учебный год 2023 / Мишин. Механизм ответственной власти

Механизм ответственной власти
Валерий Митрофанович МИШИН
Биографическая справка
род. 1931 г.
Окончил Московский авиационный институт. Кандидат технических наук. Научные направления - системы управления ориентацией и астротелевизионные системы космических аппаратов. На момент написания статьи - ведущий научный сотрудник Отделения системного проектирования Космического конструкторского бюро КБ "Южное".
Предисловие
Мы живем в эпоху избытка информации и дефицита знаний. Беря в руки новую книгу, невольно задумываешься, стоит ли на нее тратить свое драгоценное время? Книга, которую Вы держите в руках, не является ни академическим трудом по вопросам политики, ни политическим памфлетом, ни учебным пособием для студентов-политологов. Жанр этого произведения, скорее, приближается к уже почти забытой форме научного творчества, рожденной эпохой Возрождения, - политическому трактату. Особенностью последнего является совмещение философских, теоретических и практических аспектов. В своем трактате автор пытается нащупать новые подходы к построению структуры политической системы.
Стало почти банальностью утверждать, что постсоветское пространство находиться в кризисе - политическом, экономическом, культурном и т.д., и т.п. Однако, редко кто обращает внимание, что первичен все-таки кризис идей: идей в политике, идей в экономике, идей социальных. Непосредственно кризис идей проявляется в том, что обществу предлагались в основном только два варианта: или светлое коммунистическое прошлое или не менее светлое (до боли в глазах) капиталистическое будущее. По сути, общество загнано в тупик, образованный уже не столько идеями, сколько догмами: социализм - капитализм, тоталитаризм - демократия, Восток - Запад. Написаны горы литературы о порочности и недостатках этих двух путей, однако мы упорно пытаемся все-таки определиться, умные мы или красивые (индивидуалисты или коллективисты, западники или почвенники, националисты или космополиты-интернационалисты). Очевидно, что если мы хотим оставаться бедными и больными (прежде всего психически), то можно продолжать эту увлекательную игру, ну а если же все-таки не против быть богатыми и здоровыми надо искать иной выход. Назовем это поиском третьего пути. Я колебался перед тем, как использовать этот термин, ибо он уже довольно потрепан попытками иногда наивными, иногда глупыми, а иногда весьма остроумными, протянуть под видом "третьего пути" уже знакомые нам варианты. Но, в конце концов, дело не в числе - третий, четвертый, десятый, сорок первый, дело - в реальном пути, который должен вести к процветанию (именно, к процветанию, как бы банально и пафосно это не звучало).
Сделаем маленький исторический экскурс в историю "третьего пути". Мифологема "первого пути" неразрывно связана с европоцентристской картиной мира и представлена с XVIII века промышленно развитыми странами Западной Европы и Северной Америки. Тогда как весь остальной мир представлялся пассивным, "беспутным" придатком Запада. Впрочем, европоцентризм неоднократно подвергался критике и со стороны самих западных мыслителей*, но философия или практическая политика часто говорят на разных языках.

* См. напр. Тойнби А. Постижение истории. М., 1991; Шпенглер О. Закат Европы. М., 1992. Но практическая политика или философия часто говорят на разных языках.
Идея иного, отличного от западного, пути развития возникла и начала реализовываться в СССР, и связана с идеей И. Сталина о возможности построения "коммунизма в отдельно взятой стране". Эта идея, помноженная на "ограниченный экспорт революции" в страны Центрально и Восточной Европы и страны Юго-Восточной Азии, привела к созданию картины мира альтернативной европоцентричной. Заметим, что "второй мир" тоже грешил "одноцентричным" подходом.
Сравнивая две картины мира, условно назовем их западной и советской, обратим внимание, не только на то, что они развивались на одном экономическом базисе (это уже доказывала несколько призабытая концепция марксизма-ленинизма), но и то, что структурно (то есть если абстрагироваться от лозунгов) их политические системы были подобны. На Западе и в странах соцлагеря декларировались демократические принципы социального устройства (в советском случае, с поправкой на "демократический централизм"), т.е. эгалитаризм. При этом выборный процесс был ни чем иным, как хорошо отлаженным спектаклем, например, очередные съезды КПСС отличались не меньшей помпезностью и искусственностью, чем съезды республиканской и демократической партий по выдвижению кандидатов в президенты США (естественно, что на Западе такие спектакли интереснее).
По сути же, в обоих случаях, имел место элитаризм, т.е. власть элит. Исследователи Габриэль Алманд и Сидней Верба отмечают: "Власть элит требует, чтобы граждане были относительно пассивны, не включены в политический процесс и при этом относились к самим элитам с уважением. Таким образом, гражданин в демократическом государстве должен следовать противоположным целям - он должен быть активным и одновременно пассивным, включенным [в политику] и одновременно не слишком влиятельным, но "бессловесным"*.

* Шевцова Л. Режим Бориса Ельцина. М., 1999, с. 506...507.
Пассивность граждан вела к кризису. И привела к нему, в первую очередь, советскую (социалистическую) систему (она по самой своей природе предполагала органическую активность населения). Возможности дальнейшего развития социалистического государства с "отталкиванием" от капиталистической исчерпались.
Мы не будем давать оценку социалистической картине мира - была ли она верной, справедливой или нет, - не важно, она была и это факт. Таким же фактом есть и то, что эта картина мира развалилась. Не вдаваясь в разбор причин этого развала, отметим, что "холодная война" сопровождалась "горячей войной идей", поэтому не удивительно, что ментальные структуры побежденной стороны лежат в руинах.
Практика проведения реформ на постсоветском пространстве в 90-х гг. показывает, что не только нерешенными остались проблемы, доставшиеся в наследство от СССР, но и что ситуация усугубляется усвоением негативных и слабых сторон западного политического стиля. Это чревато тем, что самые благие намерения оборачиваются катастрофами. Таким образом, разгребание образовавшихся завалов старыми методами или приемами, воспринятыми из опыта других стран, в лучшем случае не приносят положительных результатов.
Актуальной задачей является разработка кардинально нового подхода к системе построения государственной власти. Сейчас это уже может быть сделано на базе науки об управлении сложными системами, созданной во второй половине 20-го века. Первым шагом в этом направлении должна быть рационализация существующей государственной политики. Под рациональностью здесь понимается применение наиболее функциональных в данный момент средств достижения поставленных целей. Но рационализация возможна лишь при условии, что сам государственный аппарат получит четкое представление о себе как субъекте политики. Такого представления нет. Поэтому необходимо создание своеобразного нового "идеального типа" власти. Это не задача чиновника: ему некогда задумываться о "высоких материях", он вынужден решать ежеминутно и ежечасно насущные проблемы выживания государства и общества, его стихия - действие, а не мышление. Это задача интеллектуалов. Именно интеллектуалы должны создать идеал власти, разработать критерии оценки эффективности ее деятельности (не путать с работой "на власть"). Поэтому интеллектуалы должны не столько давать советы по текущему управлению, сколько писать монографии, статьи, трактаты, выступать на конференциях и семинарах, на страницах газет и журналов, не давать покоя ни чиновникам, ни гражданам, побуждая их обсуждать, спорить, дискутировать.
Только таким путем может быть сформирована Ответственная Мысль, а за ней возникнет и Ответственная Власть. Вспомним слова выдающегося мыслителя и писателя Германа Гессе: "Люди знают или смутно чувствуют: если мышление утратит чистоту и бдительность, а почтение к духу потеряет силу, то вскоре перестанут двигаться корабли и автомобили, не будет уже ни малейшего авторитета ни у счетной линейки инженера, ни у математики банка и биржи, и наступит хаос... Техника, промышленность, торговля и так далее... нуждаются в общей основе интеллектуальной нравственности и честности"*.

* Гессе Г. Игра в бисер. М., 1992, с. 42.
Примером интеллектуальной искренности и является работа В. Мишина "Механизм ответственной власти". Несомненной ценностью этой работы является ее интеллектуальная свежесть. Признаком последней есть, я бы сказал, здоровая претензия на истину (естественно, не в последней инстанции). В цеху дипломированных гуманитариев такие амбиции при постановке проблем часто являются признаком дурного тона и в этом есть большой резон. Однако в данном случае, претензия на истину является не предпосылкой работы, а ее результатом. По этому "Механизм ответственной власти" должен привлечь внимание специалистов.
Из личного общения с автором работы "Механизм ответственной власти" я понял, что он отстаивает идеи, а не конкретные варианты возможных решений, стремиться к осознанию принципов создания эффективного механизма государственного управления и не догматизирует свою работу.

Владимир ГОЛОВКО
Центр политического анализа
Днепропетровск, 2001 год.
Введение
За власть нужно платить ответственностью
Из афоризмов, приписываемых У. Черчилю
Вершина власти - власть над разумом
Из сомнительных утверждений
В современном, динамически развивающемся мире существовать - значит двигаться вперед. А поскольку направление движения определяется идеалом - образом цели деятельности, то жизнь без идеала невозможна. Однако как бы прекрасны идеалы не были, сами по себе они ничего не совершают. Необходимы еще и средства достижения поставленной цели. Ведь сколько бы не сидел над путеводителями и атласами дорог тот, кто собирается в автопутешествие, успех, в основном, будет определяться возможностями его машины.
Применительно к государству идеал - образ разумного его устройства, а средство реализации идеала - механизм власти. Цели, идеалы могут и должны меняться с изменением условий, в частности, по мере продвижения к идеалу. Функции же механизма власти по отношению к любому идеалу одинаковы - обеспечивать его осуществление. Следовательно этот механизм должен быть и универсальным и долгодействующим А универсальное требование к механизму власти - во всех случаях обеспечивать стабильность государственной жизни. Таким образом, создание механизма государственной власти - задача построения автономной системы управления, имеющей глубокую перспективу. При этом, естественно, должны использоваться достижения теории систем управления и стабилизации, в том числе, апробированные в технике.
Попытка представить себе такой механизм государственной власти и делается в настоящей работе. Поскольку решаемая задача - это задача высокой общности, то решение по необходимости должно строиться на понятиях, а методом его должен быть логический вывод. Поэтому при оценке изложения естественно использовать такие критерии как непротиворечивость, достаточность основания и т.д. Эмоциональные соображения вряд ли будут эффективны. Автор просит потерпеть с ними до конца чтения.
1. Триумф науки XIX века и ее апологеты
Девятнадцатый век называли веком пара. С не меньшим основанием - веком железа, а иногда - веком электричества. Но, в первую очередь, он был веком триумфа науки, которая добилась необычайных успехов во всех областях. Достижения науки не только обеспечили бурное развитие цивилизации, но и заложили основы нового мировоззрения. Они прояснили и сделали общедоступной методологию познания мира, бывшую до этого искусством, доступным немногим избранным.
Для самой науки в мире, казалось, почти не оставалось темных пятен. Интересный пример тому, слышанный автором еще в студенческие годы на лекции. Незадолго до начала 20-го века к университетскому профессору теоретической физики пришел проситься, говоря по нашему, в аспирантуру молодой человек, будущий великий физик Макс Планк, которому предстояло открыть в науке новую, квантовую эру. Но профессор начал отговаривать молодого коллегу: "Теоретическая физика уже завершена, стоит ли браться за бесперспективное дело?"*.

