ФРАНЦУЗСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ И КОЛОНИИ

В виду тревожного крика, поднятого „гуманитарной", а в особенности колониальной прессой, выступил один из крупных колониальных администраторов Оганьер, о котором мы уже говорили выше. Та же самая „Эр Нувель", которая печатала в медовые месяцы Левого Блока ужасные обвинения против Оганьера, предоставляет ему любезно свои страницы в июне 1926 г.

Оганьер пытается опровергнуть утверждение о депопуляции Африки. Но так как никаких доказательств для обоснования своих утверждений он не может представить, то он просто голословно берет под сомнение оффициальную довоенную статистику. Однако, тут же ему приходится констатировать, что различная статистика того времени давала приблизительно одни и те же данные. Так, „Ежегодник бюро долт" на 1913 г., высчитывал население Экватор. Фран. Африки в 10 млн. и „Общая Статистика Франции"—9 млн.

В то же время сам Оганьер делает признания, которые всецело опровергают его доводы „от чистого разума".

Так, он пишет, что в 1923 г. только в Среднем Конго, эпидемия дизентерии унесла свыше 2.000 туземцев.

В другой статье — в „Эроп Нувель", Оганьер признает, что администрирование колониями представляет из себя настоящую язву, влекущую быстрое уменьшение населения.

„Стоимость администрации — вне всяких пропорций с ресурсами страны. Когда в 1909 г. было создано Ген.-Губернаторство Экватор. Африки, его добавили к 4-м существующим

— 46 —

губернаторствам и общие расходы были увеличены во много раз". И далее: „Надо во Фр. Эк. Африке установить более дешевую администрацию, упразднить бесполезные Генеральные Штабы, сократить расходы бесполезной военной оккупации. Вместо охоты за налогами, местная власть должна прежде всего заботиться о протекции туземного населения, наблюдать за его увеличением и насколько возможно устранять эпидемии".

Выход из неразрешимого вопроса о дешевой рабочей силе французские „гуманные" и „цивилизованные" колонизаторы находит только в принудительной работе туземцев..

„Надо, чтобы все узнали—пишет Рэнэ Марэнв „Эр Ну-вель"— и говорили об всех этих постановлениях, инструкциях и оффициальных циркулярах, которыми некоторым образом легализируется рабство во французских колониях".

В колониальной прессе буквально начинается вопль, требующий от правительства установления обязательной рабочей повинности для туземцев — иными словами легального рабства.

Вот что пишет уже выше цитированный Лэгранд о проблеме рабочей силы на Мадагаскаре:

„Ограниченность комсостава (кадров) нашей туземной армии и отсутствие бюджетных средств не позволяют нам ежегодно призвать полностью весь набор. Значительная часть подлежащих призыву остается непризванной на Мадагаскаре. Было бы справедливо, чтобы отныне, призывались полностью все контингенты. Часть будет служить в войсковых частях, а другая в рабочих бригадах, обслуживающих государственные работы. Администрация сможет быстро заменять рекрутов, снятых с европейских предприятий, дабы последние работали без перебоев. Здесь нет ничего, чтобы можно было бы критиковать". Припомним, что недавно бельгийцы для постройки ж. д. „мобилизовали" таким образом 10.000 негров с благословения социалистического министра Вандервельде. Известно, что после таких „мобилизаций на работу" мобилизованные негры не возвращаются,. ибо условия труда и климата настолько ужасны, что в течение месяцев йесь такой наряд перемирает.

- 47 —

История наделала большого шума. После секретного представления Англии, Бельгия отменила распоряжение, но по некоторым сведениям лишь на бумаге, на деле „набор" продолжался. Французы поступают сплошь и рядом таким самым образом.

В одной из своих статей ген.-губ. Экв. Африки Оганьер пишет: „хроническое недоедание, осложненное интенсивными периодическими голодовками господствовало повсюду в Экв. Африке. Оно господствует и сейчас, как только административная власть распускается и не побуждает энергичным и упорным принуждением туземцев, апатичных и непредусмотрительных, заботиться о культурах".

В целях удержания населения колоний на месте, дабы предприниматели имели дешевую рабочую силу, существует целый ряд законов и декретов, препятствующих свободной эмиграции, а часто даже переходу туземцев с места на место.

