новая папка 2 / 16890

-- Старец тут, в келейке, рядом... сам-то недужный, а умственный...

распорядится...

Я зашел к старцу. Перегнувшись, я спустился в его келейку и при слабом мерцании восковой свечки у иконы разглядел и сидевшего старца и нищенскую чистоту его обстановки.

Мне бросился в глаза контраст, странное сочетание ветхого, разрушенного тела с силой его горящих молодых глаз.

Он точно ждал меня и, грустный, удовлетворенный, опираясь на свои костыли, смотрел мне в глаза.

-- С молоду думал звезды с неба достать... Ум мне неспокойный вложил господь, сердце горячее... Не терпел неправды... точно жгло... Все до предела хотел

достигнуть... корень зла искал... И не сыскал, не сыскал, отец мой...				В бездне погиб
и наказание приял	... Люди мимо прошли, себе смех и озлобление приял. Ушел бы -
- куда уйдешь от мира?.. Надеялся дни свои кончить на святой горе				-- не приняли
старцы: "Трудись на своей земле"... Вернулся, задумал было скит...				собрал
несколько таких же горемык бездомных, упал владыке в ноги			... Благословил:
"Ищите"... Искали, батюшка, искали		... нет, ничего не нашли...	Много земли и
пустой, а угла не сыскали... Просили у мира,-- мир-то сам лапами своими по
пустому месту царапат... Купцу кланялись: не дал, батюшка...			Так и остался... ни
миру поддаться, а в миру у пустого стойла только пропадать.
Старик смолк.
-- Смирился, батюшка, и не ропщу...		Смирил господь. Милости одной прошу:
смерти прошу. Смерть косит молодой цвет и не хочет смахнуть меня -- старый
посохший бурьян...	Стар, батюшка...	по частям отхожу... гляжу вот на ноги свои

сухие и точно не верю: я ли, не я... И вся жизнь-то: так, сон какой-то приснился...

Смирил господь...	Смирил дух... Слава его пресвятой воле... Вот и праздничек
великий на дворе...	Он-то, отец наш, и во тьме и в яслях приял жизнь, да и кончил

ее на кресте; нам ли, грешным, роптать еще?

Он покорно опустил голову и повторил:

-- Смирил... Только плоть вот живая: пищи требует...

Он тоскливо, униженно оборвался и замолчал.

Узнав, с какой я просьбой пришел к нему, старик встрепенулся, растерялся, умилился и дрожащими руками то хватался за свои костыли, то опирался на скамью, чтобы встать.

-- Иду, батюшка, иду... Эх, ноги-то, ноги... Ничего, батюшка, ничего -- справимся.

Я вот сейчас тут к старушке пройду, а уж с ней... справимся, батюшка, справимся...

Спаси тебя, господи...

Это было и трогательно и невыносимо тяжело смотреть, как справлялся дух с своим парализованным телом, как, волоча костыли и свои ноги, полз старик по своей лестнице, как, выбравшись, дрожа и хватаясь за косяки, опираясь на костыль, он привел, наконец, себя в равновесие и заковылял к знакомой старухе.

В темной избе лежала мертвая женщина, и ее бледное лицо в блеске звезд было еще бледнее.

У окна на коленях старухи сидел маленький мальчик.

Я присел возле них.

Мальчик покосился на меня и еще плотнее прижался к старухе.

--Мамка спит? -- спросил, смотря в окно, не поворачиваясь, мальчик.

--Спит, внучек,-- ответила старуха и заплакала.

--Плачешь? -- Старуха молча вытирала слезы.-- Что молчишь?

--Молюсь, внучек... Час великий... Христос идет на землю...

--Где идет? -- спросил охваченный мальчик.

--С неба идет.

--Куда идет?

--На землю, к нам, грешным, к убогим, несчастным, к деткам малым, сиротам...

Голос старухи оборвался и смолк.

--Христос какой? -- понижая голос, спросил мальчик.

--Вон, как звездочки те, сияет Христос наш, царь небесный.

Мальчик поднял глубокие, раскрывшиеся глаза и смотрел в темное звездное небо.

--Он к нам придет?

--Придет, дитятко, придет,-- вдохновенно охваченная проговорила старуха.-- Люди не идут, люди забыли, он не забудет...

Голос старухи, надрывающийся, страстный, рыдал в темной избе.

-- Идет, идет...-- метнулся мальчик и судорожно протянул руку к серебряному следу летевшей и рассыпавшейся миллионами искр звезды.

Мои нервы не выдержали: подавленный, я рыдал в этой нищей избе, охваченный непередаваемым чувством. И когда, выплакав свои слезы, отдав последнее, что было у меня, я вышел на улицу,-- меня охватила рождественская ночь. Звезды

живые смотрели на меня. Ночь, рождественская ночь -- волновалась живая и охватывала меня своей могучей силой. Я жил одним чувством с необъятной русской деревней: я вместе с ней переживал эту рождественскую ночь.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые -- в сборнике "Путь-дорога", 1893, с посвящением Н. В. Михайловской.