1655485 / 1655485 / история дипломатии / Том 2 / ГЛАВА 13

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ДИПЛОМАТИЯ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Вступление Англии в войну влекло за собой участие в ней всей Британской империи. Европейская война принимала ха­рактер мировой войны. К тому же выступление Англии до неко­торой степени предрешало и позицию США.

Во время войны главные усилия дипломатии обоих воюющих лагерей были направлены па вербовку новых союзников. Рядом с этой задачей вставала и другая: забота о межсоюзнических отно­шениях и о начертании контуров будущего мирного договора.

Выступление Японии. Что касается завербования союзников, то эта задача стоила дипломатии обеих сторон немалых трудов. Не заставила себя уговаривать только Япония, которая сама начала военные действия про­тив Германии. Японские империалисты быстро оценили обста­новку. Все европейские державы оказались связанными войной. Япония получала возможность развивать свою экспансию, не опасаясь конкурентов. Первой её добычей должны были стать германские владения на Дальнем Востоке.

Уже 15 августа 1914 г. японское правительство без дальних дипломатических предисловий предъявило Германии ульти­матум. В нём выдвинуто было требование, чтобы Германия «без всяких условий и без всякой компенсации» передала японцам Киао-Чао «в целях возвращения его Китаю». Для ответа был дан срок в 8 дней. Японское правительство заявляло в этом свое­образном документе, что это «дружеское предложение» делается им исключительно в целях укрепления мира в Восточной Азии, причём Япония не преследует целей территориальной экспансии.

Германское правительство не ответило на этот ультиматум. Тогда 23 августа 1914 г. Япония объявила Германии войну. Начав военные действия, она захватила Киао-Чао, железную дорогу Циндао, Цзинань-фу, а также ряд принадлежавших Германии островов на Тихом океане. Эти захваты вызвали большое неудовольствие не только в США, но и у японского союзника — Великобритании. Особенно сильно было негодо­вание доминионов — Австралии и Новой Зеландии.

Английская дипломатия с самого начала отнеслась подо­зрительно к неожиданной готовности Японии выполнить свои союзнические обязательства. Английской дипломатии было ясно, что Япония использует войну в Европе лишь для того, чтобы укрепить свои империалистические позиции на Дальнем Востоке.

Англичане не ошиблись. Главной задачей Японии после захвата германских колоний стало использование евро­пейской войны для экспансии в Китае. После захвата Киао-Чао и островов Япония фактически не принимала дальнейшего уча­стия в войне против Германии, если не считать поставки России боеприпасов и военного снаряжения. При этом к со­временному вооружению в качестве принудительного ассорти­мента России навязывался всякий устарелый хлам.

Тем не менее русская дипломатия приветствовала присое­динение Японии к Антанте: это давало некоторые дополни­тельные гарантии против японского нападения на дальнево­сточные владения России.

Выступление Турции. В первые же дни войны противные стороны Выступление начали борьбу за вовлечение в неё Турции. Из-за влияния на эту страну, как известно, уже давно шло ожесточённое состязание между Антантой и австро-германским блоком. Младотурецкое правительство скло­нялось к германской ориентации. Однако финансово-экономиче­ская зависимость Турции от Антанты была всё-таки весьма велика. К тому же нетрудно было убедиться, что германская дипломатия лишь в целях маскировки заверяла, будто стре­мится к сохранению территориальной целостности Турции. По признанию германского министра иностранных дел Ягова, это должно было продолжаться лишь до тех пор, «пока мы не укрепимся в наших зонах и не будем готовы к аннексиям».

Турция в 1914 г. не могла ждать ничего доброго от победы ни той, ни другой из воюющих сторон. Антанта грозила её расчленить, Германия — превратить в своего вассала. Собст­венные же захватнические пантюркистские вожделения младо­турок распространялись на русские и английские территории. Младотурки решили пойти на союз с Германией. Впрочем, решение принято было не без колебаний и не без борьбы. В младотурецком триумвирате Энвер и Талаат были германофи­лами, но Джема ль считался приверженцем Антанты. В конце концов 22 июля 1914 г. военный министр Энвер-паша без ве­дома большей части членов правительства заявил германскому послу о намерении Турции вступить с Германией в союз.

