Пашин Суд. реф

19

Пашин С. Краткий очерк судебных реформ и революций в России // Отечественные записки. 2003. № 2 // Журнальный зал [сайт]. URL: http://magazines.russ.ru/oz/2003/2/pashin-pr.html (нужны С. 2-7)

Бросив широкий взгляд на российское право XI-XVIII веков[1], можно отчетливо проследить вектор его развития, обусловленный политическими задачами, которые решали правители русского государства. От обвинительного процесса, фрагментарно закрепленного в Русской Правде с последующими дополнениями Ярославичей и Владимира Мономаха, судопроизводство дрейфует к процессу инквизиционному, в котором частные начала подменяются публичными, а символические способы обнаружения истины (вроде крестного целования и ордалий, т. е. испытания водой, железом или "божьего суда") уступают место пыточным; участники процесса все менее остаются его субъектами и все более оказываются подвергаемыми пристрастным допросам объектами исследования, ведущегося "служилыми людьми". Преступлению придается значение не обиды, нанесенной потерпевшему, а пощечины, которую "вор" закатил государству. Согласно Судебнику 1550 года царя и великого князя Ивана IV (Грозного), даже пойманного с поличным вора можно было преследовать не только в обвинительных формах (собственно, именно обвинительный процесс и назывался на Руси "судом"), но и, несмотря на то, что злодей посягнул на частный интерес, также и в порядке "розыска", как "лихого" человека, т. е. с применением пыток и независимо от позиции истца-челобитчика.

В первой половине XVII века сходит на нет участие народа в отправлении правосудия, упраздняется институт выборных "судных мужей" и "целовальников". В эпоху царя Алексея Михайловича принимается Соборное уложение 1649 года, и широкое распространение приобретает роковая формула розыскного процесса по делам о государственных преступлениях "слово и дело"; практически любое дело, начатое по частной инициативе в рамках обвинительного процесса, могло по усмотрению царских чиновников превратиться в "розыск".

Процесс огосударствления правосудия завершается во времена Петра I, предписавшего в 1697 году: "Суду и очным ставкам не быть, а ведать все дела розыском". Судебная реформа 1719 года, базирующаяся, во многом, на воинском законодательстве, в частности, на "Кратком изображении процессов или судебных тяжб" 1716 года, прилагаемом к Артикулу Воинскому, по сути, распространила репрессивные формы судопроизводства на обычные судебные дела. Петр I учредил Сенат, создал юстиц-коллегию, провинциальные и городовые суды, 8 надворных судов в крупных административных центрах, военные суды -- полковые и генеральные кригсрехты. Однако, и это важно отметить, царь содержал альтернативные органы, где вершились "политические" дела: Преображенский приказ и Тайную розыскных дел канцелярию и ее комиссии. Юстиц-коллегия не была властна над этими чрезвычайными учреждениями. Впоследствии мы увидим, что, созидая новые учреждения, правители России, единоличные и коллегиальные, пристраивают к правовому пространству "юридическое зазеркалье", уравновешивая витринный либерализм потаенным кровавым ужасом.

Справившись с бунтом "маркиза Пугачева", Екатерина II провела в 1775 году административную и судебную реформы, суть которых была выражена в "Учреждении для управления губерний". Под Сенатом и учрежденными в губерниях палатами уголовного и гражданского суда оказались две ступени сословных судов: уездный и верхний земский суды -- для дворянства; выборный магистрат и губернский магистрат -- для купечества; нижняя расправа и верхняя расправа -- для государственных крестьян. Юстиция продолжает зависеть от администрации, так как решения судебных палат утверждают губернаторы. В роли неправового "зазеркалья" выступает помещичий суд, "благами" которого пользуется подавляющее большинство российского населения -- крепостные крестьяне. Кроме того, действуют и совестные суды, представляющие экстраординарное монаршее милосердие по делам преступников по несчастию или невежеству, безумных, малолетних, а также колдунов, чья глупость и невежество явились причиной вредоносной ворожбы. По сути, эта система сохранилась неизменной и после составления в 1832 году Свода законов Российской Империи.

