Kirsanova

Энергия телесности будет направлена не в гимнасти­ческий зал, не на стадионы, клубы воздухоплавания, а на участие в собраниях по проработке «врагов народа», что скроет не только тело, но изменит и лицо: всякая индиви­дуальность, особенность поспешит укрыться в обществен­ной маске.

…Про-го-ва-ри-ва-ние бессознательного, тайного не явилось изобретением Нового или Новейшего времени;

Средневековье, объявив телесное греховным, сублимиро­вало энергию телесности в Слове молитвы. Слово, обра­щенное к. Богу, было мирской, земной жалобой или про­сьбой о вполне личных, частных благах. Тайна исповеди не допускала прямого контроля светской власти над бес­сознательным, что принуждало ее идти на компромисс с духовной властью — церковью. Король в царстве Кеса­ря и Кардинал в царстве Бога держали в руках души людей в форме религиозного покаяния, исповеди, молит­вы.

...Переключению энергии бессознательного на управляемый объект способствует мода. Если прежде одежда вы­полняла функцию защиты тела, была средством скрыть уязвимые части тела, то теперь она существует для того, чтобы открыть, подчеркнуть определенные подробности тела. Причем психоанализ подтверждает, что эротическая эмоция возникает не в случаях, когда известная часть тела обнажена или, напротив, скрыта, но напряжение производит мерцание обнаженного кусочка тела: между рубашкой и поясом брюк, кромкой рукава и краем перчат­ки, распахивающийся от движения ворот рубашки. (Р. Барт). Общественная норма (мода) поощряет опреде­ленные эксперименты, поиски в области чувственной осно­вы одежды. Сама по себе декольтированная спина в дамском туалете или юбка-мини содержат нечто неудоб­ное и даже неприятное для отдельного человека, но мода поощряет к преодолению неловкости и становится стыдно не делать, не принимать таких же бесстыдных форм, как другие. Контроль общественной нормы в одежде достига­ет такого глубоко интимного, частного объекта, как тело, делает его более общим, представленным, просматривае­мым. Мода — это уже сублимированное чувственное от­ношение к миру, но если бессознательным нельзя управлять непосредственно ввиду неуловимости объекта, то моду можно контролировать, дозировать и т. п. Преображенная ею чувственность утрачивает в выражении своей силы и непосредственности, но выигрывает в изображе­нии, представленности телесности.

Модная одежда — это телесность, препариванная до такой степени, что она не может ни на минуту ускользнуть из глаз сторожа общественной нормы. Многочисленные фильмы, видеоклипы, демонстрации мод, конкурсы красо­ты представляют, проясняют, преображают многообраз­ные проявления чувственности, стандартизируя, нивели­руя и упорядочивая их. Совершенно понятен молодой человек, одетый в стиле «металл», ясен человек с его склонностью к общему порядку в костюме и галстуке. Наряд проститутки — совершенно открытая система, где отсутствует какая бы то ни было тайна телесности. Чело­век, следующий моде, несет себя в мире, как визитная карточка, своей возрастной, профессиональной, личност­ной ориентированности. Что принуждает человека прини­мать требования моды, может ли он вести автономное существование? Следование определенной системе ориентации, которая позволяет раскрыть человеческие силы, ответить на его потребности, но может и угнетать его, внутренне присуще человеческому существованию.

Идеология репрессивна во всех своих формах: общест­венных масках, языке, моде, порнографии, а потому перед каждым человеком, желающим сохранить свою индивиду­альность, особенность, возникает проблема, отыскать свою меру доверия и скепсиса в отношении к норме социума. Необходимо овладеть нормами, масками общественного, выработать свой язык, свой шифр, чтобы сохранить свое ценностно-смысловбе отношение к миру. Первым шагом в этом направлении была бы попытка понять устройство этого репрессивного механизма. Вторым — изменить ста­тус, свой собственный, по крайней мере, и перестать быть объектом воздействия подавляющей системы, сделаться настоящим субъектом языка, моды, профессиональной нормы и т. п.

Обычно не мы являемся пользователями языка, лите­ратуры, моды, а это они разыгрывают наши эмоции, представляют их как игру на сцене, подчиняя нас их ненавязчивому, но властному сценарию. Мода или по­рнография не выражают нашу эмоцию, они лишь указы­вают на наше чувственное отношение, подводя его под общие нормы, правила его представленности. Вырази­тельность эмоции и ее наименование имеют такое же соотношение, как живой человек и пиктограмма. Маска общего делает нас знаком системы, ее этикеткой (совет­ский стиль, западный образ жизни и т.п.). «Подобно тому, как в обыденной комуникации индивид лишь «изо­бражает» на языковой сцене свою субъективность, так и искусство разыгрывает это мировидение в декорациях, костюмах, сюжетах и амплуа, предложенных социальным порядком».

Выход видится не в конструировании еще одной соци­альной утопии об абсолютной свободе от сторожа общего порядка, а в реальном овладении общественными маска­ми, в способности присвоить их «здесь и теперь», подчи­ниться правилам, но попытаться обойти их, не утратив представления о достоинстве человека. Индивиду необхо­димо выбрать не между молчанием и словом, не между наготой и одеждой, не между увлечением порнографией и сексуальным аскетизмом, а свободно избрать уравнове­шенное слово в сравнении с репрессивной публицистикой, принять детали, частности моды, но без ее тотальности.

Именно такое уравновешенное овладение нормами надзора, а не полный отказ от них или жесткие ограничения увеличивает пространство свободы. Лишь в таком случае ими можно как угодно варьировать, комбиниро­вать определенные разрешения и ограничения. Ориги­нальность, которая является необходимой принадлеж­ностью индивидуальности, состоит в отыскании меры между порядком и свободой, а маски можно пародировать, превращая их в собственную противоположность: похвала глупости есть высшая мудрость.

Едва ли цивилизация нуждается в непосредственнос­ти: это снова было бы манифестацией бессознательного с его эффектами мстительности, страха, ужаса, хотя она и сохранила такие оазисы непосредственности: спорт, азартные игры, проституция и т. п.

Проблемой современности является овладение маска­ми изнутри, разрушение их же собственными средствами. Сохранение островков настоящей жизни, навыки немно­гословия, краткого молчания, культивирования тайны, до­верия к сокрытому — таков путь индивидуальности в уз­ком коридоре, образуемом нормами, правилами, общест­венными предписаниями. Поясню примером: молчание следует рассматривать как опыт против поспешного со­гласия с общим мнением, оно не есть расслабленное состояние, а уравновешенное напряжение в попытке удержать противоречие во всей его полноте, не искаженное у-силием (насилием) решения — скорого, но односто­роннего...

Примечание

Р. Барт. Избранные работы. М., Прогресс, 1989, с. 77.