книги / Очерки истории теории архитектуры нового и новейшего времени.-1

с условиями и условностями их планировочного, социального, климатиче­ ского и т. п. контекста, они не могут быть объяснены редукцией к этим усло­ виям. Нужно объяснять архитектуру через нее самое и, наоборот, можно объяснять характер поведения людей и групп, человеческие мотивации и т. д. через архитектурные характеристики окружения. Архитектура обла­ дает внутренними и самодостатогними основаниям ее анализа и объяснения. Эти основания формально до сих пор не определены.

В-четвертых, до сих пор не отрефлексирован собственный научный ин­ струментарий теории, истории, критики и прикладных исследований архи­ тектуры. Рискнем утверждать, что архитектурное знание не имеет сегодня четкого научного предмета. Инструментальная предметная система отно­ шений в архитектурном знании в настоящее время не определена. Ее истоки лежат в онтологии.

В-пя гых, налицо разделение профессии «архитектор» на несколько про­ фессий, лишь формально связанных между собой. Речь идет не просто о раз­ деле сфер проектирования, а о различии «способов видения» архитектуры: автор объемного сооружения имеет дело с формой, дизайнер — со средой, градостроитель — с прагматической темойрасположения (где драгоценное до сих пор архитектору понятие формы уходит глубоко в тень). Какая «тогка зрения» является базовой для понимания архитектуры в целом, для всех ее профессий? Нужна ли и возможнали она?

И наконец, проблема основ теории, заложенной еще Витрувием и Альбер­ ти. Сохраняют ли до сих пор актуальность антигные положения о сущности архи­ тектуры, сохраняют ли тот же смысл витрувианские категории, нужно ли их сме­ нить и гем? Это тема онтологического подхода к архитектуре — подхода не только «сверху», со стороны конкретных явлений архитектуры, но и «снизу», со стороны ее скрытого фундамента.

Витрувий (кн. I и 2) так описывает возникновение города. Первый шаг. Проводится плугом борозда, обозначающая контур будущего поселения. Выделено пространство, подобное всему миру, но частное, локальное, отде­ ленное от остального, замкнутое на себя. Тем самым противопоставлен миру субъект-Демиург и — тем же актом — выделено освоенное им про­ странство. Архитектура начинается с разделения внешнего — внутреннего, своего — чужого, открытого — замкнутого. Этот акт структурирует мир. Сакральный жест ограничения, замыкания пространства продолжается строительством стен — укреплением контура города. Категория границы получает дополнительный смысл. Внутреннее пространство отделено от внешнего, но и связано с ним. Мир един. Эта связь внешнего и внутреннего осуществляется там, где путь (вовнутрь или наружу) пересекает контур

города. Это место — ворота. Ворота (зев пещеры, проем, дверь, окно, калитка, телевизионный экран и т. п.) — истинная граница внешнего и внутреннего, а стены (ограда и т. п.) — контур. Город получил свои пределы, он определен. Определен своей границей, ограничен противопоставлением внешнего — внутреннего, своего — чужого, но ограниченное пространство остается по­ ка пустотой.

Заполнение этого пространства — второй шаг. Витрувий заполняет пус­ тоту равномерной гипподамовой сеткой жилья. Здесь еще нет выделенных точек, нет привилегированных сооружений. Это лишь локус, выделенная об­ ласть существования. Эта область изолирована от соседей, вширь, и открыта вверх и вниз, земле. Если граница структурирует мир оппозицией внешне­ го — внутреннего, то локус разделяет мир в противопоставлении его верха и низа. Верх — небеса, сфера богов, низ — подземная сфера, преисподняя, между ними (и это есть место жизни) локус, «между небом и землей». Заме­ тим, что и оппозиция внешнего — внутреннего, и оппозиция верхнего — нижнего структурируют не только город — выделенное место, но мир в це­ лом. При этом город, противопоставленный природе, это и дом, противо­ поставленный городу, и святилище, противопоставленное сакральному оча­ гу. Мир, не имеющий таких оппозиций, вообще не структурирован.