В судопроизводстве господствуют канцелярская тайна и формальная теория доказательств. Доказательства подразделяются на совершенные, наличие которых "исключает всякую возможность к показанию невиновности подсудимого": признание подсудимым своей виновности, признанные обвиняемым документы, результаты личного осмотра, показания медицинских чиновников, показания двух свидетелей, не отведенных и не опровергнутых подсудимым, -- и несовершенные, оставляющие сомнения в виновности подсудимого. Осудить человека можно было только при наличии совершенной улики, а оправдать -- при абсолютном отсутствии улик. После того как в 1801 году из системы розыскного (инквизиционного) процесса изъяли пытку, судопроизводство оказалось неэффективным и малорезультативным: удавалось так или иначе решить дела примерно 12 процентов обвиняемых, а прочих приходилось, в зависимости от веса имеющихся против них доказательств, оставлять в подозрении разной тяжести.

Система юстиции была медлительна и коррумпирована. Судебная реформа сделалась общим требованием либералов, а в эпоху кризиса власти и общественного подъема, вызванного стыдным поражением режима в Крымской войне, одним из наиболее настоятельных требований общественности в целом.

Судебная реформа 1864 года

Первый намек на судебную реформу прозвучал 19 марта 1856 года, в манифесте об окончании Крымской войны: Александр II провозгласил: "Да правда и милость царствуют в судах".

В 1858 году на улучшение деятельности судебной системы было ассигновано более 800 тысяч золотых рублей; эти деньги, выражаясь современным языком, были освоены, но никаких кардинальных изменений не произошло. Этот урок стоит запомнить: система пожирает ресурсы, не меняясь, если реформаторы не осуществляют преобразований технологий ее работы и структурных изменений.

Практическим шагам судебной реформы предшествовали длительные дискуссии. В октябре 1861 года была создана комиссия для подготовки документов о судоустройстве и судопроизводстве, куда вошли виднейшие юристы того времени; в ее работе определяющую роль играл исполняющий должность статс-секретаря Государственного совета С.И. Зарудный. Александр II утвердил подготовленные комиссией "Основные положения преобразования судебной части в России" 29 сентября 1862 года и после некоторых колебаний распорядился опубликовать их; проекты комиссии рассылались на отзыв также в западноевропейские университеты. На базе "Основных положений" были созданы Учреждение судебных установлений (в нашем понимании – закон о судебной системе), Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, Устав уголовного судопроизводства и Устав гражданского судопроизводства. При этом сохранялось действие николаевского Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года.

Утверждая 20 ноября 1864 года в Царском селе Судебные Уставы, император Александр II подписал Указ Правительствующему Сенату, в котором, в частности, говорилось: "Рассмотрев сии проекты, мы находим, что они вполне соответствуют желанию нашему водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого, от высшего до низшего".

Современники отмечали, что результатом нововведений было утверждение внутри самодержавного государства "судебной республики". Наиболее ярким и памятным достижением Александра II было учреждение равного для всех сословий суда с участием присяжных заседателей. Одновременно была создана прокуратура как часть судебного ведомства, введен институт присяжных поверенных (адвокатура). Предварительное расследование перешло в руки судебных следователей, то есть чиновников юстиции, а не администрации, пользовавшихся статусом членов окружных судов. Судьи стали несменяемы и формально независимы.

"Общие судебные места" включали в себя окружные суды и судебные палаты. Кроме того, уездными земскими собраниями и городскими думами избирались мировые судьи и почетные мировые судьи, разрешавшие дела об уголовных проступках и гражданские иски ценой не более 500 рублей. Мировая юстиция как самостоятельная ветвь российской судебной власти включала в себя апелляционную инстанцию в виде уездного съезда мировых судей. Правительствующий Сенат служил единой кассационной инстанцией для всех судебных учреждений (общих и мировых), проверяя состоявшиеся решения исключительно с точки зрения права; Особое присутствие Сената рассматривало по первой инстанции дела о преступлениях против царствующих особ и государства.

Составители Судебных Уставов уголовного судопроизводства отказались от формальной теории доказательств и провозгласили принцип свободной их оценки в гласном и состязательном процессе; это позволило подавляющее большинство дел разрешать быстро и на гораздо более справедливых основаниях. Для оценки значения доказательств по внутреннему убеждению требовались уже не юристы, склонные к стереотипной работе, а люди, обладающие житейским, практическим, а не канцелярским, опытом. В Судебных Уставах вслед за многими другими странами, и прежде всего, пользуясь опытом Наполеоновской Франции, Россия воспринимает модель, при которой судьями факта являются представители народа. При этом с участием присяжных заседателей рассматривали дела лишь окружные суды; гражданские дела суд присяжных не решал. В судебных палатах дела о государственных и должностных преступлениях слушались профессиональными судьями совместно с сословными представителями.