У посла Вангенгейма имелись сомнения насчёт целесообраз­ности такого союза. Об этом он сообщил по телеграфу в Берлин. Но кайзер решил иначе. На полях телеграммы своего посла он написал: «Теоретически верно, но в настоящий момент неумест­но. Теперь дело идёт о том, чтобы добыть каждую винтовку, которая может стрелять по славянам на Балканах на стороне Австро-Венгрии. Поэтому надо согласиться на турецко-бол­гарский союз с присоединением к нему Австро-Венгрии... Это всё же лучше, чем по теоретическим соображениям толкать Турцию на сторону Антанты».

2 августа 1914 г. был подписан германо-турецкий союзный договор. Суть его сводилась к следующему. Если Россия вме­шается в австро-сербский конфликт и Германия выступит на стороне Австрии, Турция также обязана объявить войну России. Договор отдавал турецкую армию в полнейшее распоряжение Германии. Это предусматривалось статьёй 3 договора: «В случае войны германская военная миссия останется в распоряжении оттоманского правительства. Оттоманское правительство обес­печит осуществление действительного влияния и действитель­ной власти этой миссии в операциях турецкой армии».

2 августа в Турции была объявлена мобилизация.

Тем не менее на другой день после подписания договора с Германией турецкое правительство опубликовало декларацию о своём нейтралитете. Этот акт объяснялся тем, что Турция в военном отношении была не подготовлена. «Мы объявили себя нейтральными только для того, чтобы выиграть время: мы ждали момента, когда наша мобилизация закончится, и мы сможем при­нять участие в войне», — писал впоследствии Джемаль-паша об истинных намерениях младотурецких вождей.

Характерно для нравов младотурецкой дипломатии, что, подписав союз с Германией, тот же Энвер повёл переговоры с русским послом и с военным агентом генералом Леонтьевым, предлагая им заключить союз против Германии. Энвер заявил Леонтьеву, что Турция питает к России самые дружественные чувства. Она-де не связана с Германией каким-либо союзным договором и, более того, готова предоставить свою армию в пол­ное распоряжение России и направить её против любого врага по указанию из Петербурга. За это Энвер требовал воз­вращения Турции Эгейских островов и части болгарской Фракии. Сазонов с большим подозрением отнёсся к предложению Энвера. Он не доверял искренности младотурок и опасался толкнуть болгар в объятия Германии. В дальнейшем выяснилось, что, предлагая России союз, Энвер прибег к самому примитив­ному обману. На самом деле он лишь ждал прихода германских военных кораблей, прорвавшихся к проливам. По замыслу немцев и турок, эти корабли должны были изменить соотно­шение сил на Чёрном море и угрожать южнорусскому побере­жью. 10 августа «Гебен» и «Бреслау» вошли в Дарданеллы.

Турецкое правительство произвело фиктивную покупку этих кораблей. Антанта протестовала, но не слишком энергич­но, ибо боялась ускорить разрыв с Турцией. Военные приготовления России на кавказской границе требовали из­вестного времени. На позицию английской дипломатии влияла также необходимость считаться с индийскими мусульманами, чтившими в лице султана своего халифа. Поэтому для англий­ской дипломатии было важно, чтобы инициатива разрыва с Тур­цией исходила не от Англии. Турция не обратила внимания на протесты Антанты. На требование выслать германских офице­ров великий визирь глубокомысленно ответил, что надо ещё «обдумать способ их высылки — сузим ли путём или на ней­тральном судне». Германские офицеры остались в Турции. С появлением «Гебена» и «Бреслау» не только турецкая армия, но и флот оказались под командованием немцев.

Чтобы отсрочить, а быть может, и предотвратить выступле­ние Турции, Сазонов предложил союзным державам гаранти­ровать ей территориальную неприкосновенность. Кроме того, он проектировал вернуть Турции остров Лемнос. Он учитывал, что без существенных территориальных приобретений Турция не пойдёт на соглашение с Антантой. Это предложение натолк­нулось на сопротивление английской дипломатии. Дорожа отно­шениями с Грецией, Грей отказался передать туркам Лемнос. Но гарантия территориальной неприкосновенности была Тур­ции предложена, правда, только на случай покушений во время текущей войны. Однако этого оказалось недостаточно для того, чтобы Антанте удалось добиться соглашения с константинопольским правительством.

В начале сентября 1914г. российское Министерство иностран­ных дел получило от разведки достоверные сведения об истинной позиции Турции. Из этих данных Антанте окончательно стал ясен действительный характер турецко-германских отношений.

