Аналитика Новороссии
Украинство как болезнь
17-08-2014, 06:37 | Категория: Аналитика, Аналитика, Аналитика, Колонка главного редактора
Просмотров: 12541
Украинство как болезнь
Пролог. Обо всем сразу
Еще 120 лет назад на территории, которую сегодня занимает большое фашистское государство, именуемое Украиной, не проживало ни одного украинца. Само собой, и государства такого не было.
Всё, что сегодня имеет т.н. Украина, получено за счет Русского мира, его разрушения, ослабления и ограбления. Украину придумали, чтобы умерщвлять Россию. Сила Украины – это функция от слабости Русского мира.
Украинство – это болезнь Русского мира, которая разрушает его структуры и функции. Аналогия из животного мира (который к нам гораздо ближе, чем кажется) – это паразитарная инвазия. Возбудитель болезни размножается и развивается в первую очередь за счёт слабости и анациональности российской элиты.
Напомню очевидное: если болезнь не лечить, она приводит к инвалидности или даже смерти больного.
Украинство уже обошлось России в потерю десятков миллионов населения, утрате сотен тысяч квадратных километров территории (в свое время с большой кровью отвоеванных, освоенных и заселенных Русским государством и русским народом, потере центров первой (царской) и второй (советской) индустриализации, важнейших торговых коммуникаций и морских портов.
Цена украинства – это массовая гибель и вымирание, геноцид и этноцид. Так в годы Второй мировой войны жертвами украинизации стали около 2 миллионов человек – «неистинные украинцы». И за 23 года «незалежности» после 1991 русское население т.н. Украины уже сократилось более чем на треть.
Живое токсичное размножающееся украинство в будущем может обойтись еще дороже, ведь оно продолжает проникать в тело, сердце и мозг Русского мира.
1. Кратко о происхождении украинства
Татаро-монгольское нашествие оказалось разрушительнее на Юго-Западе Руси, чем на Северо-Востоке Руси, где людей всё же укрывал лес (после Батыя менее четверти разрушенных населенных пунктов было восстановлено на Юго-Западе, в то время как на Северо-Востоке – около половины). Оно сменилось (а если точнее дополнилось) набегами литовских язычников, литовским правлением, перешедшим в польское иго и регулярными крымо-татарскими набегами за ясырем* – защита против них была выстроена куда хуже, чем в Московской Руси, потому как защищались в основном только панские резиденции. (Михалон Литвин оставил соответствующие описания – паны и шляхта проводили время в попойках и пирушках, пока татары вязали людей по деревнями и гнали их в Крым.) Литовские великие князья, они же по совместительству короли польские, вопреки расхожему мнению, не освободили земли юго-западной Руси от татарcкого ига, но продолжали платить за них дань как Золотой Орде, так и последующему Крымскому ханству – и, конечно же, за счет простонародья.
Крепостное право в Юго-Западной Руси, находившейся под польским игом, оказалось дольше по времени и охватывало больший процент населения, чем на Северо-Востоке; сбежать от него было сложно . Татарский аркан ждал беглеца от панской неволи на пути в вольные степи Причерноморья. Большинство городов было подчинено панам-магнатам, некоторые вовсе закрыты для православных, заселены поляками или немцами; русское население исключалось из всех городских привилегий – т.е. фактически не могло заниматься ремеслами и торговлей, занимать какие-либо должности. Польское крепостничество служило не общегосударственным интересам (Кошицкий привилей освободил шляхту от всех государственных обязанностей), но лишь обогащению панов и шляхты, обеспечивая их дармовой рабсилой для производства зерна и прочего сырья на внешний рынок.
С начала 16 в. русские мужики полностью переходят под власть польско-литовского пана — на основах частноправовых, как вещь. Работа на панщине (барщине) постоянно увеличивается, доходит до 5–6 дней в неделю. В конце концов, многие господа отнимают наделы у своих крестьян и выдают им за постоянную работу на панщине «месячину», своего рода концлагерную пайку. Невыход на работу, как и в концлагере, карается смертью.