* Кляус Е.М. Поиски и открытия. - М: Наука, 1986, с. 136.
Успехи науки своеобразно преломились в сознании людей: путем простой экстраполяции достигнутого на будущее, был сделан вывод о безграничности власти человека над силами природы. Так один наш соотечественник провозгласил, что "мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее - наша задача". Другой заявил, что Земля - это только колыбель человечества, но человек не может вечно жить в колыбели и вскоре, несомненно, полетит к звездам.
Безграничными представлялись и возможности науки в постижении идеала организации общества. В силу своей научности этот идеал, казалось, не мог не быть верным и единственно возможным, а в силу могущества науки - легко достижимым.
Возникший примерно в это же время марксизм широко распространился, в немалой степени, благодаря статусу научной теории.
Верили во всемогущество науки сильнее других те, кто только вступил на ее порог и не успел еще ощутить незавершенности ее постижений. В первую очередь это относится к недоучившимся или несостоявшимся студентам. Для них научность была абсолютным критерием истины (отсюда Базаров), а причастность к служению идеалу научного социализма давало чувство свободы от ограничений морали (отсюда Нечаев, а потом А. Ульянов и В. Ленин). Фанатизм такой убежденности проталкивал их в первые ряды борцов за светлое будущее. И недаром в первом ленинском Совнаркоме не было ни одного человека с нормальным высшим образованием.
Вот что писал по этому поводу о Ленине его современник, известный философ Н. Бердяев: "Став одержимым максималистической революционной идеей, он, в конце концов, потерял непосредственное различие между добром и злом, допуская обман, ложь, насилие, жестокость,... все средства для борьбы, для достижения целей революции"*.

* Чтобы представить себе вес этой оценки, скажем несколько слов о ее авторе. Бердяев Н.(1874...1943) - русский философ, основоположник экзистенционализма и персонализма. В первые годы советской власти - был организатором Вольной академии духовной культуры. Его деятельность в России закончилась высылкой на "корабле философов", когда большевистское правительство решило разом избавиться от своих наиболее видных идеологических оппонентов. Труды Бердяева оказали значительное влияние на становление и развитие французского экзистенционализма и персонализма, существенно повлияли на программу действия французских "новых-левых" в шестидесятых - семидесятых годах.
Подобная одержимость революционеров имела своим наиболее общим результатом монизм - веру в существование единственного наиболее правильного, истинного учения. А это повлекло за собой нетерпимость к инакомыслию. На решавшегося высказать свое несогласие обрушивался вал негодования окружающих. Попытки инакомыслия и критического анализа возможности скорого построения рая на Земле воспринимались, в лучшем случае, как излишнее умствование или как реакционность и мракобесие.
Революционные демократы были властителями общественного мнения. Убежденные в необходимости, своем долге и праве убирать с революционного пути к светлому будущему все препоны, они подвергали несогласных жестокому остракизму. Сила его была сокрушительной. Вот, например, уже сколько времени протекло и изменений в мире произошло, а Гоголь и Лесков только сейчас освобождаются от клейм, которым были наделены тогда.
Из научности ленинской интерпретации теории Маркса для уверовавших в нее вытекала и сакральность, божественность их вождей: она сама собой следовала из истинности учения: ведь, если высшая истина существует, то кому как не вождям владеть ею и значит, повеления вождей не подлежат обсуждению. Поэтому-то обычай беспрекословного повиновения начальству получил право на существование и после революции. И создаваемый заново, аппарат власти, декларирующей себя общенародной, поэтому смог стать даже более самовластным, а, следовательно, и более безответственным, чем он был в сословном обществе. Дисциплина и исполнительность в таких условиях не могли не переродиться в угодливость, а требовательность сверху - в произвол.
Но атмосфера всеобщего восхищения всемогуществом науки не остановила развития самой науки. И конец 19-го века можно считать началом преодоления ею собственной апологии: наука подошла к познанию принципиальных ограничений своих предсказательных возможностей.
Механика и математика, опираясь на мощь ЭВМ, шагнули в область нелинейных зависимостей, которые раньше исследованию не поддавались. И к средине 20-го было обнаружено, что поведение сложных систем может быть неоднозначным, двойственным. При особых состояниях системы (в отдельных точках, называемых точками бифуркации, см. "Синергетика - теория самоорганизации"), сколь угодно малые изменения в значениях параметров были способны приводить к сколь угодно большим изменениям в конечных результатах (прекрасный, хотя и фантастический пример - бабочка Бредбери*). Такие ситуации выходили за рамки обыденного здравого смысла, для которого малые воздействия - это малые изменения. И на место классического детерминизма, который всему был готов искать причину и из всего выводить следствия, который видел только количественные затруднения для предвычислений будущего, пришло принципиально иное, вероятностное видение мира. Вероятность перестала считаться порождением неполного знания. Она предстала способной быть внутренне присущей объекту, неотделимой от него: за природой приходилось признать право на "свободу воли".

* Существует такой фантастический роман, в котором путешественник во времени в далеком, геологическом прошлом нечаянно раздавил бабочку, хотя его предупреждали о предельной осторожности. Вернувшись из путешествия точно в тот же момент, когда и отправился в него, он обнаружил в своей стране фашизм вместо демократии. Это смерть бабочки через длинную цепь последующих нарастающих изменений в природе, в конце концов, оказалась причиной появления совсем иного, противоположного общества. Вот это бифуркация, так бифуркация!
Такой пересмотр основ картины мира начался почти на наших глазах - в последнюю четверть 20-го века - и еще не завершен.
Мы ничего не можем изменить в прошлом, но мы можем и обязаны яснее представлять себе, к чему следовало стремиться и чего следовало избегать. Это просто необходимо сегодня, когда вопрос о выборе пути в будущее опять встал перед нами: если те основания, на которых строилось прогнозирование будущего, признаются несостоятельными, то необходимо менять не только цели, но и методы их определения. Следует попытаться переосмыслить сам механизм развития общества и управления им.
2. Современная теория управления
Начиная примерно со средины 19-го века, бурно развивающаяся теория управления стала одной из самых продуктивных частей современной науки. Возникшая как теория автоматического регулирования машин она постепенно охватывала все более сложные системы. Настал момент, когда естественным должно стать применение этих принципов к управлению государством. Во всяком случае, можно считать оправданным использование аналогий между структурами управления технических и всех других систем. Это открывает новые возможности. Но увидеть их можно, только посмотрев по-новому.
Например, такой новый взгляд на систему управления государством продемонстрировал М.И. Буянов - писатель и профессиональный врач-психиатр. Никто раньше не анализировал общих закономерностей перемен в мировоззрении вождей при революциях. И при сопоставлении эволюции взглядов Кромвеля (середина XVII века), Робеспьера (конец XVIII-го) и Ленина (начало XX-го). И выявилась интереснейшая закономерность: эти вожди все в начале революций исповедовали гуманизм, а затем казнили своих монархов и закончили диктатурой и террором.
Естественный вопрос, возникающий при обнаружении такого совпадения, который поставил перед собой М.И. Буянов - можно ли объяснить это личностями вождей? (У нас ведь до сих пор спорят: может быть, И. Сталин был параноидальным психопатом и только отсюда - 1937 год). Оказалось, нет: изменение взглядов у всех названных вождей происходило синхронно с их окружением и широкими слоями народа. Все вожди, как один, после начала революций постепенно отказывались от радостей жизни, становились все более требовательными к себе и своему окружению, превращаясь в мрачные подобия "железных Феликсов" (а тех, кто не мрачнел, как Дантон, например, изгоняли или казнили).
Все это можно объяснить, конечно, массовым психозом. Но он-то, откуда брался?
Здесь и следует предполагать действие единой определяющей закономерности (ведь она действовала в сходных условиях одинаково на протяжении веков, в ходе нескольких революций). Поэтому ее обнаружение настолько многообещающе, что обещает оправдать любые усилия.
Вожди служили идеалу революции и должны были отдавать этому служению все силы. Отдать всего себя революции и повести за собой массы, вероятно, невозможно без веры в идеалы революции. Идеал же может быть только высоким и недостижимым. Только тогда он может стать объектом веры, способной вдохновлять массы, без участия которых революций не бывает. (Если же идеал может быть представлен совокупностью характеристик конкретных целей, то он уже не идеал, а обычная задача, которая - предмет анализа и критики, но отнюдь не веры).
Поскольку идеал неконкретен, никогда нельзя заявить, что он уже достигнут. Он как мираж, кажущийся близким так, что вот - нужно только еще одно усилие. Но он отодвигается и меняет облик.
Похожая ситуация намечалась и уже в 60-х годах нашего века в США, когда, обещанная вожаками леворадикальных студентов новая заря задерживалась со своим появлением, "идеализм и романтизм первой половины десятилетия", начал сменяться требованиями продолжить борьбу за леворадикальные преобразования путем террора, требованиями все больших жертв*.

