Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

kafedralnye / 4-2. Историография / Лекции / 2. Историография 20.02.08

.doc
Скачиваний:
39
Добавлен:
16.04.2015
Размер:
146.94 Кб
Скачать

15

Лекция № 2

Историография

20 февраля 2008 год

Состояние отечественной славистики в новейшее время.

Раскрутка идеи извечного противостояния славянства немецкому натиску на восток несколько была приторможена после августа 1939 года, что было обусловлено переменами международной ситуации, переменами взаимоотношений между Германией и Советским Союзом.

Та же идея приобретает максимальную актуальность после нападения Германии на Советский Союз.

Натиск немецкий на Восток – идея сначала присутствует

После августа 1939 года – затухает эта идея. Весь период 2й мировой войны проходит под флагом братства славянских народов, единства славянства. Эта идея была популярной на протяжении всех 5 лет войны.

После победы во 2й мировой войне акции нашей дисциплины – славяноведения – повышаются. Это связано именно с победоносным исходом войны, который стал возможен не только благодаря Советскому Союзу, но и державам-участницам антигитлеровской коалиции, и учитывая тот передел в Европе, который случился после 1945 года.

Можно сказать, что именно в 1945 году берет начало второй новый этап послереволюционного развития славяноведения, славистики в нашей стране.

В 1947 году в Москве был создан Институт славяноведения и балканистики. Сначала в 1947 году он возник с наименованием Институт славяноведения. Это был научный центр, который был призван возглавить исследования в исторической и филологической области в славистике.

В 1969 году Институт славяноведения стал называться Институт славяноведения и балканистики. Каковы были причины переименования? Эта трансформация в названии отразила изначальные сомнения, которые присутствовали и в 1947 году, когда институт создавался. При образовании института в основу брался языковой принцип. Но тогда получалось, что за бортом оказывалась история венгров, румын и прочих народов. Но в том случае, если на первый план выходит общность судеб народов, населяющих регион славяно-балканский, культурной истории, социально-экономических отношений, политических связей очень тесных, тогда получается, что действительно есть смысл отразить это в названии.

Но, судя по всему, этот вариант не вполне себя оправдал. И в 1990х годах, после распада Советского Союза вернулись к исходному названию, и он вновь фигурирует как Институт славяноведения, подразумевая и Балканы.

До нынешнего руководства директором института был ученый, который занимался преимущественно 20 веком. Сейчас институт возглавляет сербист Никифоров.

С самого начала Институт славяноведения собрал в своих стенах крупнейших специалистов в этой области. Среди сотрудников были известные ученые Греков Б.Д., В.И. Печета, С.А. Никитин.

Сразу же после создания института была развернута широкая исследовательская работа. За годы существования было подготовлено много монографий и статей.

Уже в 1948 году стали выходить «Ученые записки института славяноведения». До 1966 года. За это время появилось 30 томов. В 1951 году еще выходят из стен института «Краткие сообщения института». Вышло 43 выпуска.

А с 1965 года начинает выходить журнал «Советское славяноведение». Сейчас он называется «Славяноведение».

После образования института одна из первоочередных задач центра было создание капитальных обобщающих трудов по истории стран региона. Вскоре в 1954 году под грифом института вышел 1й том «Истории Польши», и 1й том «Истории Болгарии».

С 1987 года стали выходить краткие истории стран региона. В этой серии выходит и Венгрия, и Румыния, и Албания, и Чехословакия, и Польша.

Помимо того, что именно Москва становится центром исторической и филологической славистики, сюжеты славянской истории изучают и в других научных центрах Советского Союза, в первую очередь на Украине (Киев), Молдавии (Кишинев), в Белоруссии (Минск).

Кафедра истории южных и западных славян существовала с 1939 года в МГУ.

В других университетах также разрабатывалась славянская тематика, готовили специалистов в этой области. Кое-где возникли свои славянские кафедры, но не узкой направленности. В Воронеже была создана кафедра истории средних веков и зарубежных славянских народов. Лидером тамошней славистики был А.Е. Москаленко. В Воронежском университете до сих пор выходит сборник научных статей «Вопросы истории славян».

Во Львове существовала кафедра южных и западных славян. Основал и возглавлял кафедру Д.Л. Похилевич.