Во время войны французская промышленность потребовала свыше 350 тысяч цветных рабочих, главным образом алжирцев, марокканцев и т. д. Тогда их набирали и экспортировали в Европу, как скот. Но после войны, колонизаторы подняли крик о разрежении населения колоний; с другой стороны и французские предприниматели были довольны цветными рабочими только до тех пор, покате соглашались работать за нисшую плату и в худших условиях, чем белые. Р. Фонвиль в книге, которую мы цитируем более подробно немного далее, пишет: „Туземные рабочие во Франции вообще беспокойный элемент; они особенно легко становятся добычей коммунистической пропаганды". После того, как контакт с промышленным пролетариатом Франции выработал у них большую смелость и требовательность, французские предприниматели объявили их беспокойным населением. В газетах стали писать, что благодаря им растет преступность больших городов, что они „язва" некоторых, заселенных ими, кварталов и т. д. В конце концов, капиталисты добились ряда постановлений, ограничивающих свободный въезд колониальных рабочих во Францию. Для того, чтобы купить билет на пароход, необходимо было представить контракт с будущим предпринимателем. Без такого контракта во Францию не пускали.

— 48 —

Понятно, что это сводится к полному запрещению въезда, ибо каким образом темный алжирский рабочий может спи-•саться с каким-либо французским предпринимателем и заранее составить контракт.

Практически это приводило к тому, что ловкие авантюристы начали торговать драгоценными контрактами, позволяющими рабочему вырваться из страны. За контракт, конечно фиктивный, позволяющий въехать во Францию, платили по несколько сот, даже тысяч франков, попадали в каналу предпринимателей, которые набирали рабочих на отвратительных условиях на несколько лет, лишь бы получить контракт. Наконец, многие просто отправлялись нелегально. В таких случаях они платили служащим пароходов в 5—6 раз больше, чем стоит билет, и те помещали их в переборках, в угольных ямах и т. д. Недавняя драма с пароходом „Сиди Феррюшем", на котором было обнаружено около 15 трупов, перевозимых таким образом алжирцев, наделала много шуму, но была немедленно затушена. Оказалось, что такой трафик происходит сплошь и рядом; если арабы задыхаются в угольных ямах или изжариваются живьем, как это было на „Сиди Фаррюше", в герметических пространствах переборок, рядом с паровыми котлами, их трупы просто бросают в море, и никто никогда не узнает куда исчез человек ибо вся эта контрабандная переправа производится шито-крыто," осчастливленные арабы перед отъездом никому ничего не говорят, командование же пароходов, обычно, слишком заинтересовано в высоких барышах, приносимых этими переправами. Существуют целые предприятия занимающиеся вербовкой арабов для таких нелегальных переправ. Тот факт, что о деле „Сиди Феррюша" быстро воцарилось гробовое молчание во всей прессе, доказывает, что здесь замешаны слишком богатые и влиятельные круги.

Еще одно обстоятельство подтверждает тот факт, что все эти запретительные меры вызываются не абсолютным отсутствием вообще рабочей силы, а вздорожанием ее цены в звязи с существовавшей одно время возможностью искать работу в других местах. Так как в Америке, где колонисты особенно жалуются на недостаток рабочих, имеется свыше 500.000 туземцев, лишенных земли и бродящих по стране в поисках какой либо работы. Их число постепенно увеличивается,

- 49 -

так как грабеж земли в колониях продолжается. В Тунисе, например, компания авантюристов во главе с неким Куптеа-сом, с участием Резиденции, захватила с помощью поддельных документов свыше 65.000 гектаров годной к обработке земли у племен Зласс и Суасс (территория Кайрун). Эти земли были отняты при помощи вооруженной силы у 800 туземных семейств (15.000 душ).

В Алжире крупные Общества, как напр. „Алжирская Компания", „Земельный Кредит" и др. получили концессии свыше 100.000 гектаров, отнятых у туземцев. У племен Ха-шем экспроприировано 50.000 гектаров, 'у племен Улед-Сиди Брахим, ага Си-Надир, при помощи правительства, отнимает 4.600 гектаров и т. п.

