Gromova_LP / Громова Л.П. - История русской журналистики XVIII - XIX веков - 2003 / 19 век / 1 пол 19 в / 1826-1830 / 10 Пушкин - журналист и редактор
.doc«Представьте себе, — пишет Пушкин, — человека без имени и пристанища, живущего ежедневными донесениями... отъявленного плута, столь же бесстыдного, как и гнусного, и потом вообразите себе, если можете, что должны быть нравственные сочинения такого человека». Пушкин показывает деградацию личности, утратившей нравственные и патриотические чувства: «Видок в своих записках именует себя патриотом, коренным французом (un bon Frangais), как будто Видок может иметь какое-нибудь отечество! Он уверяет, что служил в военной службе, и как ему не только дозволено, но и предписано всячески переодеваться, то и щеголяет орденом Почетного Легиона, возбуждая в кофейнях негодование честных бедняков, состоящих на половинном жалованье (officiers a la demisolde). Он нагло хвастается дружбою умерших известных людей, находившихся в сношении с ним... Он приходит в бешенство, читая неблагосклонный отзыв журналистов о его слоге (слог г-на Видока!). Он при сем случае пишет на своих врагов доносы, обвиняет их в безнравственности и вольнодумстве». Почти одновременно с памфлетом Пушкин сочинил эпиграмму «Не то беда, что ты поляк», в которой имя Видока соединил с именем Фиглярина, т. е. Булгарина. Таким образом, смысл
пушкинского памфлета стал очевиден не только искушенным в полемических журнальных схватках читателям.
Пушкинский памфлет произвел на современников огромное впечатление. Правительство немедленно взяло под защиту Булгарина, запретив упоминание в печати имени Видока и даже продажу его портретов. Публикация памфлета не могла не усилить настороженного отношения цензуры к газете Дельвига. Процитированное газетой на французском языке четверостишие Казимира Делавиня для памятника жертвам июльской революции 1830 г. в Париже стало поводом к вызову Дельвига в Третье отделение. Бенкендорф принял Дельвига сурово, обвинил в якобинстве, пригрозил Сибирью. Выход «Литературной газеты» был приостановлен 19 ноября 1830 г., а в январе 183 1 1. неожиданно скончался ее редактор. Хотя непосредственной причиной являлась простуда, современники, по словам цензора А.Никитенко, обвиняли в ранней кончине Дельвига шефа жандармов. Только благодаря заступничеству товарища министра внутренних дел Блудова издание возобновилось, но уже под редакторством Сомова. «Литературная газета» в 1831 г. заполнилась произведениями малоизвестных сочинителей, Пушкин и Вяземский постепенно отошли от нее. В том же году газета прекратила существование.
Ареной новых пушкинских сатирических разоблачений Булгарина стал журнал Н. И. Надеждпна «Телескоп». Этому предшествовали некоторые события.
В 1831 г. Булгарин опубликовал продолжение романа о Выжш иных под названием «Петр Иванович Выжигин». Бульварный московский литератор А. Орлов, используя коммерческий успех булгаринских произведений, стал издавать свои романы о Выжигиных. Гак появились «Хлыновские степняки Игнат и Сидор, или Дети Ивана Выжигина», затем «Хлыновские свадьбы Игната и Сидора, детей Ивана Выжигина» и в заключение — «Смерть Ивана Выжигина».
Издатель «Телескопа» Надеждин поместил в своем журнале критическую статью, в которой не без умысла разобрал всех Выжигиных — и Булгарина, и Орлова. В защиту своего друга немедленно выступил Греч на страницах «Сына Отечества». Он счел оскорбительным для Булгарина объединение его романов с «глупейшими книжонками» Орлова и бросил упрек в адрес всех критиков Булгарина, заявив, что у последнего «в одном мизинце более ума и таланта, нежели во многих головах рецензентов».
Вслед за этим в «Телескопе» появился фельетон «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов». Под ним стоял пушкинский псевдоним — Феофилакт Косичкин.