* Дегтяренко К.В. Либеральное наследие 1960-х. Взгляд на исходе столетия. // США, Канада, 2000, №4, с. 97.
Тут - то и есть причина! "Есть у революции начало, нет у революции конца"! Как определить, что нужно остановиться? Да и как это сделать? Разуверить массы в их идеале? И чем большие жертвы были принесены, чем больше были достижения, тем невозможнее, тем мучительнее это. Притом ведь, кажется: нужен еще только шаг, еще одно усилие, нужно только еще повысить требовательность, бдительность и непримиримость к врагам. Мы ведь делаем все, что в наших силах, победа наших идеалов неизбежна и это научно доказано. Значит - враги. (Отсюда не могла не появиться теория обострения классовой борьбы перед 1937-м годом).
Когда есть "общественная необходимость" во врагах, ни один человек не застрахован от обвинений в уклонениях, в недостатке идейности, и, наконец, в перерождении и измене. Ведь кто-то же должен быть виноват в "недостижении"! Чтобы избежать подобных обвинений, нужно было показательно перевыполнять все указания свыше (и, когда Сталин устанавливал "лимиты" на расстрелы, "места" только просили их увеличить). Но этого оказывалось недостаточно. Нельзя, чтобы рядом был кто-то лучше тебя работавший и меньше походивший на врага. Нужно суметь найти, в чем его можно было бы обвинить (особенно, если он тебе лично не угоден). И сделать это нужно раньше, чем кто-нибудь обвинит тебя самого. Именно таковы причина и механизм массового психоза. (Так в средние века в небольшом немецком городке вдруг находилась и сжигалась масса "ведьм").
А поскольку речь идет об управлении государством, то причину и механизм такой высокой общности следует искать на уровне наиболее общих понятий современной теории управления.
Вот мы и подошли к искомому.
Одним из наиболее общих понятий теории управления является "обратная связь". Не только техника, и мы - живые люди буквально напичканы обратными связями (жжется - отдернул руку). А современное человеческое общество - запредельно сложно.
Планируя свою деятельность, человек, прежде всего, намечает цель. Затем он выбирает средства достижения этой цели. Потом приходится предусматривать возможность появления непредвиденных ситуаций, помех, сбоев и вводить поправки. Все это делается и при проектировании технических систем управления.
В простых случаях управление часто только подготавливает действие (стрелок из лука прицеливается в мишень) и заканчивается с его началом (нельзя повлиять на полет выпущенной из лука стрелы или полет снаряда зенитной пушки). Такие системы, по принятой терминологии, - это разомкнутые системы управления без обратной связи. Сейчас их теория - уже история техники: даже в толстых учебниках по автоматическому регулированию ее только кратко излагают на первых страницах.
При взгляде с этой стороны оказывается, что борьба за идею - это случай управления без обратной связи. Сейчас в технике такое управление используется только в самых простых, можно сказать, примитивных схемах.
В системах регулирования с обратной связью непрерывно измеряется отклонения от заданного значения регулируемого параметра, а затем исполнительны органы эти отклонения устраняет. Исторически первыми такими системами были устройства для поддержания уровня воды в паровых котлах и регуляторы скорости хода первых паровых машин. Сейчас системы с обратной связью используются повсеместно (в сфере общественного управления аналогами систем с обратными связями являются все организационные механизмы принятия решений путем голосования или опроса).
Увеличение количества обратных связей в системах управления сложными объектами способно повышать и устойчивость их работы. Устойчивость системы - одно из самых основных понятий теории управления. Управляемая система может считаться устойчивой, если сохраняет свое состояние или адекватно реагирует на управляющие воздействия. Теория технических систем управления в последней трети нашего века нашла, что с достижением этим числом некоторого уровня, система регулирования соответствующей структуры способна сделать работу своего объекта практически независимой от влияния внешних возмущений. Такие системы называют инвариантными.
Аналог такой системы в области государственного управления - всеобщее избирательное право. И при подмене его "подсчетом голосов" или снижением допустимого минимума участников голосования необходимо иметь в виду изменение качества системы - снижение ее устойчивости и помнить о возможности грядущих бед и катастроф.
Системы с обратной связью по отклонению от заданного текущего значения - это, фигурально выражаясь, обыденный случай. Гораздо более высокий уровень занимают системы, способные определять отклонения от конечной, возможно, самодвижущейся цели. Их называют системами терминального управления (от слова терминал - оконечность). Таковы, например, системы самонаведения современных зенитных ракет, которые намного эффективнее зенитных пушек прошлой войны, когда приходилось выпускать десятки и сотни снарядов, чтобы поразить самолет. Так, например построение достаточно сложной системы, а тем более развитие страны, возможно только при условии корректировки плана действий по ходу его выполнения.
Принцип терминального управления отнюдь не нов. Он естественен, например, в живой природе. Так что техническая теория терминального управления - это новые методы, а соответствующие системы - это новые средства их реализации, но отнюдь не новые принципы.
Однако полностью предвидеть поведение управляемой системы теория управления может далеко не всегда. Полностью решен этот вопрос для линейных или линеаризуемых систем. Последнее возможно потому, что нелинейные, но непрерывные зависимости при малых изменениях практически ведут себя как линейные. Однако при значительных изменениях параметров внешней среды или самой системы она может "потерять устойчивость" - начать вести себя непредсказуемым образом. Иногда она "перескакивает" в другое устойчивое состояние в иной области параметров, а иногда просто разрушается. Недаром раздел науки, который исследует поведение систем при быстрой потере устойчивости, получил название теории катастроф.
Теория управления в нетривиальных случаях может только определять границы областей устойчивости. А строгое решение соответствующих конкретных задач удается далеко не всегда и является больше искусством, чем наукой.
Если же границы областей устойчивости все-таки определены, то и этого иногда недостаточно. Например, в простейшей нелинейной задаче исследования одного из дифференциальных уравнений с периодическими коэффициентами в пространстве этих параметров картина области устойчивости напоминает тигровую шкуру с полосами все утончающимися к одному из краев. И для точки состояния системы у этого края нельзя уверено сказать, где - на устойчивой или неустойчивой полосе - она окажется. Ведь реальное положение точки всегда известно с некоторой погрешностью, а по мере сужения полосы погрешность неизбежно станет больше нее.
Поэтому, в общем случае, оценить устойчивость существенно нелинейной и достаточно сложной системы в течение значительного промежутка времени практически невозможно.
Человечество живет в мире, содержащем системы необозримой сложности. Поэтому при анализе их работы теория управления рассматривают только реакции на внешние воздействия: сопоставляет то, что воздействовало на вход системы, с тем, что появляется после этого на ее выходе Это, так называемый метод черного ящика, которым медицина, например, пользуется изначально (внутрь человека ведь особенно не заглянешь). Разнообразие структур и функций в совокупности таких систем требует регулирования множества параметров. Характерная особенность их работы - это существенность взаимовлияния и взаимозависимость частей.
Многообразие частей в таких системах сначала принималось просто как неприятная данность данность. Но в пятидесятых годах нашего века в научных публикациях стало все чаще появляться и постепенно утвердилось положение о необходимости разнообразия как признака и критерия прогрессивности развития самых разных систем. Вначале оно иллюстрировалось примерами из биологии, а затем распространилось и на технику. Сейчас это положение может считаться утвердившимся везде, даже в литературоведении и языкознании *. Например, когда уже во второй половине нашего столетия был, наконец, прояснен механизм сна-бодрствования человека, то оказалось, что центров, бодрствование, в его мозгу не один, а много: 6 или 7.

* Никакое мыслящее устройство не может быть одноструктурным и одноязычным, оно обязательно должно включать в себя разноязычные и взаимопереводимые семиотические образования. Обязательным условием любой интеллектуальной структуры является его внутренняя семиотическая неоднородность. На всех уровнях мыслящего организма - от двухполушарной структуры человеческого мозга до культуры в целом на любом уровне ее организации, мы можем обнаружить биполярность как минимальную структуру семиотической организации.// Лотман Ю.В. Семиотика культуры. - Избранные статьи. - Т. 1, 1992.
Теория управления здесь упреждает общественную практику, которая искала силу в единомыслии. Принцип необходимого разнообразия теперь уже должен рассматриваться как необходимое условие прогрессивного развития вообще.
Кроме того, в последние десятилетия теория управления обнаружила, что с нарастанием степени сложности, у систем может проявляться способность к самоорганизации. В таком случае она без внешнего побуждения сама целенаправленно проходит через ряд состояний, изменяя и, в частности, усложняя свою структуру. Здесь уже размывается граница живого и неживого и поэтому в системах очень высокой сложности, конечный результат значительного управляющего воздействия предсказать практически невозможно. В них можно неожиданно оказаться в какой-нибудь области неустойчивости, а среди них могут быть и такие, в которых процессы идут "с ускорением" - по типу взрыва. А возможно и, просто, перерождение системы.
Следовательно, применительно к обществу масштабы и темпы нововведений должны выбираться так, чтобы ситуацию не могло "занести" в неконтролируемую область. Должны использоваться все средства для обеспечения прогнозируемости поведения и управляемости.
Одно из них - дробление системы на автономные части меньшей сложности*. Другое - осторожность, постепенность, то есть малые шаги управления. Это позволяет при появлении ненормальностей исправиться или притормозить. При малых изменениях нелинейность влияет мало, и система будет оставаться предсказуемой и управляемой. Осторожно - вовсе не означает медленно, если быстродействие системы управление не мало по отношению к скорости процессов в ней.

* И делаться это должно исходя из соображений упрощения связей между частями и повышением эффективности их работы, а вовсе не из предыстории развития.
Если из-за возможной непредсказуемости поведения сложных технических систем не следует выводить их за известные, заранее установленные, безопасные пределы, то когда речь идет об управлении обществом, даже приближение к областям возможной неустойчивости должно рассматриваться как игра с огнем. В современном бесконечно усложнившемся мире, в свете сегодняшнего знания недопустим наполеоновско-ленинский принцип: "главное ввязаться в драку, а там видно будет".
3. Управление обществом
Попробуем представить себе схему управления государством, последовательно следуя принципу необходимости обратных связей. Здесь такая связь - это ответственность управителя за сделанное, она входит в цепочку: цель + оценка отклонения + наказание управителя за недостижение цели.
В обычных условиях общество руководствуется традициями, здесь государство как система управления вообще не должно вмешиваться. Когда же управляемая система почему-то начинает вести себя непредвиденным образом, то управление должно, прежде всего, удержать систему в пределах безопасной для нее области параметров. При невозможности использования известных схем управления из-за изменения условий или возникновения новых целей должны конструироваться новые варианты действий, оптимизируемые с точки зрения пользы общества через систему обратных связей. Это эволюция.
Бесконтрольность (отсутствие обратных связей) сама по себе может являться причиной перерождения и деградаций любой системы госуправления. И здесь уже ни о какой устойчивости говорить не приходится (сейчас общим местом является положение, что абсолютная бесконтрольность развращает абсолютно!). И будь в такой системе изначально государство идеально, а руководители - святыми, они обречены. Руководители неизбежно превратятся в бездеятельных и своекорыстных чинуш, использующих власть в своих интересах. А дальше работа в такой системе управления будет привлекать уже вовсе не святых. Недаром, еще на заре советской власти В. Ленин отмечал, что в правящую партию стремятся проходимцы.
В доперестроечной жесткой схеме централизованного планирования чиновники высших эшелонов власти вообще не несли ответственности за результаты реализации планов (план был "закон", его выполнение - долг, так что ответственность за результат лежала на исполнителях, а отнюдь не на творцах плана). А в последние годы застоя уже достаточно бесстыдно признавалось, что планы не сбалансированы. Тем самым от ответственности освобождались и низовые руководители: ведь нельзя наказывать за невыполнение нереальных заданий. А чтобы устранить даже саму возможность поиска виноватых, просто придумывали и провозглашали какую - ни будь "объективную" причину. Перед самой Перестройкой таковой была "сложная демографическая ситуация".
Однако это положение не с Октябрем появилось. Еще А.К. Толстой в своей "Балладе с тенденцией", "пролистывая" историю со времен Киевской Руси, каждый ее этап резюмировал: "Земля у нас обильна, порядка в ней лишь нет". Так что несостоятельность управления определяла развитие нашего государства издавна.
Посмотрим с этой точки зрения на существующее госуправление. Его действия сегодня сплошь и рядом определяются именно стремлением уйти от ответственности. Пример - введение законов задним числом.
Система законности, как таковая, предназначается для того, чтобы гражданин имел возможности учитывать требования общества и планировать свои действия в соответствии с ними. Отсюда вытекает, в частности, принцип необратимости права: закон, ограничивающий права и возможности индивида, не имеет обратной силы. Без этого все положения законности теряют смысл. А человек, лишившись возможности определять свое будущее, лишается мотивации к труду (и социальной жизни вообще).
Поэтому, хотя законность и обременительна для эгократов, пока от успехов развития промышленности государства зависела его обороноспособность, и значит сама существующая власть, законность формально старались не нарушать. Но ограничение существа прав человека, несмотря на соблюдение определенного декорума, не могло не сказываться. Это, по-видимому, и явилось одной из основных причин падения темпов развития страны. А уж формальное пренебрежение основными принципами законности при перестройке свидетельствует о дальнейшем увеличении возможностей произвола эгократии (вот вам и ее цель).
Возможность безответственности была заложена в структуре органов нашей власти изначально. Действительно, законы, которые принимал Верховный Совет, и сама конституция не предназначались для непосредственного исполнения (так называемые, законы непрямого действия): исполнительная власть и сейчас почти для каждого закона выпускает инструкции по его применению. Поэтому нельзя было спрашивать за исполнение Закона с Верховного Совета, так как между ним и результатом располагалась еще исполнительная власть. (Не случайно существует поговорка: степень ответственности обратно пропорциональна квадрату числа лиц, готовивших документ). Результат был соответствующим: законы приходилось постоянно дополнять и уточнять, а их организующая роль сводилась к нулю. Зато число чиновников возрастало.
Нужен механизм власти, очищенный от безответственности. Каким он должен быть (хотя бы в общих чертах)? Какова возможная методология его поиска?
Сначала несколько общих соображений. Как показано выше, надежно предопределить поведение таких сложных систем, какими являются социальные сообщества людей, со скрытыми в них неоднозначностями развития, невозможно. Значит невозможно и прямое заимствование наработанных в технике методов синтеза систем управления.
В математике и технике в подобных случаях прибегают к методу "проб и ошибок", но если речь идет о человеческих отношениях, о современном человеческом обществе в целом, то прямое использование этого метода неприемлемо.
Поэтому опорой в поиске могут быть только аналогии с известными технике методами. И именно аналогии всегда используют в подобных случаях. Великий ученый, астроном и математик 16...17 веков Кеплер говорил: "Я больше всего дорожу Аналогиями, моими самыми верными учителями. Они знают все тайны Природы...".
Можно сослаться и на авторитет более близкого нам во времени ученого - А. Богданова*. В своей книге "Тектология" он еще в начале века предвосхитил идеи кибернетики, положив их в основу теории организации и управления обществом. Его методология так же основывалась не на новых откровениях, а на аналогиях с известными закономерностями из всех областей деятельности человека, жизни природы и науки.

