Учебный год 2023 г. / Великая реформа (стр. 104-110)-1

оное ясного закона; в сем случае судебные места в губерниях обязаны представить губернскому начальству, которое <...> доносит о том Правительствующему Сенату"*(384). Лишь Судебная реформа 1864 г. изменила такое положение дел: нормой ст. 13 Устава уголовного судопроизводства было запрещено "останавливать решение дела под предлогом неясности, неполноты или противоречивости законов".

В-третьих, была образована несложная (по сравнению с дореформенной) судебная система из постоянно действовавших судов общей юрисдикции ( ст. 1-5 Учреждения судебных установлений) и ряда специализированных судов (духовных, военных, коммерческих, крестьянских)*(385).

Так, в ст. 1 Учреждения судебных установлений, своего рода "кодекса судоустройства", было провозглашено: "Власть судебная принадлежит: мировым судьям, съездам мировых судей, окружным судам, судебным палатам, и Правительствующему сенату, в качестве верховного кассационного суда" *(386). Это и были постоянно действовавшие суды общей юрисдикции, призванные в соответствии с известным европейским принципом единства гражданской и уголовной юстиции рассматривать "дела как гражданские, так и уголовные" ( ст. 2 Учреждения судебных установлений).

Указанные суды в свою очередь распадались на местные и общие.

Кместным судам относились мировые судьи, действовавшие единолично, а также съезды мировых судей, выполнявшие функции апелляционной (по более важным делам) и кассационной (по менее важным делам*(387)) инстанций в связи с рассмотрением жалоб на приговоры, постановленные мировыми судьями.

Система общих судов, в отличие от дореформенного судоустройства, была простой и компактной. Она состояла из трех звеньев:

1) окружных судов как "первой степени суда в системе общих, т.е. коллегиальных, судебных мест", где "для решения важнейших уголовных дел к постоянному составу окружного суда присоединяются временные присяжные заседатели"*(388);

2) судебных палат, которые были "окончательной апелляционной инстанцией" и, кроме того, "по преступлениям более важным" осуществляли "разрешение вопроса о предании подозреваемых суду или об оставлении их без преследования

ивообще рассмотрение дел уголовных во второй и последней инстанции по отзывам [жалобам. - С.Р.] подсудимых и других участвующих в деле лиц и по протестам прокуроров"*(389);

Правительствующего сената, который "не должен быть апелляционным судом, так как последний предел апелляции будет в областных [судебных. - С.Р.] палатах", в силу чего "в сенате будет сосредоточено верховное наблюдение за единообразным и правильным применением закона. Сенат будет заведовать не апелляцией, а тем, что обыкновенно называется кассацией судебных решений"*(390).

Кчислу достоинств пореформенной судебной системы следует отнести прежде всего стройный порядок обжалования приговоров (введены апелляция и кассация, не уступавшие европейским континентальным аналогам), который опирался на простую и логичную цепочку судебных инстанций. Это было особенно

важно с учетом обширной территории Российской империи и ее неоднородного характера. Достижением реформы стало, конечно, и создание уже упомянутой мировой юстиции *(391), т.е. автономной ветви мировых судов и съездов мировых судей как апелляционной инстанции с возможностью кассации решений съезда в Сенате, кроме тех дел, где сам съезд выступал кассационной инстанцией.

Военная юстиция с оздавалась к ак полностью автономная и в организационном, и в процессуальном плане система во главе с Главным военным судом. Военно-судебный устав 1867 г. относился скорее к дореформенной эпохе, так как в нем последовательное разграничение администрации и суда не предполагалось. Достаточно упомянуть об обязательном утверждении приговора полкового суда командиром (ст. 357).

Что же касается коммерческих судов, которые ныне рассматриваются как предшественники арбитражных судов*(392), то их основное звено не образовывало системы, а представляло собой отдельные судебные учреждения в городах с развитой торговлей. Обжалование осуществлялось в Сенат. Заметим, что после Судебной реформы 1864 г. новые коммерческие суды более не учреждались, а в

местах, где таких судов не было, их функции выполняли окружные суды (	ст. 28
Устава гражданского судопроизводства).