В основе конфликта фельетона лежит несоответствие между писательской посредственностью Булгарина и его претензиями на главенствующую роль в русской словесности. Пушкин как будто не видит тгого контраста и в то же время постоянно углубляет его, доказывая равновеликость талантов Булгарина, его друга Греча и «счастливого соперника Булгарина» Орлова. От имени Феофилакта Косич-кина он берет на себя обязанности защитника как Орлова, так и Булгарина с Гречем, превращая защиту в их разоблачение.
«Посреди полемики, раздирающей бедную нашу словесность, П. П. Греч и Ф. В. Булгарин более десяти лег подают утешительный пример согласия, основанного на взаимном уважении, сходстве душ и замятий гражданских и литературных» — так начинается фельетон. Уже в первых строчках, указывая на гражданские занятия Булгарина и Греча, Пушкин намекает на деятельность обоих как доносчиков. Далее он говорит о «памятниках» сего «назидательного союза», перечисляя факты восхвалений Булгариным и Гречем друг друга в печати, которые были хорошо известны современникам. Друзья послужили прототипами персонажей крыловской басни «Кукушка и петух» (1834).
Пушкин обращает внимание на слова Греча: «две глупейшие (глупейшие!) вышедшие в Москве (да, в Москве) книжонки», «сочиненные каким-то А. Орловым», и использует их как повод для обстоятельного сравнения талантов Булгарина и Орлова. «Беспристрастие требует, — пишет он, — чтоб мы указали сторону, с коей Фаддей Венедиктович берет неоспоримое преимущество над своим счастливым соперником: разумею нравственную цель его сочинений. В самом деле, любезные слушатели, что может быть нравственнее сочинений г. Булгарина? Из них мы ясно узнаем: сколь не похвально лгать, красть, предаваться пьянству, картежной игре и тому под. Г-н Булгарин наказует лица разными затейливыми именами: убийца назван у него Ножевым, взяточник — Взяткиным, дурак — Глаздуриным и проч. Историческая точность одна не дозволила ему назвать Бориса Годунова Хлопоухиным, Димитрия Самозванца Каторжниковым, а Марину Мнишек — княжною Шлюхиной; зато и лица сии представлены несколько бледно».
В сатирических целях пол приводи г сравнительный перечень трудов Булгарина и Орлова. Перечислив романы Булгарина, Пушкин замечает, чю это «не что иное, как „Выжигин" в различных изменениях». Он иронически противопоставляет им труды Орлова, более «разнообразного» писателя: «Встреча Чумы с Холерою», «Сокол был бы сокол, да курица его съела, или Бежавшая жена», «Живые обмороки», «Погребение купца» и проч.
Устанавливая черты сходства и различия у обоих «гениев», Пушкин остроумно пользуется теневым портретом для характеристики личности Булгарина. Он называет «вспомогательные средства», которые не употреблял Орлов для создания себе славы, намекая тем самым на недостойные приемы Булгарина: «Он не задавал обедов иностранным литераторам, не знающим русского языка, дабы за свою хлеб-соль получить местечко в их дорожных записках. Он не хвалил самого себя в журналах, им самим издаваемых. Он не заманивал унизительными ласкательствами и пышными обещаниями подписчиков и покупателей». Чтобы у читателей не осталось сомнений, кому адресованы эти обвинения, поэт, называя факты «оборотливости» Булгарина, напоминает, что задолго до появления «Ивана Выжигина» издания Греча и Булгарина расхвалили роман. А французский писатель Ансело, в честь которого устраивали обед Булгарин и Греч, назвал еще не изданную книгу «лучшим из русских романов».
Таким образом, объявив себя «защитником» Булгарина и «другом» Орлова, Пушкин саркастически охарактеризовал «сии два блистательные солнца нашей словесности».
