1 курс / Психология / Работа Стадс Теркел
.pdfкарате. Он подобрал мне режим питания, и мое здоровье улучшилось».
Затем я работала в профсоюзе электриков. Меня посла ли в Огайо. Там я вступила в клуб любителей карате. Но раза два мне сильно досталось, и я бросила карате. Тогда
ярешила заняться гимнастикой йогов. Это мне больше по дошло. Даже во время напряженной работы я каждый день занималась гимнастикой. Она вошла в мою жизнь. Сейчас
япреподаю ее.
ВОгайо я была очень занята. Я организовывала отде ление профсоюза на электромеханическом заводе, где ра ботало 1300 человек, главным образом женщины. Я так закрутилась, что моим единственным спасением стала гим настика йогов.
Меня уволили из профсоюза. Не по политическим при чинам. Просто я привыкла говорить что думаю, участво вала в движении за равные права женщин, и я не заму жем. А тут еще пошла мода говорить о всяких там откло нениях. Нашлись люди, которые свалили все это в одну кучу. Ну и вот.
Это ведь тот же прием, что и с коммунизмом. Всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал, не коммунистка ли я, я отвечала: «И что из этого следует?» Вот и с движением за равные права то же самое. Только тут уж они не комму низмом пугают, а черт те чем. Мне кажется, потому меня
иуволили. Из-за всяких инсинуаций.
Ав результате многие пострадали. Конечно, не оттого, что меня уволили: не такая уж я незаменимая. Но вот профсоюз может потерять этот завод в Огайо. Условия там очень сложные. До меня раз пять пытались организовать профсоюз, и все кончалось ничем. Компания нанимала де вушек, окончивших среднюю школу, и их профсоюз не ин
тересовал. Они всегда голосовали против его создания. Я понемногу сплачивала шестьдесят отчаявшихся людей, которые мечтали о профсоюзе. Они меня поддерживали. Но один из рабочих был против меня. Он не желал, чтобы какая-то «баба» указывала ему, что делать. Другие*его не слушали, но он дошел до профсоюзных заправил.
Многих хороших людей на заводе взбесило мое уволь нение. «Если они так обошлись с Бекки, что же они сде лают с нами?» Даже один из наиболее порядочных проф союзных деятелей и тот отказался вступиться за меня.
230
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
«Одно дело — бороться за рабочий класс, а тут какие-то там женские дела».
Сейчас я живу на пособие по безработице. Раз в педе лю преподаю гимнастику йогов в католической школе для девочек. И я поступила в колледж, чтобы изучать напрапатию — это такое лечение без лекарств. Мне хотелось бы показать людям, как излечиваться естественными средства ми. Я также изучаю практологию: наш организм еще не достаточно чист.
Сначала, когда меня увольняли, я плакала от обиды. А когда меня выгнали из профсоюза электриков, первое, что я сделала, спросила у врача, могу ли я сейчас же по ступить в колледж. Он сказал, что могу. Так что все в по рядке. Когда я училась в школе, я думала, что призва ние — это то, к чему тебя влечет. Вы слышите голос: «Иди за мной». Теперь я считаю, что призвание — это то, что я делаю сейчас, а не то, что я собираюсь делать. Жизнь сама но себе — призвание.
Я умею плыть на приливной волне. Знаете, чего бы мне хотелось? Стать бульдозеристом, который сворачивает горы. Если я не сумею добиться этого в нынешней жизни, так, может быть, добьюсь в следующей...
ФИЛИП ДА ВИНЧИ адвокат
Он юрист, ему двадцать девять лет. Раньше работал помощником юрисконсульта в
большой страховой компании. Хотя «зарабатывал очень не плохо», три года назад вместе с товарищем все бросил и уехал — на Запад.
Я защищал компанию от людей, которых сбила маши на. Я взялся за эту работу честно, потому что она была первой ступенькой лестницы. Затем мне предстояло гнать мяч в другие ворота, стать адвокатом истцов, получивших телесные повреждения. Раздал бы визитные карточки по лицейским, потом потянулись бы клиенты, а вместе с ними — деньги, деньги, деньги. Проработай я в компании двадцать пять лет, у меня бы от участия в прибылях ско пилось тысяч эдак триста пятьдесят. (Смеется.)