Духовные и крестьянские суды отражали сословность пореформенного российского общества и, к счастью, не могут иметь аналогии в современной России. Таким образом, была предпринята серьезная, но не доведенная до конца

попытка модернизация судебной системы.

В-ч е т в е р т ы х, с у д е б н а я в л а с т ь п о л ь з о в а л а с ь о т н о с и т е л ь н о й самостоятельностью в решении вопросов управления. Надзор за судебными

установлениями осуществляли министр юстиции как генерал-прокурор (

ст. 254

Учреждения судебных установлений), вышестоящие инстанции ( ст. 249), а также руководители соответствующих органов ( ст. 251). Как видно, вмешательство администрации в деятельность судебной власти было существенно ограничено.

В-пятых, судьям был предоставлен ряд гарантий независимости организационного (речь идет в первую очередь о несменяемости судей, неизвестной предшествующему законодательству, а также о том, что ныне называется единством статуса судей, - ст. 237, 239, 243, 248 Учреждения судебных установлений), материального ( ст. 238, 242, 247) и процессуально-правового характера (процессуальная самостоятельность, оценка доказательств по внутреннему убеждению, тайна совещательной комнаты - ст. 264, 611, 765, 766, 806).

Названные начала и сегодня составляют фундамент судебной власти России.

§ 3. Концепция полноты судебной власти и ее реализация в ходе Судебной реформы

Одной из характеристик судебной власти считалась ее полнота. Этот термин принадлежит доктрине, законодатель им не пользовался и не пользуется. Единой трактовки данного понятия не сложилось. Так, Г.С. Фельдштейн и Н.Н. Розин

понимали под полнотой судебной власти обеспечение равенства всех перед законом и судом (полнота судебной власти над всеми субъектами права в равной мере)*(393).

Однако, несмотря на всю важность попытки создания всесословного суда (ст. 2 Учреждения судебных установлений), которая в условиях самодержавия и сословного общества, только что покончившего с крепостным правом, едва ли могла быть успешной *(394), более соответствующим целям Судебной реформы представляется понимание полноты судебной власти, подробно рассмотренное в

курсах уголовного судопроизводства И.Я. Фойницкого и В.К. Случевского

*(395).

Полнота судебной власти для этих ученых означала, что "в руках судебной власти должны быть сосредоточены все мероприятия, обеспечивающие возможность судебного разбирательства и действительное осуществление судебных решений"*(396).

До Судебной реформы 1864 г. суд не имел никакого влияния на полицейских "следователей", прокуроров и стряпчих - "адвокатов". Положение, при котором реализация полномочий суда зависела от ряда органов, не подконтрольных судебной власти, реформаторы посчитали несовместимым с началом ее самостоятельности.

Обеспечение полноты судебной власти достигалось через нормы о судоустройстве и судопроизводстве.

В аспекте судоустройства полнота судебной власти обеспечивалась отнесением к "судебным установлениям", помимо собственно судов, их "вспомогательных органов": судебных следователей, прокуроров, присяжных поверенных, нотариусов и судебных приставов. Важно, что основы правового статуса этих органов были заложены в одном документе - Учреждении судебных установлений 1864 г. (далее также - УСУ).

Принадлежность вспомогательных органов суда к судебным установлениям проявлялась также в следующем.

1. Указанные органы находились при судах: судебные следователи состояли при окружных судах ( ст. 79 УСУ); прокуроры и судебные приставы - при окружных

судах, судебных палатах и кассационных департаментах Сената (	ст. 125-127, 297);
присяжные поверенные приписывались к судебным палатам (	ст. 356); под
наблюдением судебных мест находились нотариусы (ст. 420).

2. Вспомогательные органы суда в той или иной степени контролировались судебными местами. Так, для судей, судебных следователей, прокуроров и судебных приставов существовала единая процедура привлечения к дисциплинарной ответственности судом. Дисциплинарная власть министра юстиции в отношении прокуроров существовала, но была ограничена ( ст. 266 УСУ). В отношении присяжных поверенных в местностях, где не было совета присяжных поверенных, дисциплинарная власть принадлежала окружному суду; если же совет был образован, то его решения по дисциплинарным вопросам могли быть обжалованы в судебную палату, а затем и в Сенат (ст. 376-378).