Вслед за появлением пушкинского фельетона Греч вновь выступил в защиту Булгарина. и тогда поэт напечатал в «Телескопе» второй фельетон — «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем». В названии фельетона Пушкин цитирует слова Греча. От имени Ф. Ко-СИЧКИна Пушкин объявил читателям, что написал роман «Настоящий Выжигин, историко-нравственно-сатирический роман XIX века», который будет опубликован или останется в рукописи, «смотря по обстоятельствам». «Настоящий Выжигин» гротескно воспроизводил в восемнадцати главах биографию Булгарина: «Глава I. Рождение Выжигина в кудлашкиной конуре. Воспитание ради Христа. Глава II. Первый пасквиль Выжигина. Гарнизон. Глава III. Драка в кабаке. Ваше благородие! Дайте опохмелиться! Глава IV. Дружба с Евсеем. Фризовая шинель. Кража. Бегство. Глава V. Ubi bene, ibi patria. Глава VI. Московский пожар. Выжигин грабит Москву. Глава VII. Выжигин перебегает. Глава VIII. Выжигин без куска хлеба. Выжигин-ябедник, Вы-жигин-торгаш. Глава IX. Выжш ин-игрок. Выжигин и отставной квартальный. Глава X. Встреча Выжигина с Высухиным. Глава XI. Веселая компания. Курьезный куплет и письмо-аноним к знатной особе. Глава XII. Танта. Выжигин попадается в дураки. Глава XIII. Свадьба Выжигина. Бедный племянничек! Аи да дядюшка! Глава XIV. Господин и госпожа Выжш ины покупают на трудовые денежки деревню и с бла-1 одарностью объявляют о том почтенной публике. Глава XV. Семейные неприятности. Выжигин ищет утешения в беседе муз и пишет
пасквили и доносы. Глава XVI. Видок, или Маску долой! Глава XVII. Выжигин раскаивается и делается порядочным человеком. Глава XV111 и последняя. Мышь в сыре».
Построение фельетона на скандальных биографических фактах имеет пародийную цель. Пушкин высмеивает манеру письма Булга-рина-фельетониста. Кроме уже раскрытых ранее эпизодов из жизни Булгарина Пушкин указывает на новые. Так, в названиях третьей и четвертой глав он имеет в виду то обстоятельство, что Булгарин, будучи уволен в Ревеле от службы, пропив последние деньги, украл у слуги офицера шинель. Тринадцатая глава намекает на ходившие в обществе слухи о доносе, который Булгарин послал на своего племянника, обвинив его в связях с декабрис гами.
В своих фельетонах Пушкин завершил углубленную психологическую характеристику личности Булгарина, показал сущность его литературных произведений и полицейскую деятельность в литературе, разоблачил возглавлявшуюся им официозную прессу. Под пером Пушкина Булгарин сделался литературным типом, олицетворением корыстолюбия и доносительства. В 1840-е годы образ журналиста-взяточника Задарина, прототипом которого служил Булгарин, присутствовал в водевиле Ф. А. Кони «Петербургские квартиры», в пьесе Н. А. Некрасова «Утро в редакции».
Особо следует сказать о знаменитом пушкинском псевдониме Феофилакт Косичкин. Это своего рода литературная маска, роль которой необычайно велика в русской журналистике. После создания образа Феофилакта Косичкина начинают появляются одна за другой сатирические образы-маски, вплоть до Козьмы Пруткова.
Выбор печатного органа имел для Пушкина принципиальное значение. Наиболее плодотворная журналистская деятельность его приходилась на те периоды, когда он находил близкие но духу издания. В противном случае поэт, несмотря на выгодные условия, отказывался от сотрудничества. Он покинул «Московский вестник» М. Погодина, когда убедился, что журнал «любомудров» не отвечает его собственным устремлениям, перестал поддерживать коммерческое издание О. Сенковско1 о «Библиотека для чтения».
После активной работы в «Литературной газете» Пушкин-публицист временно умолкает. С 1832 но 1836 г. он напечатал лишь одну небольшую критическую заметку о сочинениях П.Катенина. Поэт настойчиво добивался разрешения на собственное издание. Он намеревался противопоставить «торговому направлению» в журналистике новый тип издания с особой организацией, структурой, тематикой и проблематикой. Им стал «Современник».
