Актуальные проблемы науки на страницах современных периодических изданий.

«Ведомости»

В процессе обсуждения закона о Российской академии наук несколько сотен ученых написали возмущенное открытое письмо руководству страны. Они напомнили, что из 344 депутатов, поддержавших проект, минимум 25 допустили серьезные нарушения научной этики при написании своих диссертаций. Из академиков РАН под письмом подписался едва ли каждый сотый. Это неудивительно: некоторых академиков самих обвиняют в плагиате, и для них — в отличие от парламентариев — это не косвенный, а прямой признак профессиональной непригодности.

Трудно спорить с тем, что Академия наук — неэффективная организация, которая к тому же изрядно себя дискредитировала, растратив не только инвестиции, но и символический капитал. Несмотря на это, там до сих пор работает несколько тысяч нормальных ученых. Их существование признают и противники, и сторонники нового закона; ради них вроде бы все и затевалось. Беда только в том, что нормальным ученым закон не поможет.

В принятом в среду проекте нет ни слова про принципы отбора и финансирования научных проектов и механизмы научной экспертизы. В нем ни разу не упоминаются слова «лаборатория» и «научный сотрудник», а существительное «ученый» — только в контексте прошлых заслуг, но не сегодняшней работы. Если трудоспособные сотрудники РАН хотели изменить принципы функционирования системы, сделать ее более прозрачной и конкурентной, заменить административное финансирование науки грантовым, то их мечты обратились в дым.

Закон полностью сохраняет и порочную систему финансирования науки, и командную систему управления академическими активами, просто меняя начальство: на место руководства РАН придут чиновники. Нынешнее руководство академии очевидно некомпетентно, но существует хотя бы сложившаяся традиция, помогающая ученым с ним взаимодействовать. Новое начальство — которое не просто не назначено, но даже не известно, откуда возьмется, — будет налаживать ту же дефективную систему заново. В период междуцарствия в научных институтах встанет работа — просто потому, что некому будет подписывать счета на покупку оборудования и реактивов.

Чтобы у самых преданных сторонников реформы не осталось сомнений в ее тлетворности, между вторым и третьим чтением (на это ушло несколько минут) в проекте появился 10-й пункт 18-й статьи. Он гласит, что «задания на проведение фундаментальных научных исследований <...> утверждаются федеральным органом исполнительной власти с учетом предложений Российской академии наук». Теперь русское научное сообщество в отличие от своих коллег по всему миру полностью потеряет контроль над тем, чем оно будет заниматься.

Реформы РАН многие ждали годами, но, когда она случилась, даже ее союзники вышли к Государственной думе на несанкционированный митинг. Власть умудрилась отвратить от себя даже ту часть интеллигенции, которая существовала на государственные деньги и почти по определению была ей лояльна. Вот единственный зримый результат принятого закона. Ученые, кажется, готовы полюбить Академию наук — это грустная новость.

«Новая газета» 05.07.2013

Попытка форсированной «реформы» Академии наук - еще один яркий пример полного неуважения властей к гражданам и глубочайшего разрыва между государством и обществом.

Один из старейших, системообразующих для нации институтов предлагается радикально переустроить таким способом, будто речь идет об «административной реформе» в убыточной частной лавочке. При этом не только члены Академии, но и все научное сообщество, и российское общество в целом ставятся в положение бесправных гастарбайтеров, с которыми хозяевам нет нужды советоваться.

Понятно, зачем и почему в такой форме осуществляется «реформа»: властная корпорация продолжает политику наступления и подавления всех мало-мальски даже потенциально независимых людей и институтов гражданского общества России.

В качестве незаменимого двигателя таких «реформ» используются корыстные интересы придворного бизнеса, привлеченного возможностью получить новые ресурсы. Использование материальных интересов «либерального» или «государственического» бизнеса для политической расправы - прием, практикуемый с середины 90-х и ставший после расправы над НТВ обычным и повсеместным делом.

Все знают, что у Академии есть проблемы, как есть они во всех без исключения сферах общества. Однако вместо их обсуждения и решения предлагается, фактически, избавиться от проблемного объекта. Картина знакомая: «нет человека, нет проблемы».

Ссылки на трудности обсуждения и «недоговороспособность» академиков демагогичны: власть сама поставила себя в положение, когда ей мало кто верит. Поэтому, если профессиональные научные сообщества с правительством не желают ничего обсуждать и оно ни о чем не может договориться, а может лишь действовать исподтишка, пользуясь своей бесконтрольностью, то такое правительство никому не нужно.

