2.2 Противоположные взгляды а. Зиновьева и а. Солженицына на развитие России

Внешний рисунок судеб А. Солженицына и А. Зиновьева во многом схожий: антисталинизм как исходная позиция, антиправительственная позиция в советское время. В эмиграции они были звездами первой величины, оба были плодовитыми и знаменитыми писателями (хотя всемирная известность А. Солженицына, пожалуй, превосходила популярность А. Зиновьева). Духовно и идейно они находились по разные стороны баррикад и публично, в резких выражениях, многократно признавались в неприятии друг друга. Так А. Зиновьев в одном из интервью заявил: «Солженицын был орудием холодной войны. Социологически он абсолютно безграмонтный человек. Все, что он говорил, с социологической точки зрения – это бред сивой кобылы. Все его предложения способствовали только одному: разрушению России»⁸⁹. А. Солженицын отвечал ему «взаимностью». «Когда составляли список книг, которые нужно было засылать в Советский Союз, Солженицын вычеркнул мое имя, – впоминал А. Зиновьев. – И запретил продавать мои книги в магазине "ИМКА-пресс"»⁹⁰.

Интересное свидетельство оставил также один из студентов философского факультета МГУ, которому довелось пообщаться с переводчидцей А.Зиновьева. Она рассказала о случае, когда философа на торжественный прием пригласил мэр французского Бордо: «Представляешь, в самом начале приема какой-то идиот так и спросил Зиновьева, почему он не любит Солженицына, – вспоминала переводчица, – О, если бы он догадывался, чем это кончится! Зиновьев поймал его за пуговицу и, держа одной рукой, а с помощью другой – напиваясь, все время, что шел прием, рассказывал ему, почему он ненавидит Солженицына. Через три часа, оттолкнув от себя полумертвое тело, Зиновьев наклонился ко мне, совершенно пьяный, и сказал: а на самом деле, я Солженицына очень люблю»⁹¹.

Сравнивая А. Солженицына и А. Зиновьева, логично обратиться к их публикациям, в которых ярко выражена их позиция по отношению к тому, что происходило в России. Это программная статья А. Солженицына «Как нам обустроить Россию?» и «Манифест социальной оппозиции» А. Зиновьева. Они были написаны примерно в одно время – 1990 и 1989 год соответственно. Обе статьи декларативны, они служат показательным примером того, насколько по-разному оба мыслителя подходили к своему участию в дальнейшей судьбе России.

Историк мировой политики Геннадий Гребенник отмечал, что «А. Солженицына и А. Зиновьева единит редкое свойство: на протяжении многих десятилетий, с тех пор как сформировались основы их мировоззрения, они их не меняли. Оценки исторических событий и лиц могли быть пересмотрены ими в зависимости от периода биографии, но философские принципы каждого всегда оставались неизменными».⁹²

Принципиальные различия между взглядами А. Зиновьева и А. Солженицына начинаются с противоположных оценок исторического прошлого России.

В статье «Как нам обустроить Россию» А. Солженицын воспринимает Октябрьской революции 1917 года как катастрофу: «Надо понять, что после всего того, чем мы заслуженно гордились, наш народ отдался духовной катастрофе Семнадцатого года (шире: 1915-1932), и с тех пор мы - до жалкости не прежние, и уже нельзя в наших планах на будущее заноситься: как бы восстановить государственную мощь и внешнее величие прежней России»⁹³.

А. Зиновьев в «Манифесте социальной оппозиции» не затрагивает тему революции, однако в одном из интервью он скажет:«Коммунистический социальный строй и Октябрьская революция в России появились вовсе не как некое уклонение от российской истории. Это было закономерное продолжение русской истории. Благодаря коммунистической революции сохранилось лучшее, что было создано в русской истории»⁹⁴. Для него это «великий исторический эксперимент», к которому Россия была подготовлена.

В статье «Как нам обустроить Россию» А. Солженицын принципиально по-иному подходит к осмыслению советского периода истории России. Он раскритиковал коммунизм как упадочный строй. «Семьдесят лет влачась за слепородной и злокачественной марксо-ленинской утопией, мы положили на плахи или спустили под откос бездарно проведенной, даже самоистребительной, “Отечественной” войны – треть своего населения. Мы лишились своего былого изобилия, уничтожили класс крестьянства и его селения, мы отшибли самый смысл выращивать хлеб, а землю отучили давать урожаи, да еще заливали ее морями болотами»⁹⁵.

