ИГПЗС учебный год 2023 / Art-5-1

Юридические аспекты

«славной революции» 1688 года в Англии

Статья пятая^*

В. А. ТОМСИНОВ^**

Преобразование Палаты общин в «Комитет всей Палаты» позволяло депутатам вести обсуждение вопроса о состоянии нации предельно свободно, не ограничивая себя правилами парламентских процедур¹. Официальные протоколы заседаний таких комитетов не велись, и все происходившее на них, обыкновенно оставалось известным лишь их участникам. Только в том случае, когда кто-то из депутатов записывал для себя речи, произносившиеся на заседаниях комитетов, их содержание переставало быть тайной. Именно такой случай помог донести до наших дней то, что говорилось на заседании «Большого комитета» Палаты общин 28 января/ 7 февраля 1688/1689 года.

Согласно записям, которые вел на этом заседании член Палаты общин Анчитл Грей, первым при обсуждении вопроса о состоянии нации выступил депутат Гильберт Долбен (Gilbert Dolben)². Он сказал, что необходимо прежде всего рассмотреть проблему отсутствия в Англии правительства и в связи с этим заявил: «Я открыто выражаю вам свое мнение о том, что король отрекся от престола, и что Джеймс не является королем Англии»³. В обоснование данного мнения Долбен привел тот факт, что «король самоустранился от управления правительством, не сделав никакого распоряжения о поддержке государства»⁴, и «прекратил применение Большой Печати, захватив ее с собой»⁵. «Лишившись Печати, — заметил он, — Канцелярия прекращает свою деятельность, и правосудие не может быть осуществляться. Суд Общих Тяжб не может рассматривать дело без подлинного приказа из Канцелярии; и когда этого нет, то нет и закона; и по своим последствиям это отречение от королевской власти, так как правительству нужен руководитель, отсутствие которого закон не может позволить. Тот, кто прекращает управлять, перестает и судить»⁶.

Для подтверждения своего мнения Гильберт Долбен привел случай с бегством Эдуарда IV (1461–1483) в Голландию в сентябре 1470 года, давший повод восстановить на королевском престоле Генриха VI: король Эдуард, сказал он, «убежал из Ноттингема за море, что было явным отречением от королевской власти, и все заседания в Вестминстерском дворце прекратились, и это было признано отречением… Великий оракул закона судья Литлтон⁷ объявил этот отъезд Эдуарда IV отречением»⁸. В один ряд с данным фактом Долбен поставил случаи смещения с королевского трона Эдуарда II и Ричарда II, отметив при этом, что «Эдуард II отказался от Короны исключительно под давлением, однако его отказ произошел 25 января, и он немедленно был признан отречением. Отказ Ричарда II от Короны совершился под угрозами, однако и он был признан отречением»⁹. «Эти прецеденты, — подчеркнул Долбен, — кажутся более весомыми в нашем случае, который является добровольным отъездом, без принуждения»¹⁰.

Приведенные примеры из английской истории — чисто исторические прецеденты — Гильберт Долбен представил в качестве прецедентов правовых, а свою оценку отъезда Джеймса II как отречения от престола основанной соответственно на английском праве. В подкрепление же своей позиции он ссылался на суждения иностранных мыслителей. «Мы основываемся в этом случае не только на нашем праве, но и на суждениях авторитетных иностранных правоведов, — утверждал парламентарий. — По цивильному праву, когда король добровольно оставляет правление, “это отречение и прекращение правления”, согласно Гроцию и другим ученым писателям. Посредством многих аргументов из Божественного права Гроций доказывает следующее: Si princeps habet imperium pro direlicto, &c. (если монарх оставляет власть, он является в таком случае лишь частным человеком, он перестает быть монархом»¹¹.

Выступавший вслед за Гильбертом Долбеном сэр Ричард Темпл (Sir Rjchard Temple, 1634–1697)¹² провел идею о том, что основанием для признания Джеймса II отрекшимся от королевской власти можно считать не только его бегство из Англии, но и предпринятую им попытку разрушить парламентское правление и правосудие, насадить в Англии рабство и папство. По словам депутата, все, что король сделал, может быть «сведено в главном к разрушению Церкви путем приостановки действия церковных законов, чтобы уничтожить все то, что не подчиняется папству»¹³. Опираясь на эту оценку деятельности Джеймса II, Темпл призвал парламентариев принять решение о том, что король «привел себя в состояние несовместимое с правлением».