* Богданов А.(1873...1928). был естествоиспытателем, экономистом, философом, политическим деятелем. В молодости - народник, с 1896 г. - член РСДРП, в 1905...1907 годах - член ее ЦК. Это с его философскими построениями спорил Ленин в своем "Материализме и эмпириокритицизме". После Октябрьской революции он отошел (или был отодвинут) от политики и переключился на естественно-научные исследования. Им был создан первый в мире институт переливания крови.
Мы в дальнейшем, приняв метод аналогий в качестве инструмента, будем рассматривать возможные варианты управления обществом и экономикой в соотнесении с методами и структурами, которые применяются в технических системах управления. Но начнем с рассмотрения самого субъекта управления.
4. Понятие "эгократия"
Зачастую истину легче отыскать за тем, о чем молчат. И отсутствие в нашем языке понятия, которое определяло бы носителя наших зол, вероятно, совсем не случайно. Нет термина - не ясно о чем говорить, что анализировать.
Любую систему государственного управления, существующую вне внешнего контроля и воздействий, следует назвать самовластием. Термин этот известен, его применяли еще для характеристики царского самодержавия. Он прекрасно представляет сущность своего объекта. Но он утвердился как характеристика только формы власти. А сами носители власти - люди, человеческое наполнение аппарата управления этой системы при таком подходе неназываемы, безымянны. Для них как объекта рассмотрения необходимо предложить новый, самостоятельный термин.
Соответствующим понятию самовластие и созвучным термину бюрократия, часто используемого для обозначения людей власти, является термин "эгократия". Именно его мы и будем использовать далее.
Поэтому введение нового специального термина "эгократия" для властителей - носителей самовластия напрашивается и необходимо. Но использование его требует разъяснений. Ведь количество уже используемых синонимов велико. Говорят о бюрократии, партократии, о командно-административной системе, групповщине.
Всякий труд почетен, а труд по управлению - особенно. Государство без хорошего управления - немыслимо (когда-то Наполеон говорил, что "стадо ослов, ведомых львом, сильнее стада львов, во главе которых осел"). Управление же невозможно без соответствующего аппарата. Для общего обозначения работников аппарата существует термин "бюрократия".
Бюрократия. В строгом своем значении этот термин должен использоваться только для обозначения класса государственных служащих*. Но в обыденном понимании за термином "бюрократия" закрепился негативный смысл - он обозначает чиновников-волокитчиков. Так его использовал и В. Ленин. А в наше время такое уничижительное его значение почти вытеснило основное. На головы чиновников и бюрократов с печатных страниц обрушивается неисчислимое количество проклятий.

* В таком значении применяют его, например, в книге о Сперанском - выдающемся реформаторе и государственном деятеле России в царствование Александра I. Она называется "Светило российской бюрократии" [Томсинов В.А. - М.: Мол. гв., 1991] и, как можно видеть, здесь он не несет никакой отрицательной окраски.
Впрочем, проклинали чиновничий люд издавна. Например, еще патриарх Никон говорил, что "приказные люди - враги божьи и дневные разбойники, без всякой боязни в день людей божьих губят"*. Даже М.Е. Салтыков-Щедрин, сам побывавший вице-губернатором, то есть чиновником достаточно высокого ранга, видел в своих бывших сотоварищах только объект для сатиры или даже сарказма.

* По материалам кн. Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XYII века...- М.: Наука, 1987.
О чиновниках, о бюрократии говорили как об извращении, о социальной болезни государства, от которой следует как можно скорее избавиться (предполагая как-то само собой разумеющимся, что это возможно). И это в то время, когда роль и численность бюрократии с ростом сложности управления государством непрерывно росли.
Первый настоящий, серьезный анализ сущности бюрократии принадлежит выдающемуся философу нашего века Максу Веберу. Он рассматривал бюрократию как один из определяющих, органических слоев общества, обязательный и необходимый. Отвлекшись от нарушений и злоупотреблений, он проанализировал ее функции и представил деловой портрет бюрократа, своеобразный рабочий эталон. По Максу Веберу бюрократ - это профессионал сферы управления, занимающий в ее строго упорядоченной системе четко определенное место и четко выполняющий свои обязанности. Это человек дисциплинированный, исполнительный, не позволяющий своим личным интересам влиять на работу. В идеале он - идеальная деталь идеальной машины*.

* Чтобы дать убедиться читателю в авторитетности такого подхода, лучше почувствовать значение произведенной переоценки, скажем несколько слов о самом Вебере. Макс Вебер (1864...1920) был философом. Сейчас, как сказано о нем в одной из статей журнала "Вопросы философии" № 8 за 1989 г. "Вебер уже давно превратился в источник идей для всех". Однако философы - особый мир, их оценки друг друга, может быть, лучше оставить им для внутрифилософского использования. А вот то, что Вебер, анализируя ход русской революции 1905 года еще тогда фактически предсказал приход к власти Сталина, разве что только не назвав его по имени, должно впечатлять. Судите сами, он писал: "В будущем главный конфликт развернется между бюрократией и массами. Массы еще ждут своего выхода на политическую арену. Но бюрократия ... уже активный агент политического процесса. Более того, в настоящий момент она победитель. ... Отныне все политические дела будут решаться профессионалами". При отсутствии самоуправления это означает бюрократизацию абсолютную. И вспомните, что Сталин после Октябрьской революции, заняв пост наркома РКИ, а затем и Генерального секретаря политбюро, оказался фактически во главе новой бюрократии. (А находятся ведь и до сих пор наивные люди, которые думают, что могло бы быть, если бы Ленин не умер в 1924 году, если бы НЭП не ..., если ... не. Интересно было бы посмотреть, кто, какая партия смогла бы противостоять бюрократии).
После Вебера появилась возможность перейти в исследованиях бюрократии от оценок эмоционального плана к оценкам по качеству ее функционирования. И стало ясно, что бороться с ней только средствами сатиры, заклинаниями и проклятиями - глупо.
"Партократия" - используется как ругательный термин, рожденный в последние годы и обозначающий аппаратчиков коммунистической партии, а иногда и коммунистов вообще. Эгократы охотно используют его, приветствуя привязку источников всех бед к идеологии коммунизма. Ведь если виновата идеология, то никто не будет говорить о самих тогдашних властителей и их ответственности.
"Административно-командная система" означает аппарат управления, человеческое наполнение которого - опять-таки бюрократия. Но понятие это, введенное впервые Г. Поповым в его рецензии на книгу А. Бека "Новое назначение", не ассоциируется с живыми людьми, о действиях которых написана книга. Ее герои оказывается не суть этой самой системы, они уже как бы точно ее жертвы. Чувства, которые читателем должны были быть адресованы им, оказываются перед злом, которое лишено живой плоти.
Лозунг "аристократов на фонари" и призыв "вздернем командно-административную систему" - это "две большие разницы". Тут Г. Попова можно сравнить с молодцем-тореадором, который изящным взмахом красного плаща заставляет несущегося в последний и решительный бой быка воткнуться в пустоту. Как известно, в результате быка убивают, а тореадор - получает заслуженную награду. В нее входят, кажется, отрезанные уши быка (по-своему это справедливо - не будь лопоухим, умей правильно определять врага).
"Групповщина" - это, в соответствии с не очень известным определением*, - объединение в группы, кланы, клики на базе своекорыстных, эгоистических, амбициозных интересов. То есть это понятие, вроде бы, не тождественно понятию "эгократия", но объем его пересекается с объемом последнего. Светлана Алилуева в своей книге "20 писем другу" вспоминает, как она рассказывала отцу о безобразном поведении своих одноклассников - детей высокопоставленных совслужащих, для которых в эвакуации, в Куйбышеве была создана отдельная школа. Сталин по этому поводу выразился коротко и энергично: "Клика проклятая".