Не представляется возможным сколько нибудь серьезно обсуждать перспективу назначения директоров академических научных институтов, определения тематики их исследований и размеров финансирования якобы каким-то советом при президенте, а по существу - лично Владимиром Путиным, как и оперативное хозяйственное управление имуществом Академии в ближайшие три года избранным, но так и не утвержденным президентом РАН Владимиром Фортовым. Такая ситуация для своей характеристики требует очень четких и кратких непечатных определений, которые мы не можем привести в данном заявлении.

По своей разрушительности и необратимости последствий предпринимаемые меры могут быть соотнесены лишь с самыми плачевными историческими аналогиями, а масштабы государственной недальновидности просто вызывают изумление.

Российская Академия наук - институт национального значения. Успешная, открывающая перспективу реформа РАН может быть только результатом открытой общественной дискуссии и обсуждения в научном сообществе. В сегодняшних политических условиях это невозможно и потому действительно необходимая реформа РАН могла бы состояться лишь вследствие самых серьезных и глубоких перемен в обществе и государстве, когда и если политику в стране станут формировать ответственные российские политические силы, чьи действия будут основываться на нравственности, компетентности и уважении к людям.

Новая газета 14.02.2014

Реформа Российской академии наук (РАН), а в большей степени — стиль и средства ее проведения, оказались весьма неприятны для российских ученых. Они поняли, что не нужны действующей власти, по крайней мере в том виде, как они себе это представляли. Разгон РАН вызвал жаркие дискуссии: нужны ли России ученые, а если да — то в каком виде?

Для ответа на этот вопрос нужно понять, какой социальный заказ на науку существует сегодня в России.

Социальный заказ на науку

Любопытство — свойство человеческой натуры. В самых разных странах и во все времена находились люди, которым было интересно исследовать окружающий мир. Назовем эту деятельность «наукой», в самом широком смысле этого слова.

Отношение общества (социума) к науке бывает разным. Нас интересуют те случаи, когда обществу наука нужна, а именно общество готово за науку платить. Будем называть эту ситуацию «социальным заказом» на науку.

Если в обществе существует социальный заказ на науку, то он проявляется в готовности власти финансировать научные исследования. Поэтому при классификации типов социального заказа мы возьмем за основание его роль для власти — понимая, что она не всегда эквивалентна его роли для общества в целом.

По нашему мнению, можно выделить три основных типа социального заказа на науку: статусный, инновационный и военный. В первом случае власть платит за укрепление статуса, во втором — за увеличение прибыли, в третьем — за выживание. Все эти заказы могут существовать одновременно. Положение науки в государстве определяется наличием и типом социального заказа, или сочетанием этих типов.

Подчеркнем, что наука как деятельность заинтересованных людей может существовать и без всякого социального заказа, в том числе в форме социальных структур — вплоть до научных обществ и академий, работающих за свой счет. Но без финансирования со стороны власти масштаб научной деятельности, — особенно связанной с экспериментами, приборами, экспедициями — вынужденно ограничивается личными финансовыми возможностями ученых.

Статусный заказ

Статусный заказ — это готовность власти платить за укрепление своего статуса, стремление финансировать науку (культуру, спорт, монументальное строительство и проч.) «во славу государства». Наиболее яркие проявления статусного заказа в чистом виде, без примеси инновационного или военного, можно найти в Средние века.

Для средневековой аристократии выживание, богатство или успех в боевых действиях никак не зависели от результатов научных исследований. При этом некоторые феодалы щедро оплачивали работу ученых, финансировали исследования в различных областях наук, оказывали покровительство университетам. Причиной финансирования научных исследований был вовсе не интерес к науке, а потребность феодала в демонстрации и укреплении своего статуса: как перед своим окружением, так и в собственных глазах.

Демонстрация статуса теряет всяческий смысл, если ее не оценили соседи. Поэтому Средние века дают нам красочные примеры непротиворечивого совмещения астрономии и астрологии, химии (алхимии) и магических ритуалов, медицины и религиозных обрядов. В данном случае обществом (властью) оплачивается не столько добыча нового знания, сколько эффектная демонстрация — как существующих знаний, так и существующих заблуждений.

Есть ли в России спрос на науку?

Разгон остатков советской Академии наук, чудом продержавшейся на плаву на 20 лет дольше породившего ее государства, со всей очевидностью обнажил проблему социального заказа на науку. Есть ли он в России, а если да — то какой?