Третий шаг, завершающий, согласно Витрувию, построение города, со­ стоит в дифференциации локуса — замкнутого границей исходно рав­ номерного городского пространства. Практически это осуществляется строительством общественных зданий. В структуру города вводится институциональность. Город обретает содеротние. Здесь на однообразной тер­ ритории возникает тема выделенного места и одновременно возникает тема вертикали как приема выделения этого места. Вертикаль (не обязательно столб или обелиск) — это знак места. Вертикаль завершает становление ар- хитектуры-как-архитектуры. Вертикаль связывают со становлением ордер­ ной системы, с появлением стоечно-балочной конструкции. Создание вер­ тикали эго жест, впервые противопоставленный природному окружению. Это сознательный креативный акт, доступный именно человеку и уподоб­ ляющий его Демиургу. Здесь человек впервые вступает в лоно культуры п. Возникает оппозиция знака — означаемого. Место должно быть открыто, изобретено, подтверждено догадкой, а череда означающих его вертикалей организует ритмические повторы, втягивающие человека в воспроизведе­ ние культурной нормы. Норма и есть повторение пробежки по выделенным вертикалями-знаками местам. Тогда место играет роль культурного образца, а ценность есть сам этот ритуал. Кроме того, категория вертикали это сим­ вол мужского начала, а место — начала женского. Особую роль обретает мо-

мент встречи вертикали и оппонирующего ей места. Эта оппозиция снима­ ется универсалией центра.

Итак, закладка города, согласно Витрувию, это проведение его границы, создание обитаемого локуса и выделение центра. Три эти универсалии обес­ печивают определенность, существование и содержание города и вообще архитектуры. Одновременно это практические шаги реального строитель­ ства города. Заметим, что существование, определенность и содержание претендуют на имя универсальных базовых свойств мира. Архитектура на­ глядно реализует их своим строением.

Еще один пример выводит на те же результаты. Это древнейшая, по-ви- димому, детская игра, именуемая «прятки». Эта игра косвенно обучает по­ ниманию строения пространства и общественного поведения в нем. Она обучает проведению границы своего — чужого (дальше нельзя забегать), овладению выделенной территорией — локусом (только здесь, в равномер­ ности территории, можно прятаться) и выделению всеобще значимого мес­ та, центра (который и называется «город»).

Следующий пример может быть почерпнут в реконструкции истори­ ческого порядка древнейших идеограмм. Эти изображения, по-видимому, имели глубокий смысл символического овладения миром. Древнейшая идеограмма представляет собой круг, границу внешнего — внутреннего («своего»), или просто мир, отделенный от небытия. Более сложная идео­ грамма — круг, разделенный горизонтальной хордой. Здесь явно видна оппозиция верха— низа (неба и преисподней, богов и подземных сил, откры­ того и тайного и т. д.) и между ними — твердь, земля, локус существования людей. Наконец, исторически третья идеограмма вводит вертикаль, обра­ щенную вверх и опирающуюся на земную твердь. Интерпретации ее мно­ жественны и очевидны.

Здесь реализованы все три характеристики строения: граница, локус, центр, и пары оппозиций на них: внешнее и внутреннее, верх и низ, место и вер­ тикаль.

Древний человек говорил о мире и о себе в нем, но оказывается (предпо­ лагается здесь) — и о сущностях архитектуры тоже.

Далее мы обратимся к абстракциям математики — отношениям, которые формально исчерпывают все вообще свойства математических взаимодей­ ствий. Это отношения транзитивности, симметригности и рефлексивности.

Т р а н з и т и в н о с т ь (Т). Отношение транзитивно, если сохраняется его самотождественность, транслируемость, самовоспроизводимость. Оно не­ транзитивно при несамотождественной трансляции, в изменении. Онто­ логическая транзитивность развертывается в противопоставлении Т + и Т-,

самотождественного — несамотождественного, покоя — движения, пребыва­ ния — становления, постоянного — переменного, единого — многого и т. п. Сама синкретичность Т — это момент превращения пребывания в станов­ ление, «зазор» между покоем — движением, между постоянным — перемен­ ным, категория метаморфозы. Метаморфоза является медиатором указанных оппозиций, а элементы этих оппозиций дают ясное и отчетливое знание о способах существования мира. Бытие в знании существует как транзитив­ ное или нетранзитивное, а бытие вне знания существует как метаморфоза.

