Блаватская Т.В. Ахейская Греция

ны зажиточных кругов определил быстроту распространения этого нового вида гробниц по всей Элладе, которую Перссон не мог истолковать иначе, как заимствованием из египетской погребальной архитектуры. Но проводимые Перссоном131 параллели между планами ахейских склепов XVI—XIII вв. и планами египетских погребальных сооружений в фиванском некрополе представляются нам совершенно недостаточными, так как сходство этих планов объясняется одной и той же мыслью, руководившей зодчими и каменотесами обеих стран, — стремлением устроить погребальную камеру в скале. Сопоставления Перссона носят весьма формалистический характер, так как исследователь привлекает только одну черту конструкции, оставляя без внимания общий облик, технику сооружения.

Коренные различия в социальной структуре и идеологической жизни обществ Греции и Египта заставляют отвергнуть теорию египетского происхождения ахейских склепов. Мы считаем более убедительным мнение Уэйса, полагающего, что форма склепа в материковой Греции могла развиваться из пещерных захоронений, имевших место еще в III тысячелетии, как показали раскопки в Зигуриесе, Асине, в Старом Коринфе, на Евбее, в Димини. Видимо, в XVI в. ахеяне вновь обратились к устройству захоронений в свалах.

Упомянутые выше склепы Калькани имеют не очень большие размеры (2,5*3,8 м; 2,0*3,00 м; 3,70*2,60 м). Боль-

131 Ibid., pp. 164-175. Милонас полностью разделяет его точку зрения, основываясь на данных о взаимосвязях ахеян и Египта в XVI в. (Mylonas, Ancient, Мусепае, р. 99), что представляется нам неубедительным.

ше всех самый поздний склеп № 518, имеющий две камеры (5*3,80 м и 1,00*1,50 м). Последние несколько меньше большинства могил в гробничных кругах В и А. К сожалению, первые остовы во всех четырех усыпальницах были или позднее сдвинуты в сторону (№ 529), или закопаны в специальные ямы (№ 516, 517), или перемещены во вторую камеру (№ 518), так что порядок погребений и точная принадлежность инвентаря тому или иному покойнику остаются неизвестными.

Однако можно заметить, что погребенные в склепах происходили из семей, которые обладали значительным достатком. Усопшим в загробную жизнь давали разнообразные расписные сосуды, не очень тонкого, но вполне доброкачественного изготовления, оружие, украшения. Представления о частной собственности были уже развиты в этой среде, так как и в загробном мире полагали необходимой стеклянную печать,132 бронзовые весы133 (из склепа № 529), которые должны были помочь взвешивать драгоценные металлы, как это делалось и на земле. Примечательно, что в том же склепе найдено изящное сердоликовое ожерелье (№ 36), которое Уэйс считает одинаковым с сердоликовыми бусами из могилы III гробничного круга А на микенском

132Wace, Chamber tombs, р. 125. Уэйсу в 1932 г. были известны только зигурийские погребения (более полный каталог см.: Frodin

—Persson, Asine, р. 338).

133Wace, Chamber tombs, p. 66, fig. 26 (овальная бусина из склепа № 517 с врезным изображением птицы с распущенными крыльями).

акрополе.134 Обе эти находки позволяют высказать предположение, что устроившая склеп № 529 семья в XVI в. обладала значительным богатством. Это позволяло женщинам этого рода носить некоторые драгоценности царского обихода.

Даже эти скудные данные свидетельствуют, что обитавшие в нижнем городе некоторые ахейские семьи принадлежали к обеспеченному социальному слою, тесно примыкавшему к группе верховной знати города. Вместе с тем в Микенах была еще одна группа населения, которая попрежнему хоронила своих покойников в неглубоких могилах, уделяя им очень скромные погребальные дары.135

Все эти разрозненные свидетельства говорят о быстром экономическом и социальном развитии Микен в XVII—XVI вв., которое является продолжением начавшегося еще ранее имущественного расслоения ахейского общества. Но если в Дорионе-IV и Элевсине мы присутствовали при ранних фазах этого процесса, то микенское общество XVI в. являет пример полного отхода от давних установлений доклассового общества. Басилеи Микен этого времени представляли собой уже не вождей эпохи военной демократии, а царей пусть молодого, но достаточно крепкого небольшого государства.