3. К иным органам власти судебные установления имели полномочие обращаться за содействием, в котором им не могло быть отказано ( ст. 249, 270-272 Устава уголовного судопроизводства).

В аспекте судопроизводства по уголовным делам полнота судебной власти обеспечивалась в рамках Устава уголовного судопроизводства (далее также - УУС) такой организацией уголовного процесса, при которой все производство по делу находилось под контролем судебной власти в лице суда и (или) его вспомогательных органов.

Например, дознание, начальная стадия пореформенного уголовного процесса в России, производилось, как правило, полицией под руководством прокурора либо лично прокурором *(397) для принятия обоснованного решения о возбуждении

уголовного преследования перед судебным следователем ( ст. 278-279,	311-312
УУС) или судом, если предварительное следствие не было обязательным (	ст. 545).
Далее в дело вступала судебная власть непосредственно в лице судебного
следователя и судей.

В соответствии с заложенной в актах Судебной реформы 1864 г. концепцией полнота судебной власти обеспечивалась, во-первых, судебным характером доказывания. В дореволюционной науке уголовного процесса разделяли понятия логического (доказательство в широком смысле) и судебного доказательства. Логическими доказательствами признавали все факты, с помощью которых устанавливались обстоятельства, имевшие значение для дела. Понятие судебного доказательства было уже по содержанию. Судебными считали доказательства,

представленные суду с соблюдением установленных законом правил

*(398).

Приговор суда мог быть основан лишь на судебных доказательствах. Таким образом, доказывание попадало под полный контроль судебной власти.

Во-вторых, обязанность постановить законный, обоснованный и справедливый приговор в смешанной форме процесса с предварительным судебным следствием приводила к появлению ярко выраженного следственного начала в деятельности суда.

При производстве предварительного следствия судебный следователь был обязан с полным беспристрастием приводить в известность обстоятельства, как

уличающие обвиняемого, так и оправдывающие его (	ст. 265	УУС). Следователю
воспрещалось домогаться сознания обвиняемого обещаниями, ухищрениями,
угрозами и тому подобными мерами вымогательства (	ст.	405). Заметим, что

прокуроры сами не производили предварительного следствия, но наблюдали за его производством. При этом требования прокурора к судебному следователю по всем вопросам расследования были обязательными (ст. 281).

Сохранялась активность суда и в судебном разбирательстве. В объяснительной записке к Уставу уголовного судопроизводства подчеркивалось, что "начало судебного состязания участвующих в деле лиц не исключает самодеятельности суда в уголовном судопроизводстве и не обязывает его решать дела только по тем данным, которые предъявлены сторонами, но требует единственного того, чтобы по всем сведениям, относящимся к делу, сторонам предоставлена была возможность судебного состязания" *(399). Действительно, согласно ст. 612-613 данного Устава на председателе суда лежала обязанность принимать все необходимые меры к установлению истины, а также предоставлять подсудимому все возможности к оправданию.

В-третьих, предварительное судебное следствие было поставлено под

судебный же контроль, который осуществлялся в двух формах: путем рассмотрения окружным судом жалоб на действия судебного следователя и заключений прокурора о прекращении или приостановлении предварительного следствия (ст. 491-509 УУС) и деятельности судебной палаты в качестве камеры предания

суду (ст. 520-542). При этом последний порядок назывался в теории ревизионным и считался обычным, а первый - исключительным*(400).

Предание суду также осуществлялось в двух формах. Если дело относилось к преступлению или проступку, не подвергавшему ни лишению, ни ограничению прав состояния, то производство в окружном суде начиналось с предложения прокурором этому суду обвинительного акта (ст. 523, п. 2 ст. 543 УУС). Окружной суд по такому делу определений о предании обвиняемых суду не постановлял, но сразу переходил к приготовительным к суду распоряжениям ( ст. 527). В данном случае стадия предания суду предстает в "усеченном" виде, поскольку отсутствовала процедура оценки судом достаточности доказательств для судебного рассмотрения обвинения; эта оценка была вверена законом прокурору*(401).