Для кандидатов в присяжные заседатели были установлены цензы: подданства (обязательно – российское); возрастной (от 25 до 70 лет); оседлости (проживание не менее двух лет в соответствующем уезде); моральный (не могли быть присяжными заседателями находившиеся под следствием и судом за преступления, судимые и отбывавшие наказание в тюрьме или приговоренные к иному более строгому наказанию, исключенные за пороки из службы, духовного ведомства, обществ и дворянских собраний, несостоятельные должники, опекаемые ввиду расточительства); здоровья (не допускались до исполнения обязанностей присяжного заседателя слепые, глухие, немые, лишенные рассудка); языковой (не знавшие русского языка не могли быть присяжными заседателями); профессиональный (не вносились в списки чиновники полиции, лица прокурорского надзора, нотариусы, священнослужители и монашествующие, прислуга); имущественный (в списки вносились лица, обладающие землею и другим недвижимым имуществом определенной ценою). Фактически же подавляющее большинство присяжных заседателей было крестьянами, поскольку они наиболее трепетно относились к исполнению своих обязанностей в суде, и даже необходимость в период судебных сессий довольствоваться скудным вознаграждением и даже иногда получать пропитание от мирского подаяния не останавливала их; представители чиновничества и правящих классов, напротив, предпочитали уклоняться от участия в процессах.

Судебные Уставы вводились в действие на протяжении трех с половиной десятков лет по Положению, одобренному 19 октября 1865 года, начиная со столичных губерний. Петербургская и Московская судебные палаты были открыты лишь в 1866 году, Саратовская – в 1871 году. В западных губерниях начали применять Судебные Уставы в полном объеме только в 1880-1883 годах. В Кавказском крае, Архангельской губернии, Сибири присяжных заседателей вообще не привлекали к участию в процессах и окружные суды действовали в составе трех членов.

В царской России в 1901-1912 годах профессиональные судьи признавали виновными лишь 3/4 подсудимых, а окружные суды с участием присяжных заседателей – 60-64 процента подсудимых.

Известный судебный деятель А.Ф. Кони, наблюдавший работу суда присяжных на протяжении трех десятков лет, будучи в должностях товарища прокурора и прокурора в Харькове и Санкт-Петербурге, председателя столичного окружного суда, обер-прокурора и сенатора уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената, писал: "Я не могу не вспомнить без глубокого уважения к суду присяжных ряда процессов, где они с честью разобрались в самых сложных обстоятельствах и свято исполнили свой долг перед обществом". Весьма характерен для того времени обращенный к присяжным заседателям призыв адвоката Ф.Н. Плевако, защищавшего Прасковью Качку: "Пусть, по счастливому выражению псалмопевца, правда и милость встретятся в вашем решении, истина и любовь облобызаются".

Некоторые вердикты присяжных заседателей, особенно по политическим делам, встречались проправительственными кругами в штыки. После того как состоялся оправдательный приговор по делу Веры Засулич, ранившей из револьвера градоначальника Ф.Ф. Трепова в отместку за его приказ высечь розгами арестанта, назвавшегося студентом Архипом Боголюбовым (это был народоволец Алексей Емельянов), редактор журнала "Гражданин" В.П. Мещерский с негодованием вспоминал: "Никто не мог понять, как могло случиться в зале суда самодержавной Империи страшное глумление над государственными высшими слугами, столь наглое торжество крамолы".

Контрреформа в России XIX – начала XX веков

Во второй половине 70-х годов исподволь начались процессы, получившие в отечественной литературе наименование контрреформы. Эти процессы затронули, прежде всего, суд присяжных и мировые судебные учреждения.

Компетенция суда присяжных по рассмотрению дел о посягательствах на должностных лиц и ряда других преступлений была ограничена с соответствующим расширением полномочий судебных палат с участием сословных представителей. Новый импульс контрреформа получила 1 марта 1881 года, когда бомбой Игнатия Гриневицкого был смертельно ранен Александр II. 14 августа 1881 года было утверждено "Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия", согласно которому в местностях, объявленных на положении усиленной или чрезвычайной охраны, генерал-губернатор или министр внутренних дел были вправе передать любое дело, могущее "послужить поводом к возбуждению умов и нарушению порядка", в том числе и подсудное окружному суду с участием присяжных заседателей, военному суду для рассмотрения в закрытом заседании. Военная юстиция возглавлялась Главным военным судом и не была поднадзорна Сенату, считавшемуся высшей кассационной инстанцией империи. Роль военного судопроизводства в его чрезвычайных формах была в царской России велика.