Шляхта постоянно расширяет права вотчинного суда и доходит до полной власти над жизнью своих крестьян: по одному господскому слову хлопа (мужика) могут замучить насмерть.
«Народ жалок и угнетен тяжелым рабством, — свидетельствует о панских порядках имперский посол Герберштейн. — Ибо, если кто в сопровождении толпы слуг входит в жилище поселянина, то ему можно безнаказанно творить все, что угодно, грабить и избивать…»
«Если шляхтич убьет хлопа, то говорит, что убил собаку, ибо шляхта считает кметов (крестьян) за собак»; «У них, без всякой с их стороны провинности, господа по своему произволу отбирают землю и все имущество, и как принято в некоторых поветах, продают их как скот», – это свидетельства польского писателя 16 века Яна Моджевского.
«Разгневанный господин… не только разграбит все, что есть у бедняка, но и убьет его — когда захочет и как захочет», — пишет польский иезуит Петр Скарга.
«Мы держим в беспрерывном рабстве людей своих, добытых не войною и не куплею, принадлежащих не к чужому, но к нашему племени и вере, сирот, неимущих, попавших в сети через брак с рабынями; мы во зло употребляем нашу власть над ними, мучим их, уродуем, убиваем без суда, по малейшему подозрению, — читаем у Михалона Литвина. — Напротив того, у татар и москвитян ни один чиновник не может убить человека даже при очевидном преступлении, — это право предоставлено только судьям в столицах. А у нас по селам и деревням делаются приговоры о жизни людей.»
Сила угнетения русского простонародья в Речи Посполитой была и велика и мелочна. Это было угнетение социально-экономическое, национально-религиозное, языково-культурное.
Подлинная история польского ига над юго-западной Русью – это история ее медленного, но непрестанного уничтожения. Притом уничтожали её в основном те, кто вчера был русским и кого иноземная власть превращала в своего рода янычаров.
В то время как государство северо-восточной Руси распространялось от Днепра до Тихого океана, шло в Дикое поле, пробивалось к Черному морю и Балтике, юго-западная Русь таяла как льдина, оказавшаяся в нечистотах.
Украинство было рождено оккупантами в самой угнетенной части юго-западной Руси, более всего пробывшей под иноземной властью.
Подготовительный процесс шел несколько веков, вместе с искоренением русского культурного слоя, в первую очередь духовенства, вместе с полонизацией знати и горожан, с заселением городов иноземцами, с вытеснением русского языка, вместе с постоянными репрессиями против православия. Всё это разорвало связь русского населения Речи Посполитой с северо-восточной Русью. Культура Юго-Западной Руси потеряла преемственность с Древней Русью, так что в итоге и былины «киевского цикла» были записаны на берегах Белого моря (а в самом Поднепровье оказались полностью утрачены).
До начала польского ига Юго-Западная Русь имела такой же письменный и устный русский язык, что и Северо-Восточная Русь**. А через триста лет он исчез из обихода знати и чиновничества, оставшись языком мужиков, униженного простонародья. Язык, более не поддерживаемый учеными книжниками и выведеный из официальной и образовательной сферы, из употребления господами, терял норму, коверкался, насыщался иностранной лексикой, угодной господам.
До начала польского ига православие в Юго-Западной Руси было опорой русской традиции, культуры и духовности для всех, от земледельцев до князей. Через двести лет стало хлопской (мужичьей) религией, а через триста уничтожено почти полностью.
Русские церкви разрушались или передавались католикам и униатам. Летописи, хранившие в церковных хранилищах, погибали вместе с церквями; в итоге практически почти весь летописный свод Юго-Западной Руси был утрачен.