Именно с позиций деятельности сохраняется или изменяется самотождественность «ставших» в знании форм. С позиций деятельности ключевая и смутная категория существования (метаморфоза) эксплицируется знанием транзитивного — нетранзитивного. Каждое такое знание частично, но от­ четливо.

Впарадигме транзитивного существования самотождествениым и пото­ му вечным объектом является идея, а субъектом познания и носителем идеи — слово или логос. Познавательная операция соединения логоса — идеи в от­ ображении самотождественного (транзитивного) может быть обозначена как безусловная огевидность. Идея дана в логосе как самоочевидная, неусомневаемая наглядность — та инстанция, перед которой останавливается геометр

впоследнем «смотри» своего доказательства. Характерно, что вся парадигма транзитивного существования принадлежит сфере сознания (противопо­ ставленного действительности нетранзитивного существования), но и в пре­ делах транзитивного воспроизведена исходная оппозиция знания — бытия: логос как субъект и сознание мира противопоставлен идее как действитель­ ности мира. Идея — это знание, запечатленное в логосе.

Впарадигме нетранзитивного существования объект изменяем. Он про­ тивостоит вечной идее как бренная вещь. Субъект и носитель знания о ве­ щи — это мнение. Мир существует как вещь, отраженная в мнении. Позна­ вательным отношением на паре вещь — мнение выступает опыт, деяние, акт. Данная парадигма противопоставлена первой как сфере «бытия» и дей­ ствительности, а внутри нее категория вещи принадлежит действитель­ ности, а категория мнения — познанию мира. Уместно сравнить обе па­ радигмы:

Идея — Вещь Логос — Мнение

Очевидность — Акт Первая парадигма ( Т + ) — это парадигма априорного врожденного

знания, вторая (Т-) — апостериорного опытного знания. Здесь нетленная идея противостоит бренной вещи, организованный логос — переменчивому

и хаотичному мнению, очевидное усмотрение — эмпирической проверке,

вцелом — «знание-воспоминание» (Платон) — «бытовому» знанию, знанию из опыта.

Итак, парадигмы врожденного и опытного знания это парадигмы суще­ ствования, которые разворачиваются на базе онтологической категории ме­ таморфозы.

С и м м е т р и ч н о с т ь (С). Отношение симметрично, если его элементы могут меняться местами, и несимметрично в противном случае. Симмет­ ричность — это свойство означающих. В частности, «быть моделью» — сим­ метричное отношение («земля означает чрево» и «чрево означает землю»). Несимметричное отношение — свойство означаемых («рисунок изображает землю», но неверно: «земля изображает рисунок»). Онтологическая симмет­ ричность — это исходное единство означающего-означаемого, коннотатаденотата, копии-оригинала, олицетворения-изображения. Медиатор пары С +, С----это категория метафоры. Метафора С фиксирует содержание бы­ тия. Содержание метафорично: оно состоит в непрестанных переходах и на­ слоениях, в порождении и смене мест, сходств и различий, контрастов и ню­ ансов, в ^функционировании созначностей и взаимоотражений.

Онтологизирующий «от имени бытия» субъект содержания — это куль­ тура. С позиций культуры смутная категория метафоры эксплицируется знанием означающего-означаемого, модели-символа, причем, если воспроиз­ водить оппозицию знания — бытия, мир означающих принадлежит «зна­ нию» (сознанию), а мир означаемых — «бытию» (действительности). Рас­ смотрим, какие парадигмы отвечают симметричному и несимметричному содержанию.

Объектом симметричного содержания означающих является гносеологи­ ческая категория формы, а субъектом и локусом знания — знагение. Содержа­ ние формы дано в ее значении, а операция означения формы — это открове­ ние (догадка, наитие, инсайт, открытие).