Возникновение государственного организма в Микенах не было столь изолированным явлением, как это обычно кажется исследователям. Выше мы говорили о появлении

134Wace, Chamber tombs, p. 105.

135Wace, Mycenae, p. 13. И в Кирре более бедное население в XVI в. хоронило своих покойников в простых грунтовых ямах.

раннеклассовой структуры населения Мессении. В самой Арголиде можно отметить развитие социальной дифференциации в более мелких центрах, которое происходило, может быть, несколько медленнее и проявлялось не так резко, как это наблюдалось в Микенах. Однако результат был такой же.

Интересные сведения доставило археологическое изучение Асины — небольшого приморского города на восточном побережье Арголидского залива, около 30 км к юговостоку от Микен. Здесь в погребениях, относимых к СЭ III отложениям, которые, по-видимому, следует датировать136 концом XVIII—XVII в., встречены немногочисленные еще погребальные дары,137 свидетельствующие о значительном единообразии имущества погребенных. Возможно, однако, что раскрытые могилы, найденные внутри города, принадлежали более бедному населению, которое из-за своих ограниченных средств держалось обычного, среднеэлладского, порядка захоронения между жилищами. Более богатая часть общины устраивала погребения вне жилых кварталов.

Однако в последней фазе среднеэлладского времени в Асине строились дома различных размеров, в том числе весьма обширные. Это здания В, С, Д и E в нижнем горо-

136Перссон и Фродин воздержались от хронологического определения слоев в Асине.

137Frödin — Persson, Asine, pp. 116-128 (могила № 4 — матово-

расписной кувшин и две бронзовые бусины; могила № 12 — гидрия без росписи; могила № 18 — четыре вазы и пурпурная улитка; двойное погребение № 52-53 — бронзовые щипчики и одна ваза).

де,138 стены которых сложены из рваного камня средних и мелких размеров. Перечисленные сооружения относятся к двум последующим строительным периодам среднеэлладской Асины, однако это здания одной эпохи, судя по тому, что они подчиняются одной системе застройки города. Примечательна тесная застройка, дома располагаются близко один к другому, без каких-либо следов усадеб. Поэтому Асина изучаемого времени имела ярко выраженный городской облик.

Дома ее жителей различались довольно сильно. Более простой по своему плану139 дом E состоял из четырех помещений, причем вся его площадь в свету была не более 112 кв. м, очертания дома не были строго прямоугольными. Примечательно, что этот сравнительно простой дом К был построен над развалинами обширного здания Д, разрушение которого означало, вероятно, какие-то перемены в имущественном положении населения этого участка города.

Дом Д и одновременный с ним комплекс В являют пример больших монументальных зданий.140 В плане дома Д можно заметить как бы двучленное его продольное деление, которое впоследствии нашло отзвук в планировке великолепных ахейских дворцов. Здание имеет два смежных входа с северо-западной торцовой стороны. Правый вход вел в небольшие сени со стенами-антами, откуда открывался доступ в главную комнату дома, отделенную от остальных помещений. Левый вход вел в коридор, от которого налево

138Frödin — Persson. Asine, p. 68 sq.

139Ibid., pp. 73-74, fig. 49.

140Ibid., 68, 69, fig. 47, 49, pp. 72, 73, 102-104.

отходили два очень неправильных в плане помещения. Югозападная часть здания была занята четырьмя небольшими и двумя сравнительно просторными помещениями. Анализируя план данного дома, Вестхольм находит многие черты сходства в замысле этого сооружения и позднейших дворцов, например Тиринфа и Филакопи-III. Важной общей чертой он считает подчеркнутое выделение фасада здания.