В Ленинградском университете функционировал в рамках нашего факультета внекафедральный славянский сектор. Его возглавлял сначала В.Н. Белоновский, затем С.М. Стецкевич (полонист), выпускник кафедры истории средних веков, перешел в аспирантуру на кафедру новейшего времени. Он всегда был единомышленником В.А. Якубского. У них много совместных исследований.

Продукция была не всегда одинакового научного уровня, но она отражала тот уровень развития славистики, которую прошла послевоенная область нашего исторического знания вместе со всей отечественной исторической наукой. Послевоенный путь был отнюдь не прямым и легким. Отечественная славистика переживала нелегкие времена, как и все общество. Не лучшим образом сказалось на состоянии славистики анти-космополитская кампания, которая на рубеже 1940-50х годов развернулась в стенах практически всех научных учреждений, когда под флагом борьбы с низкопоклонством перед западом осуждали очень многих ученых, которые старались объективно оценивать процессы, наблюдаемые в так называемой буржуазной науке, в историография в частности.

Именно об этом речь идет в монографии двух известных авторов В.А. Якубского и Г.Е. Лебедевой. Монографии посвящена кафедры истории средних веков.

И по славистике в том числе рикошетом ударили такие события как разрыв Москвы и ее сателлитов с кликой Тито в 1948 году, советское вмешательство в венгерские события 1956 года, Чехословакия 1968 года.

С одной стороны перспективным, с другой стороны довольно сложным был процесс налаживания отношений сотрудничества с наукой в зарубежных славянских странах, в странах так называемой народной демократии, которые составили социалистический лагерь.

На славистические центры была возложена обязанность переводить науку дружественных нам соц. стран на рельсы марксистской историографии. Т.е. на рельсы марксизма должна была перейти наука Чехословакии, Болгарии, Польши, Югославии и т.д. Понятно, что результаты таких преобразований бывали разными, но не могли не порождать новые коллизии. Что касается новой методологии, то она была более-менее отработана советскими историками. И по мере возможности советские коллеги пытались ознакомить с этой новой методологией ученых соц. стран. Многим старым опытным ученым, которые знали цену и себе и своим национальным традициям, приходилось, чтобы не потерять работу в тот период как-то приспосабливаться. А это означало восхищение и следование «Краткому курсу».

Что касается советских историков, то они поневоле уже более-менее привыкли к этим правилам игры, тем более что «Краткий курс» появился еще до 2й мировой войны. Они привыкли даже к тому, что освещение проблем даже седой древности необходимо было подавать под уклоном «Краткого курса», чтобы даже проблемы древней истории соответствовали самым последним партийным установкам. Но, в конце концов, приспособляемость человека удивительна. Можно было в каких-то вступительных статьях отдать дань этим требованиям, а дальше обойтись без ссылок.

Напомню, что одно дело «Краткий курс», а другое дело – марксистская методология. Здесь желательно не путать, и не путать роль Маркса с Энгельсом с марксистско-ленинской методологией, которая не шла дальше каких-то партийных установок.

Что касается коллег-историков в соц. странах, то для них ситуация осложнялась тем, что с одной стороны им приходилось считаться с этим неизбежным диктатом Кремля, но с другой стороны и учитывать какие-то партийно-государственные противоречия на своем уровне, локальном. Т.е. считаться и с одним, и с другим. Нашим славистам приходилось лавировать, и в частности ситуации складывались не очень легкие. Это нашло выражение в следующем:

В 1957 году был выпущен советский университетский учебник по истории южных и западных славян. В 1969 году появилось второе издание. У нас отзывы на этот учебник были самые благоприятные. Внешне все обстояло гладко. Однако только внешне, поскольку в высоких московских кабинетах закипели страсти. С чем это было связано? Дело в том, что изданием 1969 года остались недовольны болгары. Болгарское руководство заявило свой решительный протест. Дело в том, что болгары считали македонцев не отдельным этносом, а своими соотечественниками. А на Македонию смотрели как на болгарскую землю. Что касается авторов учебника, то понятно, что они ориентировались на существующие сложившиеся балканские реалии, чем обидели болгарское руководство, сами того не желая. Они сочли, что этот одобренный министерством высшего и среднего образования СССР текст равнозначен официальной поддержке Советского Союза именно югославской позиции, что означало, что к Болгарии относятся не дружелюбно.