Объект несимметричного содержания означаемых — институт, субъект и знание такого содержания — традиция, а операция, связывающая их,— нор­ ма (правило). Традиция — это «сознание» института, институциональное знание, претворяемое через культурную норму. Если форма и значение мо­ гут меняться местами (форма как денотат значения или наоборот), то инсти­ тут и традиция — нет (институт — денотат традиции, традиция — знак института). Сопоставим обе парадигмы:

форма — Институт Значение — Традиция

Откровение — Норма

Парадигма симметричного содержания (С+) формирует озаряющее знание (открытие значения формы или открытие формы значения); парадигма не­ симметричного содержания (С-) формирует доверяющее знание (авторитетное знание, обычай). Эти содержательные гносеологические проекции базиру­ ются на онтологической категории метафоры.

Р еф лекси вн о с ть (Р). Знание рефлексивно (Р + ) или нет (Р-) в зависи­ мости от того, обращено ли оно на познающего субъекта. Рефлексивное отношение предполагает самоогстраненность субъекта, его сугубо внеш­ нюю причастность объекту и исчерпанность данным отношением. Здесь всегда А =А .

В нерефлексивном отношении субъект, как и объект, не исчерпан своей формальной данностью и наличной связью. Здесь А не равно А и всегда со­ держит некий остаток (как человек не исчерпан никаким его описанием). В случае рефлексивности налицо внешняя, отстраненная позиция субъекта. Это дискретный мир, простертый перед субъектом, позволяющий опреде­ лить контур мира и взглянуть на него «со стороны». Во втором случае, при нерефлексивном знании, мир континуален, позиция субъекта внутренняя, вживленная и определенность объекта дана не контуром, а центром, объект виден «через себя».

Оппозиция рефлексивного — нерефлексивного созначна другим парам: внешнее — внутреннее, дискретное — непрерывное, отсутствие — наличие привилегированного начала координат и т. п. Свертка этих оппозиций, вы­ водящая субъект за грань познавательных отношений,— это онтологическая категория границы. Граница — момент взаимоперехода внешнего — внут­ реннего, рубеж между континуальным — дискретным, определенность бытия. Бытие определяется через границу. При этом внешняя позиция субъекта порождает границу-контур, а внутренняя — границу-центр (это наглядно представлено А. Тарковским в «Сталкере»: изнутри Зоны ее границей яв­ ляется центр, Комната, место кульминации и выхода вовне). Определен­ ность бытия распадается (и проясняется) противопоставлением внешне­ го — внутреннего, рефлексивного — нерефлексивного.

С «позиций бытия», онтологизирующим началом определенности являет­ ся индивидуальное сознание, личность, Я. Рассмотрим соответствующие парадигмы знания. Знание о рефлексивной определенности раскрывается в гносеологических категориях объект — предмет — метод. Отстраненное объек­ тивное знание дано в предмете на основе метода. Здесь предмет — это субъект познания. На такую парадигму претендует рациональное есте­ ственно-научное знание. Абстракция этой парадигмы дает внешнюю опре­ деленность (разграниченность и ранжируемость) мира.

Знание о нерефлексивной определенности базируется на парадигме сре­ да— образ — способность. Среда определяется в образе способностью субъек­ та. Противостоящему внешнему объекту здесь оппонирует внутренняя среда, «объективному» предмету — «субъективный» образ, методу — способ­

ность запечатления среды в образе:
Объект —	Среда
Предмет —	Образ
Метод —	Способность

Парадигма рефлексивной определенности дает позитивное знание, пара­ дигма нерефлексивной определенности — интуитивное знание (основанное на сочувствии, сопереживании, способности включения в среду). И вновь воспроизводится противостояние знания — бытия: объект и среда это сфе­ ра «бытия» (действительность как форма знания); предмет и образ — сфера «знания» (сознание как форма знания); метод и способность — гносеологи­ ческие категории знаниево-бытийной связи внутри парадигм. Выше отме­ чено, что бытийное отношение ТСР — существование, содержание, опре­ деленность, то есть связка категорий метаморфозы, метафоры, границы, разворачивается в знании, частично теряющем исходную целостность бы­ тия, но обретающем такой ценой отчетливость и ясность. Каждое свойство бытия предстает в оппонирующих парадигмах знания. Соответствующие формы знания (имена парадигм) можно интерпретировать следующим

образом:
Свойства бытия	формы знания
Существование (Т)	Врожденное (Т+)	Опытное (Т-)
Содержание (С)	Озаряющее (С+)	Доверяющее (С-)
Определенность (Р)	Позитивное (Р+)	Интуитивное (Р-)