А. Зиновьев считал советский период российской истории, как и Октябрьскую революцию, естественным продолжением многовековой истории России: «Всё лучшее, чего достиг русский народ на протяжении своей истории, в советский период было сохранено и приумножено»⁹⁶. В «Манифесте социальной оппозиции» он выделяет ряд преимуществ коммунизма: «Среди них можно назвать такие, как гарантированная работа, гарантированное удовлетворение минимальных низменных потребностей, сравнительно легкие условия груда, формальная простота жизни, вовлеченность в жизнь коллектива, освобождение от забот, связанных с собственностью, и многое другое»⁹⁷.

В «Манифесте социальной оппозиции» А. Зиновьев категорически отвергает состоятельность каких-либо предложений по переустройству страны, настаивает на создании в России социальной оппозиции, которая должна заниматься исключительно научной критикой коммунистического общества. «Мы видим задачу научной критики в том, чтобы вскрыть причины непреходящих зол реальной жизни людей в нашей стране в самом социальном строе, а не в ошибках вождей, не в политике властей, не в неблагоприятных исторических условиях, не в плохих качествах людей, поэтому мы не рассчитываем на такое милостивое отношение со стороны властей, какое сейчас можно наблюдать в отношении некоторых диссидентов, ставших лакеями Горбачева, и фрондирующих деятелей искусства, оппозиционность которых всегда была и будет ложной и эгоистичной»⁹⁸. Стоит оговориться, что под словом «мы» А. Зиновьев понимает всех подписавшихся под манифестом, однако по сути он был написан одним А. Зиновьевым. Как ученый, он не считал, что переустройство страны – задача первостепенной важности, по его мнению, это дело пока еще далекого будущего: «…чтобы созрели здравые идеи радикальной, (а не фиктивной и пропагандистской, какой является горбачевская) перестройки общества и реальные условия для нее, нужен длительный исторический процесс. Мы отвергаем всякий реформаторский авантюризм»⁹⁹.

А. Солженицын, наоборот, ставит этот вопрос во главу угла, предлагая свои «посильные соображения» по обустройству России. Его программная статья является по сути некой инструкцией с конкретными рекомендациями.

Первым пунктом преобразований, по мнению А. Солженицына, должно быть устранение коммунистической партии: «…не откроется народного пути даже к самому неотложному, и ничего дельного мы не достигнем, пока коммунистическая ленинская партия не просто уступит пункт конституции – но полностью устранится от всякого влияния на экономическую и государственную жизнь, полностью уйдет от управления нами, даже какой-то отраслью нашей жизни или местностью»¹⁰⁰.

После этого одним из главных направлений в преобразовании России по А. Солженицыну должно стать реформирование системы образования, пришедшей в упадок в советский период: «И такая же неотсрочная наша забота – школа. Сколько мы выдуривались над ней за 70 лет! – но редко в какие годы она выпускала у нас знающих, и то лишь по доле предметов, да и таких-то – только в отобранных школах крупных городов, а Ломоносову провинциальному, а тем более деревенскому – сегодня никак бы не появиться, не пробиться, такому – нет путей (да прежде всего – “прописка”)»¹⁰¹. В этом пункте А. Зиновьев также не мог быть согласен с А. Солженицыным, хотя бы потому, что он и был по сути тем самым «провинциальным Ломоносовым», вышедшим из глубинки. Возможно, поэтому А. Зиновьев высоко оценивал советскую школу. «Во всем мире советская школа 1930-х годов была беспрецедентным явлением. Тогда удалось обучить миллионы людей. Причем советская школа не только давала хорошее образование, но и воспитание на основе образования»¹⁰².

Следующий пункт изменений в статье «Как нам обустроить Россию» – появление в стране частной собственности и переход к рыночной экономике. А. Солженицын пишет: «За 70 лет в наши мозги втравили бояться собственности и чураться наемного труда как нечистой силы - это большая победа Идеологии над нашей человеческой сущностью. (Как и весь облик западной экономики внедряли в наши мозги карикатурно)»¹⁰³. По его мнению, централизованная экономика привела страну к нищете. Переход к рыночным отношениям должен происходить постепенно, бездумное копирование западного образца также не приведет к положительному эффекту.

В этом А. Солженицын частично согласен с А. Зиновьевым, который утверждал, что западные стандарты не применимы в российских условиях. Однако А. Зиновьев даже не рассматривает частичное копирование западного образца. В своем последнем интервью он назовет частную собственность главным мировым злом: «Если человечество его не преодолеет, оно погибнет»¹⁰⁴. Также А. Зиновьвев утверждал, что форма частной собственности изживает себя: «Эта система сменяется новой, и мы в настоящее время наблюдаем ее агонию - агонию частнособственничества. <…> Постепенно частная собственность преодолевается, но не путем отмены снизу, а на более высоком уровне. Уже сейчас возникают такого рода структуры, когда указать собственника невозможно»¹⁰⁵.