Однако по английской конституции действия монарха, какими бы они ни являлись и какой бы ущерб ни наносили, не могли служить основанием для признания его отрекшимся от престола: одной из ее основ был принцип: «Король не может ни совершить правонарушения, ни лишиться своей Короны из-за дурного управления»¹⁴. Коснувшись в своей речи названного принципа, Ричард Темпл высказал мнение, что он не должен приниматься во внимание в случае неспособности монарха управлять. Нация может в этом случае, утверждал депутат, взять на себя заботу о правительстве¹⁵.

По мере рассмотрения в «Большом комитете» Палаты общин вопроса о королевском престоле парламентариям становилось все более очевидным, что в рамках существовавшей в то время в Англии юридической конструкции государственного строя невозможно было придать законный характер отстранению Джеймса II от королевской власти. Выступление Ричарда Темпла выразило первую попытку депутатов выйти за рамки английской конституции.

Вторую попытку такого рода предпринял парламентарий Джон Мэйнард (John Maynard), юрист по профессии. Он выступил после того, как депутат Кристофер Масгрэйв (Christopher Musgrave) заявил, что вопрос о смещении Джеймса II с королевского трона должны решать юристы¹⁶. «Вопрос заключается не в том, можем ли мы сместить Короля с трона; — сказал в своей речи Мэйнард, — но в том, не сместил ли он с трона сам себя. Это не новый проект; наше правительство смешанное, не монархическое и тираническое, но берущее свое начало в народе. Монарх может совершить такие злоупотребления, что народ не будет больше им управляться»¹⁷.

Доктрина народного суверенитета, согласно которой источником верховной государственной власти является народ, не была новой для политического сознания английского общества. Однако частью официальной идеологии она стала лишь в разгар революции 1640–1660 годов. 4/14 января 1648/1649 года Палата общин английского парламента приняла резолюцию, в которой объявила, что «народ, живущий под Богом, является источником всякой праведной власти»¹⁸. Революционеры использовали эту доктрину для юридического оформления расправы над королем Карлом I.

С окончанием революции и восстановлением монархии Стюартов в официальной политической идеологии Англии снова утвердилась доктрина Божественного источника верховной государственной власти. В Декларации, подписанной в нидерландском городе Бреда 4/14 апреля 1660 года¹⁹ и направленной вместе с письмом в английский парламент, Карл Стюарт назвал свое право на королевский престол таким, «которое Бог и природа сделали принадлежащим ему»²⁰. В принятом 8/18 мая 1660 года обеими палатами английского парламента акте о признании Карла II королем провозглашалось, что «он является самым могущественным, полновластным и несомненным королем Англии, Шотландии, Франции и Ирландии по благости и провидению Всемогущего Бога (by the goodness and providence of Almighty God)»²¹. Джеймс II, взойдя в 1685 году на королевский престол, в своей первой парламентской речи подчеркнул, что стал королем по воле Всемогущего Бога²².

Предложение Джона Мэйнарда решать вопрос о королевской власти исходя из того, что английское правительство не монархическое и не тираническое, а смешанное, берущее свое начало в народе, было поддержано депутатом Томасом Кладжесом (Thomas Clarges, 1617?–1695). Он заявил в своей речи: «Сказать, что “королевский трон пуст” значит породить последствие чрезвычайной природы. Последствие должно заключаться в том, чтобы мы получили полномочие заполнить его и сделать из наследственной монархии избирательную; но [что лучше]: ввести в республику или изменить наследование — это еще пока неясно»²³.

Большинство парламентариев, выступавших на заседании «Большого комитета» Палаты общин, предлагали не терять времени на решение теоретических вопросов сущности государственного строя Англии, не искать, откуда берет свое начало английское правительство, но сосредоточиться на чисто практической проблеме, возникшей в результате бегства Джеймса II из страны. «Каждый человек в городе или в графстве, — говорил в своей речи депутат сэр Уильям Уильямс (Sir William Williams, 1634–1700), — согласен, что фактическое положение вещей таково: ясно, что Король Джеймс II бежал из Англии во Францию; это очевидный факт. Это преднамеренное, добровольное или двойственное действие. Я не слышал ни о каком указании для администрации правительства, когда Король покидал Королевство; какие распоряжения он дал относительно Судов Правосудия или Парламента. Если этот факт — правда, то он (король) стал бесполезным и не оставил никакого средства для поддержания мира в Королевстве. В этом заключается частично состояние Нации; и в этом Королевстве, где мы всегда, в нескольких парламентах, выражали свое отвращение к нему, он оставил несколько мест в правительстве пустыми; и что же тогда должно быть сделано в таком случае? Я предлагаю в качестве первого шага объявить: “Что Джеймс Второй своим удалением из Англии лишил Королевство Англии осуществления королевской должности”. Может какой-либо человек отрицать все это? Тогда последствие состоит в том, что мы лишились Короля»²⁴.