* Глядков В.А. Проблемы партийности. // Философия и жизнь. - 1995, № 5.
Но "групповщина" - это не совсем то, что предлагается обозначать понятием эгократия. Почти, но не совсем. И различия многосмысленные. Признак амбициозности - это указание на некоторую несерьезность, капризность. Интересы, ради которых объединяются в группы, - это, следовательно, что-то относящиеся к миру, который можно рассеять, погрозив капризулям пальчиком или пристыдив. Значение термина предельно неопределенно - это может быть и класс эгократов, но может быть и пара пьяниц. В последнем случае бороться с групповщиной всерьез - это что-то вроде пришибеевского "больше двух не собираться".
Термин "групповщина" не хуже чем "командно-административная система" маскирует свое значение. И эгократию - источник всех наших бед в нем никак не рассмотришь. Похоже что те, кто вводил этот термин в употребление, не хуже Г. Попова понимали, что именно нужно скрыть.
"Эгократия". Этот термин, в отличие от рассмотренных выше, позволяет ясно увидеть существенные признаки своего значения - своекорыстие и безответственность, Поэтому его введение оправдано и необходимо.
В недавнем прошлом стремление сделать объектом рассмотрения людей власти расценивалось как преступное противопоставление руководителей и народа. Обвинение было убийственным: в обществе декларировалось и формально господствовала идеология единства народа, строящего коммунизм. Однако сами властители ее не разделяли, хотя иной идеологии не исповедовали Наоборот, они яростно возражали всегда против любых отклонений от канонического ее представления. Даже малейшие попытки неформального подхода к марксизму-ленинизму, его углубленного изучения и творческого освоения преследовались.
Это кажущееся противоречие исчезает, если понять, что эгократии противно само понятие живой идеи. Любой! А если поставить вопрос так: что противостоит идее? Очень удачный ответ на этот вопрос предложила Казимира Прунскене, бывшая первым премьером правительства Литвы после выхода этой республики из СССР. Анализируя после своей отставки ход событий она сказала: "Когда нет идеалов, приходится служить тому, у кого власть и кто может быть полезен...".
Противопоставление идеалов и власти непривычно. Но подумать - и оказывается, что этот парадокс давно известен. Помните у Грибоедова в "Горе от ума":
"Кто служит делу а не лицам... Я запретил бы этим господам на выстрел подъезжать к столицам".
Только просто старались не вспоминать, не анализировать эту связь! Табу? Очень похоже! Всякий политик, всякий журналист, видимо, нутром чувствует, что этого вопроса касаться нельзя, не пощадят - это из самой сердцевины запретного. А ведь именно внутренняя цензура определяет есть или отсутствует у тебя свобода слова.
Но, естественно, главная отличительная черта эгократии - это ее отношение к ответственности.
Уже Сперанский прекрасно сознавал, что именно отсутствие ответственности перед обществом превращает чиновника в эгократа. В названной выше книге о Сперанском цитируются его слова: "Не быв никакими пользами соединены с народом, они на угнетении его осознают свое величие. Они будут править всем самовластно, а ими столь же самовластно управлять будут наиболее отличаемые главой государства вельможи". Напомним, что термин эгократия был введен выше как уточняющий к самовластию. Самовластие - и есть бытие эгократии.
Ленин в своих последних работах предупреждал об опасности, которую несет бюрократия делу Революции. В сети политпросвещения периода застоя об этом говорилось много в связи с последними ленинскими работами. Но при внимательном их чтении оказывается, что Ленин восставал не против недостатков бюрократии как таковой, а, всего лишь, против недостаточно точного и быстрого выполнения аппаратом его - ленинских - распоряжений. И как средство борьбы предложил: увеличить аппарат рабоче-крестьянской инспекции. Что и было сделано (напомним, что Наркомом Рабкрина с 1918 и до весны 1922 года тогда был И. Сталин. К моменту, когда Сталин по настоянию Ленина был избран на пост Генерального секретаря, РКИ успела вырасти до 12 тыс. человек. Бесспорно одно - увеличение численности какой-то одной части аппарата увеличивает общую его численность. Начатое тогда увеличение оказалось нескончаемым, Предложенное Лениным средство не достигло цели. Хотел, вероятно, как лучше, а вышло - как всегда.
Но очень может быть: то, что во главе государства оказался Сталин - не случайность. Возглавляя Рабкрин, он имел возможность поближе познакомиться с эгократией (только тогда ее так не называли) и понять, что кроме как жестоким спросом за работу ее ничем не проймешь. И оказался способным, в какой то мере, ее обуздать. Вопрос поэтому не в подыскании эпитетов для клеймения чудовищных преступлений сталинщины и тоталитаризма. Вопрос в причинах, которые возродили эгократию после Октября и которые следует выявить и устранить на будущее. Поэтому детали и подробности прошлого вредны, если они уводят от этой цели. Изобилие разоблачений - такое же средство создания препятствий на пути к ясности, каким раньше было замалчивание.
А не стала ли трагедия лет сталинского правления как раз результатом его отчаянной, не на жизнь, а на смерть, борьбы с эгократией путем ужесточения спроса и контроля - методами, предложенными Лениным? Ведь как во все века чиновники нейтрализовали попытки вышестоящих заставить их работать больше и лучше? Доводя свое усердие в исполнении распоряжений до абсурда! Просто "работой строго по правилам".
А разве мы с вами сами не были во многих случаях свидетелями того, как вполне разумные распоряжения преобразовывались в абсурд? Чтобы не сбивать себя эмоциональностью, возьмем ординарный пример из уже сравнительно отдаленного прошлого: Рязанская область. Когда в хрущевские времена был провозглашен лозунг увеличения производства молока и масла, она тут же вдвое перевыполнила годовой план сдачи этих продуктов. Ее отметили. Секретаря обкома удостоили "Золотой звезды героя Социалистического труда". Область тут же "сдала третий план". Ситуация стала настолько невероятной и скандальной, что пришлось разбираться. Конечно, все оказалось "липой". Секретарю обкома пришлось застрелиться. А представьте себе секретаря обкома этой области в 1937! Стал бы он стреляться сам или нашел бы сколько угодно виноватых?
Сознательно ли эгократы используют доведение до абсурда как метод борьбы с покушающимися на их самовластность? Очень может быть, что у некоторых это как раз не от избытка, а от недостатка ума. Но результат один: любой руководитель семь раз подумает, стоит ли заставлять своих подчиненных работать, не было бы хуже. И, наверное, побоится быть слишком требовательным, разве что уж за самого за горло возьмут.
В.И. Ленин в перспективе связывал победу над бюрократическими извращениями в системе государственного управления с народовластием, с Советами, когда каждый будет принимать участие в управлении. Острят: "он говорил, что каждая кухарка должна управлять государством". Но так он не говорил. Ленин говорил: "Каждая кухарка должна учиться управлять государством". Согласитесь, что это совсем не одно и то же. Конечно, обещание кухарке места среди управителей в этих словах содержится. Оно напоминает наполеоновское: "Маршальский жезл лежит в ранце каждого солдата". В обоих случаях предполагается научение, старание, и, наконец, счастье. Только ленинское положение более заземлено и конкретно. Нужно учиться. Его слова "Учиться, учиться и учиться" многие годы были первым лозунгом, который попадал на глаза первоклашкам, переступающим порог школы. И ведь многое для развития народного образования делалось.
Эгократия была против. Но она понимала, что вообще образования не запретить. Тогда многообразие школ ликвидировали и сделали одну - одинаковую для всех: со стандартными учебниками (а вспомните, что говорилось выше о многообразии как условии прогрессивности), а потом образование сделали обязательным. Обязательное - значит принудительное. Принуждение отталкивает. И классы оказались переполненными теми, кто не хотел учиться, но зато очень мешал это делать тем, кто хотел. Принуждение ко всеобучу, доведенное до абсурда, повернулась против него, подрывая изнутри. Добавьте к этому многочисленные упрощения программ. Одна математизация, практически изгнавшая из школьной геометрии наглядность, чего стоит!
Результат был - что надо! Оказалось, что среди выпускников в лучшем случае только каждый пятый в состоянии пересказать своими словами описание предмета или явления не изучавшихся по школьной программе. Основной продукцией школы теперь стали, если пользоваться технической аналогией, штампованные мозги, созданные как будто специально для того, чтобы буквально повторять приказы и выполнять их беспрекословно, не задумываясь. Именно такие, какие нужны эгократии.
Изменения не ограничились школой. Тот же процесс, может быть, менее выраженный, шел и на производстве. Были отменены высшие тарификационные разряды, зато значительно повысилась оплата на подсобных работах. Все это снизило стремление к повышению квалификации и образованию вообще.
Университеты культуры - последнее общеобразовательное начинание государственного масштаба - были очень быстро сведены на нет.
Но если эгократия ярче всего проявила себя в России, то может быть она - не первопричина, а явление вторичное? И может прав Чаадаев, который объяснял все национальными особенностями великороссов? Оказывается, нет!
В 1948 году английский писатель Оруэлл написал и опубликовал широко известную антиутопию - "1984", роман предупреждение. Сейчас мы узнаем в этом романе отражение нашего тоталитарного прошлого. Но общество, описанное в романе, выходит за пределы одной какой-либо страны. Это коллективная олигархия, рождающаяся в потоке технического прогресса и рожденной им "революции управляющих". Предприятия и их объединения становятся необозримыми, идущие в них процессы - непознаваемыми. Никакой хозяин, даже самый частный собственник, не в состоянии контролировать их текущую деятельность. Каким неуловимым и неостановимым может быть механизм ухода сложной системы из-под контроля, например, ярко показано С. Лемом в его книге "Сумма технологии". А без контроля у эгократов - полная свобода рук. И наши беды - только первые ласточки тех бед, которые обрушатся на человечество, если мы, волею судьбы опять оказавшиеся на переднем крае борьбы, не найдем путей к спасению. Эгократия - всемирное бедствие.
5. Как бороться с эгократией
Перестройка пошла путем одномоментной замены социализма на капитализм. Хотели как лучше, а вышло, как всегда. Иначе, вероятно, и быть не могло. Это очень четко следует из положения, которое сформулировал В. Терещенко*. Смысл его высказывания примерно таков: не важно как называется строй - капитализм или социализм, не важно какова структура власти; в конечном счете, все определяется степенью ее ответственности за результаты деятельности.

* Терещенко В.И., вырос и прожил жизнь в США, стал известным теоретиком организации производства, был приглашен Н.С. Хрущевым в СССР, написал здесь несколько книг по организации управления, бывших очень модными в конце "оттепели". Затем почти в безвестности доживал и дожил до глубокой старости в Киеве.
Это высказывание интересно в двух смыслах: во-первых, оно по-новому, с афористической краткостью и четкостью представляет суть отношений государственной власти и граждан. А во-вторых, оно мелькнуло только один раз в коротеньком интервью "Инженерной газете" и никогда больше никем не упоминалось. Если же вспомнить о том, что недобросовестные оппоненты стараются не говорить о том, в чем прав говорящий, то это замалчивание, при актуальности темы, - красноречивое подтверждение справедливости сказанного. Значит, не уничтожив эгократии никаким капитализмом ничего не изменить?
Может быть, все дело только в том, что слишком много принуждения, слишком много власть на себя берет? "И надобно народу, которому Вы мать, скорее дать свободу, скорей свободу дать!"? Меньше власти - меньше зла? Такова точка зрения современного либерализма. Ее целесообразность обосновывает идеолог сразу двух эпох: и застоя, и перестройки - Александр Яковлев*.