Первые три месяца все было новым, интересным. Мне нравилось приходить туда и играть роль адвоката. Но вся кое удовольствие исчезло, как только я понял, чем же я, в сущности, занимаюсь. Убивать восемь-десять часов в день на то, чтобы защищать страховую компанию, было напрасной тратой времени. Мое образование можно было употребить на что-нибудь более полезное.
Потом я работал в такси. Как-то услышал о «Юриди ческой помощи неимущим». Я отправился туда, чтобы за месяц-полтора подработать денег и поехать в Нью-Йорк.
Так я начал работать в Аптауне *. А когда пришло время1
1 Район чикагских трущоб, населенный преимущественно бед нотой — переселенцами с Юга США и из района Аппалачей.—
Прим, автора.
232
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
возвращаться в Нью-Йорк, сказал себе: «Нет, я останусь». Наконец-то я почувствовал, что делаю действительно по лезную работу. Вот уже два года, как я здесь. Я, как и раньше, адвокат, но это совсем другое дело.
Мои клиенты — приезжие с Аппалачей, негры, старики, квартиросъемщики, которых допекают домовладельцы. Мы ведем дела несовершеннолетних преступников. Защищаем людей от злоупотреблений полиции. Представляем инте ресы заключенных, отбывающих срок в тюрьмах. Многие мои клиенты оказались в Аптауне потому, что муници пальные больницы набиты битком 1. Живут, как в бараках, иной раз — по шесть человек в комнате. Умирают мед ленной смертью. Только если как следует надавишь на отдел жилищного обеспечения, пригрозишь разоблачения ми, тогда жалобе дают ход и помещают людей в более при личные условия. Весь день по улицам снуют агенты по найму — настоящий невольничий рынок.
Уже девять месяцев я воюю с отделом, который конт ролирует финансовые компании штата Иллинойс. Это два дцать шесть компаний, они называют себя «планировщи ки долгов». Одна из них, например, занимается тем, что надувает людей самым бессовестным образом. Она рекла мирует свои услуги в телепрограмме, которая идет на ис панском языке. Люди приходят, а им подсовывают конт ракты на английском, которого они не знают. А потом за ставляют выплачивать несуществующие долги, дерут непо мерные проценты. В конце концов отдел обещал начать расследование — очередная отговорка. Поэтому теперь мы просто подаем на эти компании в суд. Бюрократы из отде ла не следят за соблюдениями закона, не призывают к по рядку владельцев трущоб, ростовщиков и прочих. Они не желают этим заниматься, вот и все. С бюрократизмом мы боремся постоянно.
Их контора на первом этаже, окна выходят на улицу. «У нас работают несколько студентов юридического фа культета, где я преподаю — два занятия в неделю. А с сек ретарской работой помогают две мексиканки и негритян-1
1 В этом районе находятся приюты для людей, выписанных из психиатрических лечебниц. Это бывшие отели, в которых, когда район еще не был пристанищем нищеты, останавливались состоя тельные люди. В некоторых приютах об обитателях заботятся в до статочной мере. Что же касается остальных...— Прим, автора.
233
ка». Финансируется контора Управлением экономических возможностей. «В страховой компании я бы зарабатывал больше, куда больше...» (Смеется.)
Все дни разные. Скучать не приходится — столько все го происходит. Обычный день? Вот мы выходим из нашей конторы, и вдруг двое в штатском увязываются сзади и начинают нас фотографировать. Доводят до ресторана. Вы ходим — снова щелкают. Это типы из «Красного отряда» *, чикагская полиция. Дело в том, что мы защищали в суде «Молодых патриотов»12. Они тогда открыли бесплатную клинику, а городские власти хотели ее закрыть. На всех адвокатов-активистов заведено досье.
Возвращаюсь в контору и начинаю прием клиентов. Звоню в финансовые компании, пытаюсь аннулировать контракты, которые люди подписали, не зная английского. Вы бы посмотрели, что там написано! И вот у них заби рают машину, накладывают арест на зарплату... Бывает, работаешь четыре дня подряд по шестнадцать часов и не замечаешь усталости. Потом глаза перестают открываться, и тут уж ясно, что надо идти спать.