Если судить по дошедшим до нас записям речей, произносившихся 28 января на заседании «Большого комитета» Палаты общин, трактовка бегства Джеймса II как действия, означающего утрату им короны, была единодушно принята всеми его участниками. Однако некоторые парламентарии выступили с предложением воспользоваться случаем и изменить правовые устои государственного строя Англии, подведя под него в качестве основы принцип народного суверенитета, предполагающий в качестве источника верховной государственной власти народ. Против попыток пойти столь далеко выступил Даниэль Финч²⁵.

Согласившись с тем, что Джеймс II в результате своего бегства из страны утратил корону и полностью отказался от правления, Финч сказал, что у них не остается ничего иного, как объявить трон свободным. Он призвал депутатов не идти дальше признания этого факта. Раз монархия является наследственной, заметил он, пусть трон будет свободным или каким-то иным по названию, последствием всего будет наследование. Стараясь убедить депутатов в том, что поступки короля, какими бы дурными они ни были, не могут изменить сущности правления, Финч заявил: «Ни один человек не скажет, что монархия является избирательной, пусть администрация будет постоянно настолько плохой, и пусть Король имеет в монархии не более, чем осуществление монархической власти. Если из-за пренебрежения или плохого управления он может лишиться не более того, что есть у него, тогда это последствие будет не большим, чем утрата им его личного осуществления королевской власти; однако это должно еще быть чем-то заменено. В этом заключается высшее последствие любых дебатов, которые были здесь когда-либо, поскольку Закон и Религия должны быть установлены надежно и твердо»²⁶.

После Даниэля Финча выступил сэр Роберт Говард (Robert Howard). В своей речи он, так же как Ричард Темпл и Джон Мэйнард, коснулся вопроса об основах государственного строя Англии. «Я слышал, — начал говорить Говард, — “что Король обладает Короной по Божественному Праву”, [но] и мы (народ) тоже имеем Божественное Право; однако он может лишиться ее, если нарушает соглашение и договор со своим народом»²⁷. «Конституция правительства, — сказал он далее, — в действительности основана на соглашении и договоре с народом. Если это так, то что остается, кроме того, что Король совершил отречение от правления и бросил одновременно и Церковь, и Государство?»²⁸.

Признание бегства Джеймса II из Англии отречением его от королевской власти само по себе не только не решало стоявшей перед парламентариями проблемы, но порождало новую проблему, причем еще более сложную. Английская монархия была наследственной — следовательно, новым королем Англии должен был стать законный наследник Джеймса II, то есть его полугодовалый сын Джеймс-Фрэнсис²⁹. А если не он, то Мэри, принцесса Оранжская, стоявшая после него в очереди наследников английского королевского трона. Как бы то ни было, Уильям, принц Оранжский, при соблюдении сложившегося к тому времени в Англии законного порядка передачи верховной государственной власти не мог занять в этой стране королевского трона.

Член Палаты общин и юрист по профессии сэр Генри Поликсфен (Sir Henry Pollexfen, 1632–1691) говорил на рассматриваемом заседании «Большого комитета» Палаты: «Предложенный вопрос состоит в том, прекратилось ли правление вследствие добровольного отъезда Короля? Я не удивился, джентльмены, слову “добровольное удаление”; оно означает большее, чем вы предполагаете. Если отъезд добровольный, это влечет передачу Короны по наследству; и тогда, что вы здесь делаете, если допускаете это? Однако если это прекращение правления, тогда королевский трон занят посредством наследования; и опять-таки что тогда вы здесь делаете?»³⁰.