Вот в такой ситуации оказалось наше партийное и научное начальство. С одной стороны нельзя было не прислушаться к жалобам болгар, но с другой стороны нельзя было не считаться и с югославами. Какой нашли выход из ситуации? Софии было дано объяснение, что произошло досадное недоразумение, и что оно больше не повторится. А на титульном листе 3его издания учебника, который вышел в 1979 году, написали уже, что это не учебник, а «курс лекций». А курс лекций означает статус несколько пониже, чем учебник. И впредь можно было не ссылаться на этот курс лекций как на официальную публикацию, поэтому болгары не могли предъявить высокому московскому начальству свои претензии.

В 1998 году вышел очередной учебник «Истории южных и западных славян», подготовленный коллективом авторов кафедры истории южных и западных славян МГУ.

Потом в 2001 году переиздание.

К выходу учебников обращается всегда пристальное внимание со стороны коллег. Вообще учебная литература является своего рода барометром того, какие оценки в это время приняты в историографии той страны, где учебник появляется.

Когда я ездили во Вроцлав, там обменивались мнениями по поводу учебников, учебной литературы польской и российской. Как освещается история Польши и польско-российских отношений в наших учебниках и соответственно в польских. Всегда возникают разночтения, есть тема для полемики и дискуссии. Так что учебная литература с одной стороны – это краткие сведения, а с другой стороны – как раз сведения, поданные под тем углом зрения, который в настоящее время принят.

Мы рассмотрели состояние отечественной славистики в новейшее время.

Рассмотрим региональные обзоры славистических студий. Они будут пересекаться с состоянием российской советской славистики.

После 1918 года образовано 2 новых государства: Чехословацкая республика и Польская республика.

Это подвело черту под долгим периодом борьбы за независимость и демократию. Но с другой стороны это породило целую массу сложных и даже болезненных проблем.

Одна из проблем – проблема границ. Здесь исторические традиции вступали порой в противоречие с данными об этническом составе населения. Иногда установление границ возможно было только военным путем. Достаточно вспомнить советско-польскую войну.

Другой вариант, как случалось в Польше, в ходе плебисцита решали, кому отойдет та или иная территория. Если говорить о Польше и Чехословакии, то можно говорить о том, что оба государства получились полиэтническими. Национальные меньшинства присутствовали, и немцы, украинцы, венгры и т.д.

В Чехословакии к тому же взял верх курс на объединение двух наций, чехов и словаков. Эту идею отстаивал первый президент Чехословакии Томаш Масарик. Понятно, что у этой идеи были единомышленники, но и много противников.

Много было проблем и социальных. В этих странах, в Польской и Чехословацкой республике, поначалу существовала иллюзия, что эти социальные проблемы можно решить довольно быстро и легко по примеру Советского Союза. Но это больше иллюзия, что революционным путем подобные вопросы решаемы.

На все эти осложнения накладывала печать и борьба за власть между партийными группировками. Отсюда разнородные внешне и внутриполитические конфликты, шатания в обществе, где с одной стороны возникала эйфория, а с другой стороны горькое разочарование, а порой даже открытый протест. И все это придавало особую актуальность именно историческим исследованиям. К истории апеллировали все. Чехи, когда доказывали свои права на Судетскую область; поляки, когда стремились сдвигать восточную границу вглубь украинско-белорусских земель, и т.д.

Встречалась интерпретация результатов Гуситских войн, последствий Белой Горы, причин разделов Речи Посполитой, роли шляхты в польском освободительном движении и т.д. Поэтому не только историческая наука, но и историческая публицистика становятся очень популярной и востребованной в этот период времени.

Именно на историческую продукцию разного рода и вида смотрели как на вполне эффективный инструмент в политической борьбе, как на фактор, который способствовал бы формированию национального самосознания в том числе. Ускоренными темпами шла консолидация научных кадров, в том числе в национальном масштабе, поэтому была создана Чешская академия наук и искусств, Краковская академия искусства превратилась в общепольское научное учреждение. Не осталось в стороне и университетское образование. В 1919 году были открыты университеты в Брно, Братиславе и т.д. Росло число выпускаемых издаваемых научных исторических журналов, других периодических изданий.

Несмотря на то, что действительно трудности экономического характера в том числе сказывались и на качестве выпускаемой продукции, порой книги выходили на скверной бумаге, печатались плохим шрифтом, но число и тираж публикаций резко увеличились по сравнению с предыдущим временем.