Можно добавить, что доверие к этой схеме парадигм знания опирается лишь на безусловную их очевидность, то есть на категорию идеи и транзи­ тивности. Эти парадигмы нельзя ни «объяснить», ни «доказать» ссылкой на опыт или апелляцией к их базису. Они сами — базис любой формы знания, в том числе — знания самих парадигм. В этом смысле все суждения о пара­ дигматике тавтологичны. Итак, парадигмы существуют самоочевидно, весь букет парадигм развертывается изнутри, из идеи их существования (Т), и никаких внешних оснований не требует.

«Очевидно» (в парадигме врожденного знания), что обособленность каждой такой формы знания — иллюзия, порожденная парадигматизацией. На самом деле каждая такая форма знания — лишь акцентированный

н проясненный момент в неустранимой троичности любого реального отношения. Так, позитивное (условно: естественно-научное) знание внеш­ ней определенности опирается и на существование того, о чем речь, и на содержательную догадку, и на опыт (на разные комбинации парадигм), но эти свойства в данный момент имплицитны.

Мы начали рассмотрение оснований архитектуры непосредственно с ее универсалий — базовых понятий локуса, границы и центра, развернутых

воппозициях верха и низа (локус), края и пути (граница, ворота), вертикали

иместа (центр). За ними стоят вещи, объекты и среды, институции и фор­ мы. Они фактически визуализованы архитектурными универсалиями. Можно полагать, что архитектура выступала основой кристаллизации он­ тологического знания вообще. Далее, за этими общими онтологическими понятиями стоят их фундаментальные свойства, описанные выше,— свой­ ства транзитивности, симметричности и рефлексивности. Можно увидеть, как естественно интерпретируются архитектурные сущности на этом уни­ версальном языке.

Наконец, рискнем обратиться к настоящим основаниям. Исходная пози­ ция рассмотрения кажется очень далекой от архитектуры. А именно, теперь нужно начинать с общей картины мира, поскольку мы хотим утвердить ар­ хитектуру как особую его форму. Мир архитектурен, ибо он некоторым об­ разом устроен. Как он устроен?

Априорная догадка о природе бытия, восходящая еще к Пармениду, со­ стоит, в частности, в том, что оно едино и самодостаточно, что оно очевидно, но не явлено само по себе, напрямую, а выступает за ширмой вещей и явле­ ний, что вся его сложность покоится на немногих простых исходных сущно­ стях, что оно вечно и не допускает небытия. Таков объект рассмотрения, а метод состоит, как сказано выше, в догадках и креативных построениях, реа­ лизующих такие догадки и отвечающих этим свойствам бытия с полной оче­ видностью.

Нет внешних, независимых от бытия оснований его существования. По­ рождающее — в составе порождаемого. Причина в нем самом. Каждый сле­ дующий, более конкретный уровень повторяет исходный. Короче говоря, бытию можно приписать фрактальную структуру.

Мы связываем архитектуру с ключевой для нее темой пространства и хо­ тим увидеть пространство в составе равномощных ему сущностей бытия.

Пространство было декларировано Кантом следующим образом: про­ странство есть априорная способность созерцания. Чтобы существовать, нужно быть встроенным в мир, иметь к тому априорную способность, отвечающую строению мира. Пространство — это то, что позволяет нам быть в контакте

с миром, это способность к такому контакту. Налицо свойство Природы, от­ крытое Человеку как Пространство. Или: налицо способность Человека со­ зерцать Природу, и эта способность названа Пространством. Эго почти тавтология: инструмент контакта прилажен к объекту контакта, и наоборот. Здесь мы полагаем, что эта способность не исчерпывает всех отношений мира, а лишь адресуется контакту Человека с Природой.

Для декларирования всех иных базовых отношений мира мы будем ис­ пользовать модель: Человек — Природа — Демиург — Культура.