8. сентября турецкое правительство сообщило всем держа­вам, что оно приняло решение с 1 октября 1914 г. отменить режим капитуляций. Попытка Турции освободиться от импе­риалистической кабалы привела к своеобразному дипломати­ческому результату. Послы всех держав немедленно вручили турецкому правительству тождественные ноты с протестом против «произвольной отмены капитуляций». Опасение лишить­ся без соответствующих компенсаций империалистических привилегий в Турции объединило против неё даже жесточай­ших врагов.

После вручения этих нот германская, дипломатия приня­лась убеждать турок, что для; них самое лучшее — скорее вы­полнить союзные обязательства и. начать войну. Тогда в отноше­нии: стран Антанты вопрос, о капитуляциях отпадёт сам собой; с державами же Тройственного союза Турция всегда сможем договориться. Со своей стороны и дипломатия Антанты не отказывалась обсуждать вопрос о капитуляциях: лишь бы Турция обещала соблюдать нейтралитет. Переговоры о капи­туляциях продолжались в течение всего сентября.

После поражения немцев, на Марне стало очевидно, что вой­на затянется. Это привело к тому, что работа по вербовке союз­ников стала ещё более напряжённой. В октябре Германия пре­доставила Турции заём. При этом было условлено, что Турция вступит в войну тотчас же по получении части этих денег. Антанта всё это узнавала через русское правительство, раз­ведка которого сумела добыть соответствующие достоверные данные.

Но многие члены турецкого правительства всё ещё не осво­бодились от страха перед войной. В их числе был сам великий визирь. Поражение Германии на Марне и успехи русских войск в Галиции ещё более усиливали их опасения. Ввиду этого Энвер, в согласии с немецким командованием', решил поставить свою страну перед свершившимся фактом. 29 и 30 октября 1914 г. турецкий флот под командой, немецкого адмирала Сушона обстрелял Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. В тот же день, 29 октября, русский посол в Константинополе получил предписание затребовать свои паспорта.

Турецкое правительство было перепугано провокационными действиями Энвера и Сушона. Великий визирь грозил подать в отставку. Его с трудом уговорили остаться во избежание между­народного скандала. 1 ноября по поручению визиря к Сазонову явился турецкий посланник Фахреддин. Министр встретил его словами: «Я собирался послать вам ваши паспорта». «А я приношу вам мир», — заискивающим тоном заявил турок. Он прочитал Сазонову телеграмму великого визиря, в которой тот выражал своё сожаление о случившемся. Сазонов ответил, что первым условием восстановления мира должно быть немедленное вы­дворение из Турции всех немецких офицеров. Этого требования великий визирь уже не мог выполнить, если бы и хотел. Послы Антанты покинули Константинополь. 2 ноября 1914 г. Россия объявила Турции войну. 5 и 6 ноября за ней последовали Англия и Франция. Так германские империалисты и их агент Энвер-паша ввергли турецкий народ в губительную авантюру.

Выступление Турции отвлекло часть сил России и Англии от германских фронтов. Другим последствием участия Турции

в войне явилось закрытие проливов и для торговых судов. Это прервало морскую связь между Россией и её союзниками через Чёрное и Средиземное моря. На Балтике господствовал германский флот. Не считая долгого пути на Владивосток с его незначительной пропускной способностью, связь с Англией и Францией могла поддерживаться лишь через Архангельск. Дороги на Мурманск ещё не существовало. Пути через Румынию, Сербию и Грецию были очень ненадёжны даже в пер­вый период войны. В конце 1915 г. эта связь была совершен­но прервана австро-германским наступлением на Сербию.

Выступление Италии. Борьба за привлечение союзников распространилась и на Италию. Итальянское правительство с самого начала сомневалось, на чью сторону склонится победа. А между тем «шакал», как одна­жды назвал Италию Бисмарк, всегда старался следовать за тем из крупных хищников, у которого вернее можно поживиться куском добычи. Ввиду этого Италия не торопилась с выполне­нием своих союзнических обязательств. 3 августа 1914 г. италь­янский король сообщил Вильгельму II, что с итальянской точки зрения возникновение данной войны не подходит под формулировку casus foederis в тексте договора о Тройственном союзе. Король пошёл дальше. Он сделал угрожающий намёк, заметив, что имеются в Италии люди, которые склонны начать войну против Австрии. На полях депеши короля Вильгельм в собственноручной пометке обозвал своего коронованного собрата «мерзавцем». В тот же день, 3 августа, итальянское правительство опубликовало декларацию о нейтралитете. Однако итальянский министр иностранных дел маркиз ди Сан-Джулиано тут же доверительно сообщил германскому послу, что если бы Италию достаточно вознаградили, то она готова была бы «изучить способы оказания поддержки своим союзникам». На другой день, 4 августа, итальянское правительство столь же конфиденциально сообщило Сазонову о позиции, за­нятой им по отношению к центральным державам. При этом, свидетельствует Сазонов, ему было заявлено, что «ввиду малой надежды получить желаемое от Германии и Австрии Италия могла бы вступить в обмен мнений с нами на означенной почве».