* Др. нар., 1992, №3, с. 169.
Что для этого, по его мнению, необходимо? Оказывается, все просто. Пусть государство станет либеральным, пусть оно не эксплуатирует, читай, не берет себе чужого. Тогда освобожденная частная инициатива совершит чудо.
А кто совершит чудо, которое либерализует государство? Этот-то вопрос грациозно обходится. Но ведь вряд ли возможно уговорить эгократических волков переродиться в вегетарианцев. Разве что заставят? Кто? Госконтроль, прокуратура, комиссия по борьбе с организованной преступностью, руководимая председателем с символической фамилией? Но ведь все они плоть от плоти, кость от кости той же эгократии.
Призвать новых людей? Перевыборы: демократия? Известно выражение, приписываемое У. Черчилю: "Нет ничего отвратительнее демократии, дело только в том, что ничего лучшего не придумано". Понятно, что от такой демократии спасения ждать не приходится.
Но пусть даже произойдет чудо. Пусть вновь призванные к управлению люди изначально будут святыми. Если оставить их бесконтрольными, то святости хватит ненадолго! Учредить над ними контроль? А кто будет контролировать контролеров? Еще одна инстанция контролеров? Не знаю точно, что такое дурная бесконечность, но вот уж тут-то наверняка возникнет самая дурная из них. Это тот самый путь, которым пользуются любители ловить рыбку в мутной воде. В том числе, эгократы. Уж тогда-то их число прибудет! И не даром Черчилль мирился с имеющейся "отвратительной" демократией. Во избежание еще более отвратительной!
Предположим еще одно чудо. Пусть в систему пришли святые. Но вспомните с чего начинается роман "Крестный отец". С покушения на "отца" одной из мафиозных семей, который на "своей" территории не хочет допустить торговлю наркотиками. И совет "крестных" признает покушение правомерным: система не любит и не допускает отклонений от своих неписаных законов. Хочешь жить в системе, живи и давай жить другим. Не хочешь - будет другой. Все закономерно. Если в какой либо технической системе на данном месте предусмотрен делитель, то дели. И системе нет дела нравится ли это тебе, соответствует ли это твоим принципам и что ты при этом думаешь. Не работает какой то блок - в опасности может оказаться вся система. Данный блок необходимо выбросить и заменить другим.
Отсюда следует вывод: если только вы не собираетесь разрушать систему до основания, то изменять ее можно лишь согласуясь с интересами самой этой системы. Тогда реальной остается только ограничивать бесконтрольность и безответственность аппарата управления. Это традиционный путь.
Петр I вешал за взятки таможенников и бил палкой своих приближенных. Ленин призывал судить и расстреливать за бюрократизм и волокиту. Сталин вообще не останавливался ни перед чем. Несмотря на определенные успехи, метод в целом оказался неэффективным. И одна из основных причин - ревизоры сами не были чужды своекорыстия. Вспомните Гоголя.
Начальство в особых случаях лично выступало в роли контролера, как это делал Петр I, и часто ("свой глаз - алмаз") видело больше всех. Недаром Салтыков-Щедрин писал о всевидящем оке. Его недостаток: пока начальство смотрит в одну сторону, с другой злодеи-чиновники могут воровать без страха. И успевали украсть даже больше, чем при обычной фискальной системе. Получается, что все системы контроля эгократии сверху по большому счету оказываются несостоятельными.
Система контроля снизу - система доносов и анонимных писем - становилась для эгократов зачастую только удобным средством расправы со своими противниками или - в примитивном варианте - способом занять комнату арестованного соседа в коммунальной квартире. Полное отсутствие в печати каких-либо данных о том, какой процент неоправданных репрессий периода культа личности приходится на долю своекорыстных доносов, дает основание думать, что - значительный.
Приходится признать, что контроль за текущей деятельностью эгократов - бесперспективен. Но положение не безнадежно. В технических системах в подобных случаях используют системы терминального управления, о котором уже упоминалось выше.
Это означает, что необходимо перейти от контроля текущей деятельности аппарата власти к контролю по конечным результатам. Более того, в коррумпированном обществе такая система контроля является единственно приемлемой.
При контроле по конечным результатам не важно, горел ли ты на работе, важно много ли молока надоено. Не важно, видел ли кто-нибудь как ты "брал", важно может ли у тебя столько быть (и не нужна специальная система ловли взяточников).
Однако совершенство предложенного метода контроля - кажущееся. Все ведь будет зависеть от того, каков заданный конечный результат (например, план по молоку). И кто его задает. И еще от того, каково наказание за невыполнение и кто будет наказывать.
Если цель по своему усмотрению указывает начальник, если он же оценивает результат и определяет наказание, то мы получим как раз то, что уже имеем и от чего хотим уйти. Техническая аналогия такой структуры - примитивная разомкнутая система управления без обратной связи, с задатчиком типа полунеисправных часов, которые когда захотят - пойдут, когда захотят - постоят.
Обычно способ устранения произвола видят в замене власти людей властью закона. Значит, государство должно быть правовым? Значит функции руководства, исполнения, контроля и суда должны быть разделены? Да. И нам предлагают раздельно избрать главу исполнительной власти - президента и законодательный парламент, который должен быть профессиональным, и который выберет нам "независимый" Верховный суд.
Но ведь все они могут быть эгократами. А если эгократ погоняет эгократа или эгократ предстает перед судом эгократов, то стране многого ждать не следует.
Где же выход, да и есть ли он вообще? Ведь проблеме третья тысяча лет, если даже отсчитывать от той поры, как в древнем Китае возникло учение легизма и было провозглашено верховенство права в государстве.
Легизм декларирует равенство всех перед законом, кроме лишь верховного правителя - творца закона. Сейчас нам это преподносится как принцип правового государства. Но все не так просто.
Данное положение было провозглашено еще в 6 веке до н.э. Тогда закон ставился над моралью и считался независимым от нее. По-видимому, ни к чему хорошему это не привело, так как уже к 3 веку до н.э. от исходного варианта пришлось отказаться и признать подчиненность закона этике, а правителя - действующему закону. И дальнейшее развитие легизма продолжается так же: путем повышения ответственности аппарата власти: введение личной ответственности чиновников, системы надзора за ними, квалификационных экзаменов для занятия должностей. В отношении верховного правителя реформы ограничились пожеланиями, чтобы правители следовали нормам морали.
Неэффективность такого ограничения очень ярко демонстрирует нам Рим того же времени. Там тоже провозглашается "правовое" государство. Известна максима "Пусть погибнет Рим, но восторжествует закон". Как и в Китае, крайность приходится устранять и уже в I веке до н.э. Цицерон пишет: "Высший закон - благо народа". Однако почти современником Цицерона был император Нерон, который сейчас представляется наиболее циничным деспотом. По его требованию, например, в сенат был избран императорский конь. Лучшего примера, чтобы показать бессилие закона самого по себе при отсутствии действенной обратной связи от народа к властителю не придумать. И такое положение сохраняется, в принципе, до настоящего времени.
Насильственная замена властителей это не обратная связь. Если это заговор, то его аналогия - простая замена дефектного элемента в системе. Если это революция, то это изменение структуры системы. И то и другое - ситуации не выводящие нас за пределы класса систем управления без обратной связи.
Общеизвестно: выход - это демократия - народовластие. И во всех цивилизованных странах сейчас представительная демократия - парламенты, управляющие именем народа. "Прямое народовластие сейчас преждевременно и невозможно, - говорят нам, - государством должны управлять профессионалы, а не "кухарки". Вот непрофессиональный Верховный Совет уже был в СССР и доуправлялся!".
Да, привлекать в аппарат управления неподготовленных людей не следует. И, тем не менее, непосредственное участие народа в управлении необходимо. Только это позволит избежать засилья эгократии, размежевания общества, противостояния внутри него. Иначе потери от утраты мотивации к труду и затраты на поддержание порядка в государстве могут не оставить ничего для его нормального существования.
Учет мнения каждого гражданина - это лучший и потенциально наиболее эффективный способ подавления нежелательных явлений в обществе. Технический аналог для нее - система стабилизации с максимумом обратных связей. Именно по этой схеме создаются "инвариантные" системы, наиболее устойчивые к возмущениям. Но как реализовывать этот способ при общественно-политической неподготовленности людей?
"Кухарка" несведуща в управлении государством. Значит ли это, что она вообще дура и управленцам обращаться к ней бесполезно? Ведь, как правило, и мы с вами не имеем достаточной подготовки ни в чем, кроме своей основной специальности. И что, разве с нами не говорят на иные темы? Очень даже. Более того, в обществе считается дурным тоном говорить с человеком о его работе. Правда говорить на отвлеченные темы с незнакомым так, чтобы ему это было интересно, а вам полезно, требует умения. Это умение, которым владеем все мы, в разной, правда, степени, - одно из качеств нормального человека.
Таким образом, основное и естественное требование, которое должно соблюдаться при общении, в частности, и управителей с управляемыми - говорить на понятном собеседнику языке. А соблюдаются это требование общения по отношению к кухарке, избранной депутатом Верховного Совета СССР и участвующей, скажем, в обсуждении субвенций республикам? Конечно, нет. Здесь требуется, как минимум, знания узкоспециальной терминологии и экономики.
В первый период после создания Советов при обсуждении и решении на низовом уровне своих текущих дел депутаты прекрасно понимали, чего все они хотят, могли со знанием дела оценивать различные варианты решений. Однако позже, по мере усложнения решаемых вопросов, особенно на высоких уровнях управления, решения начали приниматься по безальтернативным проектам, которые готовили специалисты аппарата.
Вырождение процедуры выбора решения, сведшее функции Советов к декоративным, было в интересах эгократии. Вопросы, связанные с реальностью власти Советов, при господстве эгократии не ставились. Об этом не принято было даже упоминать.
Но в литературе удалось найти все-таки один случай (его единственность красноречива сама по себе). Он был описан в мало читаемом журнале "Проблемы мира и социализма". Существо его в следующем.
После подавления переворота 1956 года в Венгрии депутаты одного из венгерских районных советов попытались поставить под реальный контроль работу своего исполкома. Но оказалось, что вмешаться в работу специалистов сколько-нибудь эффективно невозможно. Депутаты были вынуждены просто одобрять все вносимые предложения чиновников: те, пользуясь своим превосходством в специальных знаниях и доступе к информации, легко парировали все существенные замечания.
Депутаты потребовали представлять на их рассмотрение несколько вариантов проектов решений, оставив за собой выбор лучшего из них.
Поступив так, они сделали принципиальный шаг - перешли от оценок работы как процесса к оценкам по ожидаемым результатам. К сожалению, попытка не была доведена до конца. Чиновники часто предлагали варианты, отличающиеся друг от друга просто формально (это можно отчасти понять: попробуйте играть сами с собой в шахматы). Их объяснения по представленному набору вариантов носили специальный характер и, по существу, возвращали депутатов к рассмотрению процесса исполнения этих вариантов (возможно, что без саботажа разработчиков тоже не обошлось). Поддержки сверху депутаты не получили и в целом попытка успеха не имела.
Но выяснилось, что аппарат вовсе не заинтересован в разработке нескольких вариантов решений; он просто не видит в этом смысла, поскольку выполнять любое решение, применяясь к существующим условиям и возможностям, все равно придется ему.
Кто же должен эти варианты разрабатывать и как выбирать самих разработчиков? Ответ на вопрос "кто должен разрабатывать?", по-видимому, уже содержится в сказанном. Раз при разработке должны учитываться возможность исполнения, то разрабатывать планы и мероприятия должен тот, кто впоследствии будет их исполнять. Таким образом, выбор решения оказывается неотделимым от выбора исполнителя.
Естественно выбрать исполнителя с вариантом, обещающим лучшие результаты. Значит, выбирать тех, кто пообещает больше? Но все они "до" могут обещать, что угодно. Однако никто не будет врать, если за невыполнением обещания в срок обязательно последует достаточно суровое воздаяние, и, будьте спокойны, планы будут реальными, а, реализуя их, авторы будут делать все возможное. Нужно только, чтобы срок исполнения не был слишком большим и исполнитель успевал получить заслуженное: грандиозных задач с необозримыми или неконкретными сроками не должно ставиться*.

* Известен ведь анекдот о Ходже Насрэтдине, который пообещал шаху за 10 лет и 10 тысяч таньга научить говорить своего осла, согласившись при невыполнении поплатиться головой. Страх расплаты не остановил его: за 10 лет или шах умрет, или ишак умрет, или он сам умрет.
Значит, ключ к победе над эгократией - ответственность и неизбежность наказания по результатам деятельности за невыполнение взятых обязательств.
Вопрос определения степени строгости наказания встречает у многих читавших почти непреодолимые трудности. Голову на рельсы (по Ельцину) - это слишком - плохо; до конца жизни не есть сливочного масла (по Эрхарду) - "разве это наказание?" - тоже плохо. Пытаются определить "правильную" меру. Никогда не получается. Наверное, дело в том, что мы привыкли к господству "данных свыше" законов всеведущего начальства, придуманных заранее. А тут мы встречаемся с новой, "рыночной" ситуацией.
Нам предлагают набор программ. Их много. Мы должны выбрать ("купить") лучшую из них, поверив, в частности, и рекламе "продавца". Но ведь при обычной продаже предлагается гарантия. Какая? А это уж исходя из товара. Вот почему меру наказания должен определять сам будущий руководитель программы.
6. Кто может победить эгократию
История развития эгократии в России, да и во всем мире, ее особенно пышный расцвет в последние десятилетия заставляют думать, что в современном обществе сейчас она могущественнее всех.
Перспективы новой демократии связывают с нарождающейся буржуазией. Но если речь идет о государственности, о возрождении страны, то тут надежда на буржуазию плоха. У нее, как известно, нет родины, ее родина там, где работают ее деньги. И первые шаги "новых русских" и "новых украинцев", к сожалению, - это вывоз капиталов за рубеж. В противоположность буржуазии эгократы - государственники. Такова их природа и то, что какая то часть их сращивается с буржуазией, перерождается и денационализируется, в принципе, ничего не меняет.
Но и независимо от того, кто инициатор перестройки, естественно вести ее следует на базе существующих государственных структур. Принцип "мы старый мир разрушим до основанья, а затем..." принадлежит партии, деятельность которой и была признана неудачной. Поэтому сохранение этого принципа при перестройке логически несостоятельно.
Таким образом, в борьбе за возрождение негде искать опоры, кроме как внутри самой эгократии. Победитель должен быть порожден ею самой, как Зевс Кроносом.
Высшие слои управленческой элиты имеют возможность быть выше власти низких страстей и денег, разве что еще сами этого не осознают. На них действуют уже более высокие стимулы - идеологические: авторитет, признание заслуг, место в истории страны и человечества. Это побуждает элиту учитывать интересы не только свои и своего окружения, своего социального слоя, но и народа и страны в целом. Даже уже руководители крупных предприятий, если оценивать их положение по критерию материального благополучия, находятся в зоне насыщения. (Конечно в семье не без урода: герой одного анекдота, собираясь стать царем, мечтает, как он сало с салом будет есть, а потом сто карбованцев украдет, да утечет).
Таким "высшим" было и положение государя в России в течение многих веков. И цари об этом помнили и вытекающие отсюда свои обязанности по мере возможностей выполняли (а в противном случае делали вид, что стараются). И народ в это верил. В примерах нет недостатка.
Иван IV казнил, кого ни попадя, но не забывал уверять, что враги его - изменники бояре, а "на простых людей у него вины нет". Салтычиха, в конце концов, была замурована в монастырскую тюрьму только по повелению императрицы Екатерины II. Пугачев прекрасно знал силу такой веры и прикрывался именем Петра III. Да почти у каждой смуты был свой самозванец.
Сила веры в царя сохранялась до конца царствования Дома Романовых, когда Николай II, глупо и преступно позволил полицейским эгократам утопить ее в крови расстрелянных на дворцовой площади 9 января 1905 года.
На этом же основании был построен и культ Сталина. Он осознавал и ценил силу харизмы лучше Николая II. "Жизнь человека для нас дороже любой машины" - эти его слова повторялись часто. "О всех о нас он думает в Кремле" - писали в стихах о нем.
Но цари и вожди сами по себе не так уж и сильны. Властители всегда помнили: короля играет окружение. Судьба Петра III была кошмаром царствования Екатерины II, а память о судьбе отца, задушенного царедворцами, тормозила либеральные проекты Александра I.
То же и сейчас. Над смертью Кеннеди - тень секретной службы, чей долг охрана президента, к Исхаку Рабину его охрана только что за ручку не подводит убийцу, Индиру Ганди ее охрана убивает открыто.
Роль главы государства больше всего напоминает роль вожака индейской веерной собачьей упряжки в "Белом клыке" Джека Лондона. Вожак бежит впереди всех собак, остальные гонятся за ним. Все они его ненавидят, и он вынужден бежать изо всех сил, иначе его разорвут, как только дотянутся. Конечно, он сильнее любой собаки в упряжке и может загрызть ее в подходящей ситуации, но не дай бог - против всех.
Екатерина II отказалась от своих планов освобождения крестьян, наткнувшись на возражения представителей дворянства.
Сталин расправился со многими из своего окружения. Но, как можно судить по многочисленным воспоминаниям, он никогда не делал это своим единоличным распоряжением. Вслед за его подписью всегда стояли подписи членов Политбюро.
Значит, правитель, действуя против кого-то или чьих-то интересов, должен обязательно иметь за спиной большинство, или, по крайней мере, не иметь его против себя.
Чем высший руководитель может воздействовать на эгократию? Сокращением штатов? Они все встанут против как один, если только не обернуть показное сокращение скрытым расширением, что всегда и бывало. За введением Хрущевым ротации партийных руководителей последовало свержение самого Хрущева.
Пытаться повернуть эгократию на путь самоограничений и самоотверженного труда, когда она, закусив удила, несется к своему светлому будущему - безнадежно. Но и отказаться от аппарата управления - невозможно. Значит "нужно работать с теми людьми, которые есть", - как, вспоминают, говорил Сталин.
Единственный достаточно надежный способ, который в этих условиях может привести к цели, - это поднятие уровня требований. И при этом постепенно, последовательно, систематически, отсеивать неспособных. Этот способ селекции придумала сама Природа и ему обязан своим существованием современный Человек и все мы. Но как отсеивать именно неспособных?
Опыт показывает, что невозможна селекция по убеждениям, по намерениям, по отдельным проступкам или ошибкам. Все это было и обернулось 1937-м годом. Отсеяли совсем не тех, а укрепились худшие и подлейшие.
Ведь сколько времени и сколькими способами искореняли взятки! Пробовали и так, и этак. Дающих взятки то наказывали наравне со взяточниками, то полностью освобождали от ответственности, если они помогали разоблачению. В первом случае жертва становилась союзницей хищника, во втором - взятка превратилась в средство борьбы с теми, кто взяток не берет.
Ситуация меняется в корне, если селекция будет проводиться по конечному результату. Преуспел - получи. Твори, выдумывай, пробуй, но если пользы от тебя меньше чем от других, а вреда больше, то - селектируйся. И в числе таких будут с большей вероятностью уходить те, кто подбирает кадры "не по деловому признаку" (а значит, наберет больше дураков, которые ему и "наработают"), кто избавляется от "неуправляемых" (что значит - принципиальных и инициативных) и благоволит подхалимам. Ведь результаты работы у них в среднем должен быть хуже.
Предлагаемый метод селекции работает только применительно к большому массиву случаев. Но ведь речь и идет обо всей массе чиновников*. Методика статистического контроля хорошо разработана, с этой стороны трудностей не предвидится. Если все это не используется до сих пор в кадровой политике, то только потому, что эту политику проводили не те.