Юридические коммуны появились на свет недавно. Четверо-пятеро выпускников юридического факультета объединяются и начинают работать прямо у себя дома. Если бы мы занимались частной практикой, мы бы гребли деньги лопатой. Но наша такса в десять раз меньше, чем у обычного частного адвоката. Вы же знаете, что адвокаты, которые ведут себя как положено, оплачиваются хорошо.
(Смеется.)
В страховой компании бешеная конкуренция. Хочешь пробраться выше — подомни под себя соперника. А не ты его — так он тебя, можешь быть уверен. Подомнет, полу чит выгодное дело, отхватит большой гонорар, а ты оста нешься с носом. А как тянулся день! Я всегда норовил куда-нибудь сбежать, просидеть пару часов в кино, такая на работе была скука. Лежит у тебя на столе сотня папок, а от тебя требуется одно: поставить на каждой подпись — проверено. Идешь в суд, и там то же самое. И так изо дня
1 Официальное название — «Промышленная полиция». Органи зована в 30-е годы.— Прим. автора.
2 Организация молодых белых южан. Местный вариант «Чер ных пантер» или «Молодых лордов».— Прим, автора.
234
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
в день, с утра до вечера. А для чего? Сэкономить деньги компании.
А здесь тебе известны все печали твоего клиента. Ты знаешь, что за фрукт у него домовладелец. Знаешь, как выглядит его комната, что ему приходится терпеть. И чув ствуешь: тебя все больше волнует его судьба. Мы помо гаем им не только в юридических вопросах. Если у них неладно с нервами, мы подыскиваем им психиатра. Или устраиваем в школу для взрослых. Они ведь совсем заби тые* загнанные.
Постепенно узнаешь их лучше. Мы с ними очень сбли зились. Я бываю у них дома. Они приходят ко мне. Всех их я знаю по именам. Мы вместе заходим куда-нибудь вы пить. Это мои друзья. Людей, с которыми я работал в ком пании... да после пяти часов я никогда их и не видел. И уж делиться с ними своими мыслями я бы не стал. А люди, с которыми я работаю здесь,— это моя жизнь.
Моя работа и жизнь слились воедино. У меня больше нет раздвоения личности. В страховой компании я должен был приходить на работу в костюме и галстуке. Как толь ко пробьет пять часов — бегом вон, в автобус и домой. Сра зу скидываешь это казенное обличье и надеваешь джинсы, сандалии, тенниску. Конечно, в суд я и сейчас являюсь в костюме и галстуке — не хочу обижать моих клиентов. Но здесь уже нет фальши, и люди принимают меня таким, какой я есть.
(Вдруг в его голосе появляется усталость.) Я не счи таю себя настоящим адвокатом. В том смысле, что настоя щий адвокат хорошо работает, чтобы ему больше запла тили. Я же просто стараюсь помочь... (Грустно вздыхает.) Кое-чего достичь удается, но движения вперед почти нет. Нас в стране около двух тысяч. На законодательные орга ны мы влияния не имеем. И если даже добиваемся отмены какого-нибудь закона, они тут же пишут пять новых. Стоит сделать шаг вперед — тебя тотчас отбрасывают на четыре назад. Бывают дни, смотришь на мир оптимистом. Но ино гда... (Смолкает.)
Ты отдаешься этой работе целиком, тратишь на нее уйму времени — сжигаешь себя. Обычно здесь люди боль ше двух лет не выдерживают — сгорают. Слишком боль шая физическая нагрузка. А эмоциональная! Еще какая!
(Смеется и указывает на сидящего рядом коллегу.) Бад — типичный тому пример.
235
Бад раньше также работал в солидной юридической консультации. Потом стал «адвокатом бедняков», и вот те перь, два года спустя, временно оставляет эту работу. Он
сгрустью усмехается: «Там, на Ласалль-стрит, дела были все ничтожные. «Этот тип не возвращает мне пятьсот дол ларов». Тоже проблема! А здесь работаешь на износ. Са жусь утром за свой стол, а передо мной сто десять папок, и в каждой — человеческая жизнь. Чувствуешь, что взва лил на себя непосильную ношу...»