Эти категории вступают в сложные взаимодействия, подменяя друг дру­ га и выводя на поверхность понятия и свойства специфически архитектур­ ные. Так, Человек направляет свое сознание Природе, свою деятельность — Демиургическому началу, свое погружение — Культуре. Демиург адресует

волю к действию — Человеку, замысел — Культуре, воплощение — Природе. Природа направляет свое время — Человеку, свое пространство — Демиургу, свои метаморфозы — Культуре. Культура приспосабливается к Демиургу, сохра­ нят Человека и подавляет природные превращения. Такая четырехместная система категорий и отношений, постепенно развиваясь, отливается в тер­ нарные модели, приводящие к универсалиям и архитектурной типологии. С этого момента начинается теория архитектуры.

Архитектор в свете этого исходно выглядит так: он осознает Природу, погружен в Культуру и в качестве Демиурга замышляет и воплощает про­ странство.

Примечания

1 Габричевский А. Г. Морфология искусства. М., 2002. С. 396. 2 Эко у. Отсутствующая структура. СПб., 1998. С. 203.

3Лебедева Г. С. Новейший комментарий к трактату Витрувия «Десять книг об архитектуре». М., 2002.

4Там же. С. 40.

5РаппапортА. Теория архитектуры в профессиональном мышлении// Ис­ кусствознание, М., 2003. Вып. 1/3. С. 479.

6Можно сомневаться в предмете архитектурного знания, но объект его, как мы полагаем, все же существует. Транзитивен не предмет теории архитектуры, а ее объект. Теории меняются, а объект остается. Категории архитектуры при­ частны именно ее объекту.

7В работе И. А. Добрицыной «Нелинейная парадигма в архитектуре 90-х го­ дов XX века» (2002) детально прослежена специфика нелинейных объектов (арх. Дженкс, Эйзенман, Кулхаас и др.). Интерпретация таких объектов, не­ смотря на прямые ссылки на теорию катастроф, концепцию Хаоса и т. д., целиком укладывается в традиционные представления архитектурной формы.

Согласно теоретикам «нелинейного» движения и суждениям самих авторовархитекторов, экстравагантные примеры нелинейной архитектуры демонстри­ руют общие законы самоорганизации формы. Здесь оказываются значимы стабильность и скачки, порядок, организация единства, фрактальная струк­ тура, целостность и т. п.

Если оправдывать историческую необходимость нелинейной архитек­ туры, то эта необходимость именно в том, чтобы в очередной раз очистить данное историческим опытом пространство формотворчества и вновь вернуть архитектуру к неизменным ценностям формы. Согласно И. Пригожииу, это есть способ, который может внезапно прояснить неясное значение, если сдви­ нуть его далеко от состояния равновесия. Такую сдвижку и осуществляет нелинейная архитектура. Но возможно и другое объяснение нелинейной ар­ хитектуры: категория формы уходит ныне из состава доминантных, и поэто­ му форма может быть «любой». На поверхность выходят иные — тоже архитек­ турные — парадигмы. Но практически в сознании критиков форма пока еще остается доминантой.

кЭнциклопедия «Архитектура и градостроительство». М., 2001. С. 463-465.

9Мастера архитектуры об архитектуре. М., 1972.

10Строп 1Г1 научный предмет с однозначным пониманием своих элементов суще­ ствует лишь в математике, и именно потому, что все математические сущно­ сти абсолютно абстрактны. Науки с реальными референтами понятий, в том числе наука архитектуры, такой строгостью похвастаться не могут. Их по­ нятия могут быть неоднозначно истолкованы. Дополнительная проблема ар­ хитектурной науки в том, что ее (пусть нечеткий) предмет ныне поддержи­ вается и воспроизводится лишь соглашением теоретиков. И это при том, что архитектурная теория входит в состав старейших дисциплин. Современные теории добавили к Витрувию часть понятий, например «пространство», но по

сути не расширили его предмет и не уточнили язык.

11Тема границы внешнего — внутреннего, своего — чужого и тема выделенно­ го пространства обитания вполне могут быть отнесены и к жизненной прак­ тике медведя, змеи или птицы. Устройство их жизненного пространства тоже архитектурно, но третий элемент картины мира там, по-видимому, все же от­ сутствует. Человек — это животное, созданное созданием вертикали и тради­ ции, институциональности, культуры. Впрочем, автор в этом не уверен.