ Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, официальное издание 1948 года, стр. 188—189.

письме ГКК РСФСР за 1926 г. № 1 —относится к прекращению уголовного дела в стадии следствия. Идея принципиальной независимости этих двух сторон правонарушения дана здесь в урезанном виде.

Коллегия писала, что «прекращение уголовного дела... не может служить для гражданского суда основанием к отказу в иске об убытках», но здесь же подчеркивалось, что дело идет только о прекращении уголовного дела «за недостатком улик, а также по амнистии или по применению к ст. 6 УК»¹.Согласиться с этим правилом едва ли возможно. Пленум Верховного суда РСФСР нашел, что даже вступивший в силу оправдательный приговор суда по уголовному делу не предрешает вопроса об ответственности в гражданском порядке. При этом подразумевалось, конечно, что в уголовном процессе не был заявлен и разрешен гражданский иск потерпевшего ².

Для гражданского суда, как мы видели, обязательны факты, установленные в приговоре по уголовному делу ³. Факты эти могут быть как положительными, так и отрицательными. Таково, например, наличие или отсутствие причинной связи между поведением лица и вредоносным результатом. Однако, если правило об обязательности для гражданского суда фактов, установленных в приговоре уголовного суда, покоится на ст. 13 Уголовного кодекса РСФСР, то суждение следственных органов о фактах, ими расследованных в силу закона, не связывает суждения гражданского суда при решении вопроса о гражданской вине сторон или о противоправности в смысле нарушения гражданско-правовых норм, или, наконец, о причинной зависимости вредоносного результата от действия «источника повышенной опасности».

Рассматривая в гражданском порядке иск потерпевшего, суд должен составить себе самостоятельное суждение по этим существенным моментам гражданской ответственности.

Итак, вопрос о воспитательном и предупредительном значении гражданско-правовой нормы ясно решается в положительном смысле, когда гражданская ответственность возлагается по началу вины. Уголовная преюдиция является здесь только привходящим, далеко не всегда встречающимся фактором. Поэтому гражданско-правовая норма о возмещении вреда по началу вины имеет свой самостоятельный воспитательный и предупредительный смысл независимо от нормы уголовно-правовой.

1 «Справочник по вопросам судебной практики», Юриздат, 1937, стр. 143;

Л. Майданик, Регрессные иски профсоюзов и иски потерпевших к предприятиям, М., 1946, стр. 88.

² Постановление Пленума Верховного суда РСФСР от 20 февраля 1928 г. (протокол № 5); Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, официальное издание 1948 года, стр. 159.

³ См. указанное постановление Пленума Верховного суда РСФСР от 20 февраля 1928г.

IV

О каком, однако, воспитательном и предупредительном значении нормы, возлагающей обязанность возместить вред на конкретного причинителя, можно говорить, когда этот причинитель вреда не виновен? Если человеку по поводу его поведения нельзя сделать конкретного упрека, то, ведь, это значит, что мы не можем ему сказать: в подобных случаях веди себя не так, как ты вел себя, а так-то и так-то.

Поскольку в советском гражданском праве существует и помимо ст. 404 ГК немало норм, возлагающих ответственность независимо от момента вины, поставленный вопрос о внутреннем основании ответственности в таких случаях получает большое практическое значение.

Этот вопрос, однако, привел в затруднение наших цивилистов. Некоторые из них в 20-х годах просто отмахнулись от воспитательного и предупредительного значения правовых норм, устанавливающих так называемую «абсолютную ответственность». Они усвоили себе пресловутую «теорию риска», не задумываясь над тем, что пересаживают на советскую почву враждебное советской идеологии буржуазное «учение».

Другие авторы (проф. Агарков) признали существование в нашем гражданском праве изъятия из правила ответственности по началу вины ¹. Но основание ответственности в подобных исключительных случаях эти авторы искали все в том же начале вины. В случае ст. 404 ГК они извлекали его из норм, посвященных привходящим факторам — вине потерпевшего, праву регресса органов социального страхования.

Наконец, согласно третьему взгляду (Хаскина) всякая гражданская ответственность за причинение вреда, в том числе и ответственность, установленная ст. 404 ГК, ст. 78 Воздушного кодекса СССР и т. д., может покоиться только на принципе вины ².

С этой точки зрения нет особого вопроса об основании так называемой «абсолютной ответственности». Этот случай объявляется кажущимся отступлением от принципа вины.

К рассмотрению каждой из трех названных позиций мы и переходим.

а) Попытка пересадить на советскую почву буржуазное учение о принципе ответственности за «источник повышенной опасности» сначала приняла форму утверждения, будто наше право всегда следует или должно следовать так называемой «теории

¹ См. «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944, т. I, стр. 337: «Ст. 404 создает лишь по практическим соображениям изъятие из принципа вины».

² Т. С. Хаскина, Основные начала ответственности за внедоговорный вред по советскому гражданскому праву (Автореферат диссертации), Л., 1950.

риска», или «профессионального риска», или теории «разложения вреда» и т. п.

Сторонники этого направления, как известно, ставили перед собою широкую задачу. Они стремились объяснять по принципу «риска» ответственность даже в общем случае ст. 403 ГК. Однако эти предложения вовсе изгнать начало вины из советского гражданского права давно уже разоблачены как ненаучные, враждебные марксистско-ленинско-сталинскому мировоззрению, и сданы в архив истории. Принцип вины в ст. 403 ГК никем теперь не оспаривается. Что же касается случаев повышенной ответственности (ст. 404 ГК, ст. 78 Воздушного кодекса СССР и др.), то «теорию риска», к сожалению, не забыли у нас и до сих пор. Иногда ссылки на «момент риска» встречаются и в судебной практике.

Так, в определении по делу А. Кудухашвили Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР писала, между прочим: «Трамвай по ст. 449 Гражданского кодекса Азербайджанской ССР отнесен к источникам повышенной опасности для окружающих и, следовательно, должен нести связанный с его эксплуатацией риск» ¹.

Соображения о «риске» как основании ответственности по ст. 404 ГК в последние годы встречались иногда и в практике других судебных органов. Однако нужно отметить, что в судебной практике, относящейся ко второй главной фазе развития Советского государства, мы имеем дело, собственно, не с попытками обосновать судебные решения «теорией риска», а, скорее, со случайным употреблением ее терминологии. Одно дело, когда, вместо того чтобы сказать — «предприятие несет ответственность», говорят — «предприятие несет риск»; другое дело, когда самую ответственность лица объясняют принципом риска. Только в последнем случае момент риска выступает как специфический термин так называемой «теории риска».

В первой же главной фазе развития Советского государства «теория риска» довольно широко использовалась в судебных решениях именно как основной аргумент.

В 1927 году Пленум Верховного суда РСФСР аргументировал, например, по делу гр-на Л. применение ст. 403 ГК вместо ст. 404 ГК следующими соображениями:

«Как буквальный смысл ст. 404 ГК, так и приведенные в ней примеры ясно показывают, что в данном случае имеются в виду

¹ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1939 г. № 79 по делу А. Кудухашвили с Управлением бакинского электрического трамвая — Сборник постановлении Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1938 г. и первое полугодие 1939 г., М., 1940, стр. 15. Подчеркнуто мной.— Б. А.

Статья 449 ГК Азербайджанской ССР соответствует ст. 404 ГК РСФСР.

предприятия или части предприятий, связанные с особым риском» ¹.

«Ответственность за несоблюдение указанных мер (по технике безопасности.—Б. А.),—писал в 1926 году Пленум Верховного суда РСФСР по делу Озорина, — есть ответственность..., основанная непосредственно на законе и исходящая из принципа профессионального риска (ст. ст. 403— 404 ГК)» ².

Здесь даже виновное нарушение правил техники безопасности было заменено соображением о «профессиональном риске», а ст. 403 ГК была совершенно уравнена по смыслу со ст. 404 ГК:

обе одинаково выдавались за случаи, когда закон основывает ответственность якобы на начале «риска».

Первыми по времени цивилистами, которые попытались обосновать на советской почве «теорию риска», были А. Гусаков, И. Либба и др.

Эти авторы исходят, как они заявляют, из «хозяйственных соображений». Но не трудно видеть, что эти соображения ничего общего не имеют с советской социалистической действительностью, с советским социалистическим хозяйством. Они заимствованы из действительности капиталистической. С точки зрения хозяйственной, писали эти авторы, недопустима такая деятельность, которая не в состоянии покрыть из пользы, от нее извлекаемой, ущерб, причиняемый ею. Если бы разработка рудников, неразрывно связанная с оседанием почвы, обвалами поверхности и т. д., давала меньше дохода, чем причиняемый ею, вред, то в обычных хозяйственных условиях пришлось бы закрыть эти рудники. Если бы железные дороги калечили столько людей, что из транспортных доходов нельзя было бы дать имущественного возмещения оставшимся без кормильца или искалеченным жертвам транспорта, то положение было бы совершенно нетерпимым, и т. д. и т. п.