Инновационный заказ на науку, как было отмечено, возможен лишь в тех государствах, которые формируют ядро современной единой технологической зоны. Россия к ним не относится. Мировые капиталисты с радостью готовы принять необходимых ученых в свои лаборатории — хоть из России, хоть из Зимбабве, — но только на своей территории. Отдельные примеры инновационного заказа, вероятно, могут существовать в России в качестве исключений — но их влияние на общую ситуацию с наукой в стране исчезающее мало. Авторы вряд ли откроют секрет, утверждая, что в большинстве случаев финансирование, выделяемое на «инновации», направляется на деятельность, которая не имеет к инновациям никакого отношения. Скромный научный результат главных «инновационных» проектов нашего времени — «Роснано» и «Сколково» — весьма показателен. Выделенные на них средства, в лучшем случае, эффективно потрачены на закупку западных технологий предыдущего поколения.

С военным социальным заказом ситуация обстоит немного лучше. Какой-то военный заказ в России, очевидно, существует — как минимум потому, что военным необходимо обслуживать и совершенствовать существующие средства вооружений. Но его масштабы несравнимо скромнее, чем во времена СССР.

При этом деньги на науку в стране выделяются, и немалые. На Общем собрании РАН в мае 2012 года президент отметил, что за 10 лет (2002—2012 гг.) финансирование гражданской науки увеличилось в 10 раз (с 30 до 323 млрд рублей), а прямое финансирование РАН — в 5 раз (с 12,6 до 64 млрд рублей). Более того, было отмечено, что планируется и дальнейшее увеличение финансирования гражданской науки — до 1 триллиона рублей к 2015 году. Финансирование же науки в целом, включая военную науку, примерно втрое больше.

Судя по наблюдаемым признакам, мы имеем дело с масштабным возрождением статусного заказа. Налицо все его основные черты: субъективность финансирования, отсутствие ответственности за результат, преклонение перед загадочными словами, шумными мероприятиями и иностранными светилами. Крупные суммы выделяются на демонстративные проекты вне всякой связи с логикой развития науки и техники. Исполнители не несут никакой ответственности за результаты работ, что повсеместно приводит к имитации деятельности, — но это вполне устраивает заказчика, «лишь бы по бумагам всё было чисто». При реальном военном или инновационном заказе это абсолютно невозможно!

Таким образом, российское общество и выражающая его интересы власть демонстрируют вполне определенный и хорошо оплачиваемый статусный заказ — и не только на науку. Та же ситуация наблюдается в спорте, культуре, архитектуре.

Величие государства требует соответствующих атрибутов, наглядно это величие демонстрирующих, — а наука в современном мире является одним из обязательных атрибутов развитого государства.

Будущее науки в России

Понимание статусной природы современного российского заказа на науку выстраивает все действия чиновников в стройную, логичную, непротиворечивую картину. Зачем нужна академия наук, руководители и многие члены которой не занимают высоких мест в мировых персональных рейтингах? Зачем финансировать университеты, не имеющие шансов войти в топ-100 мировых вузов? Зачем платить высокую зарплату ученым, работающим в России, если для поддержания статуса достаточно пригласить зарубежного профессора с высоким рейтингом?

Похоже, что мы вступили в исторический период, когда основным типом социального заказа на науку является статусный заказ. Предыдущим таким периодом был феодализм. История, конечно, не повторяется напрямую, и отношения российской власти с наукой в XXI веке не будут калькой статусного заказа Средних веков. Но некоторые предположения относительно форм существования науки в России в ближайшем будущем сделать можно.

Прежде всего нужно понимать, что власть, озабоченную статусом, не интересует практический результат научных исследований. Это не капиталист, который выжмет из ученого все соки за свои «инвестиции в инновации». И не генерал, который за отсутствие результата может и расстрелять.

Не стоит ждать, что финансирование научных исследований будет хоть как-то связано с логикой развития науки и техники. Статусный заказ по природе своей субъективен и полностью зависим от личных пристрастий первых лиц.

К сожалению, стоит заранее смириться с униженным статусом российского ученого по сравнению с иностранцами. Проблема не в научном уровне, а в исконном преклонении местных феодалов перед зарубежными светилами. Заграничные клоуны всегда занятнее.

Вероятно, стоит ожидать расцвета «новых университетов». В Средние века именно в университетах была сосредоточена передовая научная мысль, хотя и в постоянном вынужденном компромиссе с господствующей религией. Укрупнение и рост финансирования ведущих российских вузов, переход их под патронат первых лиц, и в то же время — открытие кафедры теологии в МИФИ в 2012 году, показывают направления грядущих пертурбаций.

Наконец, можно надеяться на усиление господдержки всевозможных музеев, архивов, коллекций. Демонстрация былых заслуг — беспроигрышный способ поддержания статуса, который наверняка будет востребован властью. Дешевле открыть еще один музей Юрия Гагарина, чем осуществить новую космическую миссию.