* Это ведь такое средство, которому все равно, кого перековывать. Кстати, оно уже широко используется, только в зеркальном отражении: Фонд Сороса в России ежегодно по опросам выпускников школ определяет лучших учителей и (как это правильно по-русски?) "грантует" их. А почему бы Минпросу не определять таким же способом худших?
А останется ли что-то после селекции? Да. Реальные, живые люди системы управления оценивают себя как работников, которые искренне заинтересованы в достижениях предприятия и горячо их желают, не формально исполняют указания руководства, разделяют его взгляды, считают себя решительными, обладающими организаторскими способностями и реалистической ориентацией. И такая самооценка - естественна. Человек не может счастливо жить и работать, не уважая самого себя.
Эгократы только выглядят на одно лицо - беспрекословно послушными и угодливыми. Человек-функция (внешний человек) и человек сам по себе (внутренний человек) отнюдь не одно и то же. Как пишет В. Чаликова - автор статьи "Тоталитарная личность..."* - социологические исследования легко разделяют эти типы людей по разнице внешнего поведения (различают "внешних" людей) - тех, кто вынужден жить в атмосфере контроля и повиновения, и тех, кто свободен в принятии решений. Однако, "что касается "внутреннего человека", то... "серьезные исследования бюрократических организаций не обнаружили среди массы, составляющих их служащих никаких конформинтов, а тем более сверхконформинтов..."

* "Знание - сила" 1992, №10, с. 113...118.
"Человек в организации, - писал на эту же тему автор ныне известного у нас исследования "Феномен бюрократии" Мишель Крезье - это не конформист, а скорее, существо себе на уме, находящиеся во взаимовыгодной сделке с профессиональными и социальными структурами" (там же).
Отсюда следует, что эгократия состоит вовсе не из врожденных лакеев и разбойников. Это, в значительной части, просто люди, приспосабливающиеся к жизни в тоталитарной среде со всей ее непредсказуемостью. У них скорее вырабатывается гибкость, а вовсе не фанатизм. Поэтому нет оснований считать, что эти люди будут против введения повышения ответственности за конечные результаты. Против будут неспособные, неумелые. Но критерий результата для того и предлагается, чтобы выявить и устранить таких.
Однако может быть бытие эгократа настолько привлекательно, что эти лучшие ни на что его не променяют? И здесь, наверное, следует отвлечься от абстрактного анализа, а постараться посмотреть на наших работников сферы управления чисто по-человечески, без предубеждения, а близким и сочувственным взглядом.
Примеры такого "смотрения" естественно искать на страницах художественной литературы. Правда, до недавнего времени управленцы у писателей сочувствия отнюдь не вызывали (вспомните Каренина у Л. Толстого). Но теперь положение, кажется, начало меняться. Удачный пример такого взгляда "изнутри" приведен в повести "Дача" Н. Кожевниковой - современной писательницы психологического склада. По-видимому, она знает служилый мир лично и достаточно близко. На страницах повести ее героиня - молодая женщина (в которой проглядывает Анна Каренина) думает о своей семейной жизни (позволим себе изложить эти ее мысли близко к тесту):
Муж рано исчезал из дому и приходил поздно. В редкие часы общения он разнообразием не радовал, сообщал скупо профессиональные свои новости, думал о чем-то от чего она была очень далека.
В целом она представляла, что его заботит, и профессия тут не имела определяющего значения, - о том же примерно раздумывали в те же часы множество его сверстников, работоспособных, честолюбивых, энергичных, для которых в понятие дело включались взаимоотношения с начальством, с конкурирующими коллегами, и для верной тут ориентации требовались способности не меньшие, чем в вопросах профессиональных.
Излишнее рвение могло оказаться столь же вредным, сколь и бездеятельность, инициативность не всегда приносила ожидаемые плоды, тогда как выжидательность, бескрылая исполнительность, хотя и не способствовали выдвижению, гарантировали все же от резких срывов. А вообще прописных истин тут не существовало - везение, удачу ведь не вычислишь, - работать, разумеется, надо, пробиваться к цели, не теряя самообладания, но если по правде, начистоту говорить, человека служивого наверняка посещала догадка, что в самом существенном роковые обстоятельства правят и ни он сам, никто тут не властен.
И вдруг ей казалось, что он, сидя за кухонным столом напротив, видит не лицо своей жены, а лобастую голову начальника, у которого сегодня утром лицо почему-то..., и что бы это могло означать? Может..., может..., а может...? И дальше во что это выльется, вот в чем вопрос?
Можно предполагать, что тем из управленцев, кто в состоянии думать и работать самостоятельно, горько и тоскливо жить в мире начальственного произвола. И даже не это главное. В мире, где любая инициатива наказуема, где, только притворяясь глупее других можно чего-либо добиться, нормальному человеку даже дышать неимоверно тяжело. Среди управленцев нашей страны может, будем надеяться, найтись достаточно здоровых сил для борьбы за изменение существующего порядка. При условии, что будут указаны средства и цели этой борьбы. А таким средством и является механизм ответственной власти.
Признав, что управленцы новой генерации - могильщики эгократии - могут выйти только из ее же рядов, мы должны спросить себя: а какова вероятность такого события?
Паркинсон, рассматривая возможность оздоровления загнивающей фирмы, связывал его с появлением среди ее несостоятельного руководства управленца, сумевшего не поддаться разложению. И оценивает его как чудо. Ну, так то всего лишь фирма, а не страна!
Найдутся ли в системе управления страной гении, способные на чудо ее возрождения? Почти наверняка! Во всяком случае, в критические периоды нашей истории они всегда находились. В этом отношении опыт истории вдохновляет. Но он же и предостерегает! Как-то очень коротко их время. Куда то они или исчезают вообще, или просто оттесняются от власти. Дело, значит, не в отсутствии способных руководителей, а в том, что стоит им появится, как их удушат или распнут.
Поясним о чем речь, взяв только один негромкий пример "из старых времен": Михаил Шуйский был блестящим полководцем и организатором, в самый критический период "смутного времени" он одержал ряд блистательных побед над польскими войсками. Но как только показалось, что главные беды миновали, он был отравлен приближенными русского царя и своего брата, будущего царя Шуйского.
Но ведь пришли же к власти большевики, свергнув царя и сметя весь старый госаппарат. И ничто этому аппарату не помогло. А наиболее общей причиной, безусловно, была утрата царизмом опоры в общественном мнении большинства народа, нежелание этого народа и дальше жить по старому. И в условиях, когда за спиной поддержка "мнением народным", не было недостатка в лидерах.
Формирование такого общественного мнения под лозунгом блага народа происходило много десятилетий радикальной интеллигенцией (не будем здесь вдаваться в анализ ее собственных интересов). И накопленная мощь идейного заряда оказалась достаточной не только для свержения царизма, но и для того, чтобы десятилетия потом сделать невозможным отказ от принципов нового, социалистического строя. Отказ был невозможен на уровне принципов. Но как раз под их прикрытием был деформирован механизм и аппарат управления. И у власти оказалась новая эгократия.
Поддержка народа могла бы обеспечить победу в борьбе с эгократией. Но при условии правильных методов этой борьбы. Борьба пока и поскольку недостатки власти оцениваются "по намерениям". А должна она направляться против безответственности аппарата управления, исходя, в первую очередь, из оценок достигаемых результатов. Тогда принципиально не защищаемыми оказались бы такие явления как застой в кадрах, таинственность в подготовке решений, номенклатурная "карусель", а самоочищение аппарата власти шло бы естественным путем.
Игнорирование принципа ответственности за результат позволило эгократии подменить борьбу с недостатками государства в борьбой за частные права отдельных людей. А отдельным людям только этого и надо было. Не удивительно поэтому, что многие диссиденты, уехав за рубеж, там и оставались.
Эгократия во все годы своего правления намертво блокировала возможность объективной оценки руководителей по конечным результатам их работы, но и даже мысли о такой возможности. И сейчас эти мысли подавляющему большинству людей непривычны, кажутся странными и неосуществимыми.
Кажется парадоксальным, что теперь, после провозглашения демократии, люди перестали интересоваться политикой. Но этот парадокс раскрывается просто: в психологии переживания известно, что человек, не видящий никакого выхода из создавшейся ситуации, впадает в состояние фрустрации. Это значит, - ведет себя совершенно не в соответствии с ситуацией. Например: бьется головой о стену или, наоборот, лежит на полу, неподвижно глядя в потолок.
Если это так, то неприятие идей "ответственной власти" должно взрывообразно смениться признанием, после освоения их некоторой критической массой сторонников радикальных перемен. Поэтому следует, не упуская ни одной возможности, при осуждении вопросов государственного устройства следует разворачивать их к дилеммам ответственность - безответственность, обещание - результат. Следует отвергать и высмеивать любые провозглашения и обещания, объяснения и оправдания в программах претендентов на власть, которые не определяют точно ожидаемый результат и ответственность за неудачу.
И когда ответственность будет признана необходимой составляющей системы государственного управления, нужные руководители обнаружатся сами собой.
Инициаторами в утверждении парадигмы ответственности в общественном сознании должны выступать наиболее образованные и сознательные группы общества. Радикализма и стремления жить "как там" уже недостаточно. Жизнь и общество гораздо сложнее, чем думали революционеры и демократы.
Может возникнуть вопрос: а не повторится ли все с начала? Повторится. Развитие идет по спирали. А насколько этот виток будет выше предыдущего, зависит от того, поймем ли мы механизм действия власти, вообще, и "ответственной власти", в частности.
7. Построение механизма Ответственной власти
В основе механизма Ответственной власти - три ключевых элемента. Первый - это программа развития страны, второй - руководитель правительства, принявший на себя ответственность за ее выполнение, третий - это народ. Непосредственно перед народом выставляют свои варианты программы преобразования их разработчики - кандидаты в будущие правители. Народ выбирает одну из них, соглашаясь тем самым вложить свои силы в ее осуществление, а при неудаче собственным благополучием заплатить за ошибочный выбор.
Такая схема должна применяться последовательно сверху вниз для государства в целом, для его региональных и местных структур власти. Она должна охватывать и отраслевые структуры управления. В данной работе рассмотрение ограничивается только одним - общегосударственным уровнем.
Наполеон говорил, что автор победы в сражении не тот, кто предложил его план, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и сумел воплотить в жизнь. Правда, в большинстве случаев Наполеон совмещал в себе и автора плана, и его исполнителя, но уже давно у военных план разрабатывает штаб, а осуществляет - командующий. Поэтому тот, кто будет ответственным за разработку, не должен (а реально, скорее всего, и не сможет быть ее единоличным автором). Но это от него и не требуется: при разработке ему достаточно выступать "адвокатом дьявола", который будет удалять из программы все нереальное.
Так как программы будут оцениваться по единственному критерию - конечному ожидаемому результату, то нет необходимости изначально стеснять их разработчиков в выборе целей и методов достижения этих целей, а также как-либо ограничивать в средствах создания программ. Они должны иметь возможность использовать любую информацию, привлекать любых специалистов (вот где специалисты как раз к месту).
Если речь идет о прямых выборах не людей, а программ и они представлены так, что об ожидаемых результатах их выполнения народ может судить сам, то отпадают вообще все вопросы, связанные с предварительным отбором вариантов программ, экспертизой и т.п. и, вообще, вопрос об обязательном участии в апробировании программ каких-либо специалистов.
От соблазна представить недоработанную, сомнительную, популистскую программу автора и будущего ответственного руководителя удержит угроза расплаты в случае провала (на должности главы правительства он ведь будет выбран автоматически). Авторы программ обязательно будут применяться к возможностям развития страны: иначе не сделать программы реальными, конкретными, не уберечь от провала. И каждый из них должен будет стремиться сделать свою программу максимально, насколько это только возможно, эффективной по конечным результатам. Иначе более привлекательной для народа окажется одна из альтернативных программ - другого кандидата.
Такая система требований к программам обеспечит оптимальное сочетание опыта лучших управленцев - потенциальных правителей с заинтересованными желаниями граждан - всех и каждого. Выполнение желаний - не все. Они, по крайней мере для большинства, будут ограничиваться непосредственными потребностями, ближайшими интересами. Но, как отмечал владелец японской "Сони корпорейшн" Акио Морита ("великий капиталист")*: "Искусство менеджера - нечто неуловимое, о чем не всегда можно судить по итогам квартала. При прекрасных текущих итогах можно погубить все предприятие, если не делать капиталовложений ради будущего".