Обер-прокурор К.П. Победоносцев в 1885 году призвал Александра III "пресечь деморализацию, которую распространяет в обществе публичность всех судебных заседаний, возведенная в абсолютный закон поборниками отвлеченных начал судебной реформы", отказаться от состязательности процесса, упразднить суд присяжных, учреждение которого, по его мнению, оказалось "совершенно излишним, совсем несообразным с условиями нашего быта".

Александр III не решился на такую радикальную ломку судебной системы, созданной в предшествующее царствование. Однако компетенция суда присяжных была значительно урезана. Закон о земских начальниках, которые, будучи служащими исполнительной власти, получили судебные функции в отношении сельских жителей, увидел свет 12 июля 1889 года. Мировые судьи были упразднены в 37 губерниях и работали лишь в Петербурге, Москве и Одессе.

Наконец, в период первой российской революции правительство прибегло к чрезвычайным репрессивным мерам. Высочайше утвержденные положения Совета министров о военно-полевых судах были опубликованы 19 и 20 августа 1906 года, так как "обыкновенное судебное производство не вполне приспособлено к обстоятельствам настоящего времени и не дает возможности достаточно быстрой репрессии" за противогосударственные преступления и преступления против порядка управления. Военно-полевой суд включал в свой состав 5 офицеров, назначенных военными властями в местностях, объявленных на военном положении или положении чрезвычайной охраны, для рассмотрения конкретного дела. За первые 8 месяцев своего существования военно-полевые суды приговорили к смертной казни 1 102 человека, к каторжным работам 127 человек.

Уроки судебных реформ и контрреформ

Из исторического экскурса в область судебных реформ и контрреформ прошлого можно вынести ряд наблюдений.

Во-первых, для реформ нужна политическая воля верховной власти.

Во-вторых, реформы не могут осуществить привыкшие к другим формам деятельности ведомства и прежние сановники; должны быть выдвинуты, поддержаны и защищены новые кадры. Нравственная чистота стоит дороже устаревшего профессионализма, и вливание "свежей крови" в судебную систему возможно путем привлечения представителей народа при условии, что они действуют, хотя и по внутреннему убеждению, но в правовых рамках, задаваемых надлежащей правовой процедурой. Однако старая бюрократия при реформах не аннулируется, а, несколько стесненная в возможностях, продолжает занимать влиятельные посты.

В-третьих, силы торможения реформ не уходят с арены, а ждут своего часа, чтобы, воспользовавшись политической ситуацией либо замешательством реформаторов, скомкать и свести на нет реформы. Не сразу им удается умалить пореформенные институты законодательно, de iure, но это не мешает им, воспроизводя привычные технологии работы и ценности, оставаясь включенными в прежнюю систему служебных и личностных отношений, саботировать нововведения de facto, причем не обязательно со злым умыслом. "Саботаж" осуществляется бессознательно, как привычное повторение прежних обыкновений, органически чуждых реформам. Перерождение царских правовых институтов отмечалось в постановлении Временного правительства 25 марта 1917 года, которым образовывался высший дисциплинарный суд для рассмотрения дел о проступках чинов судебного ведомства. Во вводной части этого документа говорится следующее: "Независимость судей стала пустым звуком, гласность исчезала из суда по первому желанию администрации, наиболее важные дела – о государственных и должностных преступлениях, о проступках в печати – были изъяты из ведения суда присяжных заседателей. Исключительный военный суд стал обычным явлением. Вновь появилось в населении то недоверие к суду, которое было язвой старой дореформенной Руси прошлого столетия". Говорится в постановлении Временного правительства также о практиках царской юстиции: допросах свидетелей с пристрастием, подлогах актов следствия, пытках, и о судьях-сенаторах, которые глядели сквозь пальцы на эти нарушения. Заместитель министра юстиции Временного правительства А.С. Демьянов справедливо отмечал: "Самая простая и правильная характеристика старого дореволюционного уголовного кассационного департамента – это назвать его неправосудным; действительно, там делали, что хотели, не считаясь с законом, и даже в отношении не одних уголовных политических дел, но и просто уголовных; а о политических и говорить не стоит"[2].