Когда в начале января 1836 г. Пушкин получил официальное разрешение на издание «Современника», видимой активности в привлечении сотрудников он не проявил, так как состав возможных участников выявился раньше. Еще в 1831 г. поэт писал П. А. Вяземскому: «По газетам видел я, что Тургенев к тебе отправился в Москву; не приедешь ли с ним назад? Это было бы славно... Мы бы что-нибудь и затеяли вроде альманаха, и Тургенева иорастрепали бы». Здесь же названы имена Жуковского и Плетнева.
Всего в «Современнике» приняли участие более двух десятков авторов, однако круг претендентов был гораздо шире. Не вышли в свет стихи барона Е. Розена и князя П. Шаликова, исторические статьи М. Погодина. Осталось без ответа предложение Розена написать статью о Кукольнике. Иные из литераторов, приглашенные Пушкиным, не смогли исполнить его просьбы. Ссыльный поэт Кюхельбекер отправил в «Современник» рукопись статьи «Поэзия и проза», которую перехватили, и она не дошла до редактора. Пушкин просил М. Щепкина и П. Нащокина написать воспоминания для журнала.
Среди сотрудников «Современника» были такие известные лица, как П. Козловский — дипломат, популяризатор естественных наук; Д. Давыдов — герой Отечественной войны 1812 г., поэт. Появились и новые имена: Гоголь, Н. Дурова, Кольцов, Тютчев. Эти писатели и поэты обратили на себя внимание Белинского, указавшего на их несомненный талант.
Редактируя поступавшие сочинения, Пушкин заботился об их соответствии духу и стилю журнала. Из записок Н. А. Дуровой, «кавалерист-девицы», которая, переодевшись в мужское платье, воевала в 1812 г., он исключил хвалебную тираду в адрес императора Александра I. В письмах к ней поэт советовал добиваться простоты стиля: «Что касается до слога, то чем он проще, тем будет лучше». Он предложил отказаться от первоначального названия ее сочинения. «Записки амазонки», по его словам, «как-то слишком изысканно, манерно, напоминает немецкие романы». «Записки Н. А. Дуровой» — «просто, искренне и благородно».
Можно говорить о влиянии Пушкина на молодого Н. В. Гоголя. Впоследствии Гоголь вспоминал в письме к Плетневу: «Ничего не предпринимал я без его совета. Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его пред собою. Что скажет он, чему посмеется, чему изречет неразрушимое и вечное одобрение свое, вот что меня только занимало и одушевляло мои силы».
В первых четырех томах «Современника» насчитывается около двух десятков редакторских примечаний, предисловий и послесло-
вий. Само их количество говорит о том, что это не случайное явление, а один из важных ai p и бутов редакторской работы Пушкина. С его доброжелательным отзывом появились в журнале «Записки Н. А. Дуровой», «Долина Ажитугай» Казы-Гирея, повесть Гоголя «Нос».
В период издания «Современника» поэт написал свыше сотни писем, и почти половина из них имела отношение к журналу. Последнее его письмо адресовано детской писательнице А. Ишимовой. В день дуэли Пушкин просил ее сделать перевод из Барри Корнуолла для журнала и давал рекомендации. Накануне дуэли он торопил П. Козловского с написанием обещанной статьи о теории паровых машин. По свидетельству книгопродавца И. Лисенкова, Пушкин ходил в книжные лавки, чтобы отобрать произведения для библиографического отдела журнала. Он внимательно вычитывал корректуры статей, вел переговоры с цензурой.
О цензоре «Современника» А. Никитенко сделал следующую запись в своем дневнике: «Цензором нового журнала попечитель назначил А. А. Крылова, самого трусливого, а следовательно, и самого строгого из нашей братии». Спустя три месяца Никитенко записал: «Пушкина жестоко жмет цензура. Он жаловался на Крылова и просил себе другого цензора, в подмогу первому. Ему назначили Гаевского. Пушкин раскаивается, но поздно. Гаевский до того напуган гауптвахтой, на которой просидел восемь дней, что теперь сомневается, можно ли пропус гить в печать известие вроде того, что такой-то король скончался». Положение Пушкина-редактора осложнялось еще и тем, что к нему враждебно относились министр просвещения С. Уваров и председатель Петербургского цензурного комитета М. Дондуков-Корсаков. Поэт сочинил на одного сатиру, на другого эпиграмму.