Российская газета 4.11.2013

Отток кадров с промышленных предприятий продолжается. В октябре был пик таких увольнений, сообщает Институт экономической политики имени Е.Т.Гайдара. Его эксперты зафиксировали эту необычную для России тенденцию. Ведь речь идет не о массовых увольнениях. Люди уходят сами. И как признаются в опросах работодатели, главная причина - низкая оплата труда. Именно по этой причине очень многие вакансии годами остаются открытыми.

"Прогнозы изменения занятости показывают, что подобная ситуация сохранится и в следующие месяцы. При этом опросы зарегистрировали в октябре самый большой за последние три года "сброс" прогнозов занятости", - говорится в мониторинге института. Его ведет лаборатория конъюнктурных опросов института. Ее заведующий Сергей Цухло пояснил "РГ", что замеры происходят ежемесячно. Работники института проводят опрос руководителей промышленных предприятий, в том числе задают вопрос - количество работников на предприятии выросло, уменьшилось или не поменялось за определенный период.

И, к сожалению, ответ, что число работников уменьшилось, превалирует уже не первый месяц. Но даже у этой неприятной тенденции, оказывается, есть свои плюсы. Как считают в институте им. Гайдара, отток работников с предприятий в условиях стагнации может решить одну из болезненных проблем российской экономики - низкой производительности труда.

Как показывает многолетний мониторинг, с конца 2010 года не более трети промышленных предприятий оценивали фактически сложившуюся у них производительность как низкую ("ниже нормы"), что являлось одной из причин слабой мотивированности для ее повышения. Но в октябре 2013 года доля таких оценок выросла до 41 процента. В результате сторонников политики повышения производительности труда в промышленности, похоже, стало больше.

Впрочем, как ранее отмечал "РГ" директор Центра трудовых исследований НИУ "Высшая школа экономики" Владимир Гимпельсон, на нашем рынке труда сформировались такие институты, которые автоматически поддерживают высокую занятость и низкую безработицу ценой низкого качества рабочих мест и смещения занятости в неформальный сектор.

"Наша экономика не создает новые рабочие места в компаниях в нужном объеме. И именно это я бы назвал главной проблемой нашего рынка труда, - говорит Владимир Гимпельсон. - Это имеет разнообразные негативные последствия. Ежегодно ликвидируется рабочих мест в корпоративном секторе больше, чем создается - это демонстрируют данные Росстата".

В итоге службе занятости предложить соискателям особо нечего (пособия низкие, а вакансий мало и они малопривлекательные)". В такой ситуации людям ничего больше не остается, как идти в неформальный сектор экономики. Сколько сейчас людей трудятся в неформальном секторе?

"Существуют разные методики оценки, - продолжает эксперт, - Даже у Росстата есть "вилка": по одним данным, неформально трудятся 18-20 процентов от всех занятых - порядка 14 миллиона человек. По другим получится примерно 22-24 миллиона. Я бы назвал оценку где-то посередине - примерно четверть от числа всех занятых".

Росси́йская акаде́мия нау́к (РАН) — государственная академия наук Российской Федерации, крупнейший в стране центр фундаментальных исследований. Основной целью является организация и проведение фундаментальных и прикладных научных исследований по проблемам естественных, технических, гуманитарных и общественных наук, направленных на получение новых знаний о законах развития природы, общества, человека и способствующих технологическому, экономическому, социальному и культурному развитию России.

В конце июня 2013 года правительство России в лице Министерства образования и науки Российской Федерации инициировало процесс реорганизации РАН. Согласно проекту закона, внесенному в Государственную думу, предлагаемые на первом этапе реформирования государственных академий наук меры имели характер административно-имущественной реорганизации академий и не предусматривали существенных реформ, касающихся регулирования научной деятельности государственных академий и подведомственных им организаций.

Я считаю, что РАН требует глубоких изменений. В том виде, в котором она существует в 2013 году, современная научная организация существовать не может — из-за архаичности и неэффективности. По сути, это распределительная сословно-иерархическая корпорация, которая заинтересована только в поддержании своего существования. Она порождает затраты, но не заинтересована в новых результатах. Д. В. Ливанов, министр образования и науки Российской Федерации^[28]

Суть начатой в 2013 году реорганизации сводилась к тому, чтобы объединить три государственные академии — Российскую академию наук, Российскую академию медицинских наук и Российскую академию сельскохозяйственных наук — в одну общественно-государственную организацию под названием «Российская академия наук», а имущество новой организации передать в ведение федерального агентства, которое выступает в роли учредителя объединенной академии.

Предложенный правительством законопроект о реорганизации Российской академии наук вызвал негативную реакцию со стороны научного сообщества.