Штадхаудер Нидерландов мог стать королем Англии и без соблюдения каких-либо юридических формальностей, а просто захватив королевскую власть, как завоеватель. Однако такой способ утверждения принца Оранжского на королевском троне не находил поддержки даже среди самых рьяных его поклонников в английском парламенте. Они опасались, что в этом случае новый король окажется свободным в своих действиях от ограничений, которые налагала на монархическую власть традиционная юридическая конструкция государственного строя Англии.

Самым главным среди этих ограничений была неразрывная связь короля с парламентом. Именно в соединении с полномочиями парламента королевская власть становилась верховной государственной властью. Член Палаты общин Георг Дигби (George Digby, 1612–1677) говорил в своей парламентской речи 19/29 января 1640/1641 года, обращаясь к спикеру: «Истина, сэр, заключается в том, что Король Англии никогда не стоит в своей славе, в своем величии, в своем Величественном Суверенитете так, как в парламентах. Где полномочие назначать налоги? Где полномочие восстанавливать в правоспособности? Где законодательная власть? Соединены в короле, мистер спикер. Но как? В короле, окруженном, укрепленном и усиленном его Парламентом. Король вне парламента имеет ограниченную, очерченную юрисдикцию. Но сопровождаемый своим парламентом — ни один монарх Востока не является столь абсолютным в рассеивании недовольства»³¹.

С другой стороны, и принц Оранжский в случае, если он становился английским королем, был заинтересован в сохранении традиционной юридической конструкции государственного строя Англии. Парламент в этой конструкции считался политическим органом, включавшим в себя не только лордов духовных и светских с представителями графств (общин), но и короля. Он не мог поэтому действовать без короля. В мае 1642 года Карл I писал парламентариям, заседавшим в Уэстминстере: «Мы очень хорошо знаем великую и неограниченную Власть Парламента, но мы знаем так же, что она такая только в том смысле, что Мы являемся Частью Парламента. Без Нас и вопреки Нашему Cогласию, голоса какой-либо или обеих Палат вместе не должны, не могут, не будут (если Мы можем избежать этого ради блага Наших Подданных, так же как и Нашего собственного) запрещать что-либо, что является используемым по закону, или использовать что-либо, запрещенное законом»³².

Утверждение штадхаудера Нидерландов на английском королевском троне в качестве завоевателя разрушило бы сложнейший, складывавшийся в течение нескольких столетий, механизм взаимодействия короля и парламента. Во многом именно по этой причине, как мне представляется, и принц Оранжский, и парламентарии избегали называть нидерландскую военную экспедицию в Англию завоеванием, хотя факты явно свидетельствовали о том, что она была ничем иным, как завоеванием. Джеймс II, напротив, только завоеванием и называл эту экспедицию и всячески старался представить штадхаудера Нидерландов в качестве завоевателя.

Парламентарии, поддерживавшие стремление принца Оранжского занять английский королевский престол, хорошо понимали, что достижение этой цели при сохранении традиционной юридической конструкции государственного строя Англии возможно лишь в том случае, если его высочество получит титул короля от парламента. Но для того, чтобы парламент мог провозгласить штадхаудера Нидерландов новым королем Англии, отречению Джеймса II от королевской власти необходимо было придать такой характер, при котором бы не вступал в силу действовавший порядок ее наследования или, говоря иначе, королевский трон становился бы свободным.

Выработка надлежащих оснований для объявления английского королевского трона свободным и была главной задачей заседания «Большого комитета» Палаты общин, проходившего 28 января/ 7 февраля 1688/1689 года. Его участники хорошо это понимали. Так, Гильберт Долбен говорил в одном из своих выступлений: «Я должен еще назвать отъезд короля, в котором он не имел нужды и мог бы остаться, хотя слышался “шум оружия”..., я должен назвать это “добровольным отречением (a voluntary demise)”. Это правда, что следствием отречения (demise) должно быть наследование; но вопрос состоит в том, свободен ли трон сейчас, когда Король удалился и нет никого, кто бы его занял?»³³. Недвусмысленно высказывался о намерениях парламентариев и Даниэль Финч. По его словам, каким бы ни было различие в терминах «demised, abdicated и deserted», последствие может быть одним и тем же: «vacancy in the Throne (освобождение трона)»³⁴.