В-четвертых, даже царской власти в огромной России недостаточно, чтобы провести преобразования единомоментно и повсеместно.

В-пятых, наблюдается не раз отмеченная раньше картина: наряду с правовыми ординарными судебными учреждениями действуют механизмы окультуренного произвола. Роль "зазеркалья" в царской России играла военная юстиция и, по инерции, самодержавная воля царя (например, Александр II своей властью ужесточил приговор, вынесенный в 1873 году революционеру-авантюристу Нечаеву судом присяжных за совершенное им убийство студента Иванова).

Судебные революции

Теперь обратимся к опыту революций.

Февральская революция 1917 года не оставила сколько-нибудь заметного следа в истории преобразования судебной системы. Правда, уже 3 марта 1917 года, в первый же день работы Временного правительства министр юстиции А.Ф. Керенский подписал приказ "Об образовании временных судов в Петрограде", распространенный затем, в мае 1917 года, на другие регионы; приказ был опубликован 4 марта 1917 года одновременно с актами об отречении Николая II и отказе Великого князя Михаила принять престол. На основе мировых судов создавались местные суды "в составе трех… членов: мирового судьи, представителя армии и представителя рабочих". Местные суды были призваны быстро выносить решения, главным образом, в связи с участившимися "уличными эксцессами". Кроме того, Временное правительство упразднило институт земских начальников и суд с сословными представителями, объявило о выборах мировых судей.

Временное правительство, и это отличает революционный и реформаторский подходы, начало кадровую чистку, учредив органы по расследованию правонарушений царской бюрократии, уволив наиболее реакционных судей и прокуроров.

Октябрьская революция 1917 года дает законченный и классический пример не реформаторских, а действительно решительных революционных преобразований судов.

Сразу же после переворота революционные массы организуют собственные суды, из которых наибольшей известностью пользуется народный суд Выборгской стороны Петрограда под председательством рабочего Василия Чакина.

Декретом Временного рабочего и крестьянского правительства от 24 ноября 1917 года (так называемым Декретом о суде № 1) были упразднены общие судебные установления, институт судебных следователей, прокуратура, адвокатура, приостановлена деятельность мировых судей. Было решено создать местные суды в составе избираемых Советами постоянного судьи и двух очередных заседателей для рассмотрения дел уголовных -- если наказание не превышает двух лет лишения свободы и гражданских -- с ценой иска до трех тысяч рублей. Решения местных судов должны были быть окончательными, их апелляционного пересмотра не предполагалось, однако, при назначении более строгого наказания нежели семь дней лишения свободы, допускалась кассационная жалоба на съезд местных судей.

Кроме того, учреждались революционные трибуналы для рассмотрения дел о контрреволюционных преступлениях, мародерстве, хищениях, саботаже и злоупотреблениях торговцев, промышленников, чиновников. Судьям и заседателям предписывалось руководствоваться революционной совестью и революционным правосознанием.

До окончания гражданской войны и окончательного утверждения Советской власти (точнее, власти большевиков) в судоустройстве происходили многие изменения. Так, по настоянию союзников большевиков -- левых эсеров ВЦИК принял Декрет о суде № 2, на основании которого в искореженном виде восстанавливались окружные суды, отдаленно напоминающие суды присяжных. В состав окружных судов входил судья и 12 народных заседателей, которые контролировали деятельность судьи и даже могли его отвести; судья же выполнял при коллегии народных заседателей роль юридического советника без права решающего голоса. Гражданские дела окружные суды должны были рассматривать в составе 3 членов суда и 4 народных заседателей.

Окружные суды, просуществовав с марта по ноябрь 1918 года, были упразднены, так как процесс оказался слишком громоздким и стеснительным для большевиков, а старые специалисты-судьи (вот оно, сопротивление человеческого материала!) действовали в духе буржуазного права.

Хотя Декретом о суде № 2 предусматривалось создание областных народных судов и Верховного судебного контроля -- эти органы так и не появились. Целый ряд судебных решений пересматривались административным порядком сотрудниками 4-го отдела Народного комиссариата юстиции.

Совет Народных Комиссаров РСФСР издал Декрет о суде № 3 (20 июля 1918 года), которым была расширена компетенция местного суда, юрисдикция которого была распространена на все дела, кроме дел о посягательствах на человеческую жизнь, изнасиловании, разбое, бандитизме, подделке денег, взятках, спекуляции.