Православные епархии и старопигиальные братства (вольные православные объединения) были ликвидированы. Некому было осуществлять рукоположение в священный сан (под страхом смертной казни запрещены были поездки в Москву или Константинополь для проведения этого таинства). Над православными священникам издевались, их обирали, били, пытали, рубили им пальцы и языки, унижали, как последних холопов. Панский арендатор драл деньги с прихожан за каждый православный обряд. С православных церквей сбрасывались колокола, православным запрещались любые публичные церемонии: крещение, венчание, похороны. Православный клир загонялся в унию кнутом и пряником, и униаты становились орудием, с помощью которого велось дальнейшее уничтожение православия. Последние православные приходы на территории Речи Посполитой и Австрийской монархии были уничтожены солдатней и палачами.
Мужики оказались в полной власти панов и шляхты, все другие сословия лишены права на общение с остальной Русью; польское иго обернулось железным занавесом, разделившим русский народ.
Предтечей идеологии украинства стали польские антирусские мифоконструкции, созданные еще в 16 веке и этнически разделяющие русских, находящихся под властью польского короля, и русских северо-восточной Руси, именуемых «москалями», а также монголами, уграми, финнами, савроматами и т.д.
Все это мифотворчество сейчас окончательно опровергнуто ДНК-генеалогией; процент носителей коренной славянской Y-хромосомной гаплогруппы R1a1 в России больше, чем на территории Украины. И, тем не менее, до сих пор антирусские этнические мифы, придуманные ушлыми поляками, вовсю используются пропагандистской машиной украинства.
В духе своих польских учителей злобные укрофантазёры сочиняют, что до Петра Великого северо-восточная Русь называлась Московией/Татарией и злочинные москали говорили на татарском/монгольском/угрофинском языке. Эта бредятина опровергается всего одним взглядом, брошенным на любую страницу из государственных актов, летописей и литературных произведений Северо-Восточной Руси, представленных в любом книгохранилище многотомными собраниями – там всё написано на живом русском языке. А титулатуры её великих князей и царей, неизменно включающие «всея Руси», ясно показывают, как называлась страна, которой они правили.*** (Увы, масс-культура всё более приучает людей не думать и не искать истину, даже если она совсем рядом с поверхностью.)
Польско-украинские враки о Северо-Восточной (Владимирско-Суздальской, Московской) Руси скрывают простую и горькую истину – именно оккупированная Юго-Западная Русь потеряла русский язык и свое русское имя.
Окончательно украинство оформляется в последней четверти 19 века, в это время вся территория как Австро-Венгрии, так и собственно Россия становится зоной периферийного капитализма. После победоносного похода русских войск в Венгрию в 1849, когда их восторженно встречало русское население Галиции-Лодомерии, после того, как там начался подъем общерусских чувств и возрождение литературы именно на русском языке, австрияки начали действовать. И позвали на помощь ушлую польскую интеллигенцию. Нерусский язык и антирусскую мифологию для галицких русских были смастачены на венские деньги польским пером. Puscic rusina na rusina – «пустить русского на русского» стало лозунгом галицийских поляков, начиная с наместника графа Голуховского.
Украинство пошло в гору, когда было превращено австро-венгерской властью в социальный лифт для людей, находящихся на протяжении пяти веков в состоянии беспросветной бедности и униженности.
Ненависть к русскости – стала мотором украинства. Ненависть ко всему русскому была единственным пропуском в лучшую жизнь для людей, проведших несколько веков в состоянии быдла (bydlo – по польски скот, так шляхта именовала своих мужиков). В украинство стали щедро вкладываться правительства и элиты, и за 50-70 лет оно превратилось из сектантской идеологии в насаждаемую государством обязанность. В обязанность предавать: так мазепинцы, выпестованные с помощью “Наукового товариства имени Шевченка”, сделались первостатейными доносчиками, которые губили и выдавали на смерть тысячи галицких русских во время I Мировой войны.
Выйдя из гадючьего инкубатора Галиции, где его победа была закреплена австро-венгерскими виселицами, концлагерями, массовыми убийствами русских, украинство захватило Малороссию. Там, пользуясь естественными союзниками в московской верхушке, оно стало юго-западным филиалом могущественной русофобской фракции в правящей партии. И в Малороссии украинство тоже сделалось социальным лифтом наверх, в чиновничество, в партхозактив, в «интеллигенцию».