* Мельников В. Сделано в Японии // Инженер, 1999, №5, с. 45...43.
Для того чтобы среди представляемых программ не было легковесных или недоработанных, от ее автора-руководителя разработки, достаточно потребовать при выставлении программы на референдум указать меру ответственности, которую он, пока еще анонимный будущий глава правительства, согласен понести за неудачу программы. Это предъявляет ряд дополнительных требованиям к руководителям разработок программ, о которых будет говориться в следующем разделе.
Сами программы должны представлять, в конечном счете, сводку тех результатов, которые должны быть достигнуты к точно установленному сроку ее выполнения, изложенные на языке жизненных интересов избирателей. Основывание программы на интересах простых людей вовсе не означает ее профанированность, "запяточность". Наоборот. Наполеон Бонапарт говорил: "Я могу обмануть ученых, военных, дипломатов, государственных мужей, но я не могу обмануть домашнюю хозяйку, которая каждый день ходит на рынок"*. Следовательно, "жизненность" как критерий оценки программ обладает наивысшей мощностью и эффективностью. Почти полное игнорирование такого вида требований в сегодняшних программах только доказывает это.

* См. Комаров В. Прямые иностранные инвестиции и антиконкурентная политика. // ЭКО, 1999, №8, с. 46.
Язык и образный строй программ должны рассчитываться не только на понимание, но и на прочувствование. Иначе нельзя и говорить о ее принятии малообразованными слоями населения. Вот почему утверждение: "высшая власть - власть над разумом" - неверно.
Это принципиально. Только программа, изложенная в понятиях непосредственных жизненных интересов и отражающая чувства людей, может не бояться простых избирателей. При выполнении всех перечисленных требований будут обеспечиваться и условие разнообразия программ, а, напомним, это - необходимое условие прогрессивности*.

* Требование адресовать программу не только разуму, но и чувству вовсе не ново. Исходя из этого, строятся, например, избирательные компании кандидатов в президенты США. Но не следует и преуменьшать революционности этого требования в сочетании с введением ответственности за результат. Итог сложной, многокомпонентной деятельности руководителя государства не может быть получен в виде однозначной оценки типа "да-нет", кроме как через чувства людей. С одной стороны, это потребует глубоких психологических и социологических исследований ожиданий масс еще на стадии подготовки программ. С другой - создания условий для развития социальной и духовной грамотности. Ведь в нашей стране сегодня даже понятие уровня жизни - нечто смутное, а о понятии качества жизни почти никто и не слышал. Какое разнообразие интересов и желаний потенциально заключено в людях, им самим тоже еще предстоит узнать. Необходимо будет углубление гуманитарного образования в школе; должны быть созданы условия и развернут весь спектр самодеятельных объединений, обществ и клубов. А сейчас даже общество защиты прав потребителей - элемент государственной структуры. Поэтому все возможности и трудности адресации программ развития не только умам, но и сердцам даже трудно представить. Они будут раскрываться постепенно.
Таким образом, программа деятельности правителя должна содержать:
1) набор целей, достижение которых удовлетворяло бы желания различных социальных групп. Описание целей должно быть понятным для адресатов, и допускать однозначную оценку их достижения;
2) наказание, предлагаемое для себя правителем за невыполнение программы.
Далее слово "программа" в тексте всегда предполагается имеющим такой смысл.
Потребуются, конечно, определенные усилия и время для того, чтобы приучить избирателей к своей новой роли в структуре власти и своей ответственности за выбираемое будущее.
Конкурсный отбор проектов развития страны через референдум означает принципиальное изменение отношений государства и рынка. Предлагаемый механизм Ответственной власти - не альтернатива механизму рынка, а напротив - его расширение и совершенствование. Он превращает руководителей государственного управления в объекты свободных рыночных отношений, заменяя борьбу за власть аукционом программ развития, где ценой является мера ответственности, и, тем самым, государство органически включается в рынок. Основание для их противопоставления исчезает.
Разделение государства и рынка или подчинение одного из них другому, позволяет темным силам манипулировать государством: снизу - путем подкупа его служащих, злоупотребляя нормированием рынка, сверху - самому государству, - злоупотребляя свободой рыночных отношений, манипулировать ею. В конечном счете, страдают и государство и рынок. Но больше всего страдает народ.
Интересно, как против этой стороны ограничения государства прошли апологеты свободы рынка, такие как столь модный в недавнем прошлом лауреат Нобелевской премии, пресловутый Фридмен? И как, вообще, можно было в искусственном, принудительном ограничении регулирующих функций государства увидеть торжество свободы?
Переход от выбора людей к выбору программ - принципиальное изменение и в самой системе демократии.
Управляющие и управляемые, принимая систему Ответственной власти, в идеале, соглашаются на сотрудничество как стороны общественного договора. Результаты этого договора будут определяться уровнями возможностей и способностей обеих сторон. Поэтому они обе будут заинтересованы в том, чтобы этот уровень был как можно выше и рос. Вот тут-то образование и профессиональная квалификация перестанут быть "остаточными", а станут предметом всеобщего интереса и заботы. Хотя потребуются, конечно, определенные усилия и время для того, чтобы приучить избирателей к своей новой роли в структуре власти и своей ответственности за выбираемое будущее. Необходимо приучать людей к пониманию механизма власти, к сотрудничеству с ней через участие в управлении. Необходим период ликбеза для изменения массового сознания и морали.
Свобода взаимоотношений сторон договора исчезает в момент его подписания. Для народа - потому, что он должен подчиняться воле правителей, для правителей - потому, что к достижению цели - выполнению договора - их принуждает не только долг перед народом, но и угроза возможной расплаты в случае провала. Однако предлагаемый механизм власти не станет работать, если расплата за невыполнение программы не будет неизбежной. Тогда проекты могут оборачиваться простым обманом - тем, что мягко называют популистскими обещаниями, которые сейчас в таком ходу у кандидатов на высшие посты в иерархии власти. Наказание неудачного премьера, чей проект проваливается при выполнении, - это не личное наказание. Его цель - обеспечить честность вождей по отношению к народу и гарантию выполнения договора между правителями и народом в настоящем и будущем. Поэтому ответственность руководителей за невыполнение своих программ должна быть суровой и наступать неотвратимо как рок.
Если интересы части эгократии при выполнении программы развития будут задеты всерьез, то она использует любые возможности, чтобы разрушить или обойти договор. На это будут работать все худшее в аппарате действующей власти и ее спецслужб, развращенное многовековыми традициями своекорыстного произвола и бездеятельности. Будет из кожи лезть все самое продажное, что содержит в себе судебная власть и средства массовой информации.
В этом случае нельзя полагаться и на объективность самого народа. Его уговорят, разжалобят, обманут, запугают. В конце концов, подтасуют результаты. Нужна независимая сила, которая могла бы гарантировать реализацию принципа ответственности в случае провала программы развития.
Управлять такой силой и олицетворять ее должен не зависимый и не связанный с исполнительной властью человек - гарант прав и интересов народа (как его называть для нашего изложения не существенно). Он должен быть наделен соответствующими полномочиями, и это должно быть его основной обязанностью.
Управляемая им сила должна быть независима от исполнительной власти. Просвещенный и вооруженный народ? Такого сейчас пока нет. Значит, остается только армия.
Обращение к армии в данном случае не означает призыва к военной диктатуре. Диктатура - это произвол. А здесь речь идет о четко ограниченной функции на ограниченное время - обеспечении неотвратимости законной ответственности правителей. Условия наступления ответственности оговорено заранее, и армия здесь выступает, только как исполнитель