Ряд произведений, предназначавшихся для «Современника», были запрещены полностью: статья «Александр Радищев» Пушкина, «Петербург и Москва» Гоголя, «Записка о древней и новой России» Карамзина, «Два демона» Тютчева, переводной очерк «Применение системы Галля и Лафатера к изображениям пяти участников покушения на жизнь Луи Филиппа в 1835 г». Цензурные сокращения претерпели статьи Д. Давыдова «Занятие Дрездена», «О партизанской войне». В статье «Занятие Дрездена» Давыдов рассказывал о заключительном этапе Отечественной войны, когда некоторые генералы, желая во что бы то ни стало прославиться, делали ставку на кровопролитные сражения и готовили победные реляции. Узнав от Пушкина о бесчинстве цензуры, Давыдов не без горечи шутил: «Эскадрон мой, как ты говоришь, опрокинутый, растрепанный и изрубленный саблею цензуры, прошу тебя привести в порядок: убитых
похоронить, раненых отдать в лазарет, а с остальным числом всадников — ура! и снова в атаку на военно-цензурный комитет. Как я делывал в настоящих битвах, — унывать грешно солдату — унывать грешно солдату — надо или лопнуть, или врубиться в паршивую колонну цензуры».
Статья А. Тургенева «Париж» появилась в нервом номере «Современника» после настоятельных хлопот редактора. «Но бедный Тургенев! — жаловался Пушкин в марте 1836 г. Вяземскому, — все политические комеражи его остановлены. Даже имя Фиески и всех министров вымараны». Некоторые обличительные эпизоды из повести Гоголя «Нос» остались неизвестными читателям. С купюрами вышли статья М. Погодина «Прогулка по Москве», стихотворение Тютчева «Не то, что мните вы, природа...». Пострадали произведения Пушкина, в том числе «Родословная моего героя». Из статьи «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отечественной» цензор исключил предложение из трех слов: «Мы знаем противное». Тем самым нарушался смысл пушкинского высказывания, ибо предыдущие фразы были таковы: «Но где же у нас это множество безнравственных книг? Кто сии дерзкие, злонамеренные писатели, ухитряющиеся ниспровергать законы, на коих основано благоденствие общества? И можно ли укорять у нас ценсуру в неосмотрительности и послаблении?»
«Путешествие в Арзрум» читал сам царь. Он выбросил ряд критических замечаний о политике правительства на Кавказе. Некоторые материалы «Современника» смогли увидеть светлишь после долгих разбирательств цензуры, переговоров, переписки и т. п., например «Пир Негра Первого», «Полководец» Пушкина. По поводу «Капитанской дочки» пришлось давать объяснения, существовала ли девица Миронова и встречалась ли она действительно с Екатериной II. Уже после опубликования статьи Казы-Гирея «Долина Ажитугай» поступило письмо от Бенкендорфа, который обвинил редактора в нарушении высочайшего предписания, запрещавшего военным лицам печатать свои произведения без санкции начальства. Так протекали скрытые от глаз читателей редакторские будни Пушкина.
Программа «Современника» гласила: «Журнал под названием „Современник" выходит каждые три месяца по одному тому. В нем будут помещаться стихотворения всякого роду, повести, статьи о нравах и тому подобное; оригинальные и переводные критики замечательных книг русских и иностранных; наконец статьи, касающиеся вообще искусств и наук. Цена за годовое издание 25 р. асе, с пересылкою 30 р. асе». При жизни Пушкина вышло четыре номера журнала.