Приведенные взгляды на несчастные случаи, порождаемые «источниками повышенной опасности», — это резко выраженные буржуазно-фаталистические взгляды. Жертвы деятельности капиталистического предприятия рассматриваются как неизбежное следствие непреложного закона природы. И в действительности в мире капитализма несчастные случаи в быту, на транспорте, на производстве растут из года в год. Так, в США вследствие плохих условий работы, переутомления, отсутствия техники

¹ Постановление Пленума Верховного суда РСФСР от 21 февраля 1927 г. (протокол

№ 6)—«Сборник разъяснений Верховного суда РСФСР» изд-во «Советское законодательство», 1932, стр. 106, или «Судебная практика РСФСР» 1927 г. № 6,стр.2. Подчеркнуто мной.—5. А.

² Сборник циркуляров и важнейших разъяснений Пленума Верховного суда РСФСР, январь 1925 г.—май 1926 г., Юриздат, 1927, стр. 169 (протокол № 7 от 19 апреля 1926 г.).

безопасности на предприятиях каждый год погибает от несчастных случаев на производстве около 20 000 рабочих, а несколько сот тысяч становятся инвалидами ¹.

В книге о «Бытовом травматизме» американец Нейшюц приводит официальные данные, по которым в 1946 г. в США от несчастных случаев в быту погибло 34 000 человек, тяжело и легко ранено 5 миллионов ².

Пропагандируя «теорию риска», буржуазный юрист как бы говорит — бесполезно понуждать предпринимателя что-либо менять на своем предприятии ради избежания несчастных случаев: ведь предприниматель бессилен бороться с законами природы, которые никому не подвластны.

Весь вопрос следует, по мнению «теоретиков риска», свести к выплате «разумных» (т. е. наименьших) компенсаций. Единственно, что нужно предпринимателю сделать, — это подсчитать, стоит ли игра свеч. Если предприятие способно выдержать «профессиональный риск» расплаты с калеками производства, то дело себя оправдывает. И это чудовищное рассуждение предлагали принять на вооружение в науке советского социалистического гражданского права! Другие авторы того же направления высказывались не так откровенно, но в сущности проповедовали то же самое.

«Статья 404 ГК, — писал А. Гусаков, — мотивирует исключительную ответственность железных дорог тем, что «деятельность их связана с повышенной опасностью». Нельзя, конечно, утверждать, что в приведенных словах содержится ехрrеssis vеrbis (вполне ясно — Б. А.) ссылка на профессиональный риск; не подлежит, однако, сомнению, что где есть источник повышенной опасности, там должен существовать и тот риск, который называется профессиональным» ³.

Ученик и последователь Гусакова И. Либба утверждал: «Только понятие «профессиональный риск» в состоянии обосновать и объяснить ответственность железнодорожного предприятия как договорную..., так и внедоговорную... В сущности, Кодекс (ст. 404 ГК) исходит при определении внедоговорной ответственности железной дороги за «профессиональный деликт» из понятия «профессиональный риск», так как основанием ответственности служит повышенная опасность, созданная самой деятельностью железной дороги» ⁴.

Несколько позднее И. Либба заявлял, что «в установлении понятия «профессионального деликта» и содержится ключ к пони-

¹ Проф. Н. Рубакин, Арифметика могильщиков, «Литературная газета» 29 ноября 1951 г.

² Цитируем Нейшюца по указанной статье проф. Н. Рубакина.

³ Предисловие А. Гусакова к цитируемой ниже работе И. Либба.

⁴ И. П. Либба, Ответственность железных дорог за целость груза и срочность доставки, 1924, стр. 33.

манию природы и границ деликтной ответственности по ст. 404 ГК» ¹.

Что экономнее — закрыть предприятие или выплачивать пенсии лицам, получившим увечье от дурной постановки техники безопасности? — вот как ставили вопрос сторонники теории «профессионального риска». В этих высказываниях видно влияние всех трех формулировок «теории риска», распространенных в буржуазном праве. Формулировки эти, как известно, таковы:

а) «Чья прибыль, того и убыток».

б) «Чей интерес, того и убыток».

в) «Кто создал повышенную опасность, тот за нее и отвечает».

Различия между этими тезисами кажутся на первый взгляд значительными, но это только на первый взгляд. На самом деле все три формулировки проникнуты одной идеей охранения интересов предпринимателя, оправдания его «права» сохранить за собой прибыль в неурезанном виде. Каждая из формулировок лишь по-разному маскирует эту общую идею.

Так, в первом тезисе как будто ясно сказано, что убыток от случая бесповоротно возлагается на предпринимателя, получающего прибыль. Но мы видели, как сторонники теории «риска» прочли вторую, подразумеваемую часть формулы: повысь тариф до безубыточности, не забудь о прибыли или прикрывай свое заведение.

Во втором тезисе не напрасно речь идет об интересе. Рискует тот, кто заинтересован, — это каламбур, основанный на двусмысленности слова «интерес» и позволяющий замять разговор о предпринимательской прибыли. Заинтересованными же в существовании капиталистического предприятия оказываются не капиталисты, а лица, пользующиеся услугами предприятия, — покупатели, пассажиры и т. д. «По справедливости», в буржуазном ее понимании, они-то—«публика»—и призваны, в конечном счете, принять на свои плечи убытки от случая. Иначе предприниматель оказывается обремененным «напрасно»; на него ведь возлагается риск за случай при ведении дела в чужом интересе, в интересе публики!

Наконец, третий тезис. Он сформулирован абстрактно и выглядит даже величественно: внесший в мир зло, за него да ответит! Ни об интересе, ни, тем паче, о прибыли в этой юридической паремии-заповеди нет речи. За случай отвечает всякий, применяющий «источник повышенной опасности».

Но вопрос об интересе не так легко ликвидировать. Спрятанный в абстрактном афоризме, он сам собой возникает: для чего,

¹ И. П. Либба, Железные дороги и ст. 404 РК, «Вестник путей сообщения» 1905 г., вып. Х—XI (№ 7/8),см. юридический отдел, «Вопросы транспортного права».

в чьем интересе «зло» источника повышенной опасности вносится в мир предпринимателями-капиталистами?

По словам буржуазных идеологов, все дело здесь якобы «в общественном служении» капиталистов интересам публики. По делам же самих капиталистов, хозяев этих идеологов, общественный интерес здесь — не больше, чем средство для получения прибыли, и не больше, чем ширма, за которой убытки от несчастных случаев оплачиваются за счет публики. На самом же деле общественный интерес только случайное, не осознаваемое капиталистом следствие его деятельности.

Товарищ Сталин пишет: «Когда русские капиталисты совместно с иностранными капиталистами усиленно насаждали в России современную крупную машинизированную промышленность..., они, конечно, не знали и не задумывались над тем, к каким общественным последствиям приведет этот серьезный рост производительных сил..., — они просто хотели расширить до крайности промышленное производство, овладеть колоссальным внутренним рынком, стать монополистами и выкачать из народного хозяйства побольше прибыли, — их сознательная деятельность не шла дальше их будничных узкопрактических интересов» ¹.

Даже там, где из уст капиталистов и их лакеев раздаются призывы принять, наконец, некоторые меры к снижению травматизма на производстве, эти призывы основаны на точном расчете только собственных выгод капиталистов. Гигиенист Брэндэдж убеждает капиталистов принимать меры по охране рабочих от несчастных случаев на том основании, что «снижение времени болезни рабочего на три четверти даст предпринимателю экономию в 4000 долларов в год на каждую тысячу рабочих, занятых у него на предприятии... А путем предупреждения несчастных случаев предприниматель сможет сэкономить не менее 12000 в год на каждую тысячу рабочих» ².

Таким образом, любая разновидность «теории риска», созданная буржуазной правовой доктриной для буржуазного обихода, содержит в себе в конечном счете не что иное, как заботу о прибыли предпринимателя.

Прибыль в неурезанном виде предприниматель вправе оставлять себе — это его прибыль. Убытки же с благословения «теорий риска» предлагается нести «всем заинтересованным» лицам, которые волею судеб не могут обойтись без услуг монополиста-предпринимателя. Это ни в каком случае не убытки предпринимателя! Распределение осуществляется здесь по принципу: кому вершки, а кому корешки.

¹ Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 560-561. Подчеркнуто мной Б. А.

² Проф.И. Рубакин, Арифметика могильщиков, «Литературная газета» 29 ноября 1951 г.