Подобные же явления происходят и в Марокко. Там экспроприировано уже свыше 400.000 гектаров годной к обработке земли. Конечно, туземцы, лишенные земли вынуждены итти искать работу. При свободе передвижения многие из них уходят на территории других колоний, где условия труда лучше или стремятся попасть в метрополию. Вот почему колонизаторы настойчиво требуют их „прикрепления" к стране или даже отдельным местностям, ссылаясь на повсеместное сокращение населения.

Правовое положение туземцев, которым все же „посчастливилось" добраться до метрополии — не менее двусмысленно и тяжело. Какими правами обладает житель французской колонии, платящий не менее исправно, чем француз» „налоги пота и крови"—вот вопрос не ясный даже для самой буржуазной французской юриспруденции.

Появившаяся по этому вопросу книга Robert Fonville.—Delà condition en France et dans les colonies françaises des indigènes des protectorats français, не дает точного ответа на этот вопрос, но она вскрывает много чрезвычайно любопытных сторон в отношениях между метрополией и жителями „опекаемых" ею стран. К сожалению, вопрос в этой книге сужен и сведен, как видно из заглавия, к правовому положению исключительно туземцев протекторатов, но нет надобности говорить, что положение туземцев из настоящих колоний еще хуже.

Из книги Фонвиля мы узнаем, что туземец протектората не является французским гражданином, но „ressortissant", буквально означающее „подведомственный".

—. 50 —

И вот несмотря на то, что туземцы протекторатов пролили немало крови бо время войны, их приравнивают к иностранцам при натурализации, при обращении в суд (caution judicatum Folvi). Они не только не могут быть адвокатами во Франции, но даже и у себя на родине во французском суде. Коммерческие общества, образованные в протекторатах, рассматриваются во Франции, как иностранные.

Закрыт им и доступ в специальные высшие школы (юридические и технические); нет никакого законоположения, определяющего имеет ли туземец право на даровую общественную помощь, не урегулирован паспортный вопрос. Только после войны появилось рабочее законодательство для туземных рабочих, вернее регламентация относящаяся к условиям их труда. Оказывается, они приравниваются к французским рабочим в отношении заработной платы и длины рабочего дня, но они не имеют права быть членами профсоюзов, им не дано право на страхование при несчастных случаях и на пенсию.

Единственно куда широко открыт доступ туземцам это— в армию. Но им не дано прав занимать высшие командные должности; туземный офицер не имеет права командовать французскими солдатами и т. п.

Двтор сам признается, что положение туземцев протектората тем более не удовлетворительно, что, не будучи французскими гражданами, они не имеют защиты в лице представителей в парламенте, а не будучи иностранцами — не имеют защиты со стороны соответствующей дипломатической миссии.

Еще хуже правовое положение туземцев в самих колониях и протекторатах. Здесь вообще для них не существует никаких обязательных законов. Произвол администрации всецело заменяет эти законы. Мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе, так как он прекрасно изложен в книге т. М. Павловича „Борьба за Африку и Азию" (гл.111).

* * *

^В этой короткой статье мы не претендуем исчерпать всех вопросов французского колониализма или даже осветить все стороны французской политики. Мы ограничиваемся наиболее существенными, как экономическая отсталость

— 51 —

фрацузских колоний, бедственное положение и быстрое вымирание их населения. Но есть еще один чрезвычайно важный вопрос, которого мы не можем не коснуться: это роль колоний в поставке французскому империализму необходимых ему громадных количеств пушечного мяса.

Еще до войны многие французские авторитеты предвидели, что цветным войскам придется сыграть крупную роль на полях будущих битв. Уже в войну 1870—71 г. „цветные" выказали себя прекрасным военным материалом: слепым, увлекающимся резней, первобытно-жестоким, и малотребовательным.

С начала настоящего столетия быстрое отставание роста населения в самой Франции по сравнению с ее соседями в Европе, поставило вопрос о пополнении французской армии „тюркосами", как безумно-невежественно привыкли обозначать во Франции всех цветных от сенегальца до алжирца включительно во всей его широте.