В соответствии с программой И предписанием цензуры «Современник» но внешнему виду не отличался от альманаха. В оглавлении указывались два отдела: «Стихотворения» и «Проза». Однако по содержанию он представлял собой литературно-общественный журнал, в котором художественная проза и поэзия перемежались с публицистикой и литературной критикой. Многие статьи начинались с указания даты события. Исключительной оперативностью отличался библиографический отдел «Новые книги». При всем разнообразии опубликованных материалов «Современнику» как журналу свойственны композиционная стройность, целенаправленность.
Напечатанная в нервом номере статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» послужила поводом для разговора в печати О позиции нового издания. Написанная Гоголем, она появилась без подписи автора. Гоголь отметил бесцветность большей части современных периодических изданий. «Северную пчелу» назвал корзинкой, «в которую сбрасывал всякий все, что ему хотелось». Однако острие его критики было направлено против «Библиотеки для чтения» Сенковского.
Гоголь подчеркнул беспринципность руководителя «Библиотеки», у которого то, что «нравится сегодня, завтра делается предметом насмешек», осудил произвол редактора, перекраивающего «даже без всякого отчета» почти все печатаемые статьи, высмеял легкомыслие Сенковского, который «в следующей статье уже не помнит вовсе написанного в предыдущей».
Некоторые питатели «Современника» посчитали статью «О движении журнальной литературы» программной и приписали ее авторство Пушкину. Это заставило последнего выступить в третьем номере журнала с «Письмом к издателю» за подписью А. Б. с указанием: г.Тверь. Пушкин обратился к своему излюбленному приему журнальной маски. Тверской житель удивлен, что «Современник» объявляет своей целью борьбу с «Библиотекой для чтения». Безусловно, Пушкин не мог в «Современнике», выходившем раз в три месяца, вести активную журнальную полемику. Не отказываясь от нее вовсе, он ставил перед своим изданием иную цель. Белинский впоследствии определил ее так: «„Современник" Пушкин стал издавать нисколько не по соревнованию к славе (очень сомнительной!) „Библиотеки для чтения", а для того, чтоб Россия имела хоть одно издание, где находили бы себе место талант, знание, достоинство и независимое от торговых соображений литературное мнение». В письме из Твери Пушкин указал на сметливость и аккуратность, с которой издавалась «Библиотека для чтения», признал практическую
пользу платных объявлений в «Северной пчеле»: «Английские газеты, считающие у себя до 15000 подписчиков, окупают издержки издания только печатанием объявлений». Тверской житель увидел недостаток статьи «О движении журнальной литературы» в том, что ее автор, говоря о «Телескопе», не упомянул о Белинском: «Он обличает талант, подающий большую надежду». В примечании издателя к письму из Твери Пушкин открыто заявил, что статья «О движении журнальной литературы» не есть и не могла быть программою «Современника».
Существенным комментарием к письму за подписью А. Б. и примечанию к нему стала пушкинская заметка «От редакции» в третьем номере: «Издатель „Современника" не печатал никакой программы своего журнала, полагая, что слова: литературный журнал — уже заключают в себе достаточное объяснение... „Современник", по духу своей критики, по многим именам сотрудников, в нем участвующих, по неизменному образцу мнений о предметах, подлежащих его суду, будет продолжением „Литературной газеты"». Цель пушкинского журнала, как в прошлом «Литературной газеты», состояла в защите подлинно художественных ценностей, в популяризации достижений науки и культуры, в утверждении гуманистических начал в жизни общее nut.
«Современник» вышел в ту пору, когда Россия безмолвно отмечала десятилетие декабрьских событий на Сенатской площади. Открыто говорить о декабристах Пушкин не мог: на страже стояла цензура. Но он нашел способ напомнить соотечественникам о ссыльных, многие из которых были его друзьями. Первый номер открывался стихотворением «Пир Петра Первого». В нем поэт рисовал картину примирения царя со своим подданным. Стихотворение, написанное в конце 1835 г., выражало надежды на помилование декабристов в связи с десятилетием царствования Николая 1. Однако ожидания не сбылись, декабристы по-прежнему оставались в стороне от общественной жизни. В пушкинском стихотворении пример Петра 1 звучал как призыв к прощению и примирению.