В 1944 году М. М. Агарков, в 1947 году Т. Б. Мальцман ¹, монографически исследовавшая вопрос, решительно отвергли для советского социалистического права «теорию риска» во всех ее вариантах.

В учебнике «Гражданское право» в 1944 году М. М. Агарков указывал, что теория «разложения вреда» между всеми членами общества «не может быть признана правильной для объяснения ст. 404 ГК» потому, что «этой статьей предусматривается ответственность и за такую деятельность, при которой указанное разложение вреда не может иметь места» ². Все опровержение сведено здесь, в сущности к указанию, что действие ст. 404 ГК распространяется и на граждан — личных собственников автомобилей. Замечание верное, но явно недостаточное. М. М. Агарков ведет здесь спор с теорией «риска» исключительно на догматической почве, не затрагивая корней вопроса.

Против тезиса «чья прибыль, того и убыток» М. М. Агарков выдвинул такое соображение:

«Статья 404 ГК не основана на этом принципе. Железные дороги, трамвай, фабрично-заводские предприятия являются у нас социалистическими предприятиями, составляющими общенародное достояние (ст. 6 Конституции СССР). В противоположность капиталистическим предприятиям они существуют не для извлечения выгоды, а для обслуживания интересов социалистического общества в целом и отдельных его членов» ³.

Против принципа возложения ответственности по правилу «убытки лежат на заинтересованном лице» М. М. Агарков говорит:

«Для социалистического права эта теория также не пригодна. Деятельность социалистического предприятия происходит не в частных интересах, а в интересах социалистического общества. Поэтому создание этой деятельностью какого-либо специфического риска (риска для прохожих от движения трамвая, риска от диких животных в зоологическом саду и т. д.) не может обосновать правила ст. 404 ГК..., так как любая деятельность направлена на какие-то цели, служит каким-то интересам, то последовательное проведение теории риска выходило бы далеко за пределы ст. 404, означало бы отказ от вины как общего основания обязанности возместить вред» ⁴.

Эти возражения против момента извлечения прибыли как основания ответственности по ст. 404 ГК правильны, достаточны, убедительны. Напротив, критика той разновидности «теории риска», которая подчеркивает в качестве основания повышенной

¹ Т. Б. Мальцман, Научная сессия аспирантов ВИЮН 26—27 июня 1947 г. Тезисы докладов, М., 1947.

² «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944,т. I, стр. 336.

³ Там же, стр. 356.

⁴ Там же, стр. 336.

ответственности момент «интереса», не полна и снижена почти до уровня догматического спора.

Правильно, конечно, что «деятельность социалистического предприятия происходит не в частных интересах, а в интересах социалистического общества». Но если ограничиваться только этим замечанием, то следовало бы логически закончить его выводом: значит и ответственность за вред, случайно причиняемый социалистическим предприятием, должно нести не само предприятие, а все социалистическое общество, в интересах которого предприятие действует. Этот вывод потрясает норму ст. 404 ГК, которая возлагает ответственность за вред, причиненный «источником повышенной опасности», именно на конкретного владельца «источника повышенной опасности», например, на данное предприятие, а не на все общество. Такие соображения не опровергают буржуазной «теории риска» в ее, пожалуй, наиболее вредном варианте. Положение осложняется еще больше, если вспомнить, что в социалистическом обществе владельцами «источников повышенной опасности» — и не в малых количествах — оказываются граждане, пользующиеся автомашинами исключительно для себя. Нельзя ли хоть к этим случаям приспособить «теорию риска»? Нельзя ли, наконец, применить «теорию риска» к тем владельцам «источников повышенной опасности», которые являются кооперативными организациями. В собственности колхозов, промысловых кооперативных артелей находится внушительное количество 'машин, тракторов, автомобилей и т. д. Вместе с тем каждое кооперативное объединение, будучи социалистической организацией, выступает как обособленное предприятие, как юридическое лицо. Оно имеет свою отдельную кооперативную собственность, свое обособленное имущество, не сливающееся с собственностью и имуществом других кооперативных артелей, союзов и со всенародной государственной собственностью. Может быть, «теория риска» приложима именно здесь, поскольку кооперативные организации в связи с обособлением имущества, принципом распределения части прибыли между членами и т. д. имеют наряду с общественным также известный свой особый «интерес» в деятельности предприятия?

На эти вопросы нет ответа в критических замечаниях Агаркова по поводу «теории риска».

Но даже и в плоскости догматических соображений в этих замечаниях не все обстоит благополучно. Как мы видели, в опровержение «теории риска» М. М. Агарков сослался на несовместимость ее с началом вины. Если начало вины, как это доказано, является общим принципом внедоговорной ответственности, то нет якобы места для применения «теории риска».

Однако ст. 404 ГК говорит о специальном случае ответственности — об ответственности за действие «источника повышенной опасности». М. М. Агарков вовсе не доказал, что с общим началом ответственности за вину не может сочетаться другое начало

ответственности в специальных случаях. М. М. Агарков сам указывал, что «Наряду с ответственностью за виновное причинение вреда, которая и является общим правилом, Гражданский кодекс признает ответственность без вины» ¹.

После этого напрасно уже утверждать, что «ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, не вводит в наше право какого-либо нового принципа построения ответственности наряду с принципом вины ².

Если наряду с ответственностью за вину в других случаях установлена ответственность независимо от вины, то, повидимому, за этими разными случаями ответственности стоят и разные принципы.

«Статья 404 создает лишь по практическим соображениям изъятие из принципа вины» ³, — пытается в заключение выйти из трудности М. М. Агарков.

Но разве практика не нуждается в опоре теории, и разве факты, не укладывающиеся в рамки теории, не требуют проверки, пересмотра недостаточной теории? Предположение же о том, что норма ст. 404 ГК не обоснована якобы внутренне и порождена лишь практическими соображениями, мы решительно отвергаем.

На конструкции ст. 404 ГК, предложенной самим М. М. Агарковым, нам придется еще остановиться. Здесь достаточно указать, что, критикуя «теорию риска», М. М. Агарков вовсе не исключил возможности применения этой теории, хотя бы в порядке изъятия из общего начала ответственности за вину. Вот почему возражения Агаркова против «теории риска» недостаточны и не могут удовлетворить советскую науку гражданского права.

Между тем «теория риска» принципиально негодна для советского социалистического права. Она искажает нашу действительность, в ложном свете преподносит политику советской власти в вопросе ответственности за гражданское правонарушение. В «теории риска» остается за бортом основа, ядро всего вопроса — сталинская забота о людях, неуклонное стремление советских людей под руководством Партии и Советского правительства всеми мерами создать безопасные условия работы на любом производстве, добиться безаварийности и абсолютной безопасности использования всех видов современного транспорта.

Вместо могучего большевистского стремления подчинить человеку закономерности природы, хилая «теория риска» предлагает робко остановиться перед якобы непреложными «естественными пределами» развития человеческой науки и техники. Вместо безоговорочного требования непременно и быстро изжить несчастные случаи на производстве, на транспорте, в быту, — «тео-

¹ «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944, т. I, стр. 335.

, стр. 337.

² Там же.

ретики риска» с ученым видом твердят о стабильности, о неизбежности человеческих и имущественных жертв, связанных с применением «источников повышенной опасности», о статистической «доказанности» этих жертв и т. п.

При капитализме и при любом другом эксплуататорском строе все стремления предпринимателей направлены только на получение наибольшей прибыли. Важно получить эту прибыль от любого нового технического средства, как можно скорее и непосредственнее. Дальнейшим же вредоносным проявлением закономерностей природы, давших на первых порах искомые барыши, эксплуататор не интересуется. Примеров такого неполного и своекорыстного использования закономерностей природы в капиталистическом мире можно привести несчетное число. Достаточно напомнить, что хищническое отношение к богатейшим земельным угодьям Северной Америки в одно столетие превратило миллионы акров земли в безнадежные, унылые пустыри, что в странах капитализма непрерывно растут аварийность и травматизм на производстве, на транспорте. «Теория риска» черпает свою «силу» не из закономерностей природы и общества вообще, а только из закономерностей эксплуататорского, в частности капиталистического общества, которое не хочет и не может вполне овладеть закономерностями природы. Отсюда «пессимизм» злополучных «теоретиков риска» в отношении несчастных случаев на производстве, на транспорте и т. д.

Эти лжеученые рассуждения, конечно, наруку предпринимателю-капиталисту. Они помогают экономить на расходах по технике безопасности, они перелагают всю ответственность за жертвы предпринимательской деятельности — в зависимости от вкуса — «на волю божию» или на «неизмененные» законы природы. Но какое отношение этот идеологический хлам имеет к науке советского социалистического права? Какое значение он может иметь в социалистическом обществе, не считающемся с затратами, чтобы оберечь жизнь, здоровье своих членов — строителей социализма? Разумеется — никакого.