В 1908 г. выступает со знаменитым проектом создания крупной цветной армии известный полковник Манжен, прославившийся когда-то на Мадагаскаре и в Африке, впоследствии генерал отличившийся своею бесцельною жестокостью во время массовых атак на „Шмэн де Дам" (1917 г.) и др., стоивших сотни тысяч жертв,— названный солдатами „Brogeur du noir" (давитель черноты), так как обычно он кидал в самый жаркий огонь компактные баталионы негров. Им была написана книга „La force noire" затем появился целый ряд его статей в „Revue de Paris" за 1909— 1911 г.г., в которых он отстаивал идею, встретившую, впрочем, полное сочувствие правящих кругов, о создании большой черной армии из сенегалийцев и суданских негров. Эта идея, вызвавшая большое беспокойство в тогдашней немецкой прессе, была частично осуществлена: в 1914—18 г.г. „цветные" заплатили значительную дань крови молоху войны.

Во время войны французская пресса единодушно расписывала тот „энтузиазм", с которым ее „колониальные сыны" шли на защиту „цивилизации" от немецких „варваров". Цветные войска были центром внимания; об их смелости и жестокости ходили легенды, значительно преувеличенные французской прессой, что послужило в свою очередь для немцев основанием „не брать в плен" черных, как „нарушающих законы войны".

- 52 γιο δΰνным, приводимым ft. Cappo, из колоний было переброшено на фронт 518 тысяч бойцов, из которых убито и пропало без вести 75.000. Надо думать, что число потерь сильно здесь преуменьшено, так как африканцы, не выдерживая климата, умирали массами. Главную массу—'182 тысячи дал Длжир; Западная Африка идет на втором месте—163.000.

Только теперь, мало-по-малу раскрываются ужасные страницы привлечения этих войск на „защиту цивилизации".

Надежды на цветную армию, как на материал для будущей войны, не только однако не отцвели во Франции, но и сейчас занимают первостепенную роль в планах современных французских стратегов и политиков. В книге Cappo, являющейся как бы „символом веры" французского колониализма мы находим видвижение на первый план колоний, именно, как источника снабжения живой силой в войнах будущего. Экономическое развитие колоний получает, как бы подсобное значение, поскольку оно требуется, как предпосылка для пользования колониями для военных целей. „Вчера— пишет Cappo—Франция не могла воевать не привлекши колониальные контингенты, завтра, при перестройке своего военного аппарата, она не обойдется без них. Отныне безопасность ее зависит от колоний".

И однако в последнее время даже наиболее ярым сторонникам создания громадной цветной армии, приходится проявлять некоторый скептицизм.

Возьмем интересную статью видного военного писателя-генерала Нюда (Nudant) в „Тан" (28/V11 1925 г.) — „Туземная Северо-африканская армия".

Указывая разницу между колониальной армией Африки и армией набираемой в Северо-Африканских протекторатах (Тунис и Марокко) и в Длжире, автор разбирает различные способы привлечения туземцев Сев. Африки в войска (платные ангажименты и набор). В Тунисе наборы происходят по декретам Бея, имеющим религиозный авторитет, вЛлжире же „туземец повинуется исключительно понуждаемый француз сними законами". Ген. Нюда констатирует, что „несмотря на слабый процент призываемых (менее 20°'о) по отношению ко всем подлежащим повинности, несмотря на денежные льготы, о которых нет и речи в отношении французских солдат, призыв глубоко непопулярен и может в некоторый

- 53 -

момент составить серьезную опасность. Чтобы констатировать отвращение, испытываемое к военной службе призываемыми, надо, сообщает полковник Дзан, присутствовать при сценах отчаяния, вызываемых в дуарах (селах) уходом призванных, видеть матерей и сестер, растерзывающих себе ногтями лицо и слышать, как отцы проклинают Францию, отнимающую у них их детей. Сколько писем получает потом полковник, в которых семейство умоляет его вернуть того, кого он удерживает".

И далее генерал Нюда пишет, что „впрочем это состояние умов слишком легко эксплоатировать, чтобы коммунистические пропагандисты не пытались использовать его для своих разрушительных целей".

Далее генерал подыскивает способы избежать этого опасного положения. Он даже склоняется к мнению некоторых, предлагающих сократить срок службы туземцев, тем более, что их так же мало можно научить за 1 год, как и за три. „Зато тем же ударом будут устранены претензии, питаемые некоторыми туземцами: пользоваться теми же правами, что французы, так как их обязанности будут меньшими".

Далее даются советы вернуть „спаги" их довоенную блестящую форму, иначе перегруппировать соединения и т. д.