Неудивительно, что когда наш учебник заводит речь о польской историографии того периода, в первую очередь привлекает внимание к крупному представителю буржуазной историографии Марцелия Хандельсмана. И главным образом концентрирует внимание на самой известной его книге «Историка». Марцелий Хандельсман как ученый, историк – фигура очень почтенная. Он участник революции 1905-1907 годов. В годы 2й мировой войны принял участие в движении Сопротивления, и погиб в гитлеровском концлагере.

Известен Хандельсман и своими исследованиями, где широко использованы были зарубежные архивы. «Наполеон и Польша» 1914 г., «Между Пруссией и Россией», 1923 г., 2х томник «Адам Чарторыйский» 1948 г.

Можно сказать, что Хандельсман создал свою школу. Среди его учеников такие известные польские историки как Сирейский, Тадеуш Монтейфель.

Главным трудом Хандельсмана считается «Историка». Сначала она появилась в 1921 году, т.е. межвоенный период, а в 1928 году вышло 2е расширенное издание.

Эта книга представляет интерес и тем, что позволяет судить, как в межвоенные годы в Польше воспринимались вопросы методологии. С методологией дело обстояло непросто.

У Лелевеля есть книга с аналогичным названием. Но всегда, когда говорят об «Историке» Хандельсмана, не забывают упомянуть, что Хандельсман намеренно позаимствовал это название у своего предшественника Лелевеля, периода романтической польской историографии. И Лелевель, и Хандельсман подчеркнуто выступали против элементарного собирательства фактов, требуя от историка доискиваться до причин и смысла происходивших событий.

Хандельсман был историком европейски образованным, прекрасно разбирался в современной ему литературе. Еему были не просто знакомы, а во многом близки те произведения, с которыми выступили историки «баденской школы» философов. Он с почтением относился к Рикерту, Максу Веберу и другим деятелям.

В связи с Хандельсманом симптоматично то, что он уже предпочитал говорить не о закономерностях исторического развития, а о тенденциях исторического развития. Эту разницу желательно учитывать.

Приходится отметить, что для себя Хандельсман избрал своего рода эклектичную форму повествования, изложения материала. Хандельсман старался совместить в своем исследовании традиционные и новые подходы к познанию прошлого, к познанию истории. В его монографии «Историка» методология была отодвинута на второй план, несмотря на то, что он отдал дань рассуждений и на эту тему. На первый план все-таки вышла информация более конкретно-практического свойства, которая касалась таких важных вопросов как источниковедение, архивоведение, историческая библиография.

Именно этот характер построения книги говорит о том, что этот утилитарный разворот «Историки» свидетельствует о потребностях исторической науки того времени, т.е. в 1920е годы 20 века, в межвоенный период.

В нашем учебнике Хандельсман помещен в разделе «Буржуазная историография». Обращает на себя внимание, что, наряду с этим разделом, в главе о Польше периода 1918-39 годов выделен и историографический раздел под названием «историко-материалистическое направление» и «марксистская историография» отдельно.

Но если мы обратимся к главе, посвященной историографии Чехословакии, то там авторы учебника избрали несколько иной вариант. Но принцип сохранился тот же: консервативное направление, либерально-демократическое направление, прогрессивное направление в немарксистской историографии, марксистское направление.

Когда пользуетесь учебником, то старайтесь задуматься и не повторяйте слово в слово. Отойдите от штампов.

За основу систематизации историографического процесса положен все тот же идейно-политический, партийный признак. Именно этим признаком определяется и та оценка, которая дается тому или иному историческому труду. Понятно, что реакционность политических взглядов, проявляемая преимущественно в том, что какой-то ученый отрицательно относился к советскому государству и коммунистическому движению, это уже заранее бросало довольно густую тень на автора. Партийный принцип торжествовал. Но он не должен подходить к нашим историографическим оценкам, поскольку этот партийный принцип нам задачу упрощает. Но мы не склонны искать легких путей. Наша задача постараться разобраться, и даже в минимуме информации увидеть рациональное зерно. И даже если формулировки довольное четкие по поводу того или иного произведения, то ваша задача взглянуть на это свежим глазом.