После раскрытия сущности буржуазной «теории риска», неразрывно связанной с буржуазным же «дурным» толкованием статистики несчастных случаев и с буржуазным же стремлением в своих интересах сбить с толку общественное мнение, — тусклыми и второстепенными выглядят догматические стычки с пресловутой «теорией риска».

Дело, очевидно, не в том, чтобы показать, как неудачна попытка искусственно приладить «теорию риска» к формальному составу ст. 404 ГК после выхолащивания из этой статьи ее качеств нормы социалистического права.

Так обстоит дело с критикой буржуазной «теории риска». Нельзя вместе с тем признать достаточными и те соображения, которые приведены нашими цивилистами как собственные конструкции, чтобы объяснить норму ст. 404 ГК.

Агарков сводит весь вопрос к понятию повышенной заботливости. Такую заботливость должен будто бы проявлять владелец «источника повышенной опасности», независимо от того, является ли этот источник производственным предприятием или использованием общественного или личного транспорта.

«Ст. 404, — пишет М. М. Агарков, — создает стимул для повышенной бдительности лиц, деятельность которых вызывает повышенную опасность для окружающих» ¹.

«Деятельность, представляющую повышенную опасность для окружающих, — говорит в другом месте М. М. Агарков, — требует от тех, кто ею занимается, особой бдительности. Закон должен стимулировать эту бдительность».

«Закон учитывает еще трудность установления вины в случаях, предусмотренных этой статьей (т. е. ст. 404 ГК. — Б. А.)... Таким образом, ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, не вводит в наше право какого-либо нового принципа построения гражданской ответственности наряду с принципом вины. Статья 404 создает лишь по практическим соображениям изъятие из принципа вины» ².

С нашей точки зрения, это объяснение М. М. Агаркова страдает тремя пороками, каждый из которых заставляет от этого объяснения отказаться. Прежде всего М. М. Агарков не замечает, что его теория ст. 404 ГК вовсе не провозглашает (как он думает) изъятия для этой статьи Гражданского кодекса из действия принципа вины (даже «практического» изъятия), а с неизбежностью приводит к выводу, что ответственность по ст. 404 ГК основана... на том же принципе вины.

Если закон требует от владельца «источника повышенной опасности» какой-то особой бдительности, а при нарушении этой обязанности возлагает ответственность за причиненный вред, то перед нами всем известная конструкция возложения ответственности по принципу вины.

М. М. Агарков сам от этого вывода уклонился, зато Т. С. Хаскина прямо выдвинула тезис: «вина является основанием ответственности и по ст. 403 и по ст. 404 ГК РСФСР» ³.

Этот вывод тем более справедлив для рассмотренной теории, что Агарков придавал понятию «непреодолимой силы» субъективное значение — он считал ее обстоятельством, превосходящим силы данного субъекта. Если на владельца «источника повышенной опасности» ответственность возлагается якобы за легчайшую

¹ «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944,т. I, стр. 341.

² Там же, стр. 337.

³ Т. С. Хаскина. Основные начала ответственности за внедоговорный вред по советскому гражданскому праву (автореферат диссертации), 1950, гл. IV, стр. 12.

Ошибочно думать, что сведение ответственности по ст. 404 ГК к началу вины является новинкой. В 20-х годах эту мысль уже высказывали, но без заметного успеха.

вину (за тень, или, скорее, за фикцию вины), то и освобождение его от ответственности по ст. 404 ГК, по мнению М. М; Агаркова, возможно, когда особенно серьезное препятствие субъективно помешало предотвращению вреда. Словом, и здесь якобы полное сходство со случаем ст. 403 ГК. Только здесь речь идет об обычной действительной вине и об обычном «случае», т. е. о всяком обстоятельстве, с которым не мог и не должен был совладать данный человек.

Теория М. М. Агаркова, которая скрыто основывает ответственность по ст. 404 ГК (а значит и по ст. 78 Воздушного кодекса СССР) на начале вины, как и взгляд Т. С. Хаскиной, которая поставила все точки над «и», находятся в непримиримом противоречии с нашим законом и с нашей судебной и арбитражной практикой, сложившейся за 28 лет действия Гражданского кодекса.

Если принцип вины в ст. 403 ГК справедливо выводят из понятия субъективной неотвратимости вреда, поскольку это понятие бесспорно включено в ст. 403 ГК, то аналогичная попытка оказывается безуспешной в отношении ст. 404. ГК или ст. 78 Воздушного кодекса СССР.

Статья 404 ГК совершенно недвусмысленно указывает только' на два фактора, которые, будучи доказаны, приводят к освобождению от ответственности. Факторы эти, как известно, во-первых, — действие «непреодолимой силы», во-вторых, — умышленное или грубо-небрежное поведение самого потерпевшего.

Фактор вины потерпевшего, несомненно, содержит в себе основание, но не возложения ответственности, а освобождения от нее. Этот фактор к тому же не всегда привходит в вопрос об ответственности. Однако только в случаях вины-потерпевшего норма ст. 404 ГК как бы перекликается с основной нормой о внедоговорной ответственности — ст. 403 ГК. За чужую вину, — если она грубая, — владелец «источника повышенной опасности» не отвечает. Но тем самым, конечно, еще не сказано, что одинаковы принципы ответственности в ст. ст. 403 и 404 ГК.

Фактор квалифицированного случая — «непреодолимой силы»— в нашем праве нет оснований рассматривать субъективно, как барьер понятия вины ¹. Но даже и при субъективном истолковании квалифицированного случая, т. е. следуя в этом отношении М. М. Агаркову, нельзя доказать, что вина, скрыто подразумеваемая якобы и в ст. 404 ГК, отличается по своей природе или по степени от вины лица, причинившего вред в смысле ст. 403 ГК ².

¹ О понятии «непреодолимая сила» см. ниже в гл. четвертой, ч. первая.

² В решениях судов, основанных на ст. 403 ГК, изредка можно встретить формулировки, неправильно ориентирующие в вопросе гражданской вины. Чаще всего упускается из виду существенное различие между презюмированной виной и виной, подлежащей доказыванию. Из текста ст. 403 ГК (как, впрочем, и из общей нормы ст. 118 ГК) ясно видно, что закон наш предполагает виновным лицо, противоправно причинившее вред,

Утверждают, что в ст. 404 ГК закон требует от владельца «источника повышенной опасности» величайшей заботливости и осторожности. Если же требование это не исполняется, тогда ст. 404 ГК возлагает ответственность даже за легчайшую вину. Вот, — говорят нам, — истинное основание ответственности по ст. 404 ГК и вообще всякой повышенной внедоговорной ответственности.

Откуда, однако, следует, что во всех прочих случаях, когда повышенная ответственность за причинение внедоговорного вреда не предусмотрена, законодатель понижает свое требование относительно заботливости и удовлетворяется только посредственной заботливостью в отношении жизни, здоровья граждан, в отношении социалистической собственности, в отношении личной собственности граждан? Мы не находим обоснования такой точки зрения.

Напротив, можно утверждать, что понижение требования о заботливости при применении ст. 403 ГК находится в несомненном и кричащем противоречии со ст. ст. 130 и 131 Сталинской Конституции. Там принципы честного отношения к общественному долгу, уважения к правилам социалистического общежития, заботы о священной и неприкосновенной социалистической собственности даны безоговорочно и независимо от частных случаев. В социалистическом обществе требование честного отношения к своим обязанностям есть всегда требование без всяких скидок.

Так называемая «повышенная опасность», о которой говорят, упоминая о деятельности известного рода, — о ней упомянуто и в ст. 404 ГК, — позволяет сделать некоторые выводы, но это не выводы о повышенной бдительности, которая требуется якобы от владельца «источника повышенной опасности», а не требуется в других случаях ¹.

Если бы закон действительно имел в виду презюмировать в ст. 404 ГК легчайшую вину, то, очевидно, эта презумпция касалась бы всякого лица, фактически применяющего «источник повышенной опасности».

противоправно не исполнившее обязательства. Однако ответчику и в ст. 403 и в ст. 118 ГК дается право доказывать свою невиновность, т. е. опровергнуть предположение о своей вине в причинении вреда, в неисполнении обязательства.

Между тем по делу колхоза имени Ленина с Сениным даже Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР писала, например, по поводу применения ст. 403 ГК, что статья эта «требует доказательств виновности лица, причинившего вред» («Судебная практика Верховного суда СССР» 1947 г., вып. ХII/ХI, стр. 4—5). С этим положением, конечно, нельзя согласиться. Но приведенное определение—исключение. Изучение судебных дел показывает, что вопрос о презюмированной в ст. 403 ГК вине разрешается в подавляющей массе случаев правильно: опровержение предположения о вине возлагается на ответную сторону.