Итальянское правительство, таким образом, не ограничи­лось тем, что принялось шантажировать центральные державы. Оно вступило в переговоры и с Антантой, выясняя, сколько та ей даст за объявление войны Германии и Австрии. Начался дли­тельный торг. Уже в августе правительства Антанты предложили итальянцам Трентино, Триест и Валону. Антанте было легче набавлять цену: притязания Италии в первую оче­редь распространялись на австрийские территории, на Алба­нию и Турцию, т. е. на такие страны, которые Антанте не при­надлежали. Положение Германии было сложнее: для Италии самыми ценными приобретениями были бы именно австрийские владения, уступка которых, разумеется, наталкивалась на со­противление со стороны союзного австро-венгерского правитель­ства. Германия могла зато щедро раздавать земли в Северной Аф­рике за счёт Франции. Кроме того, она сулила Италии Ниццу, Корсику и Савойю. Пока шли все эти переговоры, итальянский «шакал» не дремал. В октябре 1914 г., не теряя времени, Италия захватила остров Сасено, расположенный у входа в Валонский залив. В декабре она оккупировала Валону.

Премьер Саландра дал своеобразное политическое и даже «моральное» обоснование принципам итальянской дипломатии. В сентябре 1914 г. он публично заявил, что итальянское пра­вительство устранило из своей политики «всякую заботу, вся­кий предрассудок, всякое чувство, которые не были бы внуше­ны исключительно лишь одной безграничной преданностью родине, итальянским священным эгоизмом». Бюлов в своих мемуарах несколько иначе и в менее возвышенном стиле оха­рактеризовал сущность политики Саландры. «Он просто хочет в большой мировой сумятице что-нибудь заработать для своей страны», — лаконически отметил германский дипломат.

Ввиду военно-морской зависимости от Антанты Италия бла­горазумно воздерживалась от войны на стороне центральных дер­жав. Для неё дело шло о том, соблюдать ли нейтралитет, или же воевать на стороне Антанты против своих союзников. Решался этот вопрос итальянцами в зависимости от того, кто больше даст и у кого больше шансов на победу.

Наступление немцев через Бельгию в августе 1914 г. поддерживало в Италии склонность к нейтралитету и к перего­ворам с Германией. Битва на Марне и приостановка немецкого наступления изменили положение, и переговоры Италии с Ан­тантой оживились. Правительство Саландры, проводя свою по­литику «без предрассудков», требовало, чтобы Антанта наба­вила цену. Большие затруднения чинила Антанте Сербия, которая противодействовала удовлетворению итальянских при­тязаний на Далматинское побережье, населённое преимуществен­но славянами. Однако и Австрия не проявляла уступчивости. Саландра стал угрожать своим союзникам, что «общественное мнение» вынудит его стать на сторону Антанты. Вследствие этого германское правительство усилило свой нажим на Вену. В декабре в Рим был послан со специальной миссией князь Бюлов, который был когда-то послом в Италии и обладал там большими связями. В своих мемуарах Бюлов повествует о тех переговорах, которые он вёл в итальянской столице. «В день моего приезда в Рим, — пишет он, — я посетил в Копсульте министра иностранных дел Сиднея Соннино. В этом роскошном дворце тогда помещалось Министерство ино­странных дел. Когда я вошёл в приёмную министра, я очутился там лицом к лицу с тремя послами Антанты: Баррером, сэром Реннелем Роддом и Крупенским. Их отно­шение ко мне было характерно для духа их народов. Добрый Крупенский бросился ко мне и стал заверять меня, что его личное чувство дружбы ко мне нисколько не изменилось. Умный и утончённый Родд протянул мне руку и сказал по-английски: „Жму вашу руку и прошу вас передать мои наи­лучшие пожелания княгине Бюлов”. Из всех троих послов Ан­танты Камилл Баррер был моим самым старым другом. Но когда он увидел меня, он, с присущим всем французам актёрским та­лантом, с ужасом посмотрел на меня, затем закрыл глаза руками и отвернулся». Далее, Бюлов излагает существо своего разгово­ра с Соннино. «Соннино с самого же начала ясно и откровен­но изложил мне свой взгляд на создавшееся положение. Антанта предлагает Италии в качестве военной награды все населен­ные итальянцами австрийские области. Чтобы избежать воен­ного столкновения между Италией и Габсбургской монархией, Австрия также должна со своей стороны предложить уступки в конкретной, связывающей её форме. Эти уступки должны быть предложены приличным образом. Их нельзя бросать Италии, как подачку надоедливому нищему. И прежде всего это нужно сделать как можно скорее. Минимум таких уступок предста­вило бы Трентино».