Япроработал адвокатом десять лет, и порой мне ка жется, что следующих десяти часов я просто не вынесу. Тебя всего выворачивает наизнанку от полного бессилия что-то изменить. И тогда хочется взять пистолет и при кончить этого полицейского, который избил тринадцати летнего мальчишку. Ты готовишь дело, подаешь в суд жа лобу — и мальчишка, которому раскроили череп пять по лицейских, получает компенсацию в двадцать пять дол ларов. Это гнусная несправедливость, и ты это знаешь. Может, дать ему пистолет и сказать: «Иди и рассчитайся
сними?» Но это в минуты отчаяния.
Главное — не терять надежды, верить, что все больше людей поймет: так дальше нельзя. Может быть, все изме нится к лучшему еще при моей жизни. Ну, через два дцать, тридцать, сорок лет. Иногда не выдерживаешь пе регрузки и говоришь: «Мне нужно пару дней передох нуть». Так бывает часто.
Достаточно прожить в гетто два года, и тебя так затя гивает, что ничего другого уже не видишь. И перемена обстановки здесь нужна гораздо больше, чем на прежней работе. В страховой компании вас не бьют со всех сторон. Случались, конечно, и там стычки, но все по мелочам.
Аздесь трудно, очень трудно...
Яни о чем не жалею. Иногда, в плохие Дни, кажется, что я зря убил три года на работу в гетто. Но это не так. Мне многое открылось, я смог понять, что происходит с нашим обществом, до чего доводит людей наша система. На всякой другой работе я бы свихнулся. Наверное, спил ся бы или стал наркоманом. Уверен, этим бы все и кончи лось.
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
СТИВ ДЬЮБИ
сталевар
Мы в Пульмане, индустриальном районе на южной окраине Чикаго. Дом на одну
семью, мало чем отличающийся от других домов квартала. В этом предместье он и прожил всю жизнь. «Я родился, молено сказать, в тени сталелитейного». Вот уже сорок лет работает он в отделе технического контроля на Южном за воде Стального треста.
«На завод меня взяли в двадцать девятом, воду разно сить. Было мне тогда шестнадцать. По правилам долэюно было быть семнадцать, но в те дни на это смотрели сквозь пальцы. Годик поработал. Потом кризис. Снова взяли меня улсе в июне тридцать третьего, с тех пор так и рабо таю контролером. Пора и на пенсию. Но за дом, где мы лсивем, я еще не расплатился. За машину, в которой езжу, тоже. Сорок лет работаю, а похвастаться нечем».
Его лсена — дипломированная медсестра, «работает с престарелыми». У них двое сыновей. Роберт, ветеран вой ны во Вьетнаме, лсенат. Он пошел по торговой линии. Вто рой, священник, отец Леонард Дъюби,— общественный деятель с немалым авторитетом. Ревностный защитник ин тересов «синих воротничков», а его приход — район рабо чий, он уже не раз бросал вызов самым влиятельным орга низациям города и частным лицам.
Поскольку мой собеседник заметно устал, к нашей бе седе время от времени присоединяется и его жена.
Мальчишками мы все думали: сталелитейный — это да! Мы глазели на рабочих, когда те шли со смены черные,
237
все в копоти. Только очки защитные светлели. Ну и сила чи, думали мы. Нам так не терпелось самим па завод по пасть. А как попали, живо раскаялись. (Со смешком.) Ока залось, все не так.
День-деньской ты на ногах, а полы бетонные. Металл выкладывают на специальные подставки. Стоит длинная такая кобыла, на ней — болванки. А ты берешь фонарик и обходишь их с мелком, дефекты отмечаешь. Твое дело — дефекты в металле находить. Следить, чтоб допуски соблю дались, длина там, толщина. Под рукой инструмент, какой дефект и сам исправишь. Допуски заказчик устанавли вает, если они соблюдены, значит, порядок. Если нет — болванка идет в лом или на переделку. Когда мы только пришли, рабочие постарше научили нас, какие дефекты искать. Взять хотя бы трещины. Одни бывают открытыми, их-то не прозеваешь. Другие еле заметны, все глаза про глядишь. А глаза устают. Страшно устают. Все время ка кие-то капли пускаю.