¹ О понятии «источника повышенной опасности» см. ниже, гл. вторую.

Очевидно также, что эта презумпция охватывала бы названный круг лиц независимо от права владения «источником повышенной опасности». Между тем смысл ст. 404 ГК и сходных с нею норм заключается в возложении ответственности именно на хозяина «источника повышенной опасности», а не на лицо, непосредственно ведающее «источником повышенной опасности» (не на шофера, не на водителя трамвая и т. д.) ¹. Изучение дел о причинении вреда «источниками повышенной опасности» показывает, что вина (когда она вообще проявляется здесь) оказывается чаще всего не виной самого владельца «источника повышенной опасности», а виной одного из непосредственных участников несчастного случая — одного или нескольких лиц, непосредственно участвовавших в деятельности, именуемой «источником повышенной опасности», иногда также и виной самого потерпевшего.

Если принять это обстоятельство во внимание, то оказалось бы, что требование повышенной бдительности устраняется всякий раз, когда оно было бы особенно уместно (если считать, что обычное в советском праве требование о величайшей заботе в отношении сограждан и социалистической собственности можно реально еще повысить, не утрачивая при этом самого понятия личной вины).

Как уже упоминалось, представление об основании ответственности по ст. 404 ГК, как о частном случае ответственности за вину, наталкивается на дружный отпор нашей судебной практики, прочно, устойчиво сложившейся.

Можно прямо сказать, что в этом отношении линия судебной практики в сущности не менялась за три десятилетия существования Гражданского кодекса.

Если в 1927 году Гражданская кассационная коллегия Верховного суда РСФСР писала в одном из своих определений:

«Решение вынесено с нарушением 404 статьи ГК...: ссылка на «случай», как на причину увечья истца, не только не может обосновать отказ в иске, но, наоборот, является достаточным доказательством его правоты» ², то в 1941 году Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР, подходя к вопросу с другой стороны, отмечала: «В силу этой статьи (ст. 404 ГК Грузинской ССР.—Б. А.) потерпевший обязан доказать лишь факт причинения ему вреда и то, что вред произошел в результате деятельности предприятия, связанной с применением источника повышенной опасности» ³.

¹ О понятии владельца «источника повышенной опасности» см. ниже, гл. пятую.

² «Судебная практика РСФСР» 1927 г. № 7, стр. 9.

Тезис: «Статья 404 ГК вовсе не требует наличия вины ответчика» был выдвинут в одном из определений ГКК Верховного суда Украинской ССР (см. «Вестник Советской юстиции» 1924 г. № 1(11), стр. 620).

³ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР от 28 февраля 1946 г. № 235 по иску Джалиашвили—Сборник

В том же смысле характеризует линию государственных арбитражей М. Лапиров-Скобло: «Ответственность Мосвзрывпрома не отпала бы и в том случае, если бы с его стороны и не было нарушения правил производства взрывных работ. Для ответственности по ст. 404 достаточно существования причинной связи между ущербом в имуществе истца и деятельностью источника повышенной опасности» ¹.

Этот же принцип возложения ответственности по ст. 404 ГК независимо от момента вины пронизывает и практику судов низших инстанций. Так, по делу гр-на В. Московский городской суд в решении (1949 г.) писал: «Истец вправе на основании ст. 404 ГК потребовать возмещения независимо от разрешения уголовного дела о привлечении шоферов столкнувшихся машин к ответственности за нарушение правил уличного движения».

По этому делу один из ответчиков — владельцев столкнувшихся автомашин — в жалобе, представленной в Верховный суд РСФСР, ссылался на то, что шофер его автомашины признан совершенно невиновным в нарушении правил уличного движения транспорта. Тем не менее Судебная коллегия Верховного суда РСФСР в полном соответствии со ст. 404 и 408 ГК оставила решение Московского городского суда в силе: оба владельца автомашин обязаны были солидарно возместить вред, поскольку действие каждой из машин было причиной этого вреда.

По делу с гр-кой П. ответчик — автобаза сослалась на отсутствие вины со своей стороны в несчастном случае. Народный суд в своем решении писал: «Гр-ку П. сбила автомашина. Было установлено, что машина принадлежала автобазе... Установлено, что несчастный случай произошел не по неосторожности потерпевшей. Поэтому автобаза несет полную ответственность за последствия несчастного случая». Это типичное истолкование ст. 404 ГК в нашей судебной практике.

Народный суд отказал гр-ке И. в иске, основанном на ст. ст., 404, 409 и 414 ГК. В решении от 9 декабря 1948 г. было сказано:

«Нет никаких данных для признания факта преступного действия или бездействия дороги... Не доказано, в чем вина (дороги) заключалась... Обстоятельства, при каких произошел несчастный случай с гр-кой И., совершенно не известны». Ошибка была исправлена областным судом. Его судебная коллегия по гражданским делам отменила решение народного суда, построенное по трафарету на принципе вины, с забвением даже того обстоятельства, что и по ст. 403 ГК вина не доказывается истцом, а может быть лишь опровергаема ответчиком. При новом рас-

постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1946 г., М., 1947, стр. 112.

¹ М. Лапиров-Скобло, Споры по обязательствам из причинения вреда, «Арбитраж» 1940 г. № 9—10.

Таковы и позднейшие решения, например, Государственного арбитража Исполкома Московского областного Совета.

смотрении дела 3 февраля 1949 г. народный суд удовлетворил иск потерпевшей, восстановив принцип ответственности по ст. 404 ГК независимо от вины.

Конечно, тем более виновный в причинении вреда владелец «источника повышенной опасности» отвечает по ст. 404 ГК, поскольку вред потерпевшему лицу был причинен именно «источником повышенной опасности». Это «тем более» — излишнее для состава, требуемого ст. 404 ГК, обстоятельство. Виновное поведение владельца «источника повышенной опасности» (или агентов этого владельца) вовсе не преобразовывает ответственность по ст. 404 ГК в ответственность по началу вины. Ответственность по ст. 404 ГК независима от моментов вины и основана на ином принципе.

Здесь нужно заметить, что далеко не безразлично, по какой статье — 404 или 403 ГК — должен отвечать виновный владелец «источника повышенной опасности». Статья 403 ГК содержит в себе дополнительный, освобождающий от ответственности фактор — ссылку на управомоченность совершить вредоносное действие. Доказательство такой управомоченности при применении ст. 404 ГК не допускается.

По ст. 404 ответственность возможна лишь за действие «источника повышенной опасности», а по ст. 403 ответственность возлагается за последствия виновного действия, но также и за виновное бездействие лица. С другой стороны, вредоносное последствие, за которое отвечают по ст. 403 ГК, должно быть причинно-необходимым следствием поведения ответчика. По ст. 404 ГК ответственное последствие должно быть причинно-необходимым для «источника повышенной опасности», а для владельца этого источника вредоносное последствие может быть, и нередко бывает, причинно-случайным.

Отмеченное различие учитывается и нашими судебными органами, которые, например, применяют ст. 413 в одних случаях в сочетании со ст. 403, а в других — в сочетании со ст. 404 ГК. Так, рассматривая протест Председателя Верховного суда СССР по иску гр-ки А., Судебная коллегия по гражданским делам названного суда в определении от 25 марта 1949 г. отметила: «Поскольку администрация завода не обеспечила надлежащей производственной дисциплины и допустила производство ремонта электромеханизмов с грубым нарушением правил по технике безопасности, завод в силу ст. ст. 404, 409 и 413 ГК должен возместить причиненный вред». Когда дело идет о причинении вреда работнику действием «источника повышенной опасности», за ст. 413 ГК стоит как основная ст. 404 ГК.

Неточные формулировки основания ответственности по ст. 404 ГК, к сожалению, встречаются еще в решениях судов.

По делу гр-на Б. с одной сбытовой конторой народный суд в 1949 году совершенно правильно удовлетворил иск потерпевшего, обосновав решение ст. ст. 404 и 414 ГК. Потерпев-

ший истец был сшиблен автомашиной ответчика и получил увечье. Также правильно отклоняя жалобу ответчика, Московский городской суд «дополнил», однако, в определении свою ссылку на ст. ст. 404 и 414 ГК соображением о том, что «увечье истец получил по вине ответчика».

И здесь, как и в деле гр-ки Е., рассмотренном народным судом Бауманского района 2-го участка в 1949 году, ссылка на вину владельца «источника повышенной опасности» в связи со ст. 404 ГК была совершенно не нужна в качестве обоснования ответственности.