Дом В, отделенный от здания Д лишь узким проходом, имеет апсидальную в плане западную сторону. Здание явно нежилого назначения. Внутреннее пространство его разделено поперечными стенами на длинные узкие коридорообразные помещения, иногда пересеченные поперечными перегородками.141 Судя по фотографиям, кладка стен комплекса В аналогична технике возведения большого дома Д. Исследователи определили данное сооружение как комплекс кладовых, связанных с дворцовым зданием Д.142 Проход между обоими сооружениями сами исследователи характеризуют как «переулок», так что прямой связи между домами Д и В не обнаружено.

Определение дома Д как «настоящего дворца» изучаемого времени вызывает некоторые сомнения. Вестхольм называет в качестве основных доказательств большие размеры дома и его «великолепное расположение» на краю склона. Действительно, расположение дома Д весьма эф-

141Ibid., p. 103.

142Ibid., pp. 68-69, 88, fig. 47, 48, 50. С этой характеристикой Вестхольма полностью согласен Фродин (Frödin — Persson, Asine, p. 104), подчеркивающий важное место, отводимое кладовым помещениям в ахейских дворцах.

фектно, но это лишь одно из строений в нижнем городе, к тому же в его более низкой части. Все известные нам ахейские дворцы располагались на высотах, и уже по расположению они отделялись от остальных строений. Здесь же дом Д не только не выделялся, но даже находился много ниже других кварталов нижнего города Асины. Что касается его размеров, то и они не представляют чего-либо из ряда вон выходящего. Поэтому напрашивается предположение, что дом Д принадлежал не царскому роду, а одному из богатых и знатных асинских семейств. Быстрая замена дома Д другими строениями показывает, что благополучие его владельцев было весьма кратковременным и спустя одно-два поколения семья захирела.

Но как бы ни были спорны те или иные определения асинских строений среднеэлладского времени, весь характер зданий и захоронений указывает на значительную имущественную разницу жителей этого города.143 Сведения о быте асинской аристократии до некоторой степени позволяют представить облик микенских домов, принадлежавших знатным и богатым соратникам — подчиненным царя, обитавшим на микенском акрополе.

143 Возможно, что детальное изучение отложений в Асине позволит поставить ее на следующую ступень развития ахейского города после Дориона-IV. В настоящее время мы не решаемся на это, однако великолепный расписной пифос СЭ II с детским захоро-

нением (Frödin — Persson, Asine, p. 276, tabl. 1) указывает на значи-

тельное развитие ремесла и богатства отдельных лиц уже в это время, т. е. в XVIII в. Во всяком случае среднеэлладская Асина незаслуженно пропущена С. Доу в его последней работе (Dow. The Greeks...).

История населения Средней и Северной Греции в XVII—XVI вв. известна гораздо хуже, так как пока имеются лишь разрозненные данные из многих мелких поселений.

В Аттике наиболее яркую картину своего развития являет Элевсин, тогда как на месте Афин в среднеэлладское время существовало лишь скромное поселение.144 Некрополь Элевсина в XVIII—XVII вв. указывает на интенсивную жизнь поселения.145 Уже одно чрезвычайно густое расположение могил на северо-западном кладбище146 свидетельствует о многочисленности населения в Элевсине. Эволюция погребальных обрядов ахеян, которую удалось проследить на элевсинском некрополе, явно связана с ростом богатства. Еще в XVIII в. элевсиняне погребали своих усопших с очень небольшим числом погребальных даров, так же как это было и в Асине.147 Зато в следующем, XVII столетии количество и

144H. D. Hansen, The prehistoric pottery on the North slope of the Acropolis, 1337, — «Hesperia», vol. VI, 1937, pp. 539-570. Однако заключение Хансена о бедности афинского поселения корректируется результатами раскопок на территории афинской Агоры. Последние свидетельствуют о довольно интенсивной жизни на упомя-

нутом месте (H. A. Thompson, Activities in the Athenian Agora, —

«Hesperia», vol. XXV, 1956, p. 49).