„Этим мы достаточно быстро восстановим северо-афри-канскую армию „de metier" (т. e. для которой война—основное ремесло. В. Б.), которая рекрутируется сейчас лишь с большим трудом"

Вот целый ряд весьма ценных признаний. Пусть Нюда рассчитывает, что „блестящая военная форма, льстящая тщеславию туземцев", способна возродить колониальную армию, они нам открывают с каким трудом идут наборы во французских колониях и как ненавидят туземцы „опекающую" их Францию за эти наборы.

Рэнэ Марэн рассказывает нам в одной из своих статей о призванных неграх Убанги, направляемых к месту службы через г. Браццаваль, со связанными сзади руками и с цепью на шее. „Их участь — пишет Марэн — кажется настолько жалкой, что чиновники Фр. Экват. Африки называют их „tirailleur—la corde-au-cou"—стрелки с цепью на шее.

Интересно, что Марэн вовсе уже не такой „большевик", как его стараются обрисовать колониальные администраторы.

- 54 -

Он прекрасно оправдывает „крайней необходимостью" мобилизацию туземцев во время войны, но считает ее жестокой, несправедливой и незаконной в мирное время, особенно в отношении существ, которые не являются французскими гражданами, но „поданными" (sujet), „людьми, которые не имея гражданского состояния, не имеют, следовательно, даже законного существования".

„Сила заменяет право—пишет Марэн—материальные интересы—Кодекс Законов. „Произвол является единственным богом".

Ежегодно, без судебного решения, без права обжаловать, призывные участки произвольно прописывают двадцать лет мальчикам, едва достигшим 16 лет и взрослым, перешагнувшим за тридцать".

В „Дннамитском Эхо" от 26/Х—24 г. в статье Труон-Нгиен мы читаем следующие интереснейшие строки, характеризующие произвол властей в Индо-Китае в отношении призыва:

„Ежегодно, в одну' и ту же эпоху происходит военный набор туземцев. Достаточно прийти в эти дни в рекрутское бюро, чтобы явилось представление, насколько военное ремесло отталкивает аннамитов. Всегда то же зрелище: печальные и мрачные лица".

Дальше рассказывается об отвращении мирных аннамитов к военной службе, к солдатскому обмундированию, бедному и плохому (им не выдают даже ботинок и они ходят босиком). Им платят жалкую плату—6 пиастров в месяц. С ними обращаются во много раз хуже, чем с французскими или даже сенегальскими войсками;

„Увеличение срока службы с 3 до 4 лет декретом от 8 апреля 1923 г., непопулярная, во всем значении этого слова, мера". Динамита м достаточно дела в своей стране; их положение подданных (sujets) должно было бы избавить их от „налога крови".

Далее автор подробно разбирает все ограничения, которым подвергается индо-китаец и всю незаконность примене ния военной службы в странах протектората, которые „по самому пониманию этого слова, Франция должна протежировать".

Таких свидетельств негодования, возмущения и протеста, вызываемых военной повинностью в колониях, очень много.

- 55 —

Уже во время последней войны, набор в колониях представлял большие затруднения. Приходилось повсюду прибегать к спаиванию, хитрости или силе (оцепляли село и объявляли, что все находящиеся в нем „записались добровольно", после чего их гнали, угрожая расстрелами). Набор 50.000 ч. в Западной Африке вызвал восстание, которое в конце, 1915 г. приняло, по словам губернатора этой области, огромные размеры.

Набор „мирного времени" (набранные войска продолжают сражаться в Марокко, Сирии или усмирять разные колониальные восстания) еще более обостряет положение. В колониях мало-по-малу создается революционное настроение, которое, как мы уже видели выше, подмечено и учтено

самими колонистами.

Более благоразумные французские политики и общественные буржуазные деятели видят в нем определенную опасность настаивают на смягчении, хотя бы по видимости, режима колоний. Они боятся, и не напрасно, что в решительный момент колонии восстанут.

„Так как туземцы—пишет Марэн—знают цивилизацию лишь в ее наиболее грубой форме, возможно, что они не будут колебаться, когда пробьет час ислама, поднять оружие против Франции, которая до сих пор предпочитала обращаться не к их сердцу и разуму, а к самым их низким инстинктам".