Центральным державам помогал Ватикан. Для установления, возможно более тесного контакта с Ватиканом в Рим кроме Бюлова был направлен лидер католической партии центра, депу­тат Рейхстага Эрцбергер. «Бенедикт XV, — пишет Бюлов, — горячо поддерживал мои усилия, направленные на сохранение мира. Он желал сохранения Габсбургской империи, этой по­следней католической великой державы. Он ясно сознавал, что войны можно было избежать лишь при условии, чтобы Австрия больше не медлила пожертвовать по меньшей мере Трентино... Папа поручил венскому архиепископу кардиналу Пиффлю переговорить в этом смысле со старым императором Францем-Иосифом. Но восьмидесятичетырёхлетний император даже не дал кардиналу высказаться, когда тот скромно и боязливо стал выполнять желание святого отца. Краска гнева залила его стар­ческое лицо. Он взял кардинала за руку и буквально выставил его за дверь».

Не прекращая переговоров в Вене, итальянское правитель­ство в начале марта 1915 г. усилило свой торг с Антантой. Кроме Трентино, Триеста, Валоны, острова Сасено, Далматинского побережья с его островами, колониальных уступок в Африке и прочих прежних своих претензий Италия потребовала ещё образования из центральной Албании автономного княжества со столицей в Дураццо, явно рассчитывая поставить в зависи­мость от себя сильно урезанную и ослабленную Албанию. Се­верная Албания подлежала разделу между Сербией и Черно­горией, южная отходила к Греции, Валона с округой — к са­мой Италии; кроме того, она претендовала на заём в Лондо­не в сумме 50 миллионов фунтов стерлингов. Наконец, Италия настаивала на заключении военной конвенции: в Риме желали иметь гарантию, что Россия не ослабит своего нажима на галицийском фронте, а англо-французский флот поможет в борьбе с австрийским флотом.

Англия и Франция готовы были всё это обещать. Однако Россия из внимания к Сербии протестовала против передачи Италии территорий, населённых южными славянами.

Италия получила новое средство для давления на Антанту. 8 марта 1915 г. в Вено на коронном совете было, наконец, решено предоставить Италии компенсации. Между Италией и центральными державами начался спор о том, сколько именно должна получить Италия и когда должна состояться передача уступаемых территорий: немедленно или по окончании воины.

Под давлением Англии и Франции пошла на уступки и Россия: она изъявила согласие отдать итальянцам значитель­ную часть Далмации. Таким образом, Антанта удовлетворяла почти все притязания Италии. Теперь «шакал» мог сделать свой выбор. 26 апреля 1915 г. в Лондоне был, наконец, подписан договор. Италия обязывалась через месяц начать вой­ну против своих бывших союзников. Для этого Англия предо­ставляла ей заём в 50 миллионов фунтов.

3 мая итальянское правительство расторгло договор о Трой­ственном союзе. Тогда Бюлов пошёл на самый решительный дипломатический ход.

«9 мая, — повествует он в своих мемуарах, — я заставил императорского и королевского посла барона Маккио у меня на вилле „Мальта”, куда я пригласил его для переговоров, напи­сать под мою диктовку заявление, которое в тот же день должно было быть секретным порядком переслано итальянскому прави­тельству и в котором было сказано, что Австро-Венгрия готова уступить населённую итальянцами часть Тироля, а также Градиску и западный берег Изонцо, где имеется чисто итальянское население; Триест должен стать имперским свободным -го­родом с итальянским университетом и итальянским муниципа­литетом; Австрия признаёт суверенитет Италии над Валоной и заявляет о своей политической незаинтересованности в Ал­бании.

Мне пришлось применить сильное давление, чтобы заставить боязливого Маккио совершить тот шаг, который ещё в январе мог бы иметь желательные последствия».