Годы уже, конечно, не те, стал я сильно сдавать. В мо лодости-то как бывало — отстоишь свои восемь часов, по том мяч гоняешь, потом пропустишь рюмочку — и на бо ковую (смеется), а утром обратно на завод. И ничего-то
утебя не болит. (Вздыхает.) А теперь я стал сдавать. Хо чется на покой. Работаю я вроде бы давно, себя не жа лею, но конца-краю не видать. Не знаю, доживу ли до пен сии. Ноги у меня болят, спина болит, руки болят, и артрит
утебя, и бурсит — словом, все тридцать три несчастья.
(Смеется.)
Все наши ждут не дождутся пенсии, не все вот только до нее дотягивают. Только и слышишь: пенсия, пенсия. Где поселишься, чем займешься... А пенсии-то, глядишь, бедняга и не дождется. Иные не то что годы, месяцы уже считают, и вдруг на тебе! Многие мои приятели так и по мерли раньше срока.
Уйти-то я могу хоть сейчас, в декабре мне исполняется пятьдесят девять. Но по социальному обеспечению начну получать с шестидесяти двух. Значит, еще три года оста лось. Пока уходить не собираюсь, но, кто знает, вдруг ста нет совсем невмоготу. Работать все труднее. Я ведь тоже не машина. Да и та порой изнашивается.
Работы все прибавляют. И стараются поменьше дер жать работников, экономия. Столько рабочих мест уже за крыли! Убытки у них якобы большие, много ввозят стали
238
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
из-за границы. Так нам объясняли. Понятно, чтоб при быль получить, где чего и урезать приходится. Но я им за явил: «Я у вас сорок лет работаю, почему вы лишили меня помощника? Вы что, на пенсию меня выпихнуть хотите?» Все наши здорово разозлились. Но сделать мы все равно ничего не можем. А что тут делать? Уходить?
Заводские неприятности стараюсь на заводе оставлять. Жене ни слова. А то начнет расстраиваться. Все равно от меня ничего не зависит. Часа в четыре к телевизору под саживаюсь, когда прямо с тарелкой — конец футбола до сматриваю или, если картина хорошая, досматриваю кар тину. Потом сижу решаю кроссворд или про спорт читаю, сидя и засыпаю. (Смеется.)
Вэто воскресенье решил взять отгул, наметился тут у.нас гольф. Иначе работал бы с трех до одиннадцати. Мы по двенадцать дней работаем. Если я в дневную смену,
значит, прямо с понедельника и до конца недели хожу с семи до трех. Следующую неделю работаю уже с трех до одиннадцати. Вообще-то у нас сорокачасовая неделя, но работаем по двенадцать дней подряд.
Если дела у хозяев идут неважно, нас переводят на одну смену. Вот и строй планы. Когда мы этот дом поку пали четырнадцать лет назад, агент по продаже недвижи мости все уговаривал меня купить дом куда дороже на шего. Я сказал «нет». На такой работе, как у меня, ни когда не знаешь, что с тобой будет через три-четыре меся ца. Может, мы устроим забастовку. Может, нам устроят четырехдневную неделю. Все эти годы так оно и получа лось.
Похвастаться мне нечем. Живу в доме, а за дом еще
сбанком не расплатился. (Смеется.) Катаюсь на машине,
амашина пока что тоже не моя. Не знаю, кто это приду мал, что мы здорово зарабатываем. Рабочий низшего раз ряда получает, если повезет, два доллара в час. Низший разряд — первый, а всего их тридцать пять. Но у кого этот тридцать пятый, неизвестно. Не иначе как у самого дирек тора. А они складывают все эти разрядные ставки, потом делят на число работающих, и, пожалуйста, получается баснословная сумма. Но у больших хозяев большие дохо ды, у маленького человека — маленькие. Только и слы шишь, как наши политики по тысяче долларов себе набав ляют, а попроси сталевар лишние пятьдесят центов в час, так такой вой поднимется.
239