Когда в подобных случаях решения судов поступали в высшие судебные инстанции, то в решения неизменно вносились поправки, приводившие решения в соответствие с общей линией судебной практики в этом вопросе. Точно так же обстояло' дело и в ранней судебной практике, когда нормы гражданских кодексов только что начали применяться нашими судами. По делу гр-на Лившица в 1923 году Одесский губернский суд освободил владельца автомобиля от обязательства возместить вред иждивенцам погибшего потерпевшего «ввиду полной исправности автомашины и тех мероприятий, которые были приняты шофером». Гражданская кассационная коллегия Верховного суда УССР отменила, однако, это решение и предложила применить ст. 404 ГК ¹.

Несмотря на прекращение уголовного дела, возбужденного против вагоновожатого за отсутствием состава преступления, Гражданская кассационная коллегия этого же Верховного суда признала (по делам Петрова и Сажинова) ответственным трамвайное предприятие по ст. 404 ГК, независимо от момента вины, как владельца «источника повышенной опасности» ².

В своем определении от 28 февраля 1941 г. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР писала: «На основании ст. 404 ГК предприятия отвечают за вред, причиненный источником повышенной опасности, если не докажут, что вред возник вследствие непреодолимой силы, умысла или грубой небрежности самого потерпевшего». Повторив, таким образом, формулировку закона, Судебная коллегия добавила: «В силу этой статьи (т. е. ст. 404 ГК) потерпевший обязан доказать лишь факт причинения ему вреда и то, что вред этот произошел в результате деятельности предприятия, связанной с применением «источника повышенной опасности». Доказывание же обстоятельств, освобождающих предприятие от ответственности, лежит на самом предприятии» ³.

¹ Сборник определений Гражданско-кассационной коллегии Верховного суда Украинской ССР за 1923 г., определение № 174.

² Сборник той же ГКК за 1924 г. (определение № 83); то же в сборнике за 1925 г. (определение № 173).

³ Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1941 г. № 235 по делу Джалиашвили — «Советская юстиция»

В работе о судебной практике по гражданским делам в период войны проф. Д. М. Генкин пришел к тому же самому обобщению, к которому на основе новых материалов приходим мы теперь. «Необходимо различать «простой случай» и квалифицированный случай — «непреодолимую силу», — писал Д. М. Генкин. — В области деликтной ответственности ответственность без вины за случай до пределов непреодолимой силы установлена ст. 404 ГК РСФСР для лиц и предприятий, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих» ¹.

V

В чем, однако, внутреннее основание, по которому закон изменяет границу ответственности для некоторых случаев? Почему принцип вины, воспитательное значение которого вне сомнений, заменен в ст. 404 ГК другим принципом?

Изучив значительное количество судебных и арбитражных дел, в которых применялась ст. 404 ГК или ст. 78 Воздушного, кодекса СССР или, напротив, где отвергалась возможность применения этих норм, — можно прийти к заключению, что ответы на эти первостепенной важности вопросы должно искать только в изучении причинных факторов, под влиянием которых известная деятельность становится «источником повышенной опасности». Только с помощью применения сталинского учения об определяющих влияниях, о главных силах, определяющих общественное развитие, становится очевидным, по каким особым основаниям может быть решен в советском гражданском праве случай ответственности за действие «источников повышенной опасности» на транспорте, на производстве и т. д.

В своих трудах товарищ Сталин неоднократно показывал, как следует отличать определяющие факторы от необходимых условий определенных явлений и что нужно понимать под главной силой, под определяющим влиянием. Так, на прочном материале истории развития человеческого общества товарищ Сталин показал, что «Географическая среда, бесспорно, является одним из постоянных и необходимых условий развития общества и она, конечно, влияет на развитие общества, — она ускоряет или замедляет ход развития общества. Но ее влияние не является определяющим влиянием, так как изменения и развитие общества происходят несравненно быстрее, чем изменения и развитие географической среды ².

1941 г. № 18, стр. 15 (вошло в Сборник постановлений Пленума и определении коллегии Верховного суда СССР за 1941 г., М., 1947, стр. 112).

¹ Д. М. Генкин, В. И. Серебровский, Г. К. Москаленко, Судебная практика по гражданским делам в период войны, Юриздаг, 1943, стр. 4—5.

² Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11, стр. 548

Точно так же отвергается определяющее влияние и другой причины — роста народонаселения, поскольку плотность населения далеко не всегда соответствует высоте типа общественного строя.

И только, пишет товарищ Сталин, «...способ добывания средств к жизни, необходимых для существования людей, способ производства материальных благ — пищи, одежды, обуви, жилища, топлива, орудий производства и т. п., необходимых для того, чтобы общество могло жить и развиваться», может быть признан «.. .главной силой развития общества, определяющей характер общественного строя, физиономию общества» ¹.

Наука социалистического права, как и советский законодатель, не могут обходить вопрос об определяющих факторах. Когда речь идет об определяющих факторах гражданских правонарушений, то выявление их необходимо для того, чтобы с ними бороться. В одной группе правонарушений в качестве определяющей причины выступает упречное поведение действующих лиц—лица, противоправно причинившего вред, и лица, потерпевшего от правонарушения. Здесь средство борьбы с определяющими факторами должно состоять и состоит в воздействии на сознание, чувства и волю граждан путем возложения ответственности по началу вины.

В другой же группе гражданских правонарушений определяющей причиной вредоносного события оказывается именно то, что ст. 404 ГК называет «источником повышенной опасности»—эксплуатации железной дороги, трамвая, машины и т. д., словом, деятельность особого рода.

Как мы видели, нельзя объяснять особый подход законодателя к этому случаю причинения вреда стремлением создать «повышенную заботливость», ибо в социалистическом обществе требования иной заботливости и не может быть ни в одном случае, не может быть тем более там, где речь идет об охране жизни и здоровья граждан, об охране социалистической и личной собственности граждан.

Как мы видели, нельзя объяснить особо строгий подход законодателя к этому случаю ответственности стремлением «урезать прибыли того, кто получает выгоду», ибо в социалистическом обществе подавляющая масса «источников повышенной опасности» принадлежит государству и эксплуатируется в общем интересе и к общенародной выгоде.

Детальное изучение причин большого числа вредоносных случаев названного выше типа показывает, что определяющей их причиной является самый род деятельности, а не особенности конкретного случая. В конкретном случае не-

¹ Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 550.

счастья, — например, аварии на железнодорожном транспорте, — проявляются общие факторы, которые необходимо образуют то, что часто, но не точно называют «опасностью железнодорожного предприятия». В других аналогичных предприятиях, при других видах деятельности можно установить также проявление подобных определяющих причин.

Необходимые причины конкретного вреда в таких условиях выступают как определяющие факторы. Так, при эксплуатации железных дорог в качестве определяющих причин большинства несчастных случаев выступает высокая скорость движения поездов, несущихся и днем и ночью, сооружение железнодорожных линий по земле, так что их приходится пересекать и людям и животным, шум и грохот, оглушающие людей, соприкасающихся с железнодорожным предприятием, и т. д. и т. п.

Признание особенностей данного рода деятельности определяющей причиной несчастных случаев ничего общего не имеет с механическими соображениями о частоте несчастий, встречающихся при данного рода деятельности. Подробнее этот вопрос предстоит осветить в главе о понятии «источника повышенности опасности». Сейчас ограничимся лишь замечанием, что частота несчастий при данного рода деятельности сама по себе не выявляет еще определяющей причины этих несчастий. Из года в год понижающееся количество несчастных случаев на железных дорогах СССР не устраняет того вывода, который в 1922 году наш законодатель сделал об определяющих причинах несчастий на железнодорожном транспорте. Московский метрополитен, почти не знающий несчастных случаев при эксплуатации, все же с точки зрения ст. 404 ГК остается в категории «источников повышенной опасности».

В отдельных несчастных случаях на транспорте, на производстве обнаруживается иногда дополнительное воздействие других факторов. Речь идет либо об обстоятельствах причинно-случайных для деятельности, называемой «источником повышенной опасности», либо о виновных или невиновных действиях самих потерпевших вред лиц, либо о виновных (или невиновных) действиях агентов предприятия и т. д.

Воздействие таких факторов оказывается при этом в свою очередь обусловленным «источником повышенной опасности».

Очевидно, что обнаружение определяющих факторов вредоносных явлений данного рода должно быть основанием для общего правила об ответственности в таких случаях. Выходящие же из ряда вон случаи, складывающиеся под влиянием других, упомянутых нами факторов, должны послужить предпосылкой для норм, устраняющих или ограничивающих действие общего правила.