Этот партийный принцип демонстрировался не только в нашем учебнике, но и вовсю торжествовал в книге «Славяноведение в дореволюционной России. Изучение южных и западных славян». Москва, 1988. Очень ценная книга, поможет вам при подготовке к госэкзамену.

Есть био-библиографичский словарь. Тоже очень ценная вещь.

Если не обращать внимания на эти особенности учебников, тогда мы не заметим грань, которая существует между оригинальной работой и компиляцией, между результатом кропотливых исследований автора, специальных исследований, и между мимоходом брошенной фразы без должного обоснования.

Применительно к историографическим исследованиям новейшего времени этот критерий еще более ущербен, чем в прошлом. В 20 веке накал страстей достигает максимума, и чем дальше, тем больше. Неудивительно, что в пылу полемики борьбы разного рода группировок, использовались и исторические сюжеты. Это показательно для эпохи. Это может оказывать заметное влияние и на науку. Но не исключено, что это окажется и просто пустышкой. Чтобы отличать одни сочинения от других, надо быть более внимательным, и выбирать для себя более взвешенные оценочные критерии.

В качестве иллюстрации того, какие выходили в тот период времени труды в историографии, в исторической науке польской, можно назвать труды Юлина Маклевского. Это историк-марксист. Начиная еще с 1880х годов 19 века, он принимал активное участие в польском, российском и немецком революционном движении. Полякам приходилось действовать на всех фронтах. С 1918 по 1925 годы Маклевский жил в СССР. Важной чертой его сочинений, как говорит учебник, «было стремление аргументировать историческим материалом необходимость революционного разрешения социальных противоречий, свойственных буржуазной Польше». «Несмотря на некоторое упрощение, его выводы отличались пониманием главных факторов общественного развития». Маклевский подготовил работы, которые должны были утвердить марксистскую концепцию национальной польской истории.

Если вдуматься в эту довольно обтекаемую фразу, зададимся вопросом: что собой представляет некоторое упрощение, которое усматривает учебник в трудах Маклевского? Дело в том, что в 1919 году Маклевский написал открытое письмо Стефану Жеромскому. Жеромский – известный, демократически настроенный польский писатель. Но он осудил большевизм. Это нередко бывало. Макс Вебер тоже не принял революцию в России. По словам Жеромского большевизм пошел «кривым путем революции». Это открытое письмо Маклевского Жеромскому осталось не завершенным. А сохранившийся текст был опубликован посмертно. Что примечательно? Автор открытого письма не только защищал советскую власть от упреков Жеромского в жестокости, в пренебрежении к культурному наследию, Маклевский попутно излагал свое понимание социальных процессов, происходивших и в Польше, и в России в 16-17 веках. В частности, там встречались и оценки российских деятелей. На взгляд Маклевского Иван Грозный предпринимал неимоверные усилия «для того, чтобы сломить русский феодализм, отстававший на 2 столетия по сравнению с европейским феодализмом». Маклевский хотел как лучше, но вряд ли такого рода формулировка была лестной оценкой для фигуры Грозного и вообще для оценки поляками российской истории. В этой борьбе Грозного с феодализмом «были истощены силы боярской России, в результате в Московском Кремле оказалась шальная банда польских авантюристов, прибывших вслед за дочерью Мнишека и Лжедмитрием. Но русские бояре все же одержали над ними победу, поскольку польская шляхта в этот период старательно взявшись за хозяйство, занятая продажей волов во Вроцлаве и сплавом пшеницы в Гданьске, утратила политическое чутьё». Русские бояре и князья добились все же компромисса друг с другом, и в итоге «российское государственное чудовище окрепло и устремилось к завоеваниям на Западе».

Он марксист, поэтому никому в голову не приходило разбирать, что же этот наш брат по идеологии понаписал.

На каком основании, и следует ли вообще нам предъявлять Маклевскому претензии? С молодости, помимо революционной деятельности, Маклевский увлекался историей, политэкономией, учился на факультете политических наук в университете в Цюрихе. В 1897 получил диплом за работу «Физиократизм старой Польши».

В 1903 году вышла монография его «Социально-экономические отношения в польских землях, аннексированных Пруссией».

Публицистическое и научное наследие Маклевского довольно обширно. После смерти решено было у нас издать его собрание сочинений. Решили начать с 6 тома, в котором поместили собственно его «Исторические труды», в том числе «Очерк Польского государства». Этот том 6 появился в 1931 году. И на этом издание оборвалось. Т.е. издали всего 1 том.