В то же время вторая форма предания суду по более важным делам была самостоятельной судебной стадией процесса, в которой происходил диалог обвинителя и суда. Обвинитель представлял суду обвинение и подтверждавшую его совокупность доказательств, а суд, не предрешая вопроса о виновности обвиняемого, определял, достаточно ли представленных доказательств для судебного рассмотрения обвинения. При этом предание суду осуществлялось определением судебной палаты, т.е. суда, вышестоящего по отношению к окружному суду, уполномоченному рассматривать дело по существу ( ст. 523 УУС). Так обеспечивалась недопустимость участия судей, принявших решение о предании обвиняемого суду, в рассмотрении дела по существу.

В-четвертых, суд, рассматривавший дело по существу, обладал процессуальными инструментами по восполнению пробелов доказательственной базы (ст. 634 УУС) и изменению пределов судебного разбирательства

(ст. 751-753)*(402).

В-пятых, если предъявленное подсудимому обвинение не подтверждалось судебным следствием, то прокурор был обязан "заявить о том суду по совести". Данное заявление не рассматривалось как отказ от обвинения, поскольку право распоряжения обвинением признавалось принадлежавшим судебной власти, следовательно, отказаться от обвинения прокурор попросту не мог. Основываясь на внутреннем убеждении, прокурор был полномочен отказаться от поддержания обвинения, что вполне закономерно не освобождало суд от продолжения разбирательства и принятия решения по существу дела (ст. 740 УУС).

Заметим, что отказ от поддержания обвинения прокурор заявлял лишь на этапе прений сторон, поэтому о возложении на суд осуществления уголовного преследования в данном случае не могло быть и речи: исследование доказательств уже окончено и состоялось с участием прокурора, а полномочий по выступлению в прениях сторон у суда никогда не было. Таким образом, обязанность суда продолжить разбирательство дела при отказе прокурора от обвинения на этапе прений сторон не противоречила принципу состязательности.

Исполняли приговоры либо судебные приставы ( ст. 954 УУС ), либо

административные органы под надзором прокуратуры (ст. 949).

Как видно, авторы Судебной реформы 1864 г. действительно постарались поставить все производство по уголовным делам под контроль суда.

Такова в общих чертах концепция полноты судебной власти. Нельзя сказать, что реформаторам удалось воплотить задуманную идею в полном объеме. В частности, в значительной мере фиктивными оказались гарантии независимости судебного следователя - на него не распространялись гарантии несменяемости

(ст. 227 УУС). К тому же практика пошла по пути назначения судебных
следователей решениями министра юстиции как "исполняющих должность"			*(403),
т.е. не на постоянной основе, что ставило судебных следователей в довольно
унизительную зависимость от прокуроров*(404).
Кроме того, судебный следователь был обязан приступать к производству
следствия и при неустановлении подозреваемого лица (		ст. 276 УУС ).	Таким
образом, как уже было отмечено	*(405), деятельность следователя включала

элементы не только судебного следствия, но и розыска, т.е. следователю приходилось заниматься не столько проверкой результатов дознания, сколько розыском и изобличением лица, совершившего преступление, выполняя обязанности полиции и утрачивая при этом беспристрастность *(406). К тому же, поскольку требование прокурора для начала предварительного следствия не было необходимым (ст. 313 УУС), в деятельности следователя смешивались функции обвинения и предварительного следствия, что также не способствовало его беспристрастности: на место следственного начала приходил обвинительный уклон*(407).

§ 4. Концепция полноты судебной власти в современном контексте: от разрушения к восстановлению

Определяя значение концепции полноты судебной власти в теории уголовного процесса, следует признать, что сами по себе рассмотренные положения не составляют большого открытия. Необходимость размежевания полиции (в широком смысле) и юстиции как следствие разделения исполнительной и судебной властей (последнее провозглашено еще деятелями Великой французской революции *(408)) ко второй половине XIX в. не была предметом дискуссии.