Запасшись такого рода документом, Бюлов немедленно сооб­щил о нём главе итальянских «нейтралистов» Джолитти и дру­гим их лидерам. Джолитти срочно приехал в Рим. Тотчас по его прибытии 320 депутатов из 508, т. е. большинство, демон­стративно завезли ему визитные карточки. Опираясь на большин­ство в Парламенте, Джолитти заявил королю и Саландре, что не согласен с политикой, намеченной в Лондонском договоре от 26 апреля. Саландра подал в отставку. Казалось, дело Гер­мании выиграно. Нов этот момент крайние шовинисты, сторон­ники войны, во главе с бывшим социалистом ренегатом Муссолини, состоявшим на содержании у французов, и д'Аннунцио, за которыми стояли мощные капитали­стические интересы, организовали демонстрации против Парламента и преобладавших в нём «нейтралистов». Король не принял отставки Саландры. Джолитти был вынужден поки­нуть Рим. Напуганный Парламент 20 мая 1915 г. вотировал военные кредиты. 23 мая Италия объявила войну Австрии; одна­ко до конца августа следующего года она формально оставалась в мире с Германией.

Хищнические цели своей войны итальянские империалисты прикрывали пышной риторикой. На деле Италия оставалась всё тем же международным «шакалом». «Италия революционно-демократическая, т. е. революционно-буржуазная, свергавшая иго Австрии, Италия времён Гарибальди, превращается окон­чательно на наших глазах в Италию, угнетающую другие на­роды, грабящую Турцию и Австрию, в Италию грубой, отвра­тительно-реакционной, грязной буржуазии, у которой текут слюнки от удовольствия, что и её допустили к дележу до­бычи», — писал Ленин.

Взаимоотношения держав Антанты. Борьба за вербовку новых союзников осложнялась соперничеством между основными членами воюющих группировок. В лагере цент­ральных держав Германия пользовалась неоспоримой гегемо­нией. Это упрощало их межсоюзнические отношения. Однако и в их среде имели место значительные трения. Это вскрыли, между прочим, австро-германские переговоры относительно компенсации Италии. Ещё больше внутренних конфликтов воз­никало в лагере Антанты. Споры из-за предоставления Италии южнославянских областей явились примером осложнений, вызванных дележом ещё не полученной добычи. Очень рано возникли между союзниками разногласия и по вопросам стратеги­ческого плана войны. Основным фронтом Англия и Франция считали Западный фронт. Русской армии они отводили самую неблагодарную роль. Она должна была оттягивать на себя си­лы противника в те моменты, когда этого требовали сооб­ражения англо-французского командования. Действительно, русское наступление на Восточную Пруссию спасло Париж и обеспечило успех французов на Марне. Зато России оно стоило величайших жертв. Тяжёлая роль, которую западные союзники навязали России, была следствием зависимости рус­ского царизма от англо-французского капитала. Во время войны эта зависимость возросла ещё больше. Война 1914 — 1918 гг. предъявила огромные, ранее невиданные требования к промышленности. Отсталая экономика царской России не успевала удовлетворять эти требования. Летом 1915 г. это по­вело к отступлению русской армии, оставшейся без снарядов. России приходилось обращаться к Англии и Франции. Просьбы прислать боевые припасы и вооружение летели из Петербурга и из русской ставки в Париж и в Лондон. Антанта посы­лала кое-какие военные материалы, но делала это медлитель­но и скупо. Не менее туго продвигались и дипломатические переговоры об объединении военных усилий союзников на обоих главных фронтах. Русское командование откликалось на потребности Западного фронта. Если русские операции в Восточной Пруссии в 1914 г. помогли выиграть битву на Мар­не, то в 1916 г. блестящее наступление Брусилова способство­вало спасению Вердена и стабилизации итальянского фронта. Но Англия и Франция должной оперативности не про­являли.

В 1915 г. германское командование попробовало перенести главный удар на Восточный фронт. Результатом этого было отступление прекрасно сражавшейся, но плохо обеспеченной русской армии. Всё же Россия из строя не выбыла. Достигнутый Германией тактический успех не создал перелома в ходе войны. Сам начальник германского генерального штаба генерал Фалькенгайн побоялся продолжать наступление в глубь России. Он считал, что наступление на Москву завело бы германскую армию «в область безбрежного».

Приняв на себя в кампании 1915 г. главный удар немецких полчищ, Россия обеспечила Англии и Франции время для развёртывания их сил и ресурсов. Благодаря этому к 1916 г. немцы уже потеряли те преимущества, которыми они распола­гали, начиная войну.