145О раскопках Г. Милонаса в 1952, 1953, 1904 и 1956 гг. см.:

ПАЕ, 1952, σσ. 58-71; 1953, σσ 77-87; 1954, σσ 50-65; «Archaeology in Greece», — IHS, vol. 77, 1957, p. 5; Mylonas, Ancient Mycenae, pp. 122-123.

146Открыто вдоль дороги на Мегару.

147Нам кажется, что Милонас несколько преувеличивает отсутствие погребальных даров в некрополях среднеэлладского времени

разнообразие погребального инвентаря значительно возрастают. Наряду с массовым керамическим материалом в некоторых могилах рассматриваемого времени были найдены сравнительно дорогие вещи — три длинные бронзовые булавки и несколько золотых браслетов. Браслеты интересны своими мелкими размерами: видимо, количество золота, которым владели наиболее богатые люди в Элевсине в конце XVII в., было еще довольно ограниченным.

Появление драгоценных изделий в могилах неоспоримо свидетельствует о возрастании экономических возможностей части элевсинского населения. Вместе с тем все более укреплялось понятие о семейном единстве. Ясные признаки этого выделения семей доставляют захоронения в обычных для среднеэлладского времени каменных ящиках не одного, как делалось раньше, а нескольких покойников. Так, в могиле I в ногах самого позднего скорченного погребения были обнаружены сгребенные воедино кости трех предшествующих покойников.148 Такой же метод обращения с костями предков прослежен и в других могилах. Практика захоронения нескольких покойников в одну могилу заставила элевсинян увеличивать размеры каменных ящиков (могила VI имела площадь 2,54*1,70 м при глубине 0,90 м). Такие большие каменные ящики было трудно складывать из двух длинных и двух коротких каменных плит, как делалось раньше. Поэтому на смену каменным ящикам очень скоро пришла новая конструкция: стены могильного колодезя

(Mylonas, Ancient Mycenae, р. 123). Асинский некрополь является

как бы предшественником Элевсина XVII в.

148 ПАЕ, 1952, σ. 60-61, εικ. 2.

внизу обводили каменными кладками, заменившими вертикальные плиты. Так на протяжении около 150 лет в Элевсине был создан тот тип гробниц, который уже около середины XVII в. встречен в могильном круге В в Микенах. В Микенах могила типа неглубокого колодезя с одетыми в каменную кладку стенами продержалась в неизменном виде до конца XVI в., видимо являясь традиционной гробницей басилеев. Напротив, в Элевсине более активно искали новые формы усыпальниц, и очень скоро, еще в среднеэлладское время, там появились «шахтные» гробницы с входными проемами, а затем и с входными коридорами. Так из обычной колодезной могилы возник земляной склеп, послуживший прототипом для столь широко распространенного в XVI—XIII вв. ахейского склепа, вырубленного в скале.149 Эволюция погребального сооружения элевсинян в течение 1800—1600 гг. вновь доказывает правильность мнения Уэйса, считавшего ахейские склепы оригинальным изобретением населения Греции.150

Увеличение числа погребальных даров вместе с изменениями гробничной архитектуры позволяет отметить, что элевсинское население, имевшее однородный характер еще в начале XVIII в., спустя три или четыре поколения уже

149К сожалению, нам осталась неизвестной обзорная статья Милонаса (G. Е. Mylonas, The cemetry of Eulesis and Mycenae, —

«Proceedings of the American philosophical society», 1955, pp. 57-67).

150В пользу этого мнения говорит и повсеместность формы усыпальницы. В 1948 г. Милонас насчитал более 138 открытых ахейских склепов (G. E. Mylonas, Homeric and Мусепаеап, burial customs. — AJA, vol. 52, 1948, p. 68).