Спецификой российской науки о суде стала невозможность прямо провести традиционное для западной теории положение о разделении полиции и юстиции как в период Судебной реформы, когда абсолютная монархия как форма правления не предвещала успеха такой задаче, так и в советский период, когда на уровне идеологии теория разделения властей отрицалась. Формирование представлений о полноте судебной власти и попытки их реализации во время Судебной реформы 1864 г. и в первые советские десятилетия означали лишь стремление создать автономную юстицию в виде суда и его вспомогательных органов без достаточных конституционно-правовых предпосылок. Таким образом, концепция полноты судебной власти, имея ключевое значение для преобразования судебной части в

России, в теории уголовного процесса предстает как одна из форм правовой регламентации разделения полиции и юстиции.

Поскольку в Конституции РФ 1993 г. разделение властей отнесено к основам конституционного строя (ст. 10, 11) и установлен ряд гарантий независимости судей, обращение к опыту Судебной реформы 1864 г. в части обеспечения полноты судебной власти предстает архиактуальной задачей. Какие-то решения на этом пути были приняты еще в советское время (интеграция военных трибуналов в единую судебную систему), какие-то принимаются только сейчас: ликвидацию Высшего Арбитражного Суда РФ, например, вполне можно рассматривать как приближение к пореформенным судоустройственным образцам.

Существование институтов судоустройства и судопроизводства в условиях, когда разграничение полиции и юстиции не было последовательно проведено, привело к их глубокой деформации в законодательстве и забвению в современной уголовно-процессуальной теории.

В аспекте судоустройства демонтаж вспомогательных органов суда начался уже в конце 1920-х годов. В 1928 г. следователи, ранее состоявшие при судах, были переподчинены прокуратуре *(409). В 1933 г. учреждена прокуратура СССР, а прокуратура Верховного Суда СССР упразднена *(410). В 1936 г. органы прокуратуры и следствия выделены из народных комиссариатов юстиции союзных республик с подчинением непосредственно прокурору СССР *(411). Прокуроры и следователи перестали быть судебными деятелями, превратившись в чиновников*(412).

Связь адвокатуры с судебной властью прервалась с изданием в 1939 г. положения об адвокатуре *(413). Что касается судебных приставов, упраздненных еще Декретом о суде N 1917 г., то их преемники - судебные исполнители - сохраняли связь с судебной властью дольше всего - до 1997 г., когда им на смену вновь пришли судебные приставы, но уже как органы исполнительной власти*(414).

Изменения в законодательстве не могли не отразиться в науке и учебных курсах высшей школы. Если в пореформенную пору термин "судоустройство" трактовали как "устройство суда и его вспомогательных органов", то после 1930-х годов содержание данного понятия через ряд промежуточных этапов сузилось до "устройства суда" *(415), что вынуждает начать терминологические дискуссии о наименовании соответствующей учебной дисциплины *(416) и в конечном итоге прибегнуть к неологизму "правоохранительные органы". В доктрине о полноте судебной власти либо вообще не говорится , либо она сводится к общеобязательности судебных решений*(417) или обеспечению права на судебную защиту*(418).

Не лучше ситуация и с уголовным судопроизводством.

Уже в УПК РСФСР 1922 г. законодатель отказался от судебного характера доказывания: полиция (органы дознания) получили право собирать доказательства, по юридической силе равные судебным *(419). Одно лишь это обстоятельство указывает на недопустимое смешение полиции и юстиции, умаляет полноту судебной власти. Однако такое положение дел сохраняется и поныне ( ст. 74, 86 УПК РФ).

Следственное начало в деятельности органов дознания, следствия и суда с

2001 г. существенно ограничено. Если со времен Устава уголовного судопроизводства законодатель руководствовался положением о том, что "суд, прокурор, следователь и лицо, производящее дознание, обязаны принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выявить как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также смягчающие и отягчающие его ответственность обстоятельства" (ч. 1 ст. 20 УПК РСФСР 1960 г.), то УПК РФ 2001 г. не содержит аналогичной нормы.