В очерке «Путешествие в Арзрум», помещенном в том же номере, Пушкин вновь упомянул о заговорщиках. Правда, вместо их имен стояли инициалы или звездочки. Но само стремление автора назвать их в числе воинов, храбро сражавшихся на Кавказе, весьма показательно.
Напечатанная без подписи в разделе «Новые книги» третьего тома «Современника» пушкинская рецензия на перевод книги Сильвио Пеллико «Об обязанностях человека» привлекала внимание «штате-
лей к судьбе итальянского поэта, который по обвинению в связях с карбонариями «десять лет провел в разных темницах» и был помилован австрийским императором. Жизненный путь Сильвио Пеллико вызывал ассоциации с судьбами декабристов.
В четвертом номере «Современника» появилась повесть «Капитанская дочка», одна из финальных сцен которой — разговор Маши Мироновой с Екатериной II о прощении Гринева — происходит в царскосельском парке. Повесть датирована 19 октября 1836 г. Эти факты, связанные с лицейскими воспоминаниями, выражали добрые чувства автора к друзьям юности, среди которых был Кюхельбекер, отбывавший ссылку с узниками «каторжных нор». Работая над стихотворением «Памятник», Пушкин назвал в числе своих заслуг перед народом и ту, что «милость к падшим призывал».
Тема двенадцатого года становилась особенно актуальной в канун 25-летия со дня начала Отечественной войны. В «Северной пчеле», «Библиотеке для чтения» публиковались мемуары и статьи видных сановников, которые приписывали все военные заслуги царю. С иных позиций подходил к этой теме «Современник». Подлинные герои 1812 г. Денис Давыдов, Надежда Дурова рассказывали о храбрости солдат, мужестве и находчивости партизан, любви народа к своему отечеству. Пушкин отмечал заслуги талантливых полководцев — Кутузова, Барклая де Толли. Журнал представлял Отечественную войну как освободительную борьбу народов России.
В тесной связи с предыдущими освещался еще один вопрос — национальный, пожалуй, впервые в русской периодике так отчетливо прозвучавший со страниц пушкинского журнала. В первом номере «сын полудикого Кавказа» черкес Казы-Гирей в очерке «Долина Ажитугай» говорил о тяге своего народа к образованию и о препятствиях на этом пути. В реалистическом очерке Пушкина «Путешествие в Арзрум» содержалась красноречивая характеристика колонизаторской политики правительства: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. Они час от часу далее углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги».
Во втором номере «Современника» эта тема раскрывалась на новых примерах. В этнографическом очерке «Мифология вотяков и черемис» А. Емичев писал: «Беспокойные гости сильно потеснили зажившихся хозяев и начали то ниспровергать их жилища, то селиться на новых местах... Как будто в новые времена Владимира, сотни обращенных погружались в реке и принимали св. крещение. В 1834 году взорван был последний огромный камень, предмет их языческого обожания, одиноко лежавший в поле».
От частных фактов Пушкин-редактор вел читателей к социальным обобщениям. Публикуя в третьем номере статью «Джон Теннер», он преследовал более важную цель, чем изложение записок Теннера — американца, девятилетним мальчиком похищенного индейцами и прожившего с ними 30 лет. Пушкинский перевод отрывка из записок Теннера имеет небольшое вступление и совсем маленькое заключение, в котором дана глубокая оценка американской действительности, описанной в книге. Пушкин осудил политику порабощения малых народов: «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстью к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество, рабство негров посреди образованности и свободы». Книга Теннера послужила отправной точкой для публицистических размышлений Пушкина, иллюстрацией к его словам, осуждавшим рабство. Теннер приводил многочисленные примеры негуманного отношения цивилизованных американцев к индейцам, актуально звучавшие для русского читателя, который видел иеред собой «белых негров», как называл Белинский крепостных крестьян.