ВЦИК РСФСР принял Положение о народном суде РСФСР (30 ноября 1918 года). Учреждался единый народный суд, работавший, в зависимости от категории дела, в составе единоличного народного судьи, постоянного судьи и 2 народных заседателей, постоянного судьи и 6 народных заседателей. Положение содержало правило, запрещающее судьям ссылаться на законы свергнутых правительств. В роли кассационной инстанции выступал совет народных судей, избираемый губернским съездом народных судей. Народный суд должен был, по замыслу, рассматривать по существу все дела, кроме уголовных дел, подведомственных революционным трибуналам.

ВЦИК РСФСР принимает Положение о народном суде РСФСР 21 октября 1920 года. Высший судебный контроль за законностью судебных приговоров и решений возлагался на Наркомат юстиции, который мог объявлять судебные акты не имеющими законной силы и возобновлять дела по вновь открывшимся обстоятельствам.

В специальной юридической литературе об этом периоде "революционного творчества" говорится достаточно подробно, причем основное внимание уделяется формам, которые большевики пробовали и изменяли под влиянием политической обстановки либо каприза. Для целей настоящего исследования не так важно, сколько народных заседателей участвовало в рассмотрении того или иного дела согласно тому или иному декрету, но важно установить специфические черты революции по сравнению с ранее рассмотренными реформами. К числу таких особенностей относятся следующие.

Во-первых, революция, в отличие от реформы, не видоизменяет старые формы и не сооружает новых систем рядом со старыми (как делал, в частности, Петр Великий, юстиц-коллегия которого некоторое время функционировала наряду с завещанными ему отцом приказами - Разбойным и др.). Революция безжалостно сминает старые формы и не дает им возродиться, даже если какие-то силы (в нашем случае - левые эсеры) пытаются вернуть их на арену. Действуя на основании Декрета о суде № 1, уполномоченный следственной комиссии петроградского Военно-революционного комитета 29 ноября 1917 года закрыл Сенат, главный военный суд, петроградский коммерческий суд, а в ночь на следующий день - окружной суд. Комиссар распределил поручения между младшими работниками суда, судей и прокуроров вызвал повесткой или доставил под конвоем и потребовал от них сдачи дел и казенных денег, что и было исполнено. Во-вторых, революция насаждает новые формы взамен сметенных до основания старых форм, выпуская, как джинна из бутылки, угнетенное ранее правопонимание, давая ход почину снизу, экспериментируя и заигрывая со стихийностью, вольницей. Отсюда - предложение следовать революционному правосознанию, игнорируя законы свергнутых правительств, поощрение самочинного судейства и узаконение общегражданских обвинения и защиты.

В-третьих, во время революций новые формы юстиции, как, по-видимому и прочие формы, лишь внешне, ритуально напоминают одноименные институты свергнутого режима. Фактически же они представляют собой структуры, отращенные политическим руководством, подобно щупальцам, для удержания власти и господства нового режима. Революция собирает в один кулак и комкает все относительно самостоятельные элементы прежнего государства, подминая, если удается, также и институты гражданского общества. В Европе последующие реформы воздвигнутых революцией институтов восстанавливают равновесие и систему сдержек внутри государственной машины, а также между государством и гражданским обществом; в российской истории этого не произошло, а сохранялась революционное устройство правящего режима. Показательны в этом смысле два высказывания лидеров революционной советской судебной системы. Нарком юстиции Н.В. Крыленко писал: "Правильное, соответствующее классовым интересам пролетариата, функционирование суда может быть гарантировано лишь при наличии систематического и повседневного руководства им со стороны единой направляющей инстанции, дающей соответствующее указание по каждому или по поводу каждого выдвигаемого жизнью случая"[3]; в дальнейшем Н.В. Крыленко опубликовал и установку, согласно которой суд – это "реальное орудие в руках государственной власти"[4]. Вторая цитата принадлежит старому большевику, бывшему присяжному поверенному, члену коллегии Наркомюста М.Ю. Козловскому: "Суды не более и не менее, как органы власти, как органы диктатуры. Забудьте иллюзии о независимости судов. Надо раз навсегда сказать, что это такие же органы нашей работы, как орган ВСНХ. Это исполнительные органы власти пролетариата".