Свидетельством намеренного характера отказа от данного положения может служить то, что в УПК формулировки требования всесторонности, полноты и объективности предварительного расследования нет, в то время как в проекте УПК, принятом Государственной думой в первом чтении и подготовленном ко второму, указанная формулировка была, но после рассмотрения законопроекта во втором чтении исчезла*(420).

Явным свидетельством ограничения следственного начала является также отнесение следователя к стороне обвинения. При этом, однако, следователь обязан разъяснять подозреваемому и обвиняемому их права и обеспечивать возможность осуществления этих прав всеми способами, не запрещенными УПК ( ч. 1 ст. 11, ч. 1, 2 ст. 16 УПК), т.е. выступать одновременно и как обвинитель, и как защитник. Жизнеспособность такой конструкции сомнительна.

Мудрый подход составителей Судебных Уставов, рассматривавших следственную функцию как особую, самостоятельную, находил сторонников на всех этапах развития пореформенного процесса. По справедливому замечанию Я.О. Мотовиловкера, "обязанность следователя <...> всесторонне, полно и объективно исследовать вопрос о виновности или невиновности обвиняемого несовместима с обязанностью доказывать его виновность"*(421) (курсив наш. - С.Р.).

От активной роли суда в судебном разбирательстве современный законодатель также счел возможным отказаться. Так, в предварительном слушании суд обязан, не учитывая собственную позицию, удовлетворить ходатайство стороны об исключении доказательства, если противная сторона против этого не возражает (ч. 5 ст. 234 УПК). В судебном разбирательстве суд не определяет порядок исследования доказательств ( ст. 274), не вправе по собственной инициативе огласить показания подсудимого, данные в ходе производства предварительного расследования или в суде ( ч. 1 ст. 276), нет указаний на право суда по собственной инициативе вызывать свидетелей ( ч. 3 ст. 278 ) и осматривать вещественные доказательства (ч. 1 ст. 284 ), ограничены возможности суда огласить показания свидетеля и потерпевшего, данные в ходе производства предварительного расследования или в суде ( ч. 2 ст. 281 ). Возможность отмены приговора суда в апелляционном порядке в связи с односторонностью или неполнотой судебного следствия исключена (ст. 389.15).

Претерпел изменения и судебный контроль в уголовном процессе. В настоящее время в досудебном производстве суду принадлежат две группы полномочий: принятие решений и дача разрешений на выполнение процессуальных действий, ограничивающих конституционные права и свободы личности ( ч. 2 ст. 29 УПК), а также рассмотрение жалоб на действия (бездействие) и решения

прокурора, следователя, органа дознания и дознавателя ( ч. 3 ст. 29 УПК). Эти полномочия сами по себе достаточны для обеспечения полноты судебной власти.

Что же касается процедуры предания обвиняемого суду, то в современном российском уголовном процессе ключевой вопрос о достаточности доказательств для судебного рассмотрения обвинения определяется единолично прокурором при утверждении обвинительного заключения (акта, постановления) ( ст. 221, 226, 226.8 УПК)*(422), т.е. на завершающем этапе стадии предварительного расследования.

У суда нет полномочий по исследованию вопроса о достаточности доказательств для судебного рассмотрения обвинения. Такой вывод обусловлен содержанием вопросов, подлежащих выяснению судом по поступившему уголовному делу ( ст. 228 УПК), отсутствием у суда права в ходе подготовки к судебному заседанию вернуть уголовное дело прокурору в связи с

недостаточностью доказательств для рассмотрения дела (	ч. 1 ст. 237 УПК) либо
прекратить его по одному из реабилитирующих оснований (	ст. 239 УПК). Суд

проверяет лишь отсутствие формальных препятствий для рассмотрения дела.