Основанием особой ответственности за вред, причиненный «источником повышенной опасности», по нашему мнению, в советском праве является то обстоятельство, что использование та-

кого источника само по себе составляет определяющую причину возникновения вредоносных происшествий.

Каковы же те привходящие обстоятельства, которые меняют эту картину?

Это, во-первых, поведение самого потерпевшего, которое иногда может содействовать возникновению вреда от «источника повышенной опасности», иногда увеличивает вредоносность действия, иногда, наконец, усугубляет уже сложившийся вредоносный результат.

Это, во-вторых, содействующие обстоятельства, которые выступают как причинно-случайные для «источника повышенной опасности». Эти привходящие причинно-случайные факторы учтены в ст. 404 ГК в понятии так называемой «непреодолимой силы».

Отмеченные привходящие обстоятельства наш закон почти во всех нормах об ответственности за неправомерное причинение вреда учитывает, но учитывает неодинаково.

Фактор поведения потерпевшего в нашем праве характерен тем, что он вовсе не учитывается, когда содействовавшее вреду поведение потерпевшего было вовсе невиновным или заслуживало лишь легкого упрека. В зависимости от обстоятельств даже грубая вина потерпевшего может привести не только к полному устранению требования потерпевшего о возмещении вреда, но и к ограничению этого требования. Но нет такого случая внедоговорной ответственности, где грубо-виновное поведение потерпевшего (его умысел или грубая неосторожность) не имело бы никакого влияния на его право получить возмещение.

Напротив причинно-случайный фактор, именуемый в законе «непреодолимой силой», упоминается лишь в тех случаях, когда закон не установил более льготного правила для освобождения от обязанности по возмещению вреда. Там, где для освобождения от ответственности за причиненный вред достаточно доказать свою невиновность, закон не имеет нужды упоминать о «непреодолимой силе» как о факторе, освобождающем от ответственности, и обыкновенно о ней не упоминает.

В ст. 403 ГК не установлена обязанность возместить вред, который является необходимо-причинным последствием поведения ответчика, если поведение ответчика не признано виновны м. Поэтому практический вывод — освобождение от ответственности — не изменится, если сверх невиновности ответчика будет еще установлено, что и само вредоносное последствие было только причинно-случайным следствием поведения ответчика.

В этом случае теоретически существуют, конечно, и невиновность ответственного лица и содействие «непреодолимой силы».

Но то обстоятельство, что понятие «непреодолимой силы» имеет смысл только как понятие особого рода причинной зависимости вреда от фактора, за который отвечают, — это несо-

мненно. Если вред признан результатом действия «непреодолимой силы», то по нашему закону может последовать только полное устранение требования потерпевшего о возмещении вреда. Признание действия «непреодолимой силы» равносильно признанию отсутствия достаточной причинной связи между вредом и фактором, за который отвечают. При таком положении естественно, что компромиссное решение об ограничении ответственности, которое мы встречаем в случае вины потерпевшего, здесь невозможно. Но все это подтверждает лишний раз, что раскрытие понятия «непреодолимой силы» нужно искать в плоскости причинной связи, а не в плоскости вины. Впервые на это указал проф. Д. М. Генкин, заявив, что «вина и казус лежат в ряду необходимой причинности, непреодолимая же сила связана с понятием случайной причинности» ¹. Подробнее на вопросе о смысле и значении «непреодолимой силы» мы останавливаемся в главе четвертой части первой настоящей работы.

Сейчас же констатируем, что в ст. 404 ГК «непреодолимая сила» устраняет ответственность за действие «источника повышенной опасности» не как обстоятельство, «снимающее» вину с владельца этого источника, а как обстоятельство, показывающее недостаточную зависимость вреда от самого действия «источника повышенной опасности».

Этот вывод имеет большое значение для нашего взгляда на природу гражданской ответственности по ст. 404 ГК и по сходным с нею другим нормам. Дело не в виновности ответственного липа, а в том определяющем причинном значении, которое данный род деятельности имеет для известного рода вредоносных происшествий.

Высказанное соображение о природе гражданской ответственности за вредоносное действие «источника повышенной опасности» относится ко всем случаям этой ответственности. Оно равным образом приложимо и к тем случаям, когда «источник повышенной опасности» находится в собственности предприятии или лиц, «профессионально» использующих этот источник для общественных, промышленных или транспортных целей, так и к случаям использования подобного источника для удовлетворения гражданином личных своих нужд и потребностей. Это соображение одинаково применимо и тогда, когда лицо, использующее «источник повышенной опасности», ставит себе хотя бы побочной (дополнительной или контрольной) целью извлечение дохода (железная дорога, автобусное предприятие и т. п.), и тогда когда вопрос о доходе, прибыли вовсе выпадает (воинская часть» орган государственной власти, личный пользователь автомашины и т. д.).

¹ См. прения по докладу Б. С. Антимонова в ВИЮН о гражданской вине—«Советское государство и право» 1949 г. № 11, стр. 73 (обзор заседания сектора гражданского права, составленный А. И. Пергамент).

Нельзя смешивать каузальное основание ответственности за вредоносность «источника повышенной опасности» с попыткой обосновать эту ответственность просто на данных статистики несчастных случаев.

При статистическом обосновании подчеркивают большую якобы вредоносность механизированного производства или транспорта в сравнении с немеханизированным или менее механизированным производством.

Это объяснение глубоко реакционно по своей природе. В нем проглядывает идейка о лучших якобы временах, когда не было железных дорог, не существовало машин на предприятиях и т. п., — явный отголосок феодально-помещичьего «социализма», о котором основоположники марксизма говорили еще в Манифесте Коммунистической партии.

Это объяснение, однако, лживо даже для капиталистического общества. Если не извращать данных статистики и говорить об относительной вредоносности железных дорог, то оказывается, что на равное количество перевезенных пассажиров вредоносность этого способа транспорта ниже, чем вредоносность перевозки в «доброе старое» время дилижансов и т. п.

Но в буржуазном мире «статистическое» обоснование особой ответственности владельца «источника повышенной опасности» пользовалось все же успехом, несмотря на связанные с ним выпады против капиталистического прогресса техники. Здесь проявилось лицемерие буржуазии. Отчего не поругать «проклятые железные дороги» и фабричные машины, если всем и каждому известно, что брань на вороту не виснет, что железные дороги и машины не запретят, несмотря ни на какую брань. Вместе с тем извращение смысла статистических данных приводит буржуазных ученых к приятной для них мистификации: вредоносность механизированных предприятий выступает здесь как необходимая жертва в интересах всего общества, и потому остается только терпеть постоянный рост аварий и травматизма.

Как мы уже имели случай отметить, поддержание этой «безнадежной» теории дает монополистическому предпринимателю надежду на то, что повышение тарифов и цен будет «понято» эксплуатируемыми массами.

Расходы на возмещение вреда жертвам несчастных случаев, происшедших в связи с использованием «источников повышенной опасности» на капиталистическом предприятии, с точки зрения «статистической теории», являются якобы общим делом всего населения, но никак не заботой самого капиталиста. Последнему остается лишь перелагать на чужие плечи убытки, «несправедливо» и «случайно» оказавшиеся на его балансе.

Ничего похожего на эти лжеучения и обманные расчеты нет в основании повышенной внедоговорной ответственности по советскому праву.

Несмотря на то, что на советском транспорте, на советских предприятиях количество несчастных случаев, — и вообще невысокое, — уменьшается непрерывно, можно и должно признать, что определяющей причиной этих случаев, как правило, являются именно «источники повышенной опасности», огромные энергетические мощности, а не что-нибудь другое.

Дело здесь не в количестве несчастных случаев, а в причинах тех несчастных случаев, которые все же имели место. Статистика несчастных случаев при применении энергетических мощностей, которые являются «источником повышенной опасности» в смысле ст. 404 ГК, вовсе не дает оснований к пессимистическому выводу: так было, значит, так и будет. Дело строителей социализма, — по крылатому слову Маркса, — в том, чтобы «изменить мир». В области техники дело также в том, чтобы изменить то, что было. Так было, но так не будет, тем более не будет при коммунистическом строе, говорит советский законодатель по вопросу о вреде, причиняемом «источником повышенной опасности».

Не в том дело, чтобы утешать себя и других воспоминанием о временах, когда человек делал все своими руками, не пользуясь концентрированном энергии. Не назад, а вперед обращен взор нашей Партии и Правительства и всего советского народа. Не в том только дело, чтобы возмещать конкретный вред, возникающий от действия «источника повышенной опасности». В этом только часть задачи.

