ТОР / хрестоматия ТОР / Раздел 3 / Александр Генис

http://www.svoboda.org/content/transcript/24769034.html

Будущее гуманитарных наук

Александр Генис: То есть вы говорите о технической реальности, которая конкурирует с той суровой реальностью, которую мы знаем? Михаил Эпштейн: Да, и здесь открывается новое поприще для философов. Потому что в основе каждого лежат некие бытийные параметры: причинность, пространство и время, соотношение случая и необходимости, возможности и необходимости. И таким образом, закономерным станет участие философии в создании любого мира или даже мирка, мирочка, например, какой-нибудь компьютерной игры. Ведь в каждой игре есть свои правила жизни и судьбы, случая, риска, хаоса и гармонии. Мир, каким бы он ни был по своим масштабам, - это занятие для философа. Другое дело, что профессиональная философия еще отключена от этого миротворения, поэтому эти виртуальные миры такие убогие, такие примитивные. Между тем, мы вполне могли бы строить лейбницевские, или гегелевские, или марксовские миры… Могли бы вращением кнопки увеличивать или уменьшать случайность мира, выбирать степени его идеальности или материальности, задавать меру его управляемости или стихийности. Может быть, работой таких вот кнопок был создан и наш мир. Его придумал одаренный философ, способный к творческому мышлению.

Александр Генис: Не дай бог! Я сразу подумал,  что вы - как Маркс: дело не в том, чтобы изучать мир, а дело в том, чтобы его переделать. Михаил Эпштейн: Не совсем так. Не переделывать мир, а создавать иные миры, множить мирность мироздания — в этом призвание философии как деятельной науки, - по-новому деятельной, что обнаружилось буквально в последние несколько лет. Раньше философия  считалась "совой Минервы", которая вылетает в сумерки, когда исторический день уже завершен и остается только его осмыслить; но теперь философию скорее уместно сравнить с  утренним жаворонком или даже с рассветным петухом, провозглашающим наступление нового дня, начало одного из новых миров. Вполне мыслимо сотрудничество философских отделений университетов и отделений компьютерных технологий. Кстати, компьютерные технологии уже стали сотрудничать с историками: когда  создаются игры по историческим мотивам или например, по сюжетам шекспировских пьес. При сотворении каждого мира требуется участие философии, потому что "мировость" – это и есть специальность философа. Гуманистика сейчас впервые переходит из спекулятивной стадии в стадию практическую, активную. Это один из важнейших аспектов обновления гуманитарных наук.

Например, для меня приобретает все большее значение такая наука, которую я называю жутко звучащим «хоррология», от слова «horror», ужас. Хоррор, в отличие от террора, - это не тот ужас, который мы причиняем, а который мы испытываем. После, условно говоря, 11 сентября «хорроризм» становится господствующим состоянием цивилизации. Причем, чем более продвинутая цивилизация, тем больше она представляет угрозу самой себе. Хоррология -- наука о саморазрушительных механизмах цивилизации, которые делают ее уязвимой для всех видов терроризма, включая биологический и компьютерный. Хоррорология -- теневая наука о цивилизации, это минус-история, минус-культурология, минус-политология. Все, что другие науки изучают как позитивные свойства и структурные признаки цивилизации, хоррорология изучает как растущую возможность ее самодеструкции, самовычитания. 

Михаил Эпштейн: В сущности, каждый элемент цивилизации может быть обращен против нее. Если в 60-е годы прошлого века вдруг возникла мода на экологию, забота об окружающей среде, которую разрушает наша с вами родная цивилизация, то теперь, мне кажется, вектор перемещается в «хоррологию», угрозы цивилизации самой себе, типа колоний компьютерных вирусов, Мы это ощущаем каждый день, от друзей приходят сигналы: не открывай это письмо, иначе все твое компьютерное нутро будет съедено информационными червями.

Александр Генис: Михаил, скажите мне такую вещь: каждый научный центр в университете заботится о том, чтобы принести практическую пользу, которую можно финансово измерить. Возможно ли практическое применение ваших идей? Михаил Эпштейн: Конечно. Если говорить о проективной метафизике, понятно, что речь идет о том, чтобы сделать виртуальные миры более разнообразными, интересными, духовно насыщенными,  привлекающими больше людей. Александр Генис: То есть это развлекательная история? Михаил Эпштейн: Нет, совсем не развлекательная история. Речь идет о бытии человека - это экзистенциальные вопросы: в каком мире, альтернативном нашему, мы хотим и можем жить, каковы законы судьбы, сколько ошибок отделяет нас от смерти, как соотносятся свобода и необходимость… Это все философские и вместе с тем жизненные вопросы. Теперь они получают возможность практического и плюралистического разрешения. Можно создать разные миры,  фалесовы и гераклитовы, но также и миры Ивана Петрова и Петра Иванова, если им захочется построить свою метафизику и не только мыслить ее, но и в ней обитать, приглашать в свой новомир своих друзей. Об этом пишут технологи и коммерсанты от компьютерных наук:  огромная заинтересованность публики в виртуальных мирах как раз обусловлена тем, что они становятся все более яркими, интенсивными по способу переживания..

Очень опасно, человек никогда не хотел жить в реальном мире, придумывал виртуальный. В нем проще, комфортнее, безопаснее. Можно создать очень привлекательные миры, куда человек будет ухолить с огромным удовольствием, и не захочет возвращаться, а придется. Семья, дети, обязанности, производство необходимого для жизни потребует такого возвращения.Можно создать, т.н. креативные миры, где тебя чему-то учат – писать стихи, романы, рисовать, писать музыку, языкам. Они уже есть и наверняка буду развиваться. Это нормально. Но если, попытаться создавать миры, для обитания,

Михаил Эпштейн: Я предполагаю, что в этом Центре будут сорудничать разные специалисты: философы,  теологи, физики, культурологи, компьютерщики, в меру своего интереса и любопытства. Я полагаю, что во всех университетах должны возникнуть программы творческого мышления, гуманитарных изобретений. Есть программы по литературному творчеству (creative writing), которые получили академическую прописку сравнительно недавно, примерно полвека назад. Раньше считалось, что университеты занимаются только науками, то есть изучением чего-то существующего, а не изобретением нового, не технологиями. Поэтому во многих университетах не допускалось создание инженерных отделений,  ведь инженерия — это уже творческая, технологическая область. Но этот барьер был сломан -  и в университетах стали обучать искусству сочинения стихов и романов. Но нет еще отделений гуманитарных изобретений, creative thinking. Мыслители-изобретатели, подобные Ницше, Ф. Маринетти, А. Бретону, В. Беньямину, не находят себе места в университетах, и тем самым университеты обедняют себя, отрезают от самых творческих умов. А потом жалуются, что молодежь теряет интерес к гуманитарным наукам – дескать, по вине коммерции и технологии.

ихаил Эпштейн: Именно в таких центрах, если бы они стали внедряться во всех университетах, нашлось бы место гениям неформата, свободной мысли. Трудно в какие-то из существующих отделений, например, философии, внести это проективное начало, - слишком силен консервативный слой, привычка изучать и описывать, но не создавать и придумывать.. Такой проективный подход легче утвердить в виде всеуниверситетского и междисциплинарного Центра или программы, которые рассеивали бы импульсы интеллектуального творчества по другим, устоявшимся дисциплинам.