В науке уголовного процесса нет единой, общепризнанной модели предания суду, однако предание суду преимущественно решением прокурора - наименее удовлетворительная его форма *(423). Она умаляет полноту судебной власти, так как суд не может не согласиться со сделанной прокурором оценкой собранных по делу доказательств как достаточных для судебного рассмотрения обвинения. Устранение суда от оценки достаточности доказательств для судебного рассмотрения обвинения уничтожает значение стадии предания суду как гарантии прав обвиняемого, препятствия для направления в суд неполно расследованных дел и появления на скамье подсудимых без достаточных на то оснований*(424).

Таким образом, порядки предания суду, предложенные в Уставе уголовного судопроизводства, и ныне нуждаются в пристальном изучении.

Существенно деформированными оказались и полномочия суда в стадии судебного разбирательства. Так, суд не имеет достаточных процессуальных инструментов для восполнения пробелов, допущенных сторонами в доказывании*(425). Несмотря на отмеченные ранее полномочия суда по сбору доказательств, нужно учитывать, что ряд следственных действий осуществим лишь на этапе предварительного расследования, а возвращение судом по собственной инициативе уголовного дела прокурору для дополнительного собирания доказательств не допускается*(426).

С большим трудом и только благодаря активной позиции Конституционного Суда РФ удалось вернуть суду возможность корректировать пределы судебного разбирательства путем возвращения дела прокурору по мотивам, связанным с изменением обвинения в сторону ухудшения из-за неверной квалификации либо появления новых обстоятельств, отягчающих ответственность*(427).

В современном уголовном процессе положение суда при отказе прокурора от обвинения кардинально отличается от пореформенного состояния. Часть 5 ст. 37 УПК предоставляет прокурору право в порядке и по основаниям, установленным УПК, отказаться от осуществления уголовного преследования. Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что предоставленные доказательства не подтверждают предъявленного подсудимому

обвинения, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой обязательное прекращение уголовного дела или уголовного преследования полностью либо в соответствующей его части за отсутствием события или состава преступления либо в связи с непричастностью подсудимого к его совершению (ч. 7 ст. 246 УПК)*(428).

Связанность суда отказом прокурора от обвинения умаляет полноту судебной власти и ставит под сомнение принцип независимости судей и в целом статус суда как органа правосудия. Конституционный Суд РФ, оценивая конституционность положения ч. 2 ст. 10 УК, в силу которого в связи с изданием нового уголовного закона, смягчающего ответственность за преступление, не допускается снижение назначенного осужденному наказания ниже верхнего предела, установленного санкцией соответствующей статьи Особенной части УК, указал, что рассмотрение судом находящихся в его производстве дел предполагает наличие у него возможности выбора решения, исходя из действующего законодательства, обстоятельств конкретного дела, позиций участников судопроизводства и их обоснования. Иное решение вопроса, т.е. безальтернативность поведения суда, что и имеет место в ситуации отказа прокурора от обвинения, ограничивает права суда как органа правосудия и нарушает право граждан на судебную защиту*(429).

В настоящее время много говорится об укреплении независимости судей. Опыт Судебной реформы 1864 г. показывает, что независимость судей, какими бы гарантиями она ни обеспечивалась, - это лишь одно из проявлений независимости судебной власти. Пока не будет обеспечена полнота судебной власти, говорить о ней как о подлинной защитнице закона и прав личности преждевременно.

Вспомним слова И.Я. Фойницкого: "Святая обязанность каждого русского юриста отныне ясна: состоит она в том, чтобы оберегать начало судебных уставов в их первоначальной чистоте, ограждать животворящий их дух, внутренний их смысл от всяких искажений и переделок, составляющих ясный или прикрытый поворот к старому порядку вещей, и содействовать дальнейшему развитию законодательства в духе этих начал" *(430). К концепции полноты судебной власти - одному из краеугольных камней Судебной реформы 1864 г. в целом и реформы уголовного судопроизводства в частности - эти слова приложимы вне всяких сомнений.

Глава 6. Рождение суда присяжных

Успех присяжных определяется тремя главными факторами: общественной культурой, законностью в жизни и правдой в законе. Институт, от таких условий зависящий,

есть залог прогресса, свободы и благосостояния народного

И.Я. Фойницкий Курс уголовного судопроизводства. Т. 1