Перспективы радикального русского национализма в сегодняшней России Александр Верховский
А. Верховский -- директор Информационно-аналитического центра "СОВА"
Есть ли предмет разговора?
Национализм как течение, основанное на идее активного конструирования нации, будь то гражданской или этнической, потенциально успешен в двух случаях -- когда он сопряжен с идеями обновления общества, как это было с модернизующим национализмом, например во время Французской революции, или используется для конституирования государства, что можно было еще недавно наблюдать во многих постсоциалистических странах.
Ни той, ни другой перспективы у русского национализма сегодня нет. Современный русский национализм во всех своих версиях является антимодернизационным по содержанию, и в этом смысле стране не нужен и стратегической перспективы не имеет [Гудков Лев, Дубин Борис. Своеобразие русского национализма // Pro et Contra. 2005. N 2. С. 6--24.]. Россия как государство уже вполне конституировано, какие бы то ни было сомнения в этом отпали еще во второй половине 90-х годов (и тогда мы наблюдали упадок русского национализма, каким он сформировался на рубеже 80-х и 90-х, в период кризиса и распада СССР).
Но отсутствие стратегической перспективы для движения не означает, что нет никакой перспективы вообще. Более того, если национализм не обладает содержанием, пригодным для строительства будущего страны, то и прочие наличные идейные течения не обладают подобным потенциалом. А поскольку какое-то будущее все-таки неизбежно, значит, и современный национализм вполне может сыграть в нем заметную роль. Но, возможно, субъект этого национализма будет выглядеть не так, как мы привыкли в 90-е годы.
Предварительные итоги
Если перебирать разные ветви и течения националистического движения [Последующие рассуждения основаны на мониторинге, который ведет Центр "СОВА" и результаты которого можно видеть в разделе "Национализм и ксенофобия" нашего сайта: http://xeno.sova-center.ru], то неизбежно упираешься или в заведомую бесперспективность для широкой публики идей и лозунгов (например, у неонацистов, православных монархистов или у последователей А. Дугина), или в тупиковый способ построения организации (как у ЛДПР или остатков РНЕ), или просто в явную исчерпанность мобилизационного потенциала (КПРФ в своей националистической ипостаси).
Стоит вспомнить, что с самого начала 90-х годов наиболее перспективные -- в смысле мобилизации -- поиски велись в направлении национал-популизма. В сущности, именно это обозначал крайне неточный термин "красно-коричневые". С тех пор основные "красно-коричневые" проекты провалились как таковые, потеряв или влияние, или свою синтетическую суть: НБП, КПРФ, "Родина".
В случае КПРФ, как и в случае НБП, возможно, сказывается также и то, что лозунги умеренного национализма перехватила власть, а значит, они утратили мобилизующий смысл для КПРФ и стали неприемлемы по этой причине для НБП [Соколов Михаил. Национал-большевистская партия: идеологическая эволюция и политический стиль // Русский национализм: идеология и настроение. М.: Центр "СОВА", 2006. С. 139--164.].
Следовательно, националистическое движение зашло в тупик, даже если некоторые его ветви демонстрируют хорошую динамику (самую хорошую демонстрирует неонацизм, но вряд ли на этом основании можно говорить о грядущем успехе настоящей неонацистской партии).
Но необходимо отметить и явные достижения национализма. Скинхедское движение создало огромный человеческий потенциал, более активный, чем многотысячная масса "ветеранов РНЕ", хотя и о ней не следует забывать. Обсуждение "национальной темы" в массмедиа и социологические опросы показали, что у национализма много неорганизованных, но явных сторонников. Этот потенциал осознается самими участниками движения, в том числе и скинами: интеллектуальный уровень в скин-движении заметно повысился, хотя бы в связи с увеличением среднего возраста участников (тот факт, что они из движения реже уходят с возрастом -- это тоже показатель каких-то внутренних перемен).
С другой стороны, массовая этноксенофобия не может не порождать политический национализм, тем более что речь идет о большинстве населения, порядка 52----55%. Примерно с 1999--2000 года, судя по данным Левада-центра (и ранее ВЦИОМа), сформировалось устойчивое этноксенофобное большинство (подъем ксенофобных эмоций всерьез начался во время косовского кризиса и с началом новой чеченской войны) [Гудков Лев. "Россия для русских": ксенофобия и антимигрантские настроения в России // Нужны ли иммигранты российскому обществу? М.: Фонд "Либеральная миссия", 2006. С. 31-78.]. Не менее важно, что не только социологи, но и вся мало-мальски рефлексирующая часть общества осознала уже, что речь идет не только и не столько о каких-то маргинальных "русских фашистах", а о качественном сдвиге общественного сознания. Эта рефлексия вполне отражается в СМИ и становится доступна также и нерефлексирующему большинству. Чего пока нет ни в мнении большинства, ни в мнении какого бы то ни было значительного меньшинства -- так это представления о том, какое политическое воплощение может найти сформировавшееся этноксенофобное большинство. Но, несомненно, уже возникает и все чаще проявляется всеобщее убеждение в том, что какое-то воплощение должно быть найдено и оно будет найдено.