Основной вопрос — в том, чтобы ослабить, изменить, искоренить определяющие причины несчастных случаев на производстве, на транспорте. В социалистическом обществе несчастные случаи от применения передовой техники вообще принципиально устранимы. Решение вопроса не в ослаблении техники, а в ее усилении. Энергетические мощности должны стать вполне подвластной, прирученной стихией и сами помочь устранению того вреда, который ранее сами же вызывали.

Борьбу с несчастными случаями советский законодатель проводит, прежде всего пользуясь началом вины. Это начало — мощный рычаг в борьбе против примиренчества с авариями и травматизмом на производстве, на транспорте, в быту.

Но начало вины неразрывно связано с субъективным моментом — с личностью конкретного человека, с его силами, способностями и возможностями. Только учитывая этот субъективный момент, можно опираться на начало вины. Не фальшиво, не фиктивно звучит упрек конкретному человеку в совершении недолжного только тогда, когда можно сказать: хотя ты мог, но не сделал того, что от тебя требовало Советское государство.

Иногда — нужно это признать — злоупотребляют понятием вины. В особенности это встречается при разрешении дел о дополнительных требованиях потерпевшего работника к своему страхователю (ч. 3 ст. 413 ГК).

Как известно, ответственность администрации за так называемый «страховой случай» устранена первой частью этой же ст. 413 ГК. Потерпевший получает в таком случае возмещение только от органов социального страхования. Но при наличии «преступного действия или бездействия» администрации возникает упомянутое требование потерпевшего о дополнительном возмещении вреда, поскольку органы социального страхования не возместили вреда в полном его размере.

Таким образом, от наличия или отсутствия вины администрации зависит право потерпевшего на дополнительное возмещение. Когда судебная практика признала, что под преступным действием или бездействием нельзя понимать только уголовное преступление, вопрос передвинулся в плоскость понятия гражданской вины ¹. В п. 18 постановления Пленума Верховного суда СССР от 10 июня 1943 г. понятие преступного действия или бездействия разъяснено именно в широком смысле гражданской вины. «Ответственность страхователя по ст. 413 ГК РСФСР и соответствующим статьям ГК других союзных республик наступает при наличии между сторонами трудовых отношений и когда вред возник в результате преступного действия или бездействия страхователя, если при этом страхователь не докажет, что о н не мог предотвратить вреда.

Под преступным действием или бездействием страхователя понимается установление компетентными органами несоблюдения страхователем или лицами, осуществляющими технический надзор за работами, действующих правил об охране труда, технике безопасности и иных постановлений, регулирующих применение труда, имевшее своим последствием несчастный случай с потерпевшим» ².

Однако в отдельных случаях суды делают еще шаг вперед и, настаивая на названии «вина», лишают это слово его общепринятого содержания.

Так, по делу гр-на К. Московский городской суд в 1949 году писал в своем определении:

«Объясняют невиновность администрации тем, что на гильотинных ножницах ограждение не было предусмотрено. Однако эти доводы не основательны, так как после несчастного случая с К. ограждение поставлено».

¹ Старая практика по этому вопросу приведена полно в сборнике «Обеспечение увечных» под ред. Е. Н. Даниловой, 1927, см. также Л. Майданик, Регрессные иски профсоюзов и иски потерпевших к предприятиям, М., 1946, стр. 85 и ел.

² Сборник действующих постановлений Пленума и директивных писем Верховного суда СССР 1924—1944 г., под ред. И. Т. Голякова, 1946, стр. 178. Подчеркнуто мной. — Б. А.

Очевидно самый факт устройства нового ограждения после несчастного случая вовсе не устанавливает вины администрации в момент несчастного случая. Иначе пришлось бы сделать неожиданный вывод, что администрация и после несчастного случая, не додумавшаяся до возможности устроить дополнительное ограждение, этим сняла бы с себя вину! Последующие действия администрации не могут снять или создать вину администрации, так сказать, с обратной силой во времени. Важно установить, нарушало ли то устройство механизма, которое существовало на момент несчастного случая, какие-либо правила по технике безопасности. Об этом суд в своем определении не сказал и, вместо обоснования своих выводов началом вины в соответствии со ст. 413 ГК, дал по существу лишь формальную ссылку на принцип вины. Именно неправильность такого рода неопределенных формулировок Гражданская кассационная коллегия Верховного суда РСФСР отмечала в своем инструктивном письме за 1931 год ¹. «Верховный суд РСФСР неоднократно указывал судам на необходимость точного установления, в чем выразилось преступное действие или бездействие …, какие меры предосторожности не были соблюдены администрацией ... Тем не менее ... встречаются решения, в которых никаких конкретных нарушений со стороны администрации не устанавливается, а ответственность предприятия обосновывается общей фразой о том, что предприятие не приняло нужных мер, а каких — неизвестно... Удовлетворяются иски... на том основании, что условия работы в данном предприятии могли бы быть лучше, и тогда бы риск уменьшился».

Кажется, нельзя более отчетливо выразить мысль о неприемлемости для советско-гражданского права фикции гражданской вины, на которую только можно вообще сослаться, но которую нет возможности ясно обрисовать.

Вдумываясь в процесс неуклонного улучшения и расширения у нас техники безопасности во всех направлениях и во всех отраслях народного хозяйства, нельзя не прийти к выводу, что подразумевание вины там, где ее не было, является весьма вредной фикцией. Вместо приложения сталинского учения об учете условий места и времени при оценке любого явления, сторонники «виновной подоплеки» ст. 404 ГК предлагают в сущности метафизическую формулу, которая не может, конечно, удовлетворить советской практики.

Всем известно, что применение автоматического закрывания и открывания дверей на транспорте привело к резкому снижению несчастных случаев. Изжиты таким образом несчастные случаи вследствие спрыгивания пассажиров до остановки автобуса,

¹ «Судебная практика РСФСР» 1931 г. № 2, стр. 1—6. Подчеркнуто мной. — Б. А.

троллейбуса, трамвая. Устранены несчастные случаи, происходившие при вскакивании в вагоны до полной их остановки. Крупный шаг в борьбе с травматизмом на транспорте сделан. Но кому придет в голову утверждать, что использование вагонов без автоматической блокировки дверей образовывало состав личной вины транспортного предприятия или его агентов? Никому, кроме тех, кто смешивал вопрос об ответственности за вину с вопросом об ответственности независимо от моментов вины. Такое смешение неминуемо дискредитирует, обессиливает самое начало вины как личного упрека.

То же самое можно сказать и в связи с другими изобретениями и усовершенствованиями по технике безопасности, которые постоянно и широко внедряются в СССР на всех участках народного хозяйства.

Автоматическая блокировка стрелок, усовершенствованная световая сигнализация, повышение скорости торможения подвижного состава, самые разнообразные ограждения и охранения движущихся, режущих и т. п. механизмов и устройств также приводят либо к полному устранению несчастных случаев данного рода, либо делают их редкими, менее серьезными и т. д. Но разве можно говорить, что до введения вновь изобретенного устройства ограждения все пользователи данного механизма были виновны, притом умышленно виновны?!

Если они были виновны, то в долгу перед наукой права те исследователи, которые доказывают, но до сих пор не смогли доказать, что ответственность за действие «источника повышенной опасности» основана на начале вины. Если они не виновны, как думаем мы, то нужно признать, что в советском праве борьба с несчастными случаями возможна и необходима всеми средствами, в том числе и путем возложения ответственности независимо от вины. Стимулировать, побуждать к деятельности можно и не обвиняя.

«Теория риска», как мы видели, — это буржуазная теория, основанная на фаталистическом уверении, будто нельзя бороться с несчастными случаями на производстве, на транспорте и при тому подобной деятельности, а можно лишь «нести риск», или перелагать с себя риск этих несчастных случаев.

В противоположность этому вскрытие вредоносных определяющих причин несчастных случаев мобилизует на борьбу с этими случаями, поскольку понятие определяющей причины не содержит в себе момента неизменности, неодолимости определяющего фактора.

Совершенно справедливо проф. Н. Г. Александров пишет в своей работе о сущности права:

«С победой социализма объективные общественные закономерности полностью подпадают под контроль общества, под контроль государства. Общественно-историческая необходимость действует не как слепая, стихийная сила, а как полностью осо-

знанная и планово направляемая необходимость. В этих условиях общественное сознание вообще и, в частности, — общественное сознание, объективированное в социалистических юридических нормах, становится решающим фактором общественного развития, протекающего именно в тех формах, которые ему придает направляемое большевистской партией социалистическое государство. Этим обусловлена колоссальная творческая роль социалистического права» ¹.

Творческая сила советского социалистического государства, и права, однако, такова, что она способна изменять также и действие сил природы, «направляя их в то русло, где они из вредоносных становятся не только безвредными, но и полезными».

¹ Г. Н. Александров, Сущность права, М., 1950, стр. 14—15.