Поэтому, несмотря на своеобразные оценки, которые мы встречаем у Маклевского по поводу российской и польской истории, он не был отнюдь профаном в нашем деле. В чем же кроется причина его примитивного вульгаризаторского подхода к таким сложным проблемам? Тут очевидно и самомнение автора, его готовность дать авторитетный и четкий ответ на очень сложные вопросы. Причина очевидна. Главная причина в фанатичной вере в правоту учения Карла Маркса. Но сам Маркс тут не причем. Маклевский считал исторический материализм универсальным и безошибочным средством познания истины. И полагаясь именно на него, готов был без колебаний судить о прошлом, настоящем и даже будущем и России, и Польши и даже будущем всего мира.

Такого рода фанатизм встречается не только среди марксистов, и не только в межвоенной исторической мысли. Более свежий и яркий пример фанатичного отношения к собственным идеям это Л.Н. Гумилев, и его теория этногенеза, пассионарности.

Фанатики встречались и среди представителей традиционной академической науки. Но в академической среде фанатизму не очень уютно. Ему не очень позволяют развернуться, поскольку требуют четких ссылок на материал, обязательной опоры на конкретные источники, то ли это древние тексты, то ли исторические исследования коллег, современников или предшественников и т.д. Просто когда заходит речь о фанатике, то обычно он не выдерживает дискуссии на уровне предъявления доводов в пользу за или против своей концепции, а именно этого от него и ожидают.

С другой стороны, когда мы говорим об исторической публицистике, а в большей мере сочинения Маклевского относятся к этому жанру, то следует признать, что историческая публицистика сама по себе – жанр вполне почтенный. С одной стороны историческая публицистика популяризирует уже имеющиеся научные результаты. С другой стороны историческая публицистика может и подготавливать основу, базу, почву для таких исследований. Странно было бы упрекать того же Маклевского, его коллегу поляка Феликса Кона, чеха Богумира Шмираля, Яна Шверму и других польских и чехословацких коммунистов за то, что в угоду бурных социальных и политических потрясений они не смогли оставить все эти насущные дела и засесть в тиши кабинетов за фундаментальные исследования. Понятно, что история зачастую использовалась как средство пропаганды. Это они и осуществляли на практике.

Принципиально важное значение по этой причине приобретает позиция тех, кто держит в своих руках продукцию такого рода. То ли это серьезное историческое исследование, то ли это историческая публицистика.

Любой историограф, любой историк обязан разбираться, где перед ним солидное самостоятельное исследование, которое несмотря на имеющиеся недостатки (а от них мало кто бывает свободен), и все-таки это исследование продвигает вперед важную проблему, а где все же злободневная статья или брошюра, написанная на актуальную тему, востребованная настоящим моментом.

Наш учебник с одобрением перечислил, о чем писали западно-славянские историки-марксисты. «Шверма писал, что политика чешской буржуазии всегда была направлена против пролетариата». Учебник, почти не касаясь научного уровня произведений, совсем с другими критериями подходит к историческим сочинениям тех, кого не записывают к разряду историков-марксистов, т.е. марксистского направления.

Острейшая критика была направлена против чешского историка Йозефа Пекарша. Он сформировался на рубеже 19-20 веков, родился в 1870-1937. Пекарш – ученик одного из самых видных представителей чешского позитивизма, хорошо знакомого по знаменитой полемике о чешских рукописях, ученик Ярослава Голова. Еще в 1895 году вышла его «История Валленштейновского заговора». Она была посвящена загадочному и трагическому финалу карьеры знаменитого полководца 30-летней войны Валленштейна.

Вскоре молодой Йозеф Пекарш смело вступил в полемику с Томашом Масареком по поводу роли религиозных идей в чешской истории. Масарек был склонен преувеличивать роль этих религиозных идей в чешской истории.

С 1905 года Пекарш – профессор Карлова университета. Его авторитет в ученом мире укрепила 2х томная монография, вышедшая в период с 1909 по 1911 книга «О замке Кост». Книга была посвящена анализу хозяйственного и социального состояния одного из чешских поместий 17-18 веков. Опирался в этой книге Пекарш на обширный и весьма разнородный материал.