Различие в терминах имело, однако, немаловажное значение. В общем своем смысле слова «demision», «abdicate» и «desert» обозначали применительно к монарху одно и то же — отречься от королевской власти. Но это отречение могло иметь различный характер и последствия. Оно могло быть, например, добровольным или совершенным по принуждению. Оно могло быть окончательным или временным, предполагающим возможность возвращения на трон. Сторонникам же принца Оранжского необходимо было представить отречение Джеймса II от королевской власти не просто добровольным, но и таким, которое бы, с одной стороны, не предполагало его возвращения на трон, а с другой, оставляло его без каких-либо наследников. Только такой вариант отречения позволял парламентариям избрать себе другого короля, не меняя существа английской монархии, не превращая ее из наследственной в избирательную. Какой термин наиболее подходил для обозначения отречения такого рода? «Большой комитет» Палаты общин решил, в конце концов, что им является слово «abdicate».

Данный термин происходит от латинского термина «abdicare», который применялся древними римлянами для обозначения отречения магистрата от своей должности или отказа какого-либо гражданина от опеки, отречения отца от сына. В подобном значении термин «abdicate» использовался и в Англии в XVI и XVII веках³⁵. При этом он мог обозначать как добровольное, так и принудительное отречение от власти. Члены Палаты общин, решавшие 28 января/7 февраля 1688/1689 года вопрос об признании Джеймса II отрекшимся от королевского престола, придали указанному термину значение добровольного отказа от королевской власти. Но такое же значение они могли придать и терминам «demise» или «desert». Почему ими выбран термин «abdicate»? Примеры употребления этого слова, приведенные в «Новом английском словаре, составленном на основе исторических принципов», позволяют, мне кажется, объяснить приверженность к нему членов Палаты общин. Здесь отмечается, в частности, что в римском праве термин «abdicare filium» применялся для обозначения акта, посредством которого отец лишал своего сына наследства³⁶. Кроме того, приводится цитата из книги английского поэта и публициста Джона Мильтона (1608–1674) «Jus Populi», в которой слово «abdicate» употребляется в качестве синонима слова «disinherit (лишить наследства)». С лишением права наследования связывается термин «abdicate» и в отрывке из книги Роберта Бёртона (Robert Burton) «Анатомия меланхолии». В нем говорится о том, что «the Turks abdicated Cernutus, the next heir, from the empire (турки отстранили Сернутуса, следующего наследника, от империи)»³⁷. Как видим, термин «abdicate» употреблялся в Англии для обозначения не только добровольного, но и принудительного действия. Но члены Палаты общин отдали ему предпочтение перед другими аналогичными терминами скорей всего потому, что он подразумевал наряду с отречением еще и лишение наследства. Другие термины, обозначавшие отречение монарха от престола, а именно: «demise» и «desert» не имели указанного дополнительного смысла. Слово «desert», означавшее в применении к монарху «оставить трон», предполагало к тому же сохранение за монархом, отказавшимся от власти, возможности возвратиться на трон. Сравнивая оба указанных термина между собой член Палаты общин Роберт Говард говорил: «Они оба являются латинскими словами, похожими по значению, и оба — английские слова: “abdication” происходит от «освобожденный»³⁸. Особенностью отречения, выступавшего в форме «abdication», было с точки членов Палаты общин и то, что оно могло быть выражено не только заявлением короля об отказе от своей должности, но и его действием. Роберт Сойер (Robert Sawyer) вопрошал в своем выступлении: а если король отказывается от трона, но не от королевского титула, будет ли это считаться абдикацией (отречением) от правления? — И отвечал: «Я рассматриваю отъезд Короля из Королевства в качестве абдикации (отречения) от правления. Он отказывается править, то есть действует не так, как предписывает закон. И тот, кто покинет Королевство, совершит абдикацию (отречение) и оставление всего правления. Во всем, что я прочитал, я никогда не встречал в столь короткое правление такого нарушения законов и сталь расширенных прерогатив»³⁹.

Выбрав для обозначения отречения Джеймса II от королевской власти термин «abdication», парламентарии трансформировали его по сути дела в новый политико-правовой термин. Они придали этому слову, имевшему весьма широкое и не вполне четкое значение, совершенно определенный смысл. Термин «abdication» стал обозначать в их варианте: во-первых, исключительно добровольное отречение короля от правления; во-вторых, отречение, которое выражается не в соответствующем заявлении короля об отказе от власти, но в его действиях — в таких, как бегство из страны или нарушение фундаментальных законов; в-третьих, такое отречение, при котором не остается наследников королевского трона и он становится вследствие этого свободным; в-четвертых, отречение, которое освобождает подданных в целом и парламентариев, в частности, от присяги верности королю, признанному отрекшимся, от всех обязательств по отношению к нему⁴⁰; в-пятых, отречение, которое, оставляя страну без короля, тем не менее сохраняет коренные устои государственного строя.