По А. Солженицыну все достижения советского периода минимальны: «Приходится признать: весь XX век жестоко проигран нашей страной; достижения, о которых трубили, все - мнимые. Из цветущего состояния мы отброшены в полудикарство. Мы сидим на разорище»¹⁰⁶. По мнению А. Зиновьева, с коммунизмом Советский Союз достиг беспрецедентных исторических успехов: он в кратчайшией сроки сформировался как новый тип общества, который позволил стране одержать победу во Второй мировой войне и сделал возможным ее становление как сверхдержавы. Таким образом, характер рассмотренных программных декларативных публикаций А. Зиновьева и А. Солженицына имеет принципиально отличие по объективным причинам. А. Зиновьев не предлагал четкой программы переустройства России, так как не считал ранее существовашую модель проигрышной. Смена политического строя, по его мнению, не стала бы предпосылкой к реальным позитивным изменениям в стране.

Сопоставление статей А. Солженицына «Как нам обустроить Россию» и А. Зиновьева «Манифест социальной оппозиции» позволяет нам сделать вывод о том, что оба они представляют собой разные типы мыслителей. А. Солженицын – тип русского мыслителя-мудреца, ищущего правды, определившего для себя роль страдальца за народное горе. Как протопоп Аввакум, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, он тянет за собой традицию писательства как общественного подвижничества, религиозного долга. Недаром нобелевскую премию ему дали с формулировкой: «за нравственную силу, с которой он продолжил традицию русской литературы»¹⁰⁷. К науке А. Солженицын подходит со стороны истории и философии истории, но преимущественно – с высоты религиозно-нравственного сознания. Это ярко проявляется в его проекте по обустройству России. В нем он постоянно возвращается к вопросу нравственности и религии, отмечая, что «XX век содрогается, развращается от политики, освободившей себя от всякой нравственности. Что требуется от любого порядочного человека, от того освобождены государства и государственные мужи. Пришел крайний час искать более высокие формы государственности, основанные не только на эгоизме, но и на сочувствии»¹⁰⁸. Можно сказать, «дух науки витал над ним, но не укреплялся в нем самом, поскольку проповедник, нравоучитель и обличитель власти пересиливал в нем объективного, беспристрастного исследователя»¹⁰⁹.

Совершенно другой А. Зиновьев. Ему была чужда трагическая нравственно-обличительная тональность солженицынских писаний, в своих произведениях он предпочитал сарказм, черный юмор, иронию. Он пришел в литературу из науки, причем из науки логики, и литературу он выбрал в качестве жанра, позволяющего доступно и увлекательно излагать научные воззрения. Если А. Солженицын традиционно для русского интеллигентского сознания стремился к правде, то А. Зиновьев ставил своей целью научную истину. Желая подчеркнуть свой научный объективизм, беспристрастность исследователя, он склонен был отрицать свою принадлежность к какой-либо общепринятой политико-идеологической позиции. Он утверждал: «Позиция исследователя, руководствующегося принципами научного подхода к социальным явлениям, подобна позиции исследователя, наблюдающего муравейник»¹¹⁰. Из книги в книгу А. Зиновьев не уставал повторять, что как ученый лишен эмоций и занят лишь одним – беспощадным анализом социальной реальности.

Таким образом, проанализировав особенности идейной полемики А. Зиновьева с представителями русской эмигрантской среды, мы можем сделать следующие выводы:

1. В среде представителей «третьей волны» русской эмиграции А. Зиновьев намеренно занял обособленную позицию. С одной стороны, стратегия «одиночки», пытающегося отделить себя от окружения, была для А. Зиновьева частью его жизненного эксперимента, а с другой – продуманным ходом для привлечения внимания к себе и своим социально-политическим взглядам;

2. Ключевым моментом отмежевания А. Зиновьева от эмигрантской среды стала его особая позиция по отношению к процессу «перестройки». А. Зиновьев был одним из немногих писателей, публицистов и ученых, кто отнесся к «перестройке» критически. Он также был единственным представителем «третьей волны» русской эмиграции, кто попытался осмыслить этот процесс с социологической точки зрения;

3. Полемичность взглядов А. Зиновьева и А. Солженицына проявилась в программных публикациях «Манифест социальной оппозиции» и «Как нам обустроить Россию». В них А. Зиновьев и А. Солженицын предстают как мыслители разных типов: А. Солженицын – как обличитель недостатков советского строя, предлагающий свой путь развития России, А. Зиновьев – как оппозиционер, который видит свою задачу исключительно в научном осмыслении и критике любого социального строя, принципиально не предлагая обществу «утопических» иллюзий.