Сложившаяся к XVII веку юридическая конструкция государственного строя Англии предполагала, что парламент не может действовать без короля. В соответствии с данным принципом прекращение правления короля автоматически влекло за собой роспуск парламента. При этом не могло быть interregnum (междуцарствия), поскольку в момент, когда с престола уходил один король, его место немедленно занимал его наследник⁴¹. Доктрина же абдикации («abdication»), введенная в оборот членами Палаты общин, подразумевала, что Англия будет пребывать какое-то время без короля, то есть в состоянии interregnum (междуцарствия) и что самое главное: в этот период английский парламент будет действовать без короля — в качестве самостоятельного государственного органа. Более того, парламент будет не просто действовать, но решать вопрос о новом короле. Таким образом, стремление утвердить на английском королевском троне вместо Джеймса II штадхаудера Нидерландов Уильяма, принца Оранжского, заставило членов Палаты общин отменить ряд основополагающих принципов конституции Английского королевства. Но как ни странно, именно эти революционные по своему характеру нововведения в традиционную юридическую конструкцию государственного строя Англии и позволяли сохранить ее устои при осуществлении операции по замене одного короля на другого. Основополагающие принципы английской конституции отменялись не навсегда, а на время — до момента утверждения принца Оранжского на королевском троне.

Результатом обсуждения вопроса о состоянии нации, проходившегося на заседании «Большого комитета» Палаты общин 28 января / 7 февраля 1688/1689 года стала резолюция, в которой было заявлено, «что король Джеймс Второй, предпринимавший попытку ниспровергнуть конституцию королевства, путем разрыва первоначального договора между Королем и Народом и по совету иезуитов и других злых персон, нарушавший фундаментальные законы и удалившийся из этого королевства, отрекся от правления, и что поэтому трон стал свободным»⁴².

После этого депутаты продолжали заседать, но уже в качестве Палаты общин. Они снова одобрили приведенную резолюцию, но теперь от имени нижней палаты английского парламента и поручили председателю Комитета Ричарду Гэмпдену передать ее на обсуждение лордам⁴³.

На следующий день — 29 января / 8 февраля — Палата общин вновь собралась на заседание, и когда подошло время для продолжения обсуждения вопроса о состоянии нации, депутаты снова образовали Комитет всей Палаты. Спикер оставил свой пост, и на председательское место воссел Ричард Гэмпден.

Первым на заседании Комитета выступил в этот день полковник Джон Бёч (John Birch, 1615–1691). Смысл его выступления свелся к мысли о том, что «с протестантским государством несовместимо, чтобы им управлял монарх-папист»⁴⁴.

Затем произнес речь Ричард Темпл. Он выразил надежду, что данный вопрос не потребует какого-либо обсуждения, поскольку члены Палаты общин на своем опыте ощутили, что «папский монарх (popish prince) несовместим с управлением протестантской нацией»⁴⁵.

Заседание шло спокойно, пока слово не взял Гильберт Долбен, юрист по профессии. Он сказал: «Ни в статуте, ни в common law нет ничего против папского монарха, но это против интереса нации»⁴⁶. Эта фраза вызвала возмущение у майора сэра Джона Вилдмэна (John Wildman, 1621–1693). «Юристы говорят нам, начал майор свою речь, “нет ни общего (common), ни статутного права против папского короля”; однако правительство этого королевства Англии представляет собой независимое Верховенство (independent Supremacy), так что никакому иностранному властелину, церковному ли или же гражданскому, нет никакого дела до того, что здесь происходит. Не существует никакого папского монарха, кроме такого, который признает над собой верховенство папы. Поэтому сказать, что “нет никакого статутного права и т. д.” является странным в утверждении юристов (Long Robe). Я предлагаю поэтому. Чтобы вы объявили, что не только против интереса протестантской религии быть управляемым папским монархом, но что “это против нашего права”. Наше свободное независимое правительство несовместимо с нунцием от папы. Четыре столетия мы вместе старались держать Римскую церковь в стороне от нашего правительства. Управляться папским монархом несовместимо